Неистовая повесть главы 10-12

НЕИСТОВАЯ  Глава 10


Первой, к кому побежала Хельга, была Ритка. Нет, оно конечно Раечка жила ближе, вот вышел на зады огорода, тут тебе и двухэтажки в пяти минутах ходьбы. Но Ритка, она ж самая задушевная, с ней и попроказили больше всего и по душам поговорили тоже. И пусть к ней на Зеленую бежать подальше, но бешеной собаке, как говорится, семь верст не крюк, да и не так это и далеко.

Ох как обрадовалась Ритка, закружила, затеребила, затискала. И сто лет в обед, и как ты похорошела и повзрослела, и совсем горожанкой стала и дай материальчик пощупать, прикид хорош.
В общем, не остановить. Хельга ей, погоди оглашенная, пойдем сначала за Райкой, потом вместе куда-нибудь затабуримся, а она: – А вот и не пойдем, Раечка в роддоме дочку родила, завтра уже выписывают, и вообще, подруга, у нас тут такие дела. Райка-то она за Мишку Смоленского замуж выскочила, вот!


Хельга аж расхохоталась – Ну, ну, и как ей с моим любовничком прежним живется, захорошил? – Ну, я собственно сказать-то тебе что и хотела, ты уж не очень, Райка-то, она Мишку к каждому столбу и так ревнует, чуть что на всех кидается, а тут ты собственной персоной нарисовалась. Сама понимаешь, подружка все-таки. – Да ты меня за кого держишь-то, подруга, что я без понятий? Да на хрен он мне вообще сдался, тракторист долбаный – Он-то тебе может и не сдался, а сох по тебе очень. А вообще-то ты так зря. Мишка парень хороший и работяга будь здоров. Он лучший среди всех, бригадир, как-никак. – Да по мне хоть директор. Сдался он мне.

Я здесь жить и судьбу свою устраивать не собираюсь. Мне бы в Москве легально, а не на птичьих правах закрепиться. Сейчас-то я по лимиту тружусь, а нужно по-людски. – Да, знаю, ты всегда из деревни рвалась, будто чужая она тебе – А то, я город большой люблю, там жизнь, а здесь глухой угол, а Можайск Задрищенск, я себя не на помойке нашла, чтобы свою жизнь здесь прозябать. Ладно, все, гулять пошли.

Они пошли в сторону клуба, уж если кого и искать, то на площади перед магазинами или у клуба. Издали возле магазина увидели группу из пяти ребят, явно кого-то ожидающих. Четверых Хельга знала, местные. Пятый коренастый, невысокий, сантиметров на пять повыше ее, сама Хельга была 1'62 росточком, светловолосый немного вьющийся волос челкой спадал на лоб и волнами до плеч, глаза в поллица, позже Хельга рассмотрит, зелеными, с носом картошечкой и полными алыми губками. Парень был несколько похож на симпатичного пупсика, хотя выглядел вполне взросло.

– Кто такой, почему не знаю, явно не наш? – сказала Хельга. – Ой, да это же Илька, ты что забыла, Синявкин внук, он же каждое лето к бабке приезжал, ну помнишь толстенький такой, в красном капюшоне ходил, мы над ним смеялись всегда. Помнишь, как зимой с кургана с горки кувырнулся – Ну, есть кого помнить, да я на приезжих никогда не смотрела. – А зря, он же москвич, и между прочим на самой Тверской живет. Мать же его Синявкина дочка, она ж в Москве институт закончила и замуж вышла, вот он там и родился. – Так, это уже интересно, познакомь-ка ты меня, а дальше сама справлюсь. Да и Илька, это Илья? – Не-а, Ильдар. У него отец узбек кажется.

В мозгу у Хельги уже защелкало, надо же, на ловца и зверь бежит. Она в Москве жениха найти не могла, а тут в родной деревне сам в руки товар плывет. Нет, не зря она сюда приехала, совсем не зря. Судьба привела, не иначе. Хельга состроила самую невинную мордашку, из бывших в ее арсенале, и небрежной, независимой походкой шла, вроде бы и не замечая компании, целиком погруженная в свои мысли.

Ну, конечно же, их сразу заметили. И окликнули и позвали, а Хельга с притворно равнодушным и притворно смущенным видом изволила подойти. Ребята бурно выражали радость по поводу встречи и стали звать их с собой на речку, порыбачить и покупаться, когда стемнеет, мол, вода парное молоко, а на омуте замечательно. Хельга заявила со смущенным видом, что у нее и купальника-то с собой нет. Ребята сказали, что в темноте и без купальника поплавать можно, и для виду еще поломавшись, она в итоге согласилась, тем более из под полуопущенных ресниц видела, что Ильдар очень даже заинтересованно на нее поглядывает.

Из магазина вышли еще два парня и три девчонки, местные, лет по 18–19, они несли сумки с едой вроде печенья и конфет и бутылки вина и пива.Чувствовалось, что и до появления Хельги с Риткой планы их были такими же. По дороге шли весело переговариваясь, Ильдар как-то словно невзначай оказался рядом с Хельгой. Она сделала вид, что запнулась, сама щипнула Ритку, ты мол иди вперед. Хельга стала снимать босоножку, а Ильдар поддержал ее под локоток. Хельга сослалась на то, что песок попал внутрь и она боится натереть ногу.

Благодаря этому трюку им удалось несколько отстать от компании и идти сзади, разговаривая. Хотя Хельга, не столько говорила, сколько слушала, составляя себе мнение о парне, словно прицениваясь к нему, стоит ли овчинка выделки. Ильдар рассказал, что закончил не так давно, год назад институт, и теперь работает инженером-электронщиком, на заводе, и вдобавок продолжает учиться, нельзя, мол, на месте стоять. Хельга решила для себя, что парень стоящий, нужно держаться.

Рыба ввечеру клевала неплохо, и скоро они на костре приготовили уху и посидели все вокруг, передавая вино по кругу. Хельга для приличия не стала пить ни вина, ни пива, обойдясь лимонадом. Нужно было играть роль скромной девушки. Как ни странно, хотя ребята отлично знали ее прежние проделки, никто ее не поддевал и не выдавал.

