Послание к галатам

Бельский Максим Александрович

На первый взгляд может показаться, что Павел "противопоставляет" евреев и язычников, а так же противопоставляет апостольству Петра свое апостольство "не от человеков". Однако, во-первых, в том же послании Павел пишет, что в среде христианской не играет роли национальность (Гал. 3: 28), а во-вторых, то, что Павел подчеркивает свое апостольство "не от человеков" не говорит о том, что он против апостолов, принявших свое апостольство от других апостолов! Здесь он просто констатирует факт своего сверхъестественного призвания, а не отрицает этим всех тех, кто получил призвание к Богу через людей. Поэтому все не так просто, как кажется поначалу.

Послание к Галатам было написано Павлом около 50 г. в ответ на смуту, появившуюся в галатийских церквах. Как известно эта смута явилась результатом деятельности неких миссионеров посетивших церкви после Павла с целью подкорректировать некоторые неверные, по их мнению, аспекты проповеди апостола. Эти новоявленные проповедники, которых автор Послания называет смутьянами (1:7), возмущающими церковь (5:12), были "иудействующими" христианами. По словам "апостола", они принесли в церковь "иное евангелие".

Дискуссия в Галатии разгорелась, по сути, вокруг одного единственного вопроса - нужно или нет обрезаться язычникам, принимающим Христа. Отношение к обрезанию фактически определило видимое отличие евангелия по Павлу от так называемого "иного евангелия". Апостол язычников выступил с гневной критикой в адрес иудействующих псевдо-миссионеров и последовавших их взглядам галатийцев. Вспоминая, что посетившие Галатию были христианами и не отвергали Иисуса мессию и веру в него, хочется еще раз поставить вопрос, - что явилось причиной столь резко отрицательной реакции Павла? Что именно было в "ином благовестии" такого, за что Павел требовал от церкви предать анафеме этих проповедников (1:9), а им самим предлагал оскопиться (5:12)? Обозначенный вопрос приводит нас к необходимости еще раз более пристально посмотреть на природу "иного евангелия".

История толкования послания к Галатам знает несколько подходов к пониманию сути галатийской полемики. Традиционно христиане задают следующий вопрос: как спасается человек верою или исполнением Закона? В основе такого подхода лежит предпосылка, что оппоненты Павла стояли на иудейском понимании спасения, которое сводилось к соблюдению предписаний Торы и спасению по делам. Однако затем появился ряд фундаментальных трудов, наглядно иллюстрирующих, что иудаизму первого столетия, равно как и христианству, была чужда доктрина спасения (оправдания) по заслугам. Кроме того, было показано, что доктрина оправдания по вере не является выражением сути теологии Павла. Поэтому такой подход оставляет слишком много вопросов без ответа.

Другой попыткой объяснить галатийское противостояние явилась идея антитезы формы и содержания, выраженная в терминах "духа" и "плоти". Согласно такому подходу, Павел критиковал галатийцев за их чрезмерное следование форме богопоклонения в ущерб его содержанию. Сторонники такого взгляда опираются на последние главы послания, где идет противопоставление духа и плоти. Павел известен своей терпимостью к обычаям, культуре и даже религии своих собеседников. Но эта терпимость явно не относилась к евреям. "Для Иудеев я был как Иудей... для подзаконных был как подзаконный ... для чуждых закона - как чуждый закона ... для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных" - не это ли было моделью Павловой миссии? Каким образом слова "ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание" (Гал.5:6) согласуются с другим высказыванием апостола: "если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа" (Гал.5:2)? А вот каким - Павел, выходец из евреев, стал страстным борцом с иудаизмом.

Возьмем, к примеру, мотив сыновства Авраама, так широко представленный в посланиях Галатам и Римлянам. Анализ аргументов Павла со всей очевидностью показывает, что Авраам и Авраамов завет составляли огромную часть учения его иудействующих оппонентов.

