Фальконет и фузея

«Теперь у государя есть пушечные литейщики, немцы и итальянцы, которые кроме пищалей и пушек льют также железные ядра, какими пользуются и наши государи…»
«Записки о Московии» (Rerum Moscoviticarum Commentarii), 1549 год, барон Сигизмунд фон Герберштейн.


***

В Европе развитие огнестрельного оружия, ружей, мушкетов, пистолетов, а также большой и малой артиллерии, шло под значительным влиянием оружейного искусства арабов. Сначала все новшества с Ближнего Востока попадали в Испанию и испанские владения, а потом уже распространялись по всей Европе и далее.

В 1532 году, за пятнадцать лет до описываемых событий, арабский мастер по имени Акиль, что по-арабски означает «разумный», приехал с четырьмя подмастерьями в Неаполь по приглашению властей испанского вице-королевства. Акиль приехал с семьёй, женой и дочерями. Подмастерья же были ещё малы, троим было по двенадцать лет, а самому младшему, Джамилю, исполнилось только десять лет. Мастер открыл мастерскую и стал делать ружья с новым замком, без традиционного фитиля, с кремнем. Такой замок был значительно сложнее в изготовлении, но имел несколько важных преимуществ перед традиционным фитильным. Фитиль, сделанный из пропитанной селитрой верёвки, надо было сначала разжечь и поддерживать горение, а горел фитиль быстро, за час прогорал на длину локтя. При перезарядке ружья зажжённый фитиль надо было тушить или помещать подальше от ружья. Дым и огонь от горящего фитиля были видны издалека, особенно в сумерках и ночью. Да и точному прицеливанию тлеющий возле лица шнур немало мешал.

С кремнёвым ружьём всё было по-другому. В строю на поле боя стрелки могли сколь угодно долго дожидаться приказа о выстреле. В карауле солдат мог находиться несколько часов с заряженным оружием и сразу выстрелить при необходимости. И в засаде стрелок был совершенно невидим и мог спокойно ждать возможности сделать точный смертельный выстрел.
Испанские власти за хорошие деньги выкупали у мастера все ружья с кремнёвым замком. Джамиль уже не раз думал о расширении дела, но для этого надо было нанимать новых подмастерий, и существовала возможность, что выучившись и освоив все секреты изготовления ружейных замков, подмастерья уйдут на вольные хлеба, составив конкуренцию своему бывшему учителю. В своё время сам Акиль поступил точно так же.

***

Этот город можно только любить или ненавидеть. Несмотря ни на что, Джамиль успел полюбить этот шумный и своеобразный город, жизнь в котором бурлила и хлестала через край. Видимый из любой точки города вулкан Везувий служил ежедневным напоминанием, что нормальная жизнь может в любой момент прекратиться. Неаполь за свою долгую историю видел всякое. Извергался вулкан, засыпая пеплом целые города и деревни вокруг. Приходили и уходили захватчики. А местные жители не унывают. Неаполитанец из простого народа всегда поёт, смеётся и танцует, кажется, что у него музыка в венах... А что ещё там может быть, ведь власти хуже любого вампира высосали из него всю кровь до последней капли. И поэтому периодически народные бунты и восстания потрясали устои жизни. Любая власть знает, что простой народ должен быть тупой и довольный, таким править легко, просто и приятно. Именно такой он обычно и есть. Собственно это используют и злоупотребляют этим все существующие власти. Но иногда терпение народа неожиданно заканчивается, и против власти вспыхивает бунт.

В мае 1547 года в Неаполе начался бунт населения против введения суда инквизиции в городе. За два месяца боёв никто не мог одержать верх, и тогда испанский вице-король отдал неслыханный приказ. Из городских замков Кастель Нуово и Кастель Капуано, от которых народ ждал только защиты от врагов, орудия начали стрелять по городу. Артиллерийский обстрел продолжался несколько дней.

***

В ходе боёв какой-то испанский офицер решил напасть на кварталы евреев и мусульман, чтобы воспользоваться ситуацией и во славу христианской церкви истребить максимальное число нехристей.

В мусульманском квартале проживали в основном ремесленники и оружейники: литейщики, кузнецы, столяры. Зажиточные мусульманские купцы предпочитали селиться отдельно от небогатых мастеровых соотечественников.
Через сутки власти разобрались в ситуации и приказали прекратить погром, но результаты сакральной бойни оказались значительными. Купцы и менялы не пострадали вообще, а вот многие цеха оружейников остановились без мастеров и подмастеров. Очень многие оружейники были убиты или исчезли в неизвестном направлении.

