Тетради раздел 3

                О критической философии Канта

Всякое мышление, исходящее из готовых предпосылок, несвободно. Оно, можно сказать, запрягает телегу впереди лошади, ибо имея готовые, взятые с потолка исходные утверждения, приводит рассуждения к заранее сделанному выводу, который уже содержится в этих утверждениях. Такое мышление  кончает тем же, с чего и начало – неверными выводами, которые, в свою очередь, послужат почвой для дальнейших ложных учений, обкрадывающих самих себя своим нежеланием знать истинного положения вещей.
Философия Канта, смеющаяся над неуклюжими философскими построениями древних, сама, пребывая в сфере рассудочности, пришла к парадоксу: по ее утверждению, всякое определение должно быть обусловлено другим определением, и, следовательно, всякое определение конечно, а значит, в человеческих рассуждениях и нет места абсолютному. С другой же стороны, Кант говорил, что мысль есть объективное и необходимое понятие, т.е. имеет всеобщую природу, но, отводя ей роль лишь нашей мысли, а мы ограничены особенностями лишь собственной личности, он получил конечную бесконечность. Т.е. мысль, по Канту, по своей природе бесконечна, но поскольку она принадлежит лишь нашему сознанию, ограниченному своей индивидуальностью, она конечна.
Ошибка Канта, по мнению Гегеля, состояла в том, что, подвергнув изначально критике рассудочные измышления метафизиков, он сам не вышел из сферы рассудочности, замкнувшейся в четырех стенах своего здравого смысла, отрицающего сверхчувственное. Кант не имел возможности, из-за нежелания видеть истину, поднять глаза к небу, обольстительно сверкающему в темноте нашего невежества бесконечно далекими звездами абсолютного.
Критическая философия Канта устранила понятие разума, как функцию внешних, по отношению к нему факторов, которыми являются чувства и впечатления. Разум понимается критической философией, как разумная воля, всецело определяющая себя не каким-то случайным, но, напротив, всеобщим образом. Т.е. двигаясь по законам разума, а не случая.  Главным достижением Критической философии стало ее признание независимости разума, его абсолютной свободы в себе.
Однако, этот принцип действия абсолютно свободной воли, все же, нельзя рассматривать в ее изолированности от внешних реалий, человек не может вершить, что захочет, руководствуясь лишь своими желаниями, поскольку он свободен. Свобода состоит не в том, чтобы избегать воздействия нравственных и моральных законов,  но в том, чтобы,  настроив строй души в соответствии с ними, сделать  их  внешнее бытие своей внутренней реальностью. Наш дух переплавляет безразличную к себе внешнюю действительность по своему образу и подобию. Он получает в этой деятельности  наиболее полное определение своей свободы, которая и состоит в постоянном взаимном проникновении друг в друга  внешних явлений мира и свойств нашего духа, в вечном их обоюдном становлении, как частей единого, неделимого целого.
Может возникнуть вопрос: как может мысль, делающая окружающий мир своей частью,  воплощаться в предметы? Ведь предметы материальны, а мысль бесплотна. Дело в том, что мысль незримо разлита во Вселенной, все законы, управляющие ею, разумны, таким образом, продукты деятельности Вселенского разума перманентно окружают нас, и, вступая с ними во взаимодействие, философски мысля, мы можем и воздействовать на окружающую нас действительность. Как говорил Спаситель своим ученикам, «если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас» (Мф.17:20). Эти слова подтверждают, что очищенный дух может вступить во взаимодействие с вселенскими силами всеобщего разума, создавшего окружающий нас мир, как архитектор строит дом, или художник создает картину.
Но, конечно, простому обыденному сознанию это недоступно, хоть человек будет сто лет таращиться на гору, приказывая ей сдвинуться с места. Тут вступают в силу такие могущественные силы, как Вера и Любовь, которые Создатель вселенной открывает в своих наиболее верных последователях, следующих за возлюбленным Его Сыном, посланным  Им на землю, чтоб принять на себя человеческие грехи. Такие последователи называют себя христианами. Искупитель говорил, что единственный путь к такому состоянию духа, когда человек отчетливо видит отсветы горнего мира в окружающей его природе – это пост и молитва, других путей нет. И мы всякий час можем попытаться ступить на этот путь, чтобы новый человек, человек новой формации, пример которого явил Христос, ожил бы и в нас. Ожил в противовес ветхому человеку, унаследовавшему у проотца Адама свою поврежденную природу с печатью первородного греха на челе.
Таким образом, мысль, незримо присутствующая во вселенной, в ее живой и неживой природе, есть наиболее тонкий и высокоорганизованный вид материи. Она незримо парит в мире, включая в себя все остальные виды движения материи, как свои ниже организованные ступени, подвластные ей. Таким образом, и работа мысли есть главенствующая, определяющая всю дальнейшую  человеческую деятельность работа, которая включает в себя, как составляющие, все остальные, частные виды работ.