Купаться Хельга пошла, когда вся компания уже изрядно гудела. Она ушла в камыши, разделась там и вошла в воду, а вскоре плыла. Рядом с ней очень быстро оказался и Ильдар, но она попросила его не подплывать близко, так как она голая и стесняется. Он и не стал. Они сплавали на другую сторону реки и почти не отдыхая тут же обратно. В плавании Ильдар ей не уступал. Они были равны. Уже выходя из воды, Хельга на несколько секунд задержалась, прежде чем нырнуть в камыши, чтобы он успел разглядеть ее стати. И он, естественно, разглядел.

Домой они ушли вдвоем, не дожидаясь остальной компании, даже Ритка не увязалась вслед, поняла. У дома расстались, культурно и цивильно, Хельга продолжала играть роль скромницы. Договорились встретиться завтра в семь возле кургана, чтобы погулять вдвоем.

Ночью Хельга долго не могла уснуть, во-первых, злилась на бабу, перекрывшую ей вход в дом, а вдруг бы ей перекусить захотелось, во-вторых, перебирала события сегодняшнего дня и строила модель своего дальнейшего поведения. Она чувствовала, судьба дала ей шанс, и упускать его она не имеет права. И не упустит, или она не она будет.

Две недели было всего отпуска у Ильдара и все эти две недели они сближались, узнавали друг друга, и Хельга старалась, чтобы у него было самое приятное мнение о ней, чтобы он посчитал ее самой любимой, самой необходимой. Это давалось ей нетрудно, ведь когда перед тобой цель всей твоей жизни, то горы свернешь.

Они и в лес ходили по грибы, Хельга водила его по своим местам, а он показал свои, и на речке купались уже днем, и в клуб и кино смотреть ходили. В общем, проводили совместно почти все время. В последний вечер перед отъездом Хельга позволила ему себя поцеловать, правда, без излишеств. Не стоило сразу перегибать палку. Прощаясь, он дал ей номер своего телефона и попросил позвонить ему непременно, как только она вернется в Москву, он будет ждать и скучать. Она обещала, что сразу, как только все прояснится с жильем, тут же позвонит.

Самой Хельге предстояло провести в деревне еще неделю и за это время решить вопрос, куда ей перебираться. Она еще в самом начале поведала отцу, что из-за свадьбы Люськи и возвращения из армии ее брата она должна искать себе жилье. А к тетке она больше не поедет. Отец обещал что-нибудь придумать. И вот уже почти перед самым ее отъездом он велел ей заехать на Грузинский вал к другой тетке, тетке Жене. Она даст ключи от однокомнатной квартиры в Бирюлево.

Квартира принадлежит ее дочери, Ирине, но сейчас Ирина с мужем за границей и тетка сдаст ее Хельге, на год, не больше, потому что Ирина с мужем вернутся через год. Бирюлево, конечно, не центр, а окраина, но жить вполне можно, телефон там есть, а платить за нее будет отец, чтобы Хельге не накладно было.

Ну вот, теперь Хельга окончательно поняла, что поездка в деревню обернулась для нее сплошной удачей. И жениха нашла и жилье, скажи кому, не поверят. Даже стычки с бабкой, которая встряла в их с отцом дела и высказалась, что зря отец решает за нее ее проблемы, сама не маленькая, пора самостоятельной быть, не сильно напрягли Хельгу. Пусть ее злится, отец знает, что делает. В конце концов, они ей жизнь испортили, они и должны исправлять и заботится о ней. На могилу к матери Хельга так ни разу и не сходила. Больно ей надо, хотя баба и в этом ее упрекнула.

Вернувшись в Москву, Хельга со множеством наставлений, пропущенных мимо ушей, получила у тетки ключи от квартиры и поехала в Бирюлево. До станции Бирюлево-товарная она доехала с Павелецкого за 25 минут. Дом, четырехэтажка, серого кирпича, невзрачный, оказался в десяти минутах ходьбы от станции. Рядом магазин и почта, очень удобно. Квартира на втором этаже. Очень хорошая, красиво обставленная. Посуды разнообразной полно, оборудовано все отлично. Санузел совместный, вода горячая через газовую колонку, но это не страшно. Во-первых в деревне также, а во-вторых, нет угрозы отключения горячей воды. Так что свои плюсы есть во всем.

Ночевала Хельга здесь же, а на следующий день после работы поехала к Люське, забирать свое добро. Люська чувствовала себя, видимо, неловко, потому что много суетилась с виноватым видом, заказала Хельге такси и даже оплатила его. Прощаясь, попросила не забывать ее, позванивать. Хельга обещала звонить. Она вообще предпочитала не рвать с людьми окончательно, а оставлять дверцу приоткрытой. Кто знает, как жизнь сложится и что может в ней пригодиться.

В этот же вечер Хельга позвонила Ильдару и сообщила о своих делах. Неделя у него была напряженная, занятия вечерами, поэтому договорились встретиться в субботу на Павелецкой и погулять по Москве. Встретились. Ильдар свозил ее на ВДНХ, где они отлично провели весь день на аттракционах, просто гуляя по территории, любуясь цветами в павильоне цветоводства. Цветы Хельга очень любила. Обедали в ресторане. Вечером Ильдар проводил ее до дому, и теперь, зная где она живет, он чаще стал приезжать за ней прямо домой, не назначая встреч где-то.

Отношения развивались бурно, через месяц Ильдар остался у Хельги ночевать. Она отдалась ему не просто, а предварительно расплакавшись и рассказав историю о якобы зверском изнасиловании деревенским парнем, в нежном 16-летнем возрасте, после чего она якобы боится близких отношений. Ильдар проникся сочувствием, утешил ее, обещая, что не сделает ей ничего плохого, не причинит боли и излечит ее страхи. Хельга сделала вид, что сдается и даже после со слезами на глазах благодарила его, за ласку и внимание. И хотя никакого особого удовольствия от его пресных, как ей показалось, ласк она не получила, своего добилась. Он стал относиться к ней еще нежнее.