***
Сопротивляться вооружённой пехоте ремесленники не могли и не умели, им оставалось только умереть или спасаться бегством. Часть из них прорвалась в порт. Люди пытались спрятаться или забраться на корабли. Пять человек успели подбежать к торговому шведскому судну с надписью на борту «Густав», готовому к отплытию, и забежали по мосткам на палубу.
В это время в порт вступил отряд испанской пехоты. Солдаты начали стрелять по разбегающимся людям. В суматохе испанцы всё же заметили людей, спешно забравшихся на купеческий корабль.

Капитан «Густава» первым делом приказал схватить и связать беглецов. У троих виднелась кровь из свежих ран. Капли крови падали на палубы и были заметны на трапе и палубе корабля.
- Позвать сюда переводчика. Кто вы такие? Что тут делаете?

В нужные моменты переводчиком на корабле выступал матрос родом с Мальты, знающий по нескольку слов из многих языков Средиземноморья. То, что он не понимал, сразу домысливал, поскольку проверить его всё равно никто не мог. Всех это устраивало, ведь при коммерческих переговорах основные сделки заключались при показе товаров и денег и недвусмысленных жестах и знаках согласия или отказа, универсальных во всём известном обитаемом мире.

Толмач стал быстро расспрашивать пришельцев, активно жестикулируя.
- Говорят, что не местные, тут работают, с какими-то птицами дело имеют. Фальконе, говорят, это птица такая.

Капитану совсем не нравилась мысль ссориться с испанскими властями из-за каких-то торговцев гусями или курами. Он брезгливо поморщился и приказал, махнув рукой:
- Выбросить их за борт.

Пленники внезапно догадались по мимике и жесту о сути приказа и громко и отчаянно закричали. Переводчик старательно прислушивался.
- Говорят, что они ещё и пушки делают, оружейники они, но только пушки получаются маленькие, как птицы.

Это меняло дело. Оружейные мастера были ценным товаром, северные варвары неслыханно щедро платили за них. Перспектива получить сказочную прибыль подавила страх. Расспрашивать про маленькие пушки и птиц времени не было.

- Ладно, пока в трюм их, и связать покрепче, потом посмотрим, что с ними делать.

На причал строем вышли испанские солдаты с мушкетами наперевес. Сержант со шпагой в руке проходил вдоль пришвартованных кораблей и громко требовал от всех капитанов вернуть поднявшихся беглецов вниз. Шутить испанцы были явно не намерены. Матросы со многих кораблей начали выталкивать на причал беженцев. Испанцы прикладами и штыками сгоняли несчастных к портовым воротам. С пленными не церемонились.

Капитан «Густава» понимал, что скрыть присутствие беглецов на корабле невозможно, пятна крови на мостках и на палубе явно указывали на наличие недавно раненых людей. Но вот за количество беженцев вполне можно было побороться. Риск огромный, но жадность перевешивала. Продать в северных странах оружейных мастеров можно за огромные деньги, которые и за многие годы контрабанды и торговли не заработать. Он приказал доставить из трюма двоих из пятерых беглецов, с открытыми ранами, развязать и вывести их на причал.

Испанцам не было времени и сил осматривать все корабли. Солдаты поднимались только туда, откуда не вывели ни одного беглеца. На одном из кораблей нашли спрятавшихся людей. Через пару минут и беглецы, и весь экипаж вместе с капитаном оказались на берегу. По действующим законам любого, попытавшегося обмануть испанские власти и укрыть бунтовщиков, ждали пытки и виселица, но капитан знал правила игры, он рискнул и проиграл. Это был тот редкий случай, когда никакими деньгами и драгоценностями нельзя откупиться от неумолимого наказания. Простых моряков корабля никто не спрашивал, но и они хорошо представляли, на что идут, вербуясь на корабль. А сегодня Фортуна отвернулась от них. В последний раз. Спокон веков жизнь так устроена, моряков всегда качает, или бурное море, когда они на палубе своего корабля, или ветер, мерно колышущий повешенных пиратов и контрабандистов. А честных моряков природа не знает, и плавают по всем морям и океанам пока не пойманные преступники.

***

«Густав» медленно выходил из залива мимо замка Маскио Анджоино. Пушки на башнях и орудийные батареи на молу перед замком безмолвно наблюдали за неторопливым движением корабля. Через час после выхода в море капитан приказал доставить пленников из трюма.
- Рассказывайте.

Разговор складывался тяжело. Капитану хотелось знать, насколько ценной была его добыча, полученная со смертельным риском. Пленникам нужно было любой ценой сохранить свою жизнь и убедить моряков в своей значимости и ценности.

***

Акиль, как мастер, чувствовал полную ответственность за своих подопечных и считал делом чести спасать своих подмастерий и помощников. Один из подмастерий сразу погиб в своём квартале при нападении испанцев, его застрелил солдат, по жуткой иронии судьбы – из ружья с безотказным кремнёвым замком. Двоих вытолкнули с корабля на расправу испанцам. Что с ними произошло дальше, узнать уже было невозможно.

