Глава 3 - Две шаги налево, две шаги направо...

          Продолжаем свою прогулку по направлению к Почтамтскому мостику и, не доходя до дома №6 (справа, по Прачечному) видим арку. Если свернуть в неё и пройти прямо, то вы уткнётесь в дом №15, выходящий одним из своих торцов на переулок Пирогова (там тоже имеется арка). Согласно имеющейся информации, этот участок, простирающийся от дома №84 по набережной реки Мойки до дома №15 по Максимилиановскому переулку, можно коротко обозначить так: архитектор Пель Александр Христофорович. Доходный дом. Пер. Пирогова, 15.  И -  архитектор Бенуа Николай Леонтьевич.  Доходный дом Касаткина-Ростовского. Наб. р. Мойки, 84.
          Можно, конечно, проигнорировать довольно распространённый миф о том, что именно здесь (в этих дворах) располагалась чуть ли не штаб-квартира масонов, где они периодически собирались на свои тайные сходки с единственной целью "Как бы нам, бл*ть, взять и окончательно развалить эту Россию?" Но - в общем - ничего у них не получалось, потому что наши бдительные "Карацупы" были как усегда на чеку и... бдили! Одним словом, "Шиш Вам, а не Матушку-Россию! - клятые западники - На кося, выкуси!"
          Зато, могу с уверенностью поведать вам о том, что одно время (конец 90-х гг. прошлого века) на 3-ем этаже (если я не ошибаюсь, кв.45) здесь находилась "штаб-квартира" так называемых "новых марксистов", активным членом которой был и ваш покорный слуга. Ну, а если серьёзно, то именно сюда переберётся жить (из не менее престижного дома № 97 на наб. канала Грибоедова, что расположен у Львиного мостика и значится как, "Доходный дом Голлидея") мой друг Жора, о котором сложено немало баек и правдивых историй. Так уж вышло, что наше знакомство произошло совершенно случайно (кстати, совсем рядом - в кафе, расположенном на ул. Декабристов 18). Но до этой истории мы ещё дойдём. А пока, в целях разрядки и снятия напряжения, хочется поделиться с вами парой исключительных историй, связанных непосредственно с моим другом, который давным-давно уже проживает в одном из пригородов от Петербурга.
         И вообще, должен заметить, что история творится прямо на наших глазах: я намеренно "перескакиваю", так сказать, из прошлого в настоящее, дабы провести параллели с тем, чтобы дать возможность читателю, самому сопоставить и сделать для себя некоторые выводы и умозаключения. И уверяю вас, что таких отступлений будет ещё немало.


ххх


Южные фрукты



            Общие корни, восточный менталитет и ностальгия по щемящей душу молодости сблизили нас с Жорой на новой почве настолько близко, что мы уже не представляем свою жизнь друг без друга. Что, однако, вовсе не мешает моему товарищу, временами, по-дружески поиздеваться надо мной.  Впрочем, я и сам редко остаюсь в долгу.  Изучив друг друга детально, с годами, эти подколы и шутки принимают всё более тонкий и изощренный характер, учитывая отдельные особенности психологии каждого из нас.
            На днях, идем с ним по улице Декабристов по направлению к Сенной площади. На дворе свирепствует суровая зима: стоят лютые крещенские морозы. Совершенно излишне говорить о том, какие чувства при этом испытывают два восточных фрукта.
            Снег под ногами смачно хрустит. Леденящий холод так и норовит пробраться сквозь одежду к изнеженному южным солнцем телу. Морозный воздух сковывает дыхание и сводит скулы.
            Натянув глубже шапки-ушанки и подняв повыше воротники, мы, молча, движемся к конечной цели, экономя физические ресурсы и стараясь как можно меньше говорить. У обоих одна и та же мысль: поскорее добраться до метро и юркнуть в его теплое чрево. Периодически,  Жоржик  бросает свои косые взгляды  на мою жалкую фигуру. И взгляд этот полон иронии, усмешки и жалости одновременно.
            - Какой ядреный морозец, а?! - вроде бы, просто так обращает он моё внимание на естественный факт, заставляя меня ответить ему, а значит - предоставить свою пасть леденящей стуже.
            - Ага! - быстро соглашаюсь я и, в следующую секунду, поглубже зарываюсь носом в шарф.
            - Какая красота, а?! - продолжает восхищаться товарищ, толкая меня в бок. - Смотри: как кругом белым-бело!
            Я начинаю заметно нервничать.
            - Угу... угрюмо вынужден я подтвердить слова приятеля.
            - А каково сейчас в лесу?! - не может угомониться Жора.
            Я наивно полагаю, что на этот раз можно отмолчаться, а потому только коротко киваю головой.
            - Нет, ты только представь себе эти ели и сосны, нарядно покрытые толстым слоем снега? Какая девственная красота стоит в лесу, а?!
            - Да!! - раздраженно рявкаю я в морозный воздух, чтобы вновь с головой уйти под шарф.
            Между тем, искоса продолжая следить за моей реакцией, Жора продолжает живописать сказочную картину волшебного зимнего леса, и в конце восторженно выдаёт:
            - А представь: встать бы сейчас на лыжи и пройтись километров, эдак, десять, а?!
            - Да пошёл ты! - не выдерживаю я, с ужасом представив себе эту жуткую картину.
            После чего, мой друг, не в силах более сдержаться, разряжается диким хохотом.
            - Гад! - улыбаюсь я, и мы энергично убыстряем свои шаги.
            До метро остается совсем немного...