Сводившийся к практике - обрезаться или нет,- вопрос в действительности был гораздо шире и глубиннее. Опуская обсуждение того, что обрезание неизменно должно было повлечь за собой реставрацию всех остальных обрядовых правил, включая систему жертвоприношений, отметим лишь то, что имеет первостепенную значимость в связи с обсуждаемой темой: обрезание фактически означало возврат к иудаизму. Создается впечатление, что для галатийских иноблаговестников христианская церковь находится внутри иудаизма, как его часть, возможно некий "верный остаток". Галатийские оппозиционеры Павла не воспринимали иудаизм и христианство как две различные религии. Впрочем, не они одни. В "Деяниях" Лука констатирует, что тысячи крещенных продолжают ежедневно посещать Иерусалимский Храм, благовествуя там и участвуя в богослужениях. В час молитвы христиане, ведомые Иаковом, братом Господним, Симоном бар Ионой, а также младшим из сынов Заведея, по обыкновению направлялись в Храм. В этот же час толпы Иудеев направляются к святому месту. Кажется, во исполнение слов Иисуса "спасение от Иудеев" христианские общины не только Иерусалима, но Антиохии, Ефеса, Ликаонии, Листры, других малоазиатских городов и даже Рима рождаются и какое-то время существуют на базе иудейских синагог.

С высоты двадцати столетий справедливо будет спросить: почему Иудеи и первые христиане столь терпимо относились друг к другу? Почему формирование общины не знаменовалось моментальным отделением от Иудеев? Ответ один: христианство не рассматривалось как чуждая иудаизму религия.

Именно в таком свете видели происходившее римские историки. Для них христианство - это не более чем иудейская секта. К примеру, Светоний, говоря об указе императора Клавдия в 49 г., пишет: "Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он изгнал из Рима". Тацит в "Анналах" заявляет, что христианство - это зло, происходящее из Иудеи.

Что касается самих Иудеев и христиан, то их взгляды лучше отражают их религиозные руководители. Позиция апостолов Иакова и Петра демонстрирует, что лидеры церкви не воспринимали христианство иначе как реформационное движение, но опять же, внутри иудаизма. Как Иаков Праведный, так и вся Иерусалимская община тяготели более к традициям отцов, нежели к Павловой "свободе во Христе". Поэтому не будет большим преувеличением та мысль, что до определенного момента христиане были лишь сектой, отделившейся от иудаизма, что роднило их с ессеями, с их четко выраженными догматами и практикой. Вообще, вот что пишет немецкий ученый Мартин Хенгель: "Необходимо заметить что в противоположность прогрессивной унификации палестинского иудаизма под руководством раввинов-книжников после 70 г. духовный облик Иерусалима до его разрушения был плюралистичным".

Современники первоначального христианства и, в первую очередь, евреи, видели в христианах иудейскую секту. Именно с таким подходом и боролся Павел. В своей критике галатийцев, Павел, прежде всего, опирался на понимание универсализма церкви. Поэтому-то Павел, обращаясь к галатийцам, заявляет, что "обрезывающимся не будет никакой пользы от Христа" (Гал.5:2). Для апостола польза от Христа не только в том, что он есть спаситель, но в том, что он "посредством креста"" в одном теле примирил всех. Обрезание, за которое ратовали смутьяны, для Павла по сути "ничто" (Гал. 6:15; 1Кор.7:19), но его вред проявлялся в неправильном представлении природы Церкви. "Иным евангелием" становится непонимание универсального значения Христовой Церкви и ее эсхатологической миссии.

Христианство и Павел, как адепт Церкви, не пожелало ограничиться скромным положением секты - оно претендовало на большее, если не сказать на все. Павел действовал с верой в то, что христианству предстояло завоевать весь мир. Едва ли не в одиночку апостол Павел вступил в борьбу за будущее христианства. И во многом благодаря титаническим усилиям этого неугомонного фанатика, христианство определило свое место вселенской, церкви "надиудейской". А евреи, благодаря стараниям Павла, стали идейными врагами христиан и тем источником, в котором христиане черпали свою ненависть к инакомыслящим.

Но не стоит только всю вину за неслыханные преследования евреев переносить на одного Павла. С самого начала своей деятельности Иисус, после очередного озарения в результате уединения, отобрал двенадцать особенно преданных ему людей и назвал их апостолами. Эти двенадцать последователей стали для него учениками. Да и он сам признался однажды, что именно они для него "мать и братья", то есть настоящая семья. Даже Песах, традиционно семейный праздник, он проводит в их кругу. Впрочем, у сектантов всех времен дело обстояло именно так.