Он организовывал бегство оставшихся в живых друзей и шёл последним. По пути к ним прибился знакомый мастер из арабов – литейщик пушек Джахм. Пуля догнала Акиля уже на входе в порт. Хотя ранение в руку не казалось очень серьёзным, но лекаря среди команды корабля и беглецов не было. Пулю достали без труда, но промывание раны морской водой и перевязки не дали нужного результата. Воспаление возникло быстро и не утихало. Сразу после Гибралтара пришлось выбрасывать покойника.

Пока матросы тащили тело и выкидывали его за борт, Джамиль и Джахм успели вполголоса помолиться за покойного и произнести дуа за умершего: «O Аллах, раб Твой и сын рабыни Твоей нуждался в Твоём милосердии, а Ты не нуждаешься в мучениях его! Если творил он благие дела, то добавь ему их, а если совершал он дурное, то не взыщи с него!»

Из всей добычи моряков остались ружейный подмастерье и мастер маленьких пушек. Капитан знал, что лучшую цену платят русские. Он слышал об официальной политике Ганзы по отношению к русским варварам, и поэтому решил продать пленников в Амстердаме, который не входил формально в Ганзейский Союз.

***

В Амстердаме капитан «Густава» нанял место на ярмарке в рядах продажи пленников и повесил табличку: «B;chsenmacher von Damaskus» - «Оружейный мастер из Дамаска». Пленники в кандалах сидели на скамейке под табличкой.

Все заинтересованные в покупке первым делом пытались выспросить, могут ли иноземцы из Дамаска ковать дамасскую сталь, но Джамиль с Джахмом секрета дамасской стали не знали. Джахм не мог внятно объяснить покупателям, что если бы умел ковать дамасскую сталь, то никогда в жизни не покинул бы свою страну, дом и семью, не поехал бы искать счастья за моря, а жил бы богато, уважаемым мастером, имел бы свой большой дом и маленький гарем, кучу детей, мастерскую и толпу подмастерьев. Продавал бы он свои клинки только самым богатым и знатным покупателям. У него султаны в очереди толпились бы, да вот не допущен он к таким тайнам мастерства. Вот пушку маленькую он отлить может, и врагов из этой пушечки можно убить гораздо больше и быстрее, чем любым самым замечательным клинком. Но слов для такой речи ему явно не хватало, приходилось только качать головой в знак отрицания и разводить руками.
Капитан договорился в порту с местными купцами, чтобы на торгах по продаже пленников специально подставленные люди постоянно повышали цену. Игра была рискованная, в любой момент можно было бы остаться без барыша, но подставные были опытными, и понимали, когда нужно прекращать повышать ставки. За свои услуги они получали десятую часть от конечной цены.

Интересовались многие, но в итоге пленников купили русские, неизменно перебивая предлагаемую другими цену. Ничего удивительного: они всегда платят больше за ремесленников и оружейников, чем европейцы. Причина проста: добровольных мастеровых переселенцев в Россию давно уже не было, так как они не могли свободно проехать через страны Ганзы. Уже в течение сорока лет русских послов с нанятыми заморскими мастерами не пропускали власти Речи Посполитой. А в 1533 году в городе Любеке совещанием всех приморских городов Ганзейского Союза принято решение не поддерживать морской торговли с русскими, чтобы те «не имели оружия и не обучались воинскому искусству». Заключить контракт о переезде на Русь с вольными европейскими мастерами стало невозможно, поэтому русским чиновникам поневоле приходилось скупать пленников, привозимых отовсюду. Настоящие мастера среди невольников встречались крайне редко. Да даже и опытных подмастерьев трудно было отыскать.

В торгах участвовали двое русских, не считая нескольких слуг. Дьяк Посольского Приказа и купец приценивались к товару. Говорил в основном купец, так как молодой дьяк, присланный недавно, плохо пока понимал и говорил на заморском наречии, да и к нравам местных ярмарок ещё не вполне привык. Разговор российского негоцианта с тремя ремесленниками был трудным и долгим. Еле-еле на пальцах и с отдельными словами из латинского языка стороны находили общий язык. Джахм рассказывал, используя все известные им иностранные слова на всех языках и жесты, как он умеет делать маленькие пушки для кораблей и боевых повозок, и какое это трудное искусство.