ххх


Сумерки богов

         Три долгих месяца от Жоры не было никаких вестей.
         "Значит, совсем плохо, бедняге..." - заключил я про себя, грустно уставившись в морозное окно.
         Товарищ, ещё совсем недавно, названиванивавший мне трижды на дню, лишившись работы и потеряв всякую надежду на её скорое восстановление, к декабрю совсем притих, окончательно уйдя в зимнюю спячку, словно медведь в берлогу.
         С началом нового года, та же участь постигла и меня. Сидим себе, каждый в своей "норе", и "лапу сосём": денег нет, работы ждать неоткуда, кругом снег, холод, мороз... Зиму мы оба не переносим. Знаем и чувствуем только одно: "надо переждать, надо перетерпеть..."
         Даже, справиться друг о друге у нас нет возможности: на счету телефона - ноль.
         Наконец, в начале марта, раздаётся звонок и на том конце я снова слышу знакомый голос:
         - Привет, дорогой! Как у тебя дела?
         - Спасибо, Жоржик, у меня...
         - Прости, но - если можно - говори короче - перебивает меня товарищ. - Кто-то бросил мне на трубку 50 рублей, но это вовсе не значит, что ты сейчас начнёшь в подробностях рассказывать - как у тебя дела. Ха-ха-ха!
         Лицо невольно расплывается в улыбке: меня радует его своеобразный юмор. Более того, я почти уверен, что первый, кому он решил позвонить, это я.
        - В общем, у меня ничего нового. А как ты? - интересуюсь, в свою очередь.
        Жоржик тяжело вздыхает:
        - Ты знаешь... как тебе сказать? Я уже не знаю - к кому обращаться... К Аллаху, там, к Будде, Христу, Иегове... - и вдруг в отчаянии выдаёт - В общем, я их всех проклял!
        - Обана! - я ищу под собой стул, чтоб не свалиться от еле сдерживаемого приступа смеха на пол. - А чего так?!
        - Да что от них толку? Как от козла молока! - и тут же, видимо спохватившись, успокаивает меня. - Но ты, главное, не переживай: выкрутимся, обязательно выкрутимся! Глянь на улицу, видишь - весна пришла, солнышко светит, птички поют... Вот увидишь - всё будет хорошо, всё у нас наладится...
       И я начинаю понимать, что, пока у меня есть такие друзья, как Жора, я не пропаду.
       - Конечно же, выкрутимся! - подбадриваю, в свою очередь, товарища - Всё наладится и будет хорошо. Не просто, "хорошо", а - отлично!

ххх

фото 012


           Однако, мы отвлеклись, а потому, продолжим свой путь дальше. Пройдя всего пару шагов от "известной арки", мы уже очутимся у невзрачного на вид дома под номером 6 по Прачечному переулку, который значится в исторических документах, как бывшее издательство и типография "Брокгауз и И. А. Ефрон". И уже значительно позже - Ленинградская типография № 8 Главполиграфпрома.
           Распространяться о том, кто такие Брокгауз и Ефрон, полагаю, нет особой необходимости. И - тем не менее - с удовольствием хочу привести вам отрывок из замечательной книги Михаила Бейзера "Евреи в Петербурге":

           «Подойдем к дому 6 в Прачечном переулке. Сейчас здесь типография, а в начале двадцатого века в этом четырехэтажном здании располагалось издательство «Брокгауз и Ефрон». Илья Абрамович Ефрон, сын коммерсанта и ученого-талмудиста, родился в Вильно в 1847 году. По материнской линии он был правнуком Виленского гаона Элиягу, в честь которого мальчика и назвали. Получив солидное еврейское образование под руководством отца, Илья сдал экзамены за курс гимназии и слушал лекции в Варшавской главной школе. В 1880 году он открыл в Петербурге издательство и типографию, а в 1890 году вместе со знаменитым Лейпцигским издательством «Брокгауз» основал фирму «Брокгауз и Ефрон».
           В 1890 — 1907 годах она выпустила самый большой в России энциклопедический словарь (86 полутомов). Но среди евреев Ефрон прославился тем, что в 1908 — 1913 годах вместе с Обществом для научных еврейских изданий подготовил 16-томную Еврейскую энциклопедию на русском языке. Этот свод знаний о прошлом и настоящем еврейского народа включал в себя все, что имеет отношение к еврейству, начиная от ТаНаХа и Талмуда и кончая сведениями об участии евреев в революции. Энциклопедия вышла под редакцией Л.И.Каценельсона, Д.Г.Гинцбурга и А.Я.Гаркави. До сегодняшнего дня читателю, владеющему только русским языком, просто не найти второго такого всеобъемлющего справочника.
         ...Вспомним, когда вообще евреи появились в Петербурге. Документы доказывают, что одновременно с основанием столицы. Сначала только выкресты: марран Ян д'Акоста – любимый шут Петра I, Абрам Энс – штаб-лекарь лейб-гвардии Семеновского полка, первый генерал-полицмейстер Петербурга Девьер – сын португальского еврея, вывезенный Петром из Голландии и крещенный в России. Наконец, вице-канцлер Петр Шафиров, родители которого были крещеными евреями, что, конечно, шокировало придворных.
          Затем появились «настоящие» евреи (пока единицы, так как проживать евреям в России было запрещено). Но, как это часто бывает, когда возникает необходимость, находят способы обходить закон. Например, Зундель Гирш поставлял серебро на Монетный двор Екатерины I. По указу 1727 года его должны были выселить, но тогда казна понесла бы убытки. И по решению Тайного совета его оставили, «пока по контракту остальное серебро из-за моря не доставит».


фото 013


         Далее следует ряд строений, объединённых в одно целое. Сегодня (на нач. 2017 г), когда пишутся эти строки, этот комплекс зданий отдан во власть  Следственного Комитета по СПб. Но раньше... Однако не станем торопиться, поскольку, здесь мы с вами выходим на набережную реки Мойки и поворачиваем направо, в сторону Фонарного переулка и Исаакиевской площади. Именно об этом небольшом здании, расположенном на углу Прачечного переулка и набережной реки Мойки у нас и пойдёт речь.


