Космос. 9

   Тук-тук-тук...
   Тук-тук-тук...
   Тук-тук-тук...
   Он стучит по столу своими тонкими, как у паука, пальцами.
   Его глаза постоянно смотрят на меня.
   Он то и дело кашляет.
   Кхе-кхе.
   Он сказал:
   – Делается что-то неладное, мне нужна поддержка таких простых людей, как ты. Чтобы помочь сбросить Орнта.
   Тук-тук-тук...
   Он улыбнулся, показав мне свои жёлтые зубы. Его пальцы стучали по столу, а глаза не отрывались от моих глаз. В них читалась тревожность. Тревожность и безумие. Я сказал, не отводя от него взгляда:
   – Я даже не знаю твоего имени.
   Его пальцы стучали по столу. Его ногти были коротко подстрижены. Волосы были зачёсаны назад, причёсаны. Он смотрел на меня, так, что мне становилось не по себе.
   Кхе-кхе.
   – Мы должны были высадиться на Артоне, – сказал он, проигнорировав мой вопрос. – Построить себе милые домики, рожать детей, садить земные деревья, выпускать в леса земных животных... Мы должны были жить счастливо, под ясным небом. Но нет. Мы проснулись раньше времени, и теперь ничто не имеет значения. Ни ты, ни я, ни наука, ни Новая Россия. Мы знаем, что умрём тут, так и не узнав, что это такое – Артон. Что это такое – приключение. А раз мы умрём тут, мы умрём достойно. Нужно сбросить Орнта, вернуть фильмы, вернуть книги и зажить. Ты понимаешь?
   Тук-тук-тук...
   – Я даже не знаю, как тебя зовут.
   – По идее, по идее Орнта, ты должен звать меня господином. Но мне плевать. Меня зовут Андрон Каллиус, я главный надмотрщик Тюремного отсека. Мне нужна поддержка.
   Его пальцы стучали по столу, его пальцы, его пальцы. С равным интервалом, соблюдая некий ритм. Я сказал:
   – Я с тобой.
   Кхе-кхе.
   Он сказал:
   – Отлично. Если есть возможность, скажи об этом кому-нибудь.
   Я встал из кресла, что было напротив его орехового стола, его кресла, за которым он сидел, пары абстрактных картин за его спиной, вентиляции под потолком.
   Тук-тук-тук...
   Он сказал:
   – Скоро прольётся кровь.
   Я вышел из его кабинета. На меня хмуро посмотрели его охранники, следили за мной взглядом, пока я шёл по коридору, до круглой комнаты, до поворота. Следили за мной своими голодными взглядами, провожали, покачивая дубинками, переступая с ноги на ногу. Следили, следили, смотрели в мою спину, на мой белый комбинезон, за время пребывания тут ставший уже серым, в мой затылок, когда-то, ещё на Земле, обстриженный, но уже начинающий зарастать. Следили за моими ногами, мерно передвигающимися по коридору, до круглой комнаты, до поворота. Следили и хотели, чтобы я сделал что-нибудь не так, они следили и хотели избить меня, следили и следили, впритык, как Каллиус, как совы ночью, выпятив свои накачанные кровью глаза.
   Я ушёл.