А еще через месяц Хельга стала намекать, что, видимо, им придется расстаться, так как она не хочет продолжать жизнь во грехе, нужно думать о будущем, и добилась того, что Ильдар предложил ей сочетаться браком. Ничего другого Хельга и не хотела.

Они подали заявление в ЗАГС, а в ближайшие выходные поехали к отцу представляться и ставить в известность. Так получилось, вернее, совпало, что родители Ильдара тоже были в деревне, У Синявки был день рождения. От отца они пошли к его бабушке и там тоже всех, всю многочисленную родню оповестили о своей свадьбе. Хельгу приняли хорошо, отнеслись к ней сразу с теплом и вниманием. Свадьба была назначена почти под Новый год, ведь заявление они подали в Грибоедовский дворец, а там была большая очередь.


НЕИСТОВАЯ   глава 11
Свадьбу играли в ресторане «Прага», отец Ильдара, хоть и не первой руки чиновник в Моссовете, но видимо вполне себе на нужном доходном месте, так как и квартира в центре и друг директор ресторана. А для Хельги это так престижно. Правда, гостей много, но все больше ее и Илькина родня, этих вообще немеряно оказалось, так что даже Хельга не всех по именам запомнила. Ну, оно и понятно, Илька из многодетной семьи, их восемь, сам Илька шестой, после него только две сестры, Зинка и Танька.
Вот тут Хельга и призадумалась, сколько ж их в квартире живет, хотя старшие наверное уже отдельно проживают. Она не стала заморачиваться, главное – она теперь замужем за москвичом. С ее родными, которых тоже много понаехало, отец настоял, они очень тесно сошлись, словно всю жизнь знакомы были. Хельга впервые в жизни чувствовала себя по-настоящему царицей, такое платье было на ней, не у каждой невесты сыщется, кстати, Илькина сестра, портниха в модном Гумовском салоне, сама шила.

Эксклюзив. Коротенькое, строго по фигурке, с рельефным вырезом по груди и все расшитое жемчугом по диагонали. Фата не коротенькая, как у других, а вровень с платьем, и крепится на прическе прекрасной диадемой в виде ветви цветов. Это тоже оттуда. Туфельки итальянские, отец раздобыл, постарался, каблучок широкий модный, платформочка аккуратная и сбоку у выреза цветок из жемчуга. В общем, есть чем гордиться. Люську тоже на свадьбу пригласила, они с мужем пришли. Вот, наверное, Люська обзавидовалась. Она подурнела сильно, с лица вроде бы спала. Ну да бог с ней, главная сегодня Хельга. Ее день, пусть завидуют. Львица в её душе ликовала.

Отгуляли весело, богато, не под какой-то там баян, а под оркестр ресторанный. И натанцевались и наигрались в конкурсы разные, аттракционы. Даже больше, чем Хельга ожидать могла. А уж денег то им насовали, не считая подарков. Деньги Хельга все аккуратно прибрала, на жизнь, ой как сгодятся, к тем, что она накопить успела, хорошее подспорье.

После того как отгуляли, молодые на такси поехали к Хельге. Ильдар сказал, что так лучше будет, дома, мол, гостей много толчется, детей, а там они все-таки одни будут. Она возражать не стала. Не принципиально. Следующий день гуляли уже у Ильки дома, приехали к часу дня, все ж как-никак молодым поспать нужно. Хельга теперь была в нежно-сиреневом платьице, шерстяном, воротничок стоечкой, платье отрезное ниже талии с юбкой в складочку мелкую. А край не ровный, а скошенный. Сзади длиннее, словно шлейф получается. Она в нем как куколка смотрится.

ФВот тут она Илькину квартиру впервые и увидела. Раньше это, видимо, коммуналка была, потому что коридор большущий, длинный, а комнаты по обе стороны по отдельности. И каждая не меньше 25 метров, наверное. Двери фигурные с резными ручками бронзовыми. В конце коридора одна слепая комната, без окон, шестой могла бы быть, кладовая. А дальше ванных две и туалетов два; кухня одна, правда.

А по коридору малышни целая куча, на велосипедах гоняет. Оказалось, что в квартире живут две старшие сестры с семьями, их дети, у одной двое, у другой трое и катались в коридоре. В третьей комнате мать с отцом, в четвертой сестры Илькины, а в пятой он с братом проживает. Ну и скажите на милость, где Хельге с мужем здесь размещаться? Н-да, не все то золото, что блестит. Хотя Илька сказал, что сестры старшие на очереди на квартиры стоят, вот той, у которой уже трое, того гляди очередь подойдет, тогда она съедет, брат переберется, а им комната освободится.

По зрелому размышлению решили пока жить все в той же квартире, время еще есть до года, да и тетка вроде не приказывала освобождать. В общем, отгуляли свадьбу и зажили в Бирюлево, теперь уже семьей. Правда Илька ее прописал в свою квартиру, так что она теперь москвичка не на птичьих правах, и если что, работу легко сменить может. И что интересно, на работе к ней тоже отношение теперь переменилось, словно от того, лимитчик ты или нет, это зависит. Хотя да, теперь ею не покомандуешь, уйти может, а кадры с некоторых пор на дороге не валяются. Халяву с лимитом вон, одному ЗиЛу оставили, даже строителям урезали, а про остальные предприятия и говорить нечего. Видимо, Москва-то не резиновая.

Правда, в личном плане жизнь у них не шатко, не валко идет. Прошел угар первой влюбленности, у Хельги-то ее и не было, а у Ильки была, так вот теперь стало обнаруживаться, что общего у них мало.

Мать у Ильки украинка, готовит за уши не оттащишь, так что он едой набалованный, а Хельга готовить не любит и не особо старалась, обходилась едой из кулинарии всю жизнь. А Ильдар от такой еды нос воротит, потому стал все чаще подзадерживаться. Хельга поначалу думала, что, может, остывать ее муженек начал, а он просто домой заскакивает, у матери поесть, потом стал и с собой чего-ничего привозить. Она поначалу обижалась, потом рукою махнула, даже лучше, экономнее выходит.