Мойки наб., 86-88
Прачечный пер., 2-4
Архитекторы: Цим И. И.
Год постройки: 1743-1744, 1836-1839


Особняк О. Монферрана
1836-1839  - перестройка для О. Монферрана
1857-  арх. Пуаро Август Антонович - пристройка к поперечному флигелю
1867-1871 - арх. Цим Иоганн Иванович - перестройка, изменение интерьеров, постройка галерей
1912 - арх. Фомин Иван Александрович - интерьер столовой
вторая пол. 1920-х -разборка углового дома, строительство нового 2-эт. дома
 
Итальянское посольство   (1904-1910)
Немецкое консульство   (1919-04.1922)
Ленинградское геологоразведочное управление   (до ВОв)
Проектный институт "Гипроруда"   (после ВОв)
Городская прокуратура   (серед.1990-х-..)
 
 Особняк Монферрана (дом № 86)

Участок южнее Адмиралтейства  со времен основания Петербурга был заселен «морскими адмиралтейскими служителями». Пожар 1737 г. уничтожил застройку Морских слобод, но не затронул избы, стоящие за Мойкой. После пожара указом от 20 августа 1739 г.  было велено по берегам Мойки возводить  каменные строения, «в один, а кто пожелает в два апартамента на погребах».
 
В то время  участок принадлежал  флотскому лейтенанту Льву Александровичу Милославскому, сыну царского стольника. Построиться он не смог, так как находился в морских походах, и 16 мая 1743 г. владение по его доверенности было продано «цехового дела столярному мастеру Ивану Ивановичу Шмиту». Справа участку соседствовало владение голландских купцов  фон Бергина и Басова (?). Далее шел переулок (ныне Прачечный).
 
Шмидты  владели этим участком  несколько десятилетий.  «Каменный в два апартамента на погребах» дом построил очевидно в 1743-1744 г.  Иоганн (Яган, Иван) Бернгард Шмит (Шмидт). После смерти  И. И. Шмидта между 1781 и 1785 гг. дом унаследовала его дочь Екатерина. В 1810 г.  купчиха Шмидт решила расширить дом «пристроить каменное жилое строение к таковому же в два и один этаж, да на таковом же надстроить второй этаж и вновь построить каменный сарай». В 1811-1812 гг. строительство  было завершено.
 
5 февраля 1836 г.   дом на Мойке, 86 купил Монферран. 13 февраля 1836 г. арх. подал проект перестройки  дома.  В 1836-1839 гг. проект  был осуществлен: фасад особняка получил нынешний вид с эркером над воротами, а интерьер - отделку, частично сохранившуюся до наших дней.  В особняке было три зала и 15 комнат с плафонами, резной мебелью и каминами. На одном из каминов имелась надпись: «Хоть дом невелик, друзьям его двери открыты днем и ночью».
К капитально переделанному дворовому корпусу, где разместились «музейные» покои, столовая и кабинет, Монферран в 1830-х гг. пристроил двухэтажные поперечный флигель в два этажа с круглой «готической» башней. Флигель отделил первый (парадный) двор от небольшого пейзажного садика. Внутреннюю отделку дома выполнил в 1845-1846 гг. арх. В. А. Шрейбер. На втором этаже флигеля устроили «часовню», куда вела винтовая лестница. Часовню украшали витражи и деревянное Распятие «португальской работы, на котором раны Спасителя обозначены маленькими рубинами», стоявшее на камине, а не на алтарном столике. На аттике  флигеля  находился «герб» Монферрана – золотая Александрийская колонна на голубом фоне.
 
5 ноября 1835 г. , еще до переселения в свой особняк, Монферран  венчался в костеле св. Екатерины с актрисой французской труппы Елизаветой-Виржини Пик. Свидетелями на бракосочетании  выступили: камергер П. Н. Демидов, французский граф Эдуард де Сегсей и статский советник Яков Бойе.
 
Французский писатель А. Оже  в 1844 г. побывал в гостях у Монферрана. По словам Оже,  на первом этаже  дворового флигеля находилась столовая, на втором – картинная галерея и зал, где устраивались танцы. Парадный, обрамленный порталом вход в дом по «бронзовой» лестнице был из двора-атриума, в который можно было пройти как с набережной через сени, украшенные живописью, лепкой и скульптурой, так и с переулка, через ворота. В атриуме были выставлены собранные зодчим произведения античного, в основном древнеримского, искусства. Фасад восточного флигеля с т.н. флорентийской крышей был «декорирован выступающими из люнет изображениями великих архитекторов и древними и новыми рельефами».
 
фото 014

При жизни Монферана первый дворик был своеобразным музеем на открытом воздухе. Здесь были размещены собранные Монфераном произведения античного искусства. С правой стороны двора стояли «драгоценные саркофаги». Посредине двора на пьедестале из розового мрамора возвышалась бронзовая статуя Цезаря. Ее нашли при раскопках, которые в Риме провел Н. Н. Демидов. В 1848 г. его сын Анатолий Николаевич, князь Сан-Донато, подарил статую Монферрану.
Из первого двора можно было пройти в небольшой пейзажный сад через крытый проход в поперечном флигеле, который украшали два древнеегипетских саркофага, античный Аполлон Кифаред и мраморное тондо «Мадонна с младенцем и двумя ангелами» мастера Возрождения Луки дела Робиа. В прилегающем к саду маленьком хозяйственном дворике  стояли античные урны, фрагменты древних саркофагов. Фасад стоявшего там флигеля украшали лепные головки диких коз.