Русский купец с трудом понимал, что речь идёт про огнестрельное оружие неизвестной конструкции и пересказывал, как мог, это дьяку. А тот хмуро морщил лоб и вспоминал данные ему недавно в Пушкарском Приказе инструкции: «Прилагать все усилия и завербовать в европейских городах и привезти поскорее в Москву всяческих мастеров и докторов, грамотных книжных людей, разумеющих латинскую и немецкую грамоту, оружейных мастеров по изготовлению брони и панцирей, горных мастеров, умеющих обрабатывать руды золотые, серебряные, оловянные и свинцовые, золотых дел умельцев, пистольных и ружейных мастеров, колокольных литейщиков, мастеров строительных, которые возводят города и крепости каменные и деревянные и церкви, врачей военных, умеющих лечить свежие раны и сведущих в лекарствах, аптекарей, толмачей, бумажных мастеров. Из оружейников брать прежде всего знатоков изготовления дамасской стали, больших пушек стенобитных, фузей длинноствольных, пистолей. Тут денег не жалеть, платить исправно, всех конкурентов иноземных ценой побеждать. Нужны также кузнецы для ковки клинков. Знатоки по получению железа тоже потребны, но за тех слишком большую цену не давать, своих умельцев хватает. Да смотри, чтобы самозванцев и неучей не прикупить, а то шкуру твою на ружейные ремни порежут а мясо псам скормят за зря потраченные царёвы денежки».

При покупке пленников чиновник сначала надеялся на сделку с приобретением мастера дамасской стали, но потом смирился и с пушечным и ружейным мастерами. Других предложений на ярмарке пока не было. Тяжело вздохнув и прошептав про себя короткую молитву, молодой дьяк приказал оплатить требуемую сумму серебром.

***

Через несколько дней после торгов корабль с русскими купцами и купленными оружейниками отплыл в Русь.
Арабские оружейники видели вокруг свинцово-серое холодное море, на палубе хмурых воинов в кольчугах с прямыми мечами, блёклое небо и низкие тучи над волнистой водой. Часто шёл мелкий холодный дождь. Русский купец во время пути на смеси ломаной латыни и немецкого наречия обещал мастерам возвращение на родину через Крым и Турцию после службы русскому владыке. Джахм пытался поддерживать разговор. Джамиль молчал. Он не мог вспомнить ни одного случая появления в Дамаске соотечественника из плена из северной варварской страны. Впрочем, выбора другого и не было. Но снятые кандалы, обильная еда и крепкий долгий сон уже были крупным выигрышем в этой странной смертельно опасной жизненной игре. Приземистый корабль под прямым парусом неспешно скользил вдоль песчаных берегов, поросших соснами.

***

В Москве дьяк Пушечного приказа разбирался с привезёнными пленниками и первым делом приступил к опросу купленных оружейников.
Двое смуглых бородатых мужчин в бумаге от посланника в Амстердаме были описаны, как опытные арабы и оружейники из Дамаска. Арабские оружейники ценились больше своего веса в золоте. Но как узнать, настоящие они, или нет?

- Вот ты, как зовут? Dona nomen tuum, - переспросил по-латыни.
Латынь пленники немного понимали, она была похожа на италийское наречие в Неаполе, которое за несколько лет жизни им довелось неплохо выучить.
- Джахм.
- Ну и имена же у вас, нехристей. И как мне тебя записывать? Пиши: Тихон, - приказал дьяк писарю.
- Что ты умеешь делать? Quid facies opus?
Пленник пытался ответить на италийском наречии:
- Siamo armaioli, fabbri.
Джахм рассказывал и активно жестикулировал:
- So come fare un cannone. Piccolo cannone, di nome di “Falconette”.
- Kleine Kanone? – уточнял дьяк.
Джахм не понял вопроса, но кивнул.

Чиновник был в плохом настроении. Заказа на мастеров именно маленьких пушек он от своего государя не получал. Наконец решение было принято:
- Направить его в Пушкарский Приказ. Пусть покажет своё мастерство.

Через некоторое время наступила очередь второго оружейника.
- Как тебя зовут? Dona nomen tuum.
- Джамиль.
- Дамил? Пишем: Данил.
Джамиль грустно размышлял. Имена после отъезда с родины ему приходилось менять постоянно. В Италии, в Неаполе, он был Джованни. На корабле Джимми. Этот странный бородатый чиновник переименовал его в Данила. На самом деле стать настоящим мастером Джамиль в Неаполе не успел, но ему было обещано через год участие в испытаниях на звание мастера. Он знал и умел всё, делал все детали ружей, однако клеймо на готовое оружие ставил мастер, оставшийся в холодных и бурных водах за Гибралтаром.
- Ed io so come fare fucile, pistola.
- Фучиле? – переспросил дьяк, - Фузея? Пистола?
- Si.