В остальном  стирку там справить, порядок в квартире поддерживать, тут у Хельги комар носа не подточит, вымуштровали на совесть. За этим мать строго в свое время следила. Пыталась и к вязанию и к вышиванию ее пристрастить и к шитью. Одно вязание по душе и пришлось, оттого нет-нет да и вывяжет себе кофточку, шапочку, жилетик ли модный. А к остальному руки не лежат. Особенно вышивку ненавидит. Нет смотреть на изделия вышитые любит, а самой копаться, да ни в жизнь.

Еще Ильдар, если кино, то больше серьезное, интеллектуальное любит, а ей оно занудным кажется, ей мелодраму там или комедию, ну иногда фантастику попроще, да что-нибудь из старых фильмов про жизнь. И в музыке вкусы не особо сходятся. Ильдар классику любит или наоборот авторскую песню. А она авторскую так, по приколу, как говорится, если смешное что, а на философские ее не тянет. Она эстраду ой как обожает.

Так что постепенно у каждого свой круг интересов обозначился, и вместе их, похоже, только секс держит. А сколько на этом брак продержится, кто его знает. Но пока суть да дело, она закрепится. Пока Хельга, ничего Ильдару не говоря, предохранялась, в критические дни то одним, то другим отговоривалась, а потом он вдруг о ребенке заговорил, мол, провериться тебе нужно, а то вдруг бесплодная. Ну Хельга ему и сказала, не бесплодная я, просто думала, рано нам о ребенке думать, но если ты хочешь... В общем, вскоре Хельга забеременела и Ильдар стал ходить на седьмом небе от счастья, ребенка ждать. Ото всего ее оберегал, беспокоился, заботился, как мог.

В январе 83 Хельга родила. Родила очень тяжело, долго мучались, а потом кесарево делать решили, сказали таз узкий, не раскрывается сегмент. Сразу что ли не могли, совсем ее измучили. Девочка родилась, Хельга ее увидела на следующий день только к вечеру. Кесарево ночью делали, а она потом долго от наркоза отходила, да еще и спала обессиленная. Более суток мучилась до того, как кесарево сделали.

И сразу отчего-то у нее к ребенку неприязнь появилась стойкая, словно ребенок виноват был в том, что все так тяжело прошло. И Ильку, как ни странно, ей совсем видеть не хотелось. Он приходил, передачи приносил, записочки, а она отвечала, а к окну, как другие, не подходила. Отговаривалась слабостью и тем, что лежит, почти не встает. Хотя ходила, нормально, как все.

Забирал их Ильдар на седьмой день, у Хельги еще, правда, шов побаливал, но все швы уже сняли, пластырем заклеили место пореза, проинструктировали, как себя вести и когда своему врачу показаться и на выписку. Нечего, мол, лежать, а у нее паника, как она справляться будет, что делать? Только, видимо, родители Ильдара это предвидели, потому, что повез ее Ильдар не в Бирюлево, а в их квартиру, на Горького, Тверскую по-другому. Ее так по старинке в народе и называли, да потом опять, когда мода придет, переименуют.

Вот на старый Новый год и поселилась Хельга в квартире мужа, уже на законных правах. Правду сказать, возни с ребенком поначалу совсем немного оказалось. Девочка спокойная была, и нянек много и сестры Ильдаровы, старшая, та, что еще не уехала, с большим опытом, а младшие тоже не отстают, привыкли с племяшками возиться. Они дружные все невероятно. Хельга такого у себя дома никогда не видела. Ей поначалу даже в диковинку это было.

 Никогда не ссорятся, никогда не спорят, кому посуду мыть, кому убирать, кому в магазин бежать. Все словно само делается. Мать-то с отцом уже почти пенсионеры, а все еще работают, не бросают. Мать в театре костюмером работает. В Моссовете. Но никогда про артистов ничего интересного не расскажет, из их личной жизни. Называет всех Любочками, Светочками, Наташеньками, но только о работе говорит, а о личном ничего. А Хельге более всего о личном послушать хочется, но не выгорает.

Дочку Хельга Галиной назвала. Свекровь даже похвалила ее, вот, мол, какая дочь примерная, как мать чтит, дочку ее именем назвала. Знала бы ты, думала про себя Хельга, как я ее, да и дочку заодно люблю. А мысль такая пришла ей, когда она сообразила, мать Галина Эльдаровна была, а у нее муж Ильдар. А если произносить, так почти также звучит Галина Ильдаровна. Подумаешь, на звуке разница не слышится, а что это ее месть жизни, никто и не догадывается.

Да и знать им об этом ни к чему, это ее личное дело. Так вот и жили, дочку все опекали, купали, гуляли с ней, думали, что Хельге все еще плохо, оттого ей только кормить дочку доставалось, да иногда поиграть с ней. Интересно стало смотреть, как дочка меняется. Волоски у нее черненькие, тоненькие, но очень густые растут. Глазки к полгоду прояснились, зеленые, в отца. Вообще она на отца больше похожа и губы не Хельгиной формы и нос уточкой формируется.Нет, не будешь ты красавицей, думает про себя Хельга. Оно и хорошо. Одной меня хватит.

К лету собралась Хельга в деревню ехать, что в Москве в духоте среди асфальта мучиться, да и семья Ильдарова одобрила это. Никому из сестер Ильдаровых Хельга поехать с ней не предложила, но оказалось, они и так туда едут, к бабке Синявке.Так-то бабушку их Авдотьей звали, а Синявка прозвище ее деревенское было, Хельга не знала, как оно возникло, но сколько себя помнила, маленькую тщедушную, едва больше 1,50 ростом женщину все в селе Синявкой называли.

Маленькая, она была маленькая, но удаленькая. Крепкая, жилистая, тяжести только так ворочала. И детей тоже восьмерых вырастила, всех на ноги подняла. А главное, и на войне у нее ни муж не погиб, ни дети в тылу не пострадали. Крепкая, одним словом. Всех подняла – и детей и внуков, и теперь уже правнуками занималась, а ведь лет-то ей немало уже.