фото 015

"Мадонна с младенцем и двумя ангелами" Глазурованная терракота, 1450г., Национальный музей Bargello, Флоренция

Лука делла Роббиа ( Luca della Robbia, 1400 — 23 февраля 1482) - итальянский скульптор и ювелир эпохи Возрождения, основатель династии художников. Наряду с Донателло и Лоренцо Гиберти Лука делла Роббиа принадлежал к мастерам, определившим пластику раннего итальянского Возрождения.
Лука делла Роббиа принадлежал к семье, которой приписывается честь изобретения голубой подглазурной майолики. Интенсивность голубого цвета усиливается контрастным сопоставлением с чистым белым. Подобные рельефы нельзя назвать ни живописью, ни скульптурой - они располагаются где-то посредине. Как и его современник Лоренцо Гиберти, Лука делла Роббиа посвятил себя изображению трехмерного пространства на плоскости, Однако введение цвета позволило ему передавать живописные колористические аффекты. Художник не мог бы достичь столь тонкой моделировки и сложности линий, если бы не владел навыками рисунка, являющегося основой как для живописи, так и для скульптуры. Современники считали Луку одним из величайших новаторов XV века.
 
Монферран собрал богатую библиотеку. Библиотека размещалась на первом этаже рядом с кабинетом, ее стены были отделаны ясенем, посредине стоял большой стол, на полу лежал зеленый ковер. В настенные панели были вставлены мраморные рельефы. Со столовой библиотека соединялась двумя темными комнатами, где хранилось собрание мелкой пластики. Здесь стоял гарнитур из палисандра, в углу находился камин из сиенского мрамора, стены покрывала шерстяная материя. В этом кабинете Монферран и скончался.
В самом конце комнат первого этажа дворового флигеля  находились буфетная и малая кухня.
 
В главном доме в трех небольших комнатах нижнего этажа жила госпожа Монферран. В верхнем этаже находились гостиные, которые  сохранили до наших дней фрагменты ампирных украшений. Парадные интерьеры дома были сосредоточены во дворовом восточном флигеле, занимая его второй этаж. Слева располагался «Золотой» зал, получивший  свое название из-за  обильной позолоты. Он соединялся аркой с соседним залом, отделанным в стиле итальянского Ренессанса и обставленным старинной резной мебелью. Отапливался зал  двумя большими печами, расписанными под светло-зеленый мрамор и  камином с кариатидами по бокам и вставками из лазурита.
 
В 1857 г. на месте проезда с набережной в парадный двор был устроен вестибюль.
В 1857 г. помощник Монферрана, арх. А. А. Пуаро сделал к поперечному флигелю двухэтажную пристройку, в которой академик Соловьев написал «перспективный вид».
Монферран скончался в 1859 г.  Вдова в апреле 1860 г. продала дом известному журналисту А. В. Старчевскому, а коллекцию - золотопромышленнику Ушакову, чье имущество позже пошло с молотка. Большую часть книг и гравюр приобрел книгопродавец Н. И. Рукавишников. Часть чертежей и деловые бумаги забрал акад. арх. А. А. Пуаро, часть Старчевский продал в 1878 г. магазину эстампов Фельтена, откуда они через два года попали в библиотеку Академии художеств.

фото 016

Альберт Викентьевич  Старчевский - журналист, полиглот, владел несколькими восточными языками, сочинитель популярных  разговорников и путеводителей по странам Закавказья, Средней Азии и Ближнего Востока, также талантливый издатель и редактор. Старчевский   прожил в доме 7 лет, а разорившись продал его надворному советнику, позже камергеру, Владимиру Ивановичу Мятлеву.
 
При Мятлеве в особняке появились новые строения, выполненные в 1867-1871 гг. арх. И. И. Цимом. Сад он застроил двухэтажными флигелями и одноэтажной галереей, после чего в него нельзя было попасть с переулка. К поперечному флигелю был пристроен эркер и равноэтажная стеклянная веранда на столбах. При этом форма окон в этом флигеле была изменена, - на втором этаже они стали полуциркульными. Появились  интерьеры в стиле «второго барокко». Частично была изменена рустовка фасада по Мойке. Крытая галерея была  сделана и у западного флигеля во дворе-атриуме. Эти пристройки исказили архитектурный ансамбль.
В 1890 г.  в особняк въехала Людмила Павловна Бутурлина (урожденная Бобринская).
 
С 1904 по 1910 гг. у Бутурлиной особняк снимало итальянское посольство, переехавшее затем в особняк кн. Ливен на Б. Морской, 43.
 
Бутурлина продала особняк Мириамне Федоровне Ратьковой-Рожновой, жене статского советника Якова Владимировича Ратькова-Рожнова, сына крупного промышленника, бывшего городского головы.  После смерти отца и раздела наследства Я. В. и М. Ф. Ратьковы-Рожновы покинули дом на Миллионной и поселились на Мойке.
Мириамна Федоровна поручила молодому арх. И. А.  Фомину заново в ампирном стиле, отделать двусветную столовую, занимавшую второй этаж поперечного флигеля. Ее стены оформлены в два яруса пилястрами, потолок украшен живописными панно работы акад. В. А. Катарбинского. В 1912 г. отделка была закончена. Она сохранилась до наших дней.
 
После отъезда последних владельцев в эмиграцию особняк в 1919 - апреле 1922 г. занимало немецкое консульство, потом консульство переехало в здание бывшего посольства Германии.


фото 017


Особняк Густава Лерха (Дом № 88)

1838 -  арх. Монферран Огюст - перестройка.
Участок неоднократно переходил из рук в руки. В разные годы им владели:
1740 -  сенатский секретарь Максим Иванович Данилов
1743 - голландский купец Бергин
1760-е - лейб-хирург Иоганн-Генрих Кельхен
1744 - Сусанна – вдова английского купца Чарльза Рейнгольта
1777 - титулярный советник Михаил Иванович Сердюков
1783 - камер-юнкер  Петр Васильевич Мятлев,  будущий владелец особняка на Исаакиевской пл.
1785 - полковник Христофор Иванович Бенкендорф, отец известного шефа жандармов
1790 - кн. Андрей Андреевич Голицын
1793 - генерал-майор, кн. Валентин Эстергази
1796 - рижский купец Вильгельм Цуккербекер
 
В  1801 г.  в угловом доме поселился вице-адмирал Александр Лукич Симанский, командир Балтийского гребного флота с супругой Екатериной Григорьевной. Владение Симанского унаследовала его вдова, затем ее дети.
По перечню 1822 г. этим домом  № 172 (старый №175) владел купец Фейт, по справочнику Аллера от 1824 г. и ведомости от 1826 г. – тайный советник Николай Игнатьевич Калинин.
 