* * * 

Если Критическая философия понимала под разумом чисто формальное тождество (разум есть разум), никак не затрагивающее все богатство нашего внутреннего духовного и чувственного мира, то точка зрения т.н. непосредственного знания, которое сродни эмпиризму, хотело иметь дело лишь непосредственно с самими чувственными категориями, принадлежащими нашему внутреннему миру. Тем самым эмпиризм выхолащивал из них их сущность, как таковую.
Как же происходит выхолащивание содержания из таких наших внутренних понятий, как долг, честь, совесть и др. при рассмотрении их непосредственным знанием? Я уже приводил выше пример с ребенком. Если мы будем говорить, что ребенок есть ребенок,  сегодня он такой, а каким будет завтра, никто не скажет, то мы тем самым игнорируем его внутренние качества, нуждающиеся в развитии, отрицая тем самым необходимость его воспитания. Самым ярким представителем подобной философии был Жан Жак Руссо, считавший всякое привитие ребенку морально-этических качеств насилием над личностью. Т.е. непосредственное знание признает существование морально-этических качеств в человеке, но, видя их непосредственно здесь и сейчас, оно полностью отрицает их развитие, объявляя его законы непознаваемыми.
Проводя цепочки доказательств от утверждений, обусловленных чем-то одним, к обусловленности этого одного чем-то другим, обусловленным, в свою очередь, чем-то третьим, эмпиризм заключал, исходя из конечности всякого непосредственного знания, о конечности познания вообще.   
Примечание:
Эмпиризм в своем мышлении был так же несвободен, как и сама критическая философия, ибо в своих рассуждениях всегда имел некую изначальную предпосылку о конечности познания вообще. Сколько бы мы ни рассуждали, вывод всегда будет один: истина непознаваема. Самым известным представителем такой точки зрения, свидетельствующей о полном упадке духа, был Понтий Пилат, воскликнувший в разговоре с Иисусом: «Что есть истина?» Мышление, оперирующее в своем движении одними лишь рассудочными категориями здравого смысла и личного опыта, не вырывается из  границ чувственного.  Никто не говорит, однако, что здравый смысл и опыт должны отсутсвовать в нашей жизни, но опыт, как известно, у всех свой, и он часто приходит в противоречие с опытом, полученным в иных обстоятельствах другими людьми. Нельзя всем слушаться чьего-то личного опыта, ибо он, как и инстинкты, гнездящиеся в нас, единичен и не является критерием истины.  Следовать, как сейчас модно, за инстинктами, что называется ныне «быть естественным», «следовать своей природе» или «быть самим собой», значит попасть в непредсказуемую стихию, где каждый инстинкт кричит свое, напрямую опровергая другие инстинкты, и в отсутствии стремления к истине, не имея путеводной нити законов морали и этики, человек, следуя лишь своей природе, заходит в духовный тупик, где ему остаются доступны лишь чувственные удовольствия, которые, как известно, быстро переходят в свою противоположность.
Критическая философия следовала за эмпиризмом, справедливо считая, что опыт  - это единственная твердая почва для осознания окружающей действительности,  однако, в отличие от эмпиризма, она отличала Истину от ее восприятия, полученного из одних чувственных ощущений. Чувственное восприятие Истины критическая философия оценивала, как единичное, но не всеобщее ее определение.  Однако, одного этого понимания было еще недостаточно. К осознанию истины приходят не механическим отделением в явлении случайного от всеобщего. Истина принадлежит, в терминологии Гегеля, спонтанности нашего мышления, которое необходимо поглощает безразличную к себе единичную реальность, устремляя ее к единству своей сущности.