Так и получилось, что и в деревне Хельгу вниманием не обошли. Если что, и Илька приезжал и сестры его на подхвате были, да и бабкины племянники, приходя к ней, с Галиной занимались с удовольствием. Так что у Хельги времени свободного полно нарисовалось и она даже успевала к подружкам да дружкам старым сбегать. Пару раз даже домой ночевать не пришла, ну перебрала немножко, с кем не бывает. Тут уж бабка норов проявила, змеища. Обещала Ильдару все рассказать, как он приедет, если Хельга за голову не возьмется. Тогда Хельга не на шутку разозлилась и пригрозила ей, если сунется, пожалеет. Бабка и отстала.

Когда приезжал Ильдар, Хельга вела себя по-иному, собирала дочку, принаряжалась и они чинно шли по селу. Ильдар вез коляску, Хельга с задранным носом шествовала рядом, они шли через все село к его бабушке, где их всегда встречали радушно. Впрочем, в этой семье дом всегда был для всех открыт, а стол, кажется, всегда был накрыт. И вот что интересно, и выпить они любили и песни попеть, а никогда никто не видел, чтобы кто-то из бабки Авдотьиной семьи в стельку пьяным шел, или хуже того, драку или склоку учинил.

 Ни разу в их доме такого не водилось, хотя и пили вроде бы немало. Хельгу всегда это удивляло. Вот же умеют люди жить весело. Если работают, так всем гуртом, если гуляют – так от души. И главное, у всех не менее трех детей, а у большинства и больше. На участке у бабки Авдотьи уже аж два дома стоят, поди размести такое семейство, да и сараюшки летом забиты. И ведь, главное, беднотой их не назовешь, дом всегда полная чаша, как умудряются?

Правда, и особо не роскошествуют. А еще всем детям образование хорошее получить удается и места неплохие рабочие находить. Все пристроены отлично. Это уж Хельга точно знает. Вот ведь, сама бабка Авдотья простая деревенская старуха, а дети и учителя и инженеры и даже два профессора есть. Головастые. А они с Мишкой. Он вообще учиться не стал, отслужил, женился, семьей обзавелся, мастером по холодильным установкам работает. Ребенок, правда, один всего, сын, но Мишка старается, дом свекра и свекрови заново отстроил, сами в квартире живут, а летом у родителей жены, недалеко у них там.

Но ведь не выучился, хотя мать так хотела. Да и она, техникум закончила, а по специальности ни дня не работала и дальше учиться не пошла, а ведь могла, голова то светлая. Но нет, матери назло, что ли. Сама не знала, как себе это объяснить. Временами, конечно, жалела, но потом стряхнет с себя эту дурь. Ну и что, мол, зато мечту свою исполнила, не в гадюшнике, не в Тьмутаракани, в самой Москве живу.

У них тут полдеревни молодежи по Москве сохли и ведь почти все устроились. Правда, больше тех, кто институт закончил и теперь в каких только областях не работают. Знай наших, школа-то в селе крепкая, ее не раз отмечали в газете центральной, Учительской, и то писали, что более пятидесяти процентов учеников в вузы поступает. Коллектив у них учительский сильный. А остальные тоже неплохо и здесь устроились.

Вон Ритка ее, закончила сельскохозяйственный, на агронома выучилась. Главное, вечерний кончала-то, а сама здесь же работала. Так вот с простой труженицы совхоза в агрономы перескочила. Хельга отдыхает здесь, а она целыми днями на полях. Райка, правда, как была рохлей, так и осталась, дояркой простой вкалывает. Вот она, когда загуляла-то, как раз с Райкой и мужиками и гудела. И ведь девчонка у нее малая совсем еще, а она выпить не пропустит, если предлагают. Хоть оно и понятно. Мишка-то ушел от нее, два года пожили всего и ушел, в Андреевское переехал, там бабу нашел. Вот Райка и пьет теперь, горе заливает да судьбу клянет.

Да ребята из и компании тоже не дураки выпить и погужеваться с бабами. Они к еще одной подружке, Машке, в баню ходили. Она в бане работает, пустила их в котельную, там погудели, повеселились. Правда, нельзя, чтобы Ильдар об этом узнал. Хельга постаралась, чтобы и до сестер его слушок не дошел. А то держись тогда. А так худо-бедно, она пока в отпуске по уходу за дитем сидит, работа не волнует. Илька вполне хорошо зарабатывает. Он теперь повышение получил, ведущим инженером работает, поди плохо. Учебу свою закончил, слава богу, а так то нововведение какое, то рацпредложение. Премируют его, он Хельге подарки покупает. Вон прошлый месяц серьги золотые подарил. Поди плохо. Она еще браслетик у него попросила, обещал. Он такой, если обещал, сделает. Так что ей отношения с ним портить не с руки.

А еще недавно сосед Илья, братов друг закадычный, приезжал. Тоже женился. Он младше Мишки на три года, старше Хельги на два. Но с Мишкой крепко дружил. Брат его Мишкин ровесник, особняком держался, нос передо всеми драл, мать то у них завторгом в Можайске, вон он нос и драл тогда. А Илюшка попроще был, не задавался. Они трое – Сережка, Илья и Мишка не разлей вода были.

Хельга частенько за ними подглядывала, когда они летом на погребе, где Мишка жил, устраивались. Ей интересно было их мужские разговоры послушать, правда, брат, если заметит, гонял ее. А Илюшка всегда смеялся, невеста моя пришла. Хельга фыркала, ишь жених деревенский простофиля нашелся. Эх знать бы. Он, Илюшка-то, тогда невзрачный, низковатый да полноватый увалень был, рыжий к тому же. Вот она над ним и смеялась. А он гляди-ко, не где-нибудь, в КГБ работает, институт закончил. В армии на границе служил, там, говорят, и приметили, учиться направили и потом на работу взяли. Квартира у него своя в Москве. Жену он себе из Можайска взял, Людмилу. Так невзрачненькая, если посмотреть, а ведь вона как, выходит, проглядела Хельга свое счастье.