В 1835 г. хозяином назван немец Густав Лерх.


В 1838 г. Монферран, живший в соседнем доме, составил для Г. Лерха проект перестройки дома в стиле классицизм. Проект был осуществлен. Фасад на набережную по углам оформили портики из двух ионических пилястр, завершенные треугольными фронтонами Окна в портиках снизу украшала балюстрада, сверху архивольт с тимпаном и лепные рельефы. Вход в дом был с Прачечного пер.
 
У Лерха участок купила жена Монферрана, поделившая его на три части. К ней самой  (в 1840-х гг.?) отошла средняя часть  с садом, образовав проезд на Прачечный пер.  Угловая часть с особняком была продана графине Ю. П. Самойловой., задняя по Максимилиановскому – другому владельцу.
В 1849 г.  соседкой Монферрана названа купчиха  Ольга Ивановна Атрыганьева (Отрыганьева), завещавшая дом сыну, отставному сотнику Николаю Алексеевичу Атрыганьеву. Н. А. Атрыганьев был хорошим пейзажистом, учился у Н. Е. Сверчкова и А. И. Мещерского и с 1882 г. показывал свои картины на выставках Академии Художеств, которая в 1886 г. избрала его  почетным вольным общинником.
С 1885 г. владельцем дома были: тайный советник Евгений Иванович Ламанский, брат известного слависта и председатель совета Волжско-Камского банка, и его жена Александра Карловна, а затем их дочь Александра Евгеньевна, в первом замужестве Бодиско, а во втором фон Таль, одаренная акварелистка.
 
В 1912 г. арх. И. И. Долгинову было поручено перестроить особняк в шестиэтажный доходный дом с эркерами. Проект не был реализован.
11 апреля 1917 г. Городская управа утвердила проект  арх. М. С. Лялевича. Зодчий взял за основу ампир московских усадеб, перенес главный фасад в перулок, устроив перед ним двор с воротами, украшенный фигурами львов. Фасад на Мойку оставался прежним, соотнеся с ним новый двухэтажный дом по переулку. Планы смешала революция.
 
В 1920-е гг. дом по-видимому стоял бесхозным. Как писала  в то время «Ленинградская правда»: «В особняке, несмотря на разруху, до начала 1926 г. сохранилась крыша, которая вследствие недостаточного надзора и непринятия мер рухнула, при чем под развалинами погибло много художественных украшений особняка». Разборка дома вероятно произошла во второй половине 1920-х гг, тогда же на его месте был выстроен безликий двухэтажный дом, тесно «прилипший» к соседнему особняку.

     "Красная газета" 1 июля 1928 года поместила печальную заметку о том, что пустовавший дом Монферрана в первые послереволюционные годы, когда шла гражданская война, служил одно время приютом для беспризорных, которые растащили всё сколь-нибудь ценное, вплоть до стекол и дверных ручек..."

      Рассматривая этот дом, следует учитывать, что не всё это здание дОлжно называть домом Монферрана. Он владел лишь левой половиной дома, включающей балкон в виде фонаря-эркера. А правая половина - это дом №88. Зодчий же, жил в левой половине. В конце 1920-х годов оба здания (дом №86 и дом №88) по набережной реки Мойки были перестроены и в результате объединены в один, с общим фасадом и общим входом.
       В обоих домах разместилось Ленинградское геологоразведочное управление, а после ВОВ – проектный институт «Гипроруда».
       В середине 1990-х гг.  дом № 86-88 заняла  городская прокуратура, после того как НПО «Буммаш» не смогло провести его ремонт и реставрацию.
       В настоящее время (2017 г.) здесь расположилось Главное следственное управление следственного комитета РФ по Санкт-Петербургу.


фото 018

        Совершая далее свой неспешный променад по набережной Мойки, мы проходим вдоль дома № 84, известного краеведам города как Дом Касаткина-Ростовского.

1-я четверть XIX века - автор не установлен.
Дом М. Ю. Виельгорского   пер. Пирогова, 15
1837-1839  - арх. Пель Александр Христофорович - строительство дворовых корпусов.
Дом Касаткина-Ростовского  наб. р. Мойки, 84 - пер. Пирогова, 15
1869-1870  - арх. Бенуа Николай Леонтьевич - стр-во корпуса по набережной.