Настроение у чиновника портилось ещё сильнее. Не было никакой возможности быстро понять и узнать степень мастерства иностранца. Он может быть мастером, а может быть и подмастерьем, который сам по себе особой ценности не представляет. А молодой великий князь шутить не любит. За неопытного ремесленника, не умеющего самостоятельно работать и направленного в Пушкарский Приказ, могут нерадивого чиновника и на дыбу отправить, и шкуру содрать кнутами. У пытошных умельцев очень это ловко да быстро получается, с шутками и прибаутками. Мол, чего это толмачи и грамотеи не понимают язык иноземцев? И не объяснить им всем, что языков в мире великое множество, и переводчиков таких нет, которые могут всё знать и во всех ремёслах разбираться.

- А этого в Засечный Приказ, подмастерьем к фузейным мастерам. А ежели годным ни на что не окажется, то бить нещадно плетьми и в рудники сослать без жалости.
К счастью, Джамиль не понял хорошо последнюю фразу.

***

Джахм вполне соответствовал своему имени, которое по-арабски значило мрачный, хмурый, или лев. Его в пушкарской слободе поначалу называли Тихон, но он очень неохотно отзывался на это имя. Постепенно окружающие его стали звать Джох, а потом и Чох. Но мастерство своё он доказал очень быстро.

Уже через три месяца, ещё до наступления зимы, при помощи трёх приставленных к нему подмастерьев, он отлил свой первый фальконет. Испытания на пустыре при Пушкарском приказе показали отличные боевые качества оружия. Скорострельность была очень высокая, заряжался фальконет быстро и легко, почти как фузея, маленькое ядро размером не больше яблока точно попадало в цель даже на большой дистанции, легко разбивало деревянные ворота и каменные стенки. Ядра отливались из чугуна или из свинца, или высекались из камня, а против пехоты или конницы можно было просто засыпать в ствол пару горстей мелких камней.

Мастеру сразу выделили свой дом и стали строить отдельный цех для производства фальконетов. Десяток подмастерий теперь работали вместе с Чохом и старательно осваивали все секреты и тонкости изготовления нового оружия, а специально приставленный молодой писарь старательно записывал и зарисовывал все технологические операции и используемые инструменты.
Весной Чох женился на дочери русского пушечного мастера из соседней мастерской. Для этого арабу пришлось креститься в местной церкви. Сын у него родился только один, первенец, а затем много лет подряд рождались только девочки.

***

В Пушкарском Приказе в Москве писарь нарёк его Тихоном, но Джахм всегда противился этому имени и не откликался на него. Мастер мог себе это позволить, его маленькие пушки требовались в этой стране и пехоте, и артиллеристам, и морякам. Окружающие называли его по-разному, звали Чахм, Чохм и тому подобное. В конце концов прижилось имя Чох. А сын его Андрей стал зваться Чохов, сын Чоха.

Сын Джахма с детства стеснялся маленьких пушек отца, «фальконетов». Ему они виделись просто большими фузеями, а фузейщики, как ему казалось, среди мастеров считались менее почётными. Он видел уважение, оказываемое отливающим большие пушки мастерам. Логика была простой и ясной: чем больше отливаемая мастером пушка, тем большим ядром она сможет выстрелить, тем она страшнее врагам, принесёт больший урон. А фальконеты эти несчастные с ядром размером с яблоко, ну кому они могут быть страшными и опасными? Одним выстрелом из фузеи можно убить одного врага, а из пушки, особенно большой, много.

Андрею рассказывали про сражения кораблей на море и реках, про взятие крепостей, про схватки пехоты, где фальконеты были жутким и эффективным оружием, точным, быстрым и беспощадным, приносившим смерть врагам и победу, но всё равно большие пушки для него воспринимались намного серьёзнее всяких фузей и фальконетов.

Джахм отдал своего первенца в обучение пушечных дел мастеру Кашпиру Ганусову. О себе мастер рассказывать не любил. На вопросы, откуда он родом, неопределённым жестом показывал на север или запад и бурчал непонятные слова. Слышалось что-то типа «Ганс» или «Гамбург», или «Ганза». Андрея, сына Джахма, мастер принял к себе в ученики достаточно поздно, в возрасте семи лет. Мальчик поступил в ученики, а точнее, был отдан в обучение своим отцом. А где набирать ещё учеников? Семейственность и семейные профессиональные династии были самым естественным делом. Ремесло оружейника сложное, осваивается долго, секреты передаются от отца к сыну и от мастера ученику. Учиться приходится с самого детства. Это аристократом достаточно родиться в нужной семье, а ремесленнику приходилось с младых ногтей учиться, учиться и учиться. И постоянно при этом работать. Со стороны учеников старались не брать, предпочитали своих детей, или детей товарищей по цеху.

Андрей ещё знал несколько слов по-арабски, услышанных от отца, но только этим и отличался от остальных мальчишек Пушкарской слободы. Долгих пятнадцать лет учился Андрей Чохов отливать не только пушки, но и колокола, даже и на колокольню Ивана Великого. И наконец, мечта Андрея сбылась, и в 1586 году по приказу царя Федора Ивановича Царь-пушка была отлита им на Пушечном дворе в Москве.

***

Дедилов мало отличался от виденных Джамилем за последний год городков этой северной бескрайней страны. Судя по всему, построен он был совсем недавно и продолжал строиться. Невысокие валы городских стен с дубовым частоколом и низкими деревянными башнями, деревянные дома, деревянные заводские строения. А сам городок был пограничной крепостью с небольшим гарнизоном, для которого в основном и создавали оружие ремесленники. Непроходимые леса со странным названием «засеки» тянулись по обе стороны, причём специально нанятые государевы люди старательно поддерживали эту непроходимость, круглый год подрубая деревья на высоте человеческого роста и обваливая их особым образом. Местные объясняли Джамилю, что засеки являются защитой от врагов и тянутся в обе стороны далеко, очень далеко, но насколько именно, представить было невозможно.

Условия для работы мастерам были прекрасными, а главное - уголь из древесины был первоклассным, и недостатка в нём не было, чего представить себе в Неаполе было трудно, а в Дамаске попросту невозможно. Джамиль привык, что уголь металлургами и кузнецами ценился почти так же, как хорошее железо.

Через городок протекала мелкая речушка Шиворонь, подпруженная возле мастерских. Вода из запруды крутила деревянные колёса и приводила в действие кузнечные молоты, меха для домницы и жернова по размолу серы, селитры и древесного угля для пороха, чего арабскому мастеру видеть нигде не приходилось.

Почти каждый день приезжали и уезжали маленькие войсковые отряды, «стража». И всегда командиру приехавшего отряда комендант города вручал новую фузею, а иногда и две. В придачу к ружью полагалась кожаная сумка, в которой в отдельных мешочках лежал запас пороха, пуль, пыжей. Всё это изготавливали прямо тут, в городке. Кожаные доспехи для солдат и сумки шили тут-же в городке, из кож коров и овец, которых пригоняли в Дедилов для прокорма солдат, мастеровых и жителей. И здесь же отливали свинцовые пули для фузей и пистолей.

По традиции из новой фузеи делали два выстрела. Первым стрелял мастер, который изготовил оружие. Надо было показать всем, что ружьё сделано на совесть и не разорвётся от выстрела. Плохо выкованное и сваренное дуло фузеи могло разорваться от первого выстрела, калеча и даже убивая стрелка. Но случалось это редко, ведь к ковке и сварке дула допускались лишь самые опытные и умелые кузнецы и оружейники. Второй выстрел делал новый владелец фузеи, полноправно вступая таким образом во владение грозным оружием.

***

Больше года араб осваивался на новом месте. Приходилось привыкать ко всему. Ржаного хлеба было вволю, но вкус его и вид был непривычный. Пшеничный хлеб давали по праздникам. Мяса, в основном говядины, мастеровым людям и солдатам выдавали тоже много, но только не в постные дни, которых было много. Рыба тут была речная, непривычная, которую ни в Дамаске, ни в Неаполе никто не ел, даже из бедняков. Много было грибов и ягод. Овощи были непривычные, репа, редька, капуста. Одежду выдали простую и добротную, тёплую и прочную, с какой никакие холода и снег не были страшны. Трудно было привыкнуть в холода к топке печи «по чёрному» в избе, где Джамиль жил со своими подмастерьями.

Местным оружейникам работать было и сложнее, и легче одновременно. В Дамаске и Неаполе качество металла зависело от смеси руд. Руды везли из разных стран. Состав смесей каждый мастер держал в секрете. Джамиль наизусть помнил состав нескольких смесей руд для получения разных сортов железа и стали. Тут эти знания были бесполезны. Из недалеко расположенной Малиновой засеки приезжали каждый день возы с рудой. Местные железные руды были неплохими, но выбора не существовало. Качество получаемого металла зависело только от мастерства металлургов и кузнецов, пропорции руды и угля, длительности и интенсивности продувки, от дальнейшей проковки железной крицы, времени и режима выдержки заготовок в раскалённом угле и закалки.

Многие приёмы местных мастеров были ему незнакомы, но и он знал немало неизвестных тут хитростей обработки металла и изготовления оружия. В целом оружейники быстро нашли общий язык на уровне жестов и отдельных слов. Языку араб учился достаточно быстро. Двух подмастерий ему выделили. Были они ещё совсем маленькие, лет по двенадцати, но знали и умели уже многое, так как учились мастерству с пяти лет. Первый замок он делал почти год. Каждую деталь рисовал углём на тонких деревянных дощечках. Рисунки получались не очень хорошими, но комендант Дедилова категорически отказывался дать очень дорогую бумагу для чертежей. Кто знает, что у этого смуглого иноземца получится, в конце концов, а вот бумага больших денег стоит, и просто так разбрасываться такой ценностью государев служивый не может.