Так ведь разве угадаешь, где найдешь, где потеряешь. Кто ж знал, что Илюшка так далеко пойдет. А теперь важно смотрится, отец-то умер уже. Мать одна живет, брата он год назад схоронил. Пил брат сильно, с любовью у него что-то не сладилось, девушка его бортанула, за другого замуж пошла, вот он и запил, а потом с горя повесился. Илюшка его и хоронил и мать поддерживал.

Мать к Илюшке-то с прохладцей относилась, Петька у нее любимцем был. Так она сильно по нем убивалась, а Илья всегда серьезный, обстоятельный был. Он ее и поддержать и утешить сумел,ну и Людка тут с ней пожила, утешала, как могла. Теперь у них еще и сын родился, бабке в утешение. Внука все время сюда привозят, она и рада. А Илья вообще, после смерти брата, зарок дал, спиртного в рот ни капли, и ведь крепко слово держит, хотя раньше очень даже мог и любил выпить. Вот ведь какой оказался.

Так вот размышляет Хельга про себя, не прогадали ли она в жизни. Только теперь былого не вернешь и не исправишь, значит нужно жить с тем, что есть. Да и то, деревенские вон ей завидуют, это она точно знает. Как же, они тут торчат, а она в другой жизни.


НЕИСТОВАЯ   глава 12

Незаметно проскочило лето и возвратились домой. И очень скоро проявились первые трения со свекровью. Нет, она не затевала ссор, обращалась с Хельгой как обычно, но не преминула поговорить с сыном, а он, в свою очередь, далеко не сразу решившись, с Хельгой.Разговор зашел о том, что матери не нравится, что Хельга живет, словно тяжело больной член семьи. То есть от всех она услуги принимает с удовольствием, а сама так и не хочет становиться членом семьи. Ведь в семье обязанности все делят поровну, а Хельга за все время ни разу в магазин не сходила, на кухню готовить не заглянула, места общего пользования не убрала.

В общем, словно кроме их комнаты других помещений в квартире не существует и право их убирать, а также снабжать продуктами и обедами, принадлежит не Хельге, а кому угодно. Хельга вспылила, я не обязана за всеми убирать. Да нет, ответил муж, мы все по очереди эти дела делаем, так как все тут живем. Тебя не заставляют убирать в других комнатах. Там каждый сам за собой прибирает, но когда наступает наша очередь, то мыть коридор, ванные, туалеты и кухню мы должны, как все. Вот еще, ответила Хельга, вы еще список дежурств повесьте, как в коммуналке.

Ну, зачем ты так, Хель, это же обычное дело, разве у вас дома не так делалось? И в магазины мы по очереди ходим и готовим тоже, главное и учимся жить и выживать и другим приятно делаем. Разве тебе этого не хочется. Совсем не хочется, ответила Хельга, мне вообще хочется жить отдельно, надоело жить в колхозе.Ну, извини, этого я тебе предоставить не могу, а вот дела совместно со всеми делать придется, хочешь ты этого или нет.

Хельга подулась, подулась, а потом включилась в работу, правда, четко оговорив, что на кухню она ни ногой, все остальное пожалуйста, а готовка – это не ее занятие. На том на первых порах и порешили. Правда, Хельга этого Ильке не простила, все чаще и чаще стала от интима увиливать, ссылаясь на усталость или еще что. Теперь она не могла дождаться, когда можно будет пойти работать и чуть-чуть отвлечься от монотонности буден и мелькания одних и тех же лиц перед глазами.

Все чаще ею овладевали раздражение и тоска. Потом она узнала, что Люська родила девчонку, и подхватив свою Галю, покатила к ней. С этого дня два раза в неделю она обязательно пропадала у Люськи. Та жила теперь на Белорусской, на Большой Грузинской. Мужу ее там квартиру дали, очередником он был. А это считай почти рядом, здорово, всегда увидеться можно. Правда, Хельга приходила всегда днем, чтобы перед Люськиным мужем не светиться, разлад не вносить. Вела она себя как более старшая и опытная, учила Люську постоянно, что и как нужно делать. Нравилась ей эта роль, опекать и наставлять.

Вместе ходили в сквер неподалеку гулять. Галка-то уже ножками ходила, вот ведь ранняя пташка. Мелкая, худенькая, глазищи зеленые в поллица, ковыляет смешно, но губешку упрямо подожмет и пыхтит, старается. Люська, на нее глядя, умиляется и на Хельгу иногда приступы нежности находят. Схватит, тискает, прижимает, целует в щеки, в нос, а дочь отбивается, норовит выскользнуть, иной раз до слез.
– Ну вот, видишь, видишь, дикарка растет, материны ласки ей противны, видишь ли – Ой, Хель, да ты ж ее чуть не душишь, вот она и отбивается – ответит Люська – дай девчонке побегать свободно.

Отпустит ее Хельга, а она отойдет в сторонку и встанет столбом, думает о чем-то своем, на мать и не смотрит, и опять внутри у Хельги неприязнь расползается, не признает ее дочь. Потом успокоится, наговорятся они с Людкой всласть, Людка домой бежит, очередная кормежка, а Хельга с Галкой домой едет. Правда, желания ехать туда с каждым разом все меньше и меньше. Как-то неуютно, холодно ей теперь в этой семье стало. Отчего, сама не поймет. Вроде все вежливы, младшие девчонки из институтов своих прибегут, Галку подхватят, играются с ней, а с Хельгой и не поговорит никто. Сидит она одна в комнате до прихода мужа. Даже свет иной раз не включает. И так ей себя жалко, выть в голос хочется.

А однажды, возвращаясь от Люськи, Хельга заглянула в магазинчик и прикупила себе три бутылочки пивка. В коляску в кармашек их припрятала, никто и не видел. А дома выпила, как-то так незаметно, все три и уговорила, и так на душе легко и спокойно стало, будто тяжкий груз сбросила. Вечером муж пришел, ничего не заметил, только когда спать легли, спросил, чем это от тебя пахнет – Чем, чем, не знаю, что тебе показалось – небрежно ответила Хельга. Так и проехали этот вопрос, не стали заострятся. Зато любовь в этот раз хорошей получилась, Илька даже обцеловал ее всю, ты, мол, у меня сегодня необыкновенная. Вот так незаметно стала она время от времени к пивку прикладываться. Нет, не то чтобы очень, слегка. Но если после этого на душе хорошо становится и мир преображается, чего же в этом плохого?

