Видящий-лишь-одну

Я с некоторым стыдом поймал себя на мысли, что стал подзабывать дорогу.
Конечно, в больнице я навещал его, но дома… Всё никак собраться не мог. Да и он не настаивал. В конце концов я решил, что человеку нужно свыкнуться с горем… Со слепотой. Очередной самообман, ведь где как не в несчастье познаются друзья?
Однако после стука в дверь, увидев эту рассечённую надвое физиономию, я на минуту замер, не в силах выдавить и слова.
Дитрих криво усмехнулся, так что короткая щетина натянулась до шрама.
 - Что, и «здравствуй» не скажешь бедному калеке?
 - Слушай, я тебе, правда, сочувствую…
Он поднял скептически бровь и спросил:
 - Герцен, думаешь я несчастен без зрения? Жалей мёртвых – если тебе больше делать нечего!
 - Но в твоём деле потерять глаза – это же просто конец карьеры.
Мужчина усмехнулся. Белая полоса шрама, проходившая сквозь оба глаза, придавала ему вид какого-то индейца. А поседевшая в автокатастрофе прядь становилась пером.
 - Да, возможно. Но в тот момент, когда лезвие неслось мне в лицо, я помнил лишь одно… Одну.
 - Девушку?
 - Да.
Мужчина замолчал, пожёвывая тонкие губы. А я прекрасно знал, что он одинок.
 - И как это связано с твоим счастьем?
Тут он взорвался:
 - Как? Да напрямую! Я думал, что умру – и выжил! А ещё – теперь вместо грязных улиц или выхлопных газов я вижу ЕЁ!
Отдышавшись, продолжил:
 - Она моя муза, вдохновительница. И каждый час, каждую минуту – она передо мной. Образ её не тускнеет, как если бы хранился на жёстком диске! Что скажешь на то, чтобы чувствовать зов творения не жалкий час, вымученный трудом и потом, а целые сутки?
 - Но… Ты ведь даже не с ней. Я знаю, верней слышал о ней. И она – не твоя.
Мужчина вдруг стал похож на старика.
 - Верно, друг. Но сейчас, когда её образ со мной... Я долго иду, но цель моя всё ближе.
А потом слепец показал мне свои картины. И стыд от того, что я так долго не звонил, не навещал его – ушёл на второй план.
Это было… Чудесно. Скупые, быстрые штрихи – никаких мелочей. Критики, пожалуй, загнобят его. Но я понимал, почему это не имеет значения. Ослепнув, Дитрих не видел бытовых подножек, что ставит нам разум. В его картинах лишь главное. Серые фигуры по краям, какие-то незаконченные – одно слово, декорации. И посреди улицы – пробитый асфальт, вылезающий гравий, такие сочные краски – хотя как можно сделать сочным серо-чёрный асфальт? А у него получалось. И вот ты видел, что эта дыра – да, она важна. А люди на тротуаре, бок машины – всё наносное. Пробоина в асфальте была результатом, итогом и выводом этих людей, домов и машин.
Или же слеза, простая слеза на лице старой бабушки. Кто скажет, что лицо не важно? В этом ведь и суть его картины, если он хотел изобразить горе старости: лицо. И оно, безусловно, было. Всё теми же скупыми штрихами, но проглядывало чётко. Однако центром картины всё равно оставалась слеза: пронзительно-чистая, как Сильмарилл.
Но большую часть его галереи, конечно же, составляло изображение девушки. В разных позах, с разными выражениями. Здесь тоже, в каждом портрете выделял что-то своё.
 - Я помню все рисунки с ней, - хриплый голос заставил вздрогнуть, отрывая от созерцания, - сначала боялся, чего таить, вдруг однажды этот лик исчезнет. Теперь не боюсь…
Слепец пожевал губами, улыбнулся чему-то своему.
 - Сейчас это как ежедневник цели. Тебе, конечно, не видно, но для меня каждый портрет вроде скрижали со всякими там заповедями. Образно…
Я с подозрением оглянулся на все эти картины.
 - Слушай, а это не зацикленность?
Он усмехнулся, погрозил пальцем:
 - Не ты первый говоришь. Но я и другие картины пишу. Есть и другие цели. Но главный секрет знаешь в чём?
Он понизил голос до шёпота и придвинулся ко мне:
 - Это всё – план. Посмотри ещё раз… Вон первый пункт.
Я посмотрел. Первая картина, вторая… Сначала я только чувствовал странную закономерность, но по мере продвижения понимание всё ярче разгоралось в мозгу, а волосы приподнимались дыбом…
Вышел от него я настолько ошеломлённым, что пришёл в себя где-то через квартал от дома-мастерской. Ничем не связанные на первый взгляд картины излагали хитро закрученную историю, как всё будет. Не было – а будет. Первые пункты уже сбылись, это я знал точно.
Но будущего плана, хоть убей, вспомнить не мог. Это было слишком другое мышление. Надеюсь, там ничего нет про захват мира… Смешно же, завоёвывал девушку – завоевал мир… Захватывать мир при помощи картин, истинного смысла которых… О, боже!
Я ещё раз осмотрел его подарок – маленький лист А4 в плёнке. На нём сгорбленный старик с клюкой подмигивал успокаивающе. Мол, всё хорошо. Ещё и руку ко рту поднёс этак, будто смешную шутку ты ему сказал. Он ведь точно знал, о чём я буду думать! Специально картину дал. Прохвост, ну и ладно, шутка шуткой, а мне поспокойней будет…

Из руки человека насмешливо взирал старик с клюкой, успокаивая людей.
И в центре картины, полускрытый подмигивающим веком, яростно сиял оранжево-карий глаз, полный неутолимой жажды…


Рецензии
Весьма оригинальный рассказ и небанальный язык. Безусловно хорошее произведение.
Интересный мотив про девушку, которую он обречен видеть. Они с Дитрихом находятся в разных мирах, и всеми силами он не сможет ее осязать, да даже показать другим то, что видит он. Поэтому он показывает то, что не видят другие. Или не хотят видеть?

Чем хорошо искусство, так это тем, что каждый находит в нем свое.

Клементьев Александр   14.06.2017 22:29     Заявить о нарушении
Вообще имелась ввиду существующая девушка, но мне нравиться новый взгляд на рассказ, это очень интересно. Каждый видит своё, очень верно.

Илья Тютрин   16.06.2017 11:09   Заявить о нарушении