Слово мать

Львовна с Юрьной уселись как всегда на подъездную батарею поболтать и новостями поделиться. Обсудили новую юбку Галочки, та не поленилась  слезть с батареи и повертеться перед носом Юрьны  во всей красе вместе с новыми сапожками.

- Сапожки новые?
- А ты их не узнаешь?

Юрьна таращится на сапожки, но признать никак не может. Таких  сапожек у подружки отродясь не было.

- Это те самые, мои любимые!  Я в них пятнадцать  лет хожу.

Львовна изобретательна необыкновенно и очень трепетно относится к вещам. Дает им новую жизнь. Или переделает до неузнаваемости, или подарит, отпустит  от себя без сожаления.

Стоит гостю подольше задержать взгляд на приглянувшейся тряпочке, тут же получит в подарок, есть такая восточная традиция.
На Востоке люди хорошо понимают, что не стоит будить в людях зависть и умножать зло, лучше подарить гостю вещь, на которую тот загляделся, пусть уйдет счастливым. И ему хорошо, и хозяину, а главное при этом у них сохранятся добросердечные отношения.

Львовна по добросердечным отношениям чемпион, друзей не сосчитать. Видно предки хорошо постарались намешать кровей, чтобы явить миру  это чудо природы.
Юрьнины предки тоже старались,  но с людьми с востока  дел не имели, поэтому без мудрой Галочки ей порой приходится трудновато, если надо  сообразить, как  поступить.

Львовна возвращается  обратно на батарею, разговор продолжается. Болтают довольно долго, тянут время, никак не желая переходить к  главной мучительной для обеих теме. Но  до неё всё таки разговор доходит и соседки вспоминают своих строптивых матерей, не желающих принимать  помощь и изводящих обидами.

Что с ними делать? Куда девать свою любовь и доброту? Где радость выполненного долга? Почему надо смиряться и терпеть чудовищно несправедливые обиды, наносимые престарелыми матерями, когда ждешь от них если не любви,  то по меньшей мере элементарной благодарности за своё  внимание и хорошие дела? А мы что, тоже такими будем? И будем терзать близких высосанными из пальца обидами, хитрить, чтобы заслужить законное  право не быть благодарными и не давать своим  детям того единственного, чего те  от нас ждут – простого сочувствия и материнской доброты?

- Неужели и мы такими будем, – с горечью завершает свой монолог Галочка, окончательно выдохнувшись.

Зависает тяжелая  пауза, наливаясь грозовой тучей.  Обе молчат. Сверху  вниз по лестнице спускается Ильич, настроение ниже некуда. Здрасте - Здрасте. Общаться соседям на  этот раз совершенно не хочется.  Проходит мимо и скрывается за лифтом.

- Мишке тоже не позавидуешь, - прерывает молчание Юрьна, - видно от матери идет. Высох весь. Марь Марковна тот еще фрукт, в коттедж к нему ехать не желает, в больницу не желает, упрямая  очень.

Галочка не поддерживает тему, у неё своих проблем полно, не до Мишкиных. Молчание продолжается, переходя в нестерпимую фазу. Пора расходиться, а на такой гадкой  ноте сделать это невозможно. Еще не было такого несчастного случая, чтобы соседки разошлись без улыбки. Юрьна приходит на выручку:

- А скажи-ка мне, Львовна, вот почему у нас, у русских,

На слове «русских» Галочка отмирает и начинает смотреть на Юрьну с пробудившимся интересом, обеим соседкам  хорошо известно какие такие  они «русские».

 - Да, именно, у нас, у русских, -  настаивает подруга.

Красивые брови Галочки поднимаются всё  выше.

 - У нас, у русских ни один разговор без слова «мать» не обходится?

Пару секунд соседки тупо смотрят друг на друга, и наконец, взрываются веселым смехом, испытав долгожданное облегчение.  Расходятся с легкой душой.