Стволы тут ковали хорошо. Сварные швы были отличными. Подходящий для тонких работ по металлу инструмент имеется и умело им пользуются. Винты изготавливать местные умеют. Фитильные замки делают весьма искусно. Но в изготовлении замков он превосходил всех местных мастеров. В оружейных мастерских испанцев в Неаполе Джамиль научился делать новый замок для фузей и пистолей, очень сложный, но эффективный. Местные же оружейники делали оружие по старинке – с фитильными замками для поджигания пороха.

Джамиль нашёл на берегу речки несколько кремней. Показал оружейникам, как высекаются искры от удара кремня и воспламеняется порох. Это местные знали, и рассказали, что такой способ используют все стрелки для поджигания трута и фитиля. И про кремнёвые замки для пистолей и фузей слышали, но как изготовить такой хитрый и сложный замок, не знают.

Первую фузею с новым замком комендант Дедилова отправил с курьером в Пушкарский Приказ. Через месяц пришёл ответ: признать заморского оружейника мастером с соответствующим денежным содержанием, выстроить ему свою избу, выделить свою мастерскую, назначить двенадцать подмастерий из самых смышлёных, всячески содействовать во всех потребностях для работы, инструменты и материалы предоставлять незамедлительно. А если потребуются другие подмастерья, то давать без промедлений. Привёз курьер и чистую бумагу, которую комендант из экономии категорически поначалу отказался давать Джамилю, десять листов, целое сокровище. К бумаге прилагался приказ об изготовлении мастером двух чертежей замка со всеми деталями. А к чертежам приложить по готовому замку. Комендант, подумав, добавил свои пять листов бумаги и приказал сделать три чертежа, один из которых решил оставить в Дедилове.
Совсем не одно и то же сделать один замок для фузеи, и делать эти замки постоянно. Тут уже в одиночку ничего не сделаешь. Нужна слаженная команда, где каждый делает свою деталь, а мастер собирает их воедино и доводит до рабочего состояния.

***

В середине июля приехала комиссия из Москвы, из Пушкарского Приказа для приёмки оружия. Комиссия приезжала каждые три месяца и состояла из воеводы и дьяка, под охраной небольшого отряда стрельцов.

Рано утром приезжий офицер начал проверку готовых фузей. Все двадцать ружей безотказно выстрелили. Мастер и подмастерья довольно улыбались и ждали приказ снова заряжать. Но дальше события стали развиваться неожиданным образом. Офицер повелел положить на землю во дворе чистый холст. После этого он приказал разобрать все двадцать замков до винтика, ссыпать детали в одну кучу на холст и перемешать. Потом проверяющий велел вновь собрать замки, присоединить к фузеям и выстрелить ещё раз. Оружейники возились целый день до заката, но ни одного замка собрать не смогли, детали не подходили друг к другу.

- Пороть вас всех надо безо всякой пощады, - хмуро заявил офицер.

Оружейники молчали. Такой проверки никто из них никогда не проходил. Джамиль тоже не слышал никогда о подобной приёмке оружия, всегда было достаточно сделать один или два выстрела.

- Через три месяца снова сюда приеду. Если проверку не пройдёте, спущу шкуру с каждого.

Комиссия уехала. Местные мастера рассказывали:
- Воевода шутить не любит, и вправду шкуру кнутами спустит. Нас всех тоже пороли, пока правильно делать замки не научились. Только наши замки попроще твоих будут. Трудно вам придётся.

***

Воевода с дьяком из Пушкарского Приказа приезжали каждые три месяца. Во второй раз после разборки фузей удалось собрать все двадцать достаточно быстро, но ни одна не выстрелила, детали плохо сходились между собой. Мастера с подмастерьями высекли кнутам так, что они двое суток не могли встать, и месяц не спали на спине.

- Ты должен понимать, - неожиданно сказал Джамилю воевода перед самой поркой, когда голого по пояс оружейника стрельцы привязывали сыромятными ремнями к лавке, - наш царь сейчас пойдёт в походы на ворога, и фузеи нужны, очень нужны. Фузея вещь нежная и капризная, как женщина, ломается часто, чинить надо, а ведь не может царь к каждому стрельцу приставить оружейного мастера. У одного мастера, что с отрядом идёт, должен быть запас деталей к фузеям, чтобы после боя быстро заменить их, и утром стрелец снова сможет стрелять, а не только бердышом и саблей махать. Для каждой пушки нельзя ядра отливать, они для всех одинаковых пушек должны подходить. И пули для каждой фузеи и для каждой пистоли нельзя отдельно лить, они должны к любому стволу подходить.