 
          История этого дома весьма интересна и своими корнями восходит к началу XIX столетия, когда действительный статский советник Иван Кондратьевич Герард (род. 13 мая 1720 г. в Баварии) во времена правления Павла Петровича получит под застройку участок, простирающийся от набережной реки Мойки до Глухого (ныне Пирогова) переулка. Однако, к тому времени престарелый Иоган Герард на данном участке успел построить лишь уличный флигель, выходящий своим парадным фасадом на набережную левого берега Мьи (Мойки). После его смерти в 1808 г. участок купил музыкальный деятель, основатель Русского музыкального общества, граф Михаил Юрьевич Вильегорский и построил в его глубине свой дом, выходящий главным фасадом в Глухой переулок (Пирогова 15). На набережную же реки Мойки выходил прекрасный сад особняка. С двух сторон здание тогда ограничивали симметрично расположенные боковые флигели.
           Тем не менее, в этом доме М.Ю.Вильегорский прожил недолго. В 1823 г. граф уезжает из столицы и большую часть проводит в своём родном Курском имении, а дом в Петербурге продаёт действительному тайному советнику Василию Сергеевичу Ланскому. Потомок старинного дворянского рода, известного с конца XV столетия, Ланской получил прекрасное образование и вскоре, благодаря таланту и героизму (участник двух исторических войн: Турецкой - 1787-1791 гг., и Польской - 1792-1794 гг), стремительно продвинется по служебной лестнице.
           В 1815 г. В.С.Ланской избирается председателем комиссии по строительству Исаакиевского собора. А с 1825 по 1828 г. указом императора Николая I Ланской становится управляющим Министерства внутренних дел Российской империи.
           В 1826 - 1827 гг. во флигеле дома Ланского на набережной реки Мойки 84, поселился молодой талантливый московский поэт и философ Дмитрий Владимирович Веневитинов, четвероюродный брат А.С.Пушкина. Он скоропостижно скончался в возрасте 22 лет, блеснув на российском литературном горизонте искрами своего замечательного таланта. В марте 1827 г. Веневитинов, разгоряченный танцами на балу в доме Ланского, легко одетый, перебежал по сильному морозу в снимаемый им флигель усадебного дома. На следующее утро он слёг от тяжелой формы воспаления легких.
          В начале августа 1832 г. Михаил Юрьевич Лермонтов вместе с бабушкой, Елизаветой Алексеевной Арсеньевой, приехал в Петербург. Квартира, в которую перебрались Лермонтов  и его бабушка, располагалась в доме действительного тайного советника Александра Дмитриевича Ланского. Тот дом не сохранился. Он тогда стоял на месте, занимаемом теперь домами №84 на Мойке и № 15 по Максимилиановскому переулку.

фото 019

          После смерти А.Д.Ланского его участок приобрёл богатый помещик князь Ф.М.Касаткин-Ростовский. Его сын и приемник Николай Федорович Касаткин-Ростовский унаследует 3121 десятин земли в Курской и Самарской губерниях, участок и дом в Петербурге по адресу: набережная Мойки, 84.
           В 1896 г. князь решает провести капитальную перестройку родительского дома в Петербурге и с этой целью обращается с просьбой к архитектору Н.Л.Бенуа с тем, чтобы подготовить перестроечный проект здания с переделкой его в доходный элитный дом. Подобное решение было своевременным и целесообразным, так как предприимчивые люди того времени скупали участки, занятые старыми барскими особняками, и на их месте возводили многоэтажные строения "под жильцов".
           В архитектуре наступала пора эклектики, особого стиля, пришедшего на смену классицизму. Она была удобна для быстрого массового тиражирования доходных домов, и вместе с тем позволяла создавать видимость некоторого разнообразия во внешнем оформлении фасадов.
           Именно об этом, с явным сарказмом выскажется в своём "Дневнике писателя" Ф.М.Достоевский: "... Право, не знаешь, как и определить теперешнюю нашу архитектуру. Тут какая-то безалаберность, совершенно, впрочем, соответствующая безалаберности настоящей минуты. Это множество чрезвычайно высоких (первое дело высоких) домов под жильцов, чрезвычайно, говорят, тонкостенных и скупо выстроенных, с изумительною архитектурою фасадов: тут и Растрелли, тут и позднейший Рококо, дожевские балконы и окна, непременно оль-де-бефы (круглое или овальное окно) и непременно пять этажей, и всё это в одном и том же фасаде".

          "Бедный, несчастный Федор Михайлович... - с горечью подумаю я про себя, искренне сочувствуя великому писателю. - Как хорошо, что он не видит современных панельных новостроек, прозванных в народе "спальными районами". Вот где по-настоящему высокие дома, архитектурная безликость, тонкие стены, низкие потолки и без всякого Рококо, Модерна и прочих изысков!"

фото 020

         Возвратимся, однако, вновь к упоминаемому дому.
         Дом этот примечателен и тем, что с 1904 по 1913 г. здесь проживала примадонна оперетты Анастасия Дмитриевна Вяльцева. Будучи ещё совсем юной, она приехала из Киева покорять столичный Петербург. На первых порах она выступала в отдельных оперных спектаклях-обозрениях Малого театра на Фонтанке, в основном в качестве одной из хористок. Как правило, артистам второго плана давали несложные партии, состоящие буквально из нескольких слов - "вот идёт графиня" или "как ужасно, как прекрасно".
         В пору увлечения петербурской публикой "Цыганскими песнями в лицах", стало модным ставить популярные спектакли с незамысловатыми сюжетами, но насыщенными цыганскими романсами. В одном из таких спектаклей молодая Вяльцева получила небольшую роль, в которой проникновенно исполнила романс "Захочу - полюблю". После чего, к Анастасии Дмитриевне Вяльцевой придёт настоящая слава.
         Журналистов и газетчиков она не баловала - интервью, взятые у неё, максимум укладывались в две-три строчки: Я - крестьянка Орловской губернии... Детство и юность провела в Киеве".
         В певицу безумно влюбится Василий Викторович Бискупский - блестящий конногвардейский офицер, потомок известного старинного дворянского рода. Любовь будет взаимной, но... их разделяло социальное положение: он - офицер элитного гвардейского полка, она - девушка крестьянского происхождения. Однако, как уверяют очевидцы, благодаря личной просьбе к суду чести Конногвардейского полка императора Николая II и шефа полка - российской императрицы позволили, в порядке исключения, получить молодым влюбленным разрешение на брак. Русско-японская война прервёт их медовый месяц и супруг Вяльцевой отправится на фронт, где вскоре будет тяжело ранен. Узнав об этом, певица, расторгнув многочисленные контракты, отправится на Дальневосточный театр военных действий в качестве сестры милосердия, отыщет своего мужа и выходит его.
          После войны любящие супруги поселятся в доме на набережной Мойки 84, занимая два этажа этого большого здания. Вяльцева по-прежнему много выступала, но однажды во время концерта прямо на сцене упадёт в обморок. Результат врачей будет неутешительным: у Анастасии Дмитриевны обнаружат лейкемию. Предчувствуя свою скорую кончину, певица составит завещание, согласно которому все свои средства она завещает городу с условием строительства на них либо больницы её имени для рожениц, либо приюта для внебрачных детей. В случае отказа городских властей, Вяльцева распорядилась продать принадлежащие ей дома и имущество и передать вырученные средства в столичный университет для учреждения именных стипендий крестьянским детям.
         4 февраля 1013 г. Анастасия Дмитриевна Вяльцева скончалась. Ей было сорок два года. Последними её словами, обращенными к находившимся в квартире друзьям, были: "Всё было так прекрасно, жаль, что так быстро кончилось..."
         Похоронят А.Д.Вяльцеву на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Рядом с могилой Веры Фёдоровны Комиссаржевской. Начавшаяся вскоре Первая мировая война не позволила выполнить условия её завещания.