Посланникам Иисуса была отведена решающая роль в распространении нового учения. Сначала он поручает им всякие мелкие поручения, например, прозондировать почву перед его приходом в какой-нибудь населенный пункт. Однако постепенно их функции возрастают, они уже и сами начинают неплохо ораторствовать, возвещая наступление новых времен. В конце концов, он выдает им: "Сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых". (Мф 19, 28; ср. Откр 21,14). Они, оказывается, стали новыми судьями колен Израилевых. Другими словами, на смену "недостойным" духовным лидерам пришли новые, "достойные". Не смотря на то, что апостолы Иисуса были евреями, им, вопреки всем стараниям, так и не удалось убедить своих собратьев в правоте его идей.

Новое учение оказались более близким языческим верованиям, чем вере евреев. Все более и более евреи отвергали христианство, и все более и более принимали его язычники, тем более что стараниями последователей Иисуса все основные моменты иудаизма, например соблюдение кашрута и обрезание, отменялись. И так, постепенно, оно развилось в церковь неевреев, позиция которой по отношению к еврейскому народу становилась все враждебней и враждебней, постепенно переходя в гонения. Церковь жестокостью и насилием на протяжении веков пыталась обратить евреев в христианство, но твердость евреев была непреклонна.

Церковь, безусловно, была доминирующей силой в истории человечества, но никогда ей не удавалось одержать победу над евреями. Евреи в нечеловеческих условиях выстояли, благодаря Торе, продолжали и продолжают идти своим путем. Основой такого ожесточенного сопротивления и неприятия были два христианских утверждения, которые евреи не могли принять никогда. Христианство учило, что Бог принял человеческий образ в Иисусе, и что Тора отныне утратила значение. Именно поэтому Павел столь рьяно проповедовал у язычников - образно говоря, в "работе" с евреями его карта была бита.

«Скажите мне вы, желающие быть под законом: разве вы не слушаете закона?Ибо написано: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от
свободной. Но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот
по обетованию. В этом есть иносказание. Это два завета: один от горы Синайской,
рождающий в рабство, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии
и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве;
а вышний Иерусалим свободен: он — матерь всем нам. Ибо написано: возвеселись,
неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучившаяся родами; потому что
у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа. Мы, братия, дети
обетования по Исааку. Но, как тогда рожденный по плоти гнал рожденного по духу,
так и ныне...»

.Аллегория Павла не проста для понимания. Поэтому разбираться нам придется постепенно. Павел говорит, что завет от горы синайской рождалв рабство.Действительно, мидраш говорит, что на СинаеВсевышний впервые называл израильтян рабами (Кидушин 22б):Рабби Йоханан бен
Закай так комментировал этот фрагмент (о рабе, которому прокалывают ухо):
почему именно ухо?! Ухо, которое слышало с Синая: «потому что сыны
Израилевы Мои рабы» (Ваикра 25:55). Мои и ничьи другие. Пошел человек и сделал,
выбрал себе другого хозяина. Такое ухо да будет проколото.В свете того, что Писание так же говорит, что Израиль назван «сыном» (Исход. 4:22). И это противоречие легко
устраняется, если мы вспомним, с чего Павел начал нашу главу — поначалу сын
может быть подобен рабу, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай
в Аравии —Давайте, попробуем понять, каким образом Павел сопоставляет Агарь и Синай. Имя Агарь созвучно арабскому «альхаджар», что означает скала. Конечно же, специалист по фонетике привел бы целую серию возражений против такого предположения. Но у нас речь идет не
столько о фонетике, сколько об обыгрывании слова, об аллегории. Поэтому нас не
должны пугать фонетические сложности. Павел, при таком понимании, говорит, что
гора, скала на арабском языке – «хаджар».Еще одна зацепка – Таргум Псевдо Йонатана, кБерешит (16:7), в котором место, где ангел нашел Агарь у источника, по дороге к
месту, которое названо Хагар. Это же место называет и Таргум Онкелоса. Сравнив с другими источниками в Таргумах, мы можем увидеть, что это
место названо так же и Халуца, что уже содержит некоторое указание на близость с Синаем. Может быть это означает, что Хагар – это место
на Синае, близко к самой горе Синай? По всей видимости, Павел, указывая на
происхождение Агари с района Синая, делает такую параллель.И так, высказав догадки о том, каким образом Агарь может быть связана с Синаем, рассмотрим другой вопрос. Каким образом гору
вообще можно сопоставлять с женщиной и как вчерашний Синай мог стать
сегодняшним Иерусалимом?До нас дошла интересная параллель. Апокрифическое пророческое видение, в котором провидец встречает женщину, с очень похожей
судьбой. Синай, Сион – гора в Аравии Сирийская версия 4-й книги Эзры:«Когда я это говорил в сердце моем, я поднял глаза и увидел с правой стороны женщину, плачущую и рыдающую громким голосом,
вздыхающую в своей душе и весьма опечаленную; ее одежды были разодраны, а на
голове ее была персть.Я оставил те вещи, о которых я думал,повернулся к ней и сказал ей:«Почему ты плачешь и печалишься в твоей душе?»Она ответила мне: «Позволь мне, господин мой,плакать о себе и продолжать воздыхать, ибо горько душе моей и я сильно
унижена».Я сказал ей: «Поведай мне, что случилось с тобой».Она ответила мне: «Я, твоя раба, была не плодна и не рождала, хотя и была со своим мужем тридцать лет. Каждый день и
каждый час в эти тридцать лет я просила и умоляла Всевышнего днем и ночью, а
после этих тридцати лет Бог услышал голос твоей рабы, увидел ее унижение,
воззрел на мое страдание и дал мне сына. Я весьма возрадовалась и насладилась
им, я, мой муж и все жители моего города, и прославляли мы Всемогущего. Я
взрастила его с великим трудом. А когда он вырос, я пришла, чтобы взять ему
жену, и устроила день праздника и великую радость. Но войдя в свою брачную
комнату, мой сын упал и умер. Я же низвергла светильники, а все жители моего
города восстали, чтобы утешить меня. Я ничего не делала до следующего дня и до
ночи. Затем, после того как все заснули, полагая, что и я сплю, я встала ночью,
удалилась [оттуда] и пришла, вот, как ты видишь, в эту долину. Я решила, что
более не войду в город, но буду здесь, не буду ни есть, ни пить, но пребуду в
постоянном плаче и посте, пока не умру».Я же оставил свои мысли, те, которые занимали меня до этого, и ответил ей с гневом: «Женщина, ты гораздо безумнее всех
женщин. Разве ты не видишь наше горе и то, что случилось с нами?! Вот, Сион,
мать всех нас, в большой печали и унижена великим унижением. А сейчас следует
плакать — все мы плачем; ты печалишься об одном своем сыне, а мы, весь мир, — о
нашей матери. Спроси же землю, и она скажет тебе, ибо она должна плакать, так
как много тех, кто были на ней, и сначала все те, кто были на ней, и прочие,
те, кто будут, вот, все они идут в погибель, и множество их возникло для того,
чтобы быть уничтоженным. Итак, кто должен сильнее плакать: она, потерявшая все
свое множество, или ты, плачущая [лишь] об одном. Если же ты скажешь мне:
непохож мой плач на [плач] земли, ибо я потеряла плод моей утробы, который я
родила в муках и вырастила в скорбях, а земля — в соответствии с природой
земли: то множество, которое пришло на нее, ушло так же, как пришло, — [тогда]
я скажу тебе снова: как ты в муках родила, так и земля дала изначально свой
плод, человека, Тому, кто создал его. Итак, удержи теперь свою боль внутри себя
и мужественно переноси случившееся с тобою зло, потому что если ты будешь
считать праведным это решение суда Всевышнего, то ты и сына твоего получишь в
[свое] время, и будешь прославляема среди женщин. Итак, войди в город к своему
мужу».Она ответила мне: «Я так не поступлю, не войду ни в город, ни к моему мужу, но умру здесь».Я снова стал говорить ей: «Нет, женщина! Нет,женщина! Не делай этого, но внемли несчастью Сиона и утешься горем Иерусалима.
Ибо вот, ты видела, что наши святилища разрушили, наши алтари низвержены, наш
храм разрушен, наше богослужение прекратилось, наше славословие отнято, наша
гордость пала, сияние нашего светильника погашено, ковчег Завета захвачен, наши
святые осквернены, оскорблено имя, произнесенное над нами, наши князья
презрены, наших священников сожгли огнем, наши левиты взяты в плен, наши девы
осквернены, наши женщины обесчещены насилием, наши провидцы уведены, наши
праведники рассеяны, наши юноши порабощены, наши богатыри унижены; и то, что превосходит
все это, в отношении печати Сиона, — ныне отнята печать и слава его и передана
в руку ненавидящих нас. Итак, ты отбрось от себя множество твоих горестей,
чтобы Всемогущий был доволен тобой и чтобы Всевышний отвел от тебя горести
твоей заботы».Когда я говорил с ней, вот, ее лицо весьма просветлело и вид лица ее стал похожим на молнию. Я весьма испугался подходить
к ней, и мое сердце было очень потрясено. И пока я размышлял, что бы могло
[означать] это видение, вдруг она воскликнула громким и страшным голосом, так
что от ее голоса потряслась вся земля. Я посмотрел, и вот, женщины более не
было мне видно, но [был виден] строящийся город, и появилась местность, как будто
[состоящая] из огромных фундаментов. Я испугался и вскричал громким голосом:
«Где ангел Уриил, который с первого дня пришел ко мне? Ибо это он заставил меня
прийти к этому множеству ужасов, и мой конец стал крахом, а моя мольба —
бесчестием».Пока я еще говорил это, лежа на земле, как мертвый, пришел ко мне тот Ангел, который приходил ко мне ранее, и увидел, что
я лежу на земле, как мертвый, и мой разум помутнен. Он взял меня за руку,
укрепил меня, поднял меня на ноги и сказал: «Что с тобой и чем ты потрясен? И
почему помутился твой ум и разум твоего сердца?» Я сказал ему: «Потому что ты
покинул меня. Ибо я поступил так, как ты мне сказал, вышел в поле, и вот, я
видел и вижу то, что я не могу объяснить».Он ответил мне: «Встань на ноги твои и я поведаю тебе». Я сказал ему: «Говори, Господин! Только не оставляй меня, чтобы
я не умер не в свое время. Ибо я видел то, чего не понимал, а [ныне] слышу то,
что мне не дано [постигнуть]. Или мой разум обманывает меня, а моя душа видит
сон? Но теперь я молю тебя, Господин: поведай рабу Твоему об этом страшном
видении».Он ответил мне: «Слушай меня, и я научу тебя и дам тебе откровение о том, чего ты боишься, ибо Всевышний открыл тебе многие
тайны. Ибо Он увидел твою праведность — как сильно ты печалишься о своем народе
и горько плачешь о Сионе. Итак, вот [как обстоит] дело. Эта женщина, явившаяся
тебе недавно, которая плакала и которую ты начал утешать, а теперь она явилась
тебе не как женщина, но как строящийся город, которая рассказывала тебе о
несчастье с ее сыном, — вот объяснение. Эта женщина, которую ты видел, — это
Сион, который ты сейчас видишь как строящийся город. А то, что она сказала тебе
о себе и о том, что она была бесплодна в течение тридцати лет, — это потому,
что [Сион] существовал в мире три тысячи лет, в то время как в нем не
приносилась жертва. А после трех тысяч лет Соломон построил город и принес в
нем жертву; тогда [и] было, что бесплодная родила сына. А что она сказала тебе,
что она воспитала его в мире, — это было пребывание в Иерусалиме. А что она
сказала тебе: сын мой вошел в свою брачную комнату и умер, — это падение и
бедствие Иерусалима. А что ты видел подобие [Сиона], как он оплакивает своих
сыновей, и ты начал утешать его в том, что с ним случилось, вот, Всевышний
увидел, что ты горюешь от всей души твоей и от всего сердца печалишься о нем, а