Джамиль молчал. Он раньше никогда не размышлял об этом, всё время и силы уходили на обучение оружейному мастерству. Ему казалось очень важно сделать надёжное и точное ружьё, а вот про дальнейшее его применение он не думал.

***

В январе, во время третьей проверки, из собранных ружей смогли выстрелить девять. И снова кнуты гуляли по спинам оружейников.

В четвёртый раз, в апреле, не смогло выстрелить только одно ружьё. Воевода грустно смотрел на это. Пороть не велел.

Джамиль тоже выглядел невесело. Чем больше он рассуждал об этом, тем больше понимал, что сейчас изготовление оружия у них организовано неправильно. Самый главный в мастерской сам мастер, а подмастерья по мере сил и умений помогают ему, но никакой ответственности по-настоящему не несут. Мастер берёт сделанные детали и доводит при сборке А по-настоящему надо, чтобы каждую деталь делала отдельная мастерская, запас каждой детали должен быть в цеху, и окончательную сборку может делать любой подмастерье, а главный мастер должен следить, чтобы при изготовлении все детали были одинаковыми, чтобы можно было любую деталь заменить без проблем любой такой-же. Каждый изготовитель детали должен стать мастером со своими подмастерьями, только тогда он сможет делать одинаковые детали, которые могут спокойно заменять такие же детали. И все эти мастера должны поставлять детали для сборки другому мастеру, главному.

Последний месяц перед приездом проверяющих Джамиль каждый день приказывал разбирать замки, смешивать детали и собирать. Последние две недели замки исправно собирались и высекали нужную искру с первого раза.

***
Двадцать выстрелов один за другим прогремели во дворе, а через час ещё двадцать.

Воевода достал из кармана кожаный мешочек и протянул мастеру.
- Вот тут для тебя подарок.
В мешочке лежал небольшой стальной цилиндрик.
- Иди в мастерскую, ставь клеймо на все свои фузеи.

Через несколько минут на стволе каждого ружья красовалась надпись: «О М ДАНИЛ». Это означало: Оружейный Мастер ДАНИЛ.

***

Женился он после этого быстро, на дочери кузнеца из своей мастерской. Джамиль поначалу часто думал об оставшейся в Неаполе семье. Жена и три сына остались одни и совсем не могли знать, что случилось с их мужем и отцом. Наверняка, решили, что его убили при подавлении восстания, а труп выбросили в море, или сбросили в общую могилу, вместе с остальными неопознанными телами, собранными на улицах города похоронными командами.

Одно для Джамиля было ясно – никогда его неаполитанские сыновья не станут мастерами и оружейниками. Настоящий оружейник получался почти всегда из сына мастера, когда малыш начинал с пяти лет помогать в мастерской, подносить инструмент, досыпать уголь в горн, подавать детали и заготовки. С годами ученик осваивал все секреты и тонкости мастерства. И потом, через много лет непрерывной работы и учёбы, некоторые самые способные и умелые подмастерья могли пройти профессиональное испытание и стать мастерами, которым разрешалось ставить на оружие своё личное клеймо.

Среди ремесленников ходила шутка, что проще распутному монаху стать главным инквизитором, нежели замученному и насквозь прокопчённому литейными газами чумазому подмастерью превратиться в настоящего мастера. Да и вряд ли инквизитору надо было овладевать таким количеством знаний для своей профессии. Почти любой сможет при наличии горящих углей в жаровне и калёного железа выбить из еретика признания в страшной ереси и всех смертных грехах, а вот попробуйте из того-же калёного железа своими руками сделать пистолу, фузею, пушку, да хоть даже простой стилет!

***

Акиль - Разумный - звали мастера, спасшего своих помощников. В его честь Джамиль назвал своего первого сына в России. При крещении младенцу дали имя Акинфий. Акинфий Данилин. В течение нескольких поколений в роду оружейников соблюдалась традиция давать это имя первенцу.

Пять сыновей Джамиля стали мастерами, по имени отца их прозвище было Данилины. Дети Данилиных почти все тоже становились кузнецами и оружейными мастерами. Через полвека в Дедилове жило 20 семей Данилиных. Одного из внука Джамиля назвали Демидом. Демида стал искусным мастером, и его дети имели прозвище Демидовы.

В 1595 году по приказу царя Бориса Годунова тридцать семей дедиловских кузнецов-оружейников, большинство из которых были потомками Джамиля, были переселены в Тулу для организации производства огнестрельного оружия. В Заречье города Тулы была создана Оружейная слобода, в которой поселились и стали работать наряду с остальными и первые мастера Демидовы.


Андрей Ганчев, Неаполь, июнь 2017 года,