фото 21


Мойки наб., 80-82
Фонарный пер., 1
Архитекторы: Сюзор П. Ю.
Год постройки: 1870-1871, 1874
Стиль: Эклектика


         Наконец, мы подходим с вами к следующему большому дому, более известному как Доходный дом и народные бани М. С. Воронина. И сталкиваемся сразу с несколькими достопримечательностями: зданием ДК, Фонарным мостом и Фонарным переулком.
         Прямо напротив - через реку Мойку, на вас смотрит какое-то непонятное и устрашающее своей несуразностью "чудо-юдо" из области архитектуры, отнесённое искусствоведами к конструктивизму.  Которое называется Дом культуры работников связи. И только внимательно ознакомившись с историей этого здания, начинаешь понимать об истинных масштабах трагедии, разыгравшейся после установления Советской власти.
         
фото 22

        "Ну не мог себе позволить, построить такое, ни один из здравомыслящих людей?! - подумал я, впервые столкнувшись с этим зданием. - Ни Растрелли, ни Росси, ни Захарову, ни Тома де Томону, ни иному прославленному зодчему не могло бы такое присниться даже в самом кошмарном сне."
         А потом, вникнув по-глубже, наткулся на ниже следующее фото и всё стало на свои места.

фото 23

         Немецкая реформатская церковь.Фото 1900-х гг. 1862-1865  - арх. Боссе (Ю. Э. Боссе) Геральд Андреевич - проект, Гримм Давид Иванович  - строительство. 1872-1874  - арх. Рахау Карл Карлович - восстановление.
         В 1932-1939 гг. он по проекту архитекторов П. М. Гринберга и Г. С. Райца перестроен в здание Дворца культуры работников связи. Здание в стиле конструктивизма построено с использованием существующих стен.
         
         Поговаривают, что в советский период тут было несколько секций различных кружков, в которых выросло не одно поколение школьников. Во всяком случае, в середине 90-х годов прошлого века мои дети занимались тут в театральной студии. И я даже помню, как мы с супругой были на одной из премьер детского спектакля, в котором одними из главных героев были задействованы все трое наших детей. Правда, потом, в связи с переориентацией нравственных ценностей, постепенно этот ДК превратился в самый настоящий притон новоявленного бомонда, с модной тогда дискотекой "Курьер" и её сомнительными поклонниками из числа проституток, наркоманов и пр. В настоящее время, похоже, там всё предано забвению: такое впечатление, что здание полностью заброшено.
         
        Ещё одна достопримечательность - это Фонарный мост. В начале XVIII  века именовался "Материальным", являвшийся своеобразной пристанью для выгрузки строительных товаров, доставляемых в столицу по воде. По одной из версий, название "Фонарный" произошло от так называемого Фонарного питейного дома в этом переулке и связанного с находившимися по соседству фонарными мастерскими. Вторая версия гласит, что своё наименование он получил от огромного скопления в этом районе "домов терпимости", вход в которые освещался завлекающими красными фонарями. Как бы то ни было, можно с уверенностью утверждать, что и у нас имеется свой родной "кусочек Амстердама".

фото 24

        В 1870-71 гг. во дворе бывшего дома Егермана новый владелец М.С.Воронин по проекту архитектора П.Ю.Сюзора, построил необыкновенные бани, названного по имени их инициатора и хозяина - академика и купца 3-й гильдии Михаила Степановича Воронина. За постройку этой бани Сюзор получил в 1872 г. золотую медаль Политехнической выставки в Вене.
        Бани Воронина сразу после открытия привлекли всеобщее внимание. Вся кладка строения была выполнена на цементе Роше, которому не страшна никакая сырость. Своды держались на портландском цементе, который от сырости становится только тверже. Внутри были фонтаны, сводчатые потолки, три мраморных бассейна. В бассейнах можно было менять и уровень воды, и температуру. В бане была специальная вентиляция, разработано новое устройство печей, все каменки были изразцовые, а вокруг самой большой была устроена скамья, чтобы греть спину. Дорогие номера освещались газовой бронзовой люстрой.
        В женском отделении была мебель в стиле Людовика XVI. На лестнице при входе стояло чучело медведя (до 1950-х гг.).
Из вестибюля на Фонарный переулок выходило огромное окно с венецианскими матовыми стеклами, у окна стояла мраморная статуя. Банщики и парильщики вызывались с помощью воздушного звонка. В бане была "бабка" для оказания помощи. Пока посетитель мылся, можно было выстирать, высушить и погладить белье, в прачечной при бане это стоило 1 коп.
        В бане были классы за 3, 5, 8 и 15 коп. Имелись и шестирублевые номера из пяти комнат, одна из которых была отделана в турецком стиле. Специальный номер посещали и великие князья. Уже в первый год в штате бани было 500 человек. Впервые здесь были предусмотрены помещения для работающих.
       