На какое-то время даже отношения в семье стали прежнюю идиллию напоминать, Хельга после принятого доброй, приветливой, услужливой становилась. Правда, свекровь как-то настороженно к ней присматривалась, к ее взрывам нежности к дочери и ко всем. Словно не доверяла, а ну ее, бог с ней.

Годик дочке исполнился, хотела Хельга работать пойти, а мест в детских садах нет как нет, и дома не с кем ребенка оставлять. Все либо учатся, либо работают, значит дальше сидеть, а терпения больше нет. Снова трения начались. У Хельги перепады настроения от бурного веселья, то полной апатии и злобной агрессии. И ничего сделать с этим не может. Илька уж подозревать стал, может, ты беременна, она со злостью ответила, сам ты беременный, козел. Не хотела, но само в сердцах вырвалось, а он надулся, неделю не разговаривали.

Вот так кувыркаясь дожили снова до лета, и Хельга вновь в деревню укатила. Илька сказал, что не поедет сейчас и навещать какое-то время не сможет, завал у него на работе, а как разгребется, приедет. А Хельга подумала, не иначе другую завел, знаем мы твой завал. Правда, Илька сказал, что в июле у него отпуск и он сразу приедет к ним. С тем Хельга с дочкой и укатила. Отцу подарки повезла, комплекты нового постельного белья, индийского в ЦУМе выбросили, свекровь отхватила. Она же и дала, мол, отцу приятное сделаешь. Не все, мол, ему тебе давать, пришла пора воздавать. Ну, Хельга и не спорит, конечно, отцу приятно будет, да и бабе его нос утрет, вот, мол, я у тебя непутевая, а об отце помню.

В это лето Хельга оторвалась по полной. Гуляла в свое удовольствие, бабка за Галкой присмотрит, не бросит поди, побоится, что люди скажут. А самой Хельге теперь все равно, что про нее говорить будут. Хватит, набоялась. Где вы, а где я. Моя жизнь, как хочу, так и живу. Пробовал отец ее урезонить, она и его послала, мол все, вышла из пеленок, самостоятельная. Мужу гулять можно, а мне нет? Что я, проклятая. Так крепко она себе в голову вбила, что Илька от нее гуляет, что и сама в это крепко поверила. И уже не волнует ее, что вдруг до него новости донесут, плевать, долг платежом красен.

И даже когда Илька уже приехал в июле, она днем здесь, вроде по хозяйству крутится, заботливую мать из себя изображает, пока Илька с отцом дела справляют, что-то чинят поправляют. Даже бабке с огородом чуток помогала. А как вечер, подъезжают ребята к дому, на тракторе легком с прицепной тележкой, посигналят, она порх и с ними. Ребенка спать уложи, крикнет и была такова. Явится под утро, пьяненькая, мятая, ласковая. Завалится под бочок, обнимет, усталаааа...

Так и живут. Илька терпит, может, и правда вину свою чует? В августе ее день рождения справили с той же компанией, не дома. Вот тут Илька первый раз всерьез обиделся, характер показал, велел домой собираться. Ну, она скандалить не стала. Да и надоела самой деревенская идиллия. Поехали, по дороге дулись друг на друга, а перед самой Москвой помирились. Все-таки не умел Илька долго сердится. Отходчивый. Снова будни потянулись все по тому же сценарию.

Дом, подружка, снова дом. Никуда, правда, теперь Илька ее не приглашает, ни на концерты билеты не берет, ни в кино не зовет, хотя сам ходит в зал Чайковского на свою музыку, ну и шут с ним. Хельга пивка выпьет и хорошо ей. Галка спокойная, наиграется с подружками спит, а Хельге это на руку, телевизор посмотрит или музыку послушает и попивает потихоньку пивко. Спать ляжет, не дожидаясь Ильки.

Когда уже двухлетие Галкино прошло, чисто случайно узнала Хельга, что у Ильки и вправду баба появилась. Неспроста, значит, задерживался он все чаще, а к Хельге интерес почти не проявлял. Узнала она об этом, когда в очередной раз одежду его в стирку закладывала. Карманы освобождать стала, чтобы значит ничего в барабан машины не попало и обнаружила записочку. И билеты использованные в театр на два лица. Тут уже все ясно Хельге стало. Вечером закатила она скандал своему благоверному. А он даже оправдываться не стал. Подхватил пакет, бросил туда пару рубашек и ушел, хлопнув дверью. Хельга решила, что к бабе своей побежал. Неделю не было его, дома все на цыпочках ходили, свекровь неожиданно ласковой заделалась. Ишь как стелет, чует сволочь старая, что ее сынок обделался, загладить спешит.

Потом Илька вернулся. Долгий у них разговор с матерью на кухне был, видимо, здорово ему досталось. Пришел, повинился перед Хельгой, оказалось не у бабы, у друга был. Извинялся, что сорвался. Просто увлекся немного сослуживицей, пару раз побывали с ней на концертах, да в театре, и больше, мол, ничего, а Хельга сразу с места в карьер обвинила его. Ну он мол, и погорячился. Помирились, даже как будто снова в начало любви вернулись. Но ненадолго.

Снова лето и очередной разгул. В этот раз отпуск у Ильки в июне был и он сразу с ней поехал, а Хельга в деревне с первых же дней, начала ему откровенно, уже ничего не стесняясь, изменять. Сама не знала, что на нее нашло. Главное, с Мишкой, любовью своей первой. Он как раз в деревне у матери жил. Мать у него плохая лежала, уход за ней был нужен. Вот он сюда и перебрался. Да как раз с Хельгой и пересекся. Ну, старые дрожжи и забродили в обоих, а где выпивка, там и любовь.

А над Илькой уже деревенские в голос смеются. Этого он уже не выдержал. Развернулся и уехал, сказав, подаю на развод. Хельга только и крикнула вслед, подавай, не больно-то и хотелось. Вот так хреново расстались. А Хельга до конца лета так в деревне и провела. Дочку только ночами видела и то не всегда. Она, как гусенок, за бабкой да за ее племянниками ходила. А Хельге сам черт не брат, и отец и бабка пытаются остановить ее, да где уж им. В полной воле она, моя жизнь, кричит, моя и вы мне не указ, с вашими устаревшими моралями. А как дальше эта ее жизнь пойдет, она в то время не думала. Не до того было.

Возвратилась Хельга, а на столе в их комнате ее повестка в суд, на развод ждет. Заволновалась она, как же дальше-то жить будут. Все в семье ходят пасмурные, как прибитые. Танька одна к ней поговорить зашла. Хельга разрыдалась и наговорила ей про Илькину измену с три короба и про свою ответную, в отместку, мол. Так все преподнесла, что Танька ей поверила, тем более она записочку ту, не выброшенную, так кстати сохраненную, Таньке предъявила. Вышло, что и невиновна Хельга ни в чем, жертва она, а Илька изменник и предатель.

А через неделю и сам развод состоялся. Мирить их не стали, очень они оба яростно друг против друга в суде выступали, да взаимно обвиняли. В общем, развели, а Ильдар еще и заявление написал, что обязуется добровольно выплачивать алименты на дочь, либо пусть Хельга, коль не согласна, дочь ему оставит. Как же, ему. Хельга не дура. Если она от дочери откажется, это ж ее из квартиры вышибут и иди на все четыре стороны, прощай Москва. Она и согласилась не подавать на алименты.

А дома уже скандал со свекровью затеяла. Еще одна сестра к тому времени из квартиры съехала, та, что с двумя детьми была, хотя у нее их теперь уже трое. А девчонки Зинка с Танькой стали в отдельных комнатах жить. Вот Хельга и потребовала, либо Илька пусть к брату переселяется, либо Зинка с Танькой опять в одну комнату, а она с Галочкой в свободной жить будет, а если они не согласные, то она, Хельга то есть, лицевой счет разделит и все равно комната ее будет. Свекровь ей на это и говорит, посмотрим, что у тебя выгорит, больно прыткая ты, девонька.

В общем, Илька пропал куда-то, не приходил домой вообще, а Хельга стала по инстанциям бегать, надо ж Галочку в садик пристраивать, а самой работать идти. Да вот никак мест как не было, так и нет. А в октябре свекровь вдруг перед ней ордер кладет на стол.

– Вот-говорит – собирай вещи, переезжаете вы. Как переезжать, куда переезжать. Хельга очумелыми глазами смотрит, а свекровь отвечает – Жилплощадь эта наша с отцом, а не Илькина, так что кто здесь и как жить будет, мы решаем. Вот мы тебе комнату и выхлопотали, туда ты с дочерью и переедешь. Перевезем вас честь по чести и мебель дадим. С пустыми руками, в пустой угол не поедешь. Дом хороший, сталинский, квартира на три семьи. Комната 18-метровая, вам на двоих в самый раз. Квартиру ты не заработала, извини. Садик детский прямо во дворе и места там есть, я узнавала. Так что собирайся и поедем.

Вот так, ишь змеюка подколодная, обо всем подумала, позаботилась, а вот только не нужно мне ничего вашего, обойдусь, добренькие они, мебель дадут. Собиралась Хельга и ревела злыми слезами. Потом успокоилась, Люське позвонила. Та мгновенно примчалась на помощь. Помогла с сумками, с Галкой. Погрузились на такси и отбыли. Так и оказалась Хельга в коммунальной квартире и еще не знала тогда, что на постоянно здесь суждено будет остаться.

Первую ночь провела на полу, Галку на сумки пристроила. От свекрови съехала не прощаясь и на поклон к ним идти не собиралась. На следующее утро Люська с мужем приехали, мебель привезли. У Люськи знакомства были в нужных местах. Не с магазина, прямо с базы привезли, даже без переплаты. Ей диван, Галке кроватку, стол, шкаф, холодильник, четыре стула и кресло с тумбочкой впридачу. На первое время вполне хватит. Хельга расплатилась, благо деньги были, она не транжира, а скопидомок.

Расставили все, вроде бы ничего получилось. А за неделю Хельга и посудой обзавелась и шторами, белья постельного у нее много было, не нужно покупать. И в садик дочку быстро пристроила. Прописку тоже быстро оформила. А через месяц уже их жизнь начинала входить в свою колею. Оно и лучше получилось. Соседки, одна старуха древняя, правда, к ней внучка ходит, а сама она из комнаты и не высовывается. Вторая лет на пятнадцать старше Хельги, манерная вся, преподаватель английского в институте, в Инязе. Вся из себя, модная, неприступная, дома редко бывает. Так что Хельга почти все время одна получается.

Спокойно, нет той колготни, что у Ильдара была, но правда теперь все приходится делать самой. Хорошо, что Галочка весь день в саду, накормлена, присмотрена, а Хельге только ужином ее накормить остается. Хельга часто сидит, и обняв дочку, рассказывает ей, какой у нее папка гад, да как он их бросил, а она бедная сиротка никому кроме мамочки родной не нужная. Рассказывает и слезами заливается, а дочка жмется к ней, обнимает, целует, жалеет значит.

А когда Ильдар пришел, деньги на дочку принес, да пальтишко ей зимнее, вернее шубку с шапочкой и сапожками притащил, Хельга разозлилась на него, что он ее не спросясь, на свой вкус вещи купил и деньги зря потратил, что она, мол, мать, ей решать в чем дочери ходить, да на что деньги тратить. В общем, денег у него не взяла, а с матом взашей вытолкала. Он вещи на диван швырнул и ушел, а Хельга сама понять не может, чего дуру сваляла, зачем накинулась.

 Вон же и шубка красивая и шапка впору и сапожки ладные. В общем, сдурела баба, а может просто поняла, что без любви жизнь не получается? Кто знает. Только Ильдар больше не приходил, как сквозь землю провалился, а потом оказалось, что от матери он съехал и где живет – никто не знает. Танька с ней по телефону часто общалась, жалела Хельгу и обещала, как что станет известно, сообщит.