я показал тебе свет его славы и благолепие его красоты.»Стоит попросить прощения у читателя за столь длинный отрывок. Но он наглядный пример того, что гора Синай, а в последствии и
Иерусалим, могут быть представлены в качестве литературного приема, как одна
женщина. Та самая женщина родила на Синае, а после растила в Иерусалиме.
Поэтому она и есть Синай-Иерусалим.Так Павел строит логику своей аллегории. Агарь это Синай. Синайский завет родил в рабство. Не в рабство, собственно, но в
детство под присмотром детоводителя, которое с рабством вполне сравнимо. Но мы,
читавшие Писания, помним, что Агарь родила благодаря человеческому
вмешательству в ход событий. Сарра решила, что она стара и уже не может родить.А как же с обетованием?Рождение Ишмаэля от Агари не отменяет обетования Аврааму, что у него будет сын по духу.Точно так же и заключение Завета на Синае не отменяет обетования о заключении другого Завета – в духе.Павел сопоставляет рождение Ицхака — т.е исполнение обетования Аврааму о сыне, как параллель к исполнению другого
обетования – заключение завета со всеми народами – обетование Машиаха. Чтобы усилить эту параллель, Павел обращается к другому образу, столь знакомому читателю первого века – Небесному Иерусалиму.
Мы знаем, что Моше строил Храм согласно тому образу, который видел на небесах.
Во времена Второго Храма люди представляли себе Небесный Иерусалим, как город и
святилище, витающие в воздухе, над Иерусалимом земным. Не зная порабощения и не
зная греха. Святилище это, как веровали долгое время, хоть и витает над
Иерусалимом, не срастается, не соединяется с ним. Из-за того, что само земное
святилище нечисто. По той причине, что люди в Синайском завете еще в состоянии
рабов.Но новый завет, тот о котором говорит Павел и тот о котором говорил Иеремия – обновленный завет, основывается на излиянии духа из
Небесного Иерусалима – а значит все сыны этого завета – сыны Ицхака по
обетованию.Павел замечает далее, что подобно тому, как в давние времена Ишмаэль, рожденный по плоти, гнал Ицхака, так и ныне люди одного
Завета, не принимают людей другого. Нам же нужно помнить, что частью замысла
Всевышнего является не разделение между земным и небесным, а укоренение земного
Иерусалима в небесном. Так, чтобы оба Иерусалима соединились в одно.
Заповеди Торы при этом никуда неисчезают. И Синайский Завет не отменяется. Но исполнение заповедей начинает происходить не из страха, а под водительством Духа Сына, который живет
в каждом, кто вверил себя Йешуа.«Что же говорит Писание? Изгони рабу и сына ее,ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной. Итак, братия, мы
дети не рабы, но свободной».На первый взгляд, Павел говорит здесь нечто, что противоречит тому, что мы сказали несколькими строками раньше. И если мы уже
обратились к традиции Таргумов, то можно вспомнить и слова Сарры, которые
приводит так называемый Фрагментарный Перевод:«После того, как мы пришли из земли чужой и я была не в состоянии родить, я дала служанку свою тебе на лоно. Но когда она
увидела, что у нее есть ребенок, она стала показывать мне свое презрение, как
никогда раньше. И пренебрегала уважением ко мне. Но сейчас, когда моя проблема
раскрывается перед Господом, он даст мир между мной и тобой и тогда земля
заполнится нашими детьми, так что у нас уже не будет нужды в Агари, дочери
Фараона, дочери того самого Нимрода, который бросил вас в огненную печь».И так, как кажется, в свете того понимания,которое дает нам традиция Таргумов, сынов Агари, всех тех, кто в Синайском
Завете надо просто изгнать. Они не наследуют землю. А от нас, сынов Ицхака
будет произведен новый народ.Но что говорит Павел? Он говорит: «Я сораспят Машиаху». А что говорит сам Машиах? Может быть он говорил: Бросьте все эти синайские глупости? Нет,конечно. Он говорит (Иоанна. 3:7): «надо вам родиться свыше».Не Завет отменен, но входивший в Завет вошел в полноту. И уже не нуждается в надсмотрщиках, ранее державших его в страхе. Упали перегородки, сломалась
золотая клетка и сыновья Ицхака по обетованию понесут полноту Торы
язычникам, даже до края земли.Рожденные от Духа не знают ограничений. Их чистота — пригодность к служению Богу — не может пострадать. Их чистота не
связана с обрезанием и не обрезанием. Не зависит от пола и национальности.
Потому, что они не дети рабы, но дети свободной.Павел здесь повторяет уже высказанную ранее мысль, но как сам и сказал, обосновывает ее на Законе, для тех, кто опирается
на Закон. Что ж, для него это возможность показать, что вопреки их
предположениям, в Законе он разбирается неплохо.