         До конца 90-х годов, мы с друзьями очень часто ходили туда мыться. Естественно, не было уже никаких мраморных статуй, экзотических пальм и роскошных королевских зеркал. Всё это осталось в дореволюционном прошлом. В наше время, всё выглядело намного скромнее и прозаичнее, если не сказать хуже - по-пролетарски: стены страшные и обшарпанные, полы склизкие, словно в соплях, шаек вечно не хватает, предбанник напоминает коммуналку, с тесными узкими шкафчиками. Единственным плюсом, ради которого, собственно, мы и ходили туда, это - парилка. Парилка была отменная!
          Одно из посещений мне запомнилось особо.


Случай в бане


                К Сан Санычу, в гости из Украины приехали его давние друзья - Петро и Николай - с которыми моему соседу довелось некогда вместе служить.
                Петро почти ничем не отличался от самого Сан Саныча: такой же, невысокий, полноватый, но при этом, довольно шустрый, этакий балагур-весельчак, с озорными и несколько хитроватыми смеющимися глазами. Характерной же чертой второго товарища, я бы назвал чрезмерную скромность и застенчивость, которая с первых же минут очаровывала и располагала к себе собеседника. Николай был заметно худее и выше ростом своих друзей. Естественно, он также, как и его товарищи, был рад столь долгожданной встрече, но радость эта была сдержанной: прежде всего она читалась в его доверчивом взгляде, который излучал какую-то невероятную теплоту и сердечность. И ещё - эта его бесподобная улыбка, столь свойственная скромным и добрым по натуре людям.
                Понятное дело, в первый же день был организован стол, со множеством яств и закусок: тут были и русская солянка, и восточные манты, ну и конечно-же украинское сало с неизменной горилкой. Моему одинокому соседу давно хотелось познакомить меня со своими друзьями, а заодно и представить им ново обретенного друга-повара. Весь вечер прошел в бурных эмоциях, воспоминаниях былой молодости, многочисленных шутках и историях, всплывших неожиданно из недр уснувшей было памяти. Как и положено в кругу друзей, немало потрутниваний и прочего рода дружеских колкостей досталось в этот вечер и на долю немногословного Николая. Словом, было шумно и весело, как это часто происходит в подобных случаях. А в конце, застолья, друзья единодушно приняли решение - сходить назавтра, с утреца, в баню с тем, чтобы хорошенько попариться.
                Наутро, в условленное время, мы встретились и вскоре, оказавшись в помещении предбанника, все стали спешно стягивать с себя одежду, обувь и прочие портки. Все, кроме Николая, который почему-то, всё медлил и мялся, нехотя снимая с себя верхнюю одежду и долго копошась в шнурках. Наконец, оставшись в одних трусах, он виновато глянул на голых друзей.
                - Ну, и? - не выдержал первым Петро. - Долго мы тебя будем ждать?! Сымай трусы-то!
                - Может, не надо? - застенчиво пробормотал Николай, явно сконфузившись. - Мне и так нормально...
                - Ты чего? - не понял его друг. - Нас, что-ли, стесняешься?
                - Та оставь ты его, Петро! - вмешался Сан Саныч и коротко поддав локтем товарища в бок, иронично хихикнул - Может, там ничего уже и нет?... Хи-хи!
                Друзья весело заржали, после чего, Петро строго пристыдил товарища.
                - Хорош тебе, позорить друзей-то! А ну, живо давай: сымай и - пошли!
                Видя, что деваться некуда, Николай тяжело вздохнул и стал послушно стягивать с себя трусы.
                И - буквально в следующую секунду - наши челюсти, как по команде, отвисли до возможных пределов, глаза выкатились из орбит, а из груди Петра вырвался какой-то непонятный хрип.
                Наступила мёртвая пауза.
                Ё* твою ма-ать, Мыкола! - опомнился первым Сан Саныч, с ужасом уставившись между ног друга. - И чем его так раскормил?!
                - Да, ладно вам, ребята... - застенчиво стал оправдываться Николай, пытаясь прикрыть шайкой своё "хозяйство". - Я же, говорил...
                - Надо же, едрить тя в кочерыжку... - придёт наконец в себя Петро и, почесав своё лысое темечко, с плохо скрываемой завистью, восторженно подведёт итог - Всё напрочь в "корешок" ушло!
                Трудно утверждать однозначно, что данный пассаж кардинальным образом заставит Сан-Саныча изменить своё отношение к другу, но именно с этой поры, всякий раз, когда речь будет касаться Николая, мой сосед с должным уважением и почитанием будет отзываться о своём приятеле исключительно в положительных и возвышенных категориях. Впрочем, это и понятно: как никак - настоящий мужчина!      

фото 25

               В конце 1930-х гг. баням были присвоены номера - Воронинские бани стали Банями N 43. В народе же, эти бани именовались просто, "фонарными". К началу третьего тысячелетия их закроют окончательно. Одно время, когда мне довелось работать в кафе "Объект" (в данное время там расположено кафе "Сеновал", прямо на углу Мойки и Фонарного переулка), довелось услышать, что тогдашний губернатор города Валентина Матвиенко создала какую-то комиссию, которая устроила тендер, с привлечением иностранных инвесторов, дабы возродить и воссоздать прежний облик Воронинских бань. Но... то ли инвесторов не нашлось, то ли вновь - по старой российской привычке - деньги выделенные на это благородное дело были потрачены...  Но то, что "воз и ныне там" - это факт.
               Кстати, раз уж мы с вами коснулись моей работы, поведаю вам очередную историю, связанную с периодом, когда мне довелось здесь поработать.


Руслан и Людмила


            В начале 2008 года, мне доведется работать в кафе "Объект", что было расположено на углу набережной Мойки и Фонарного переулка. То есть, как раз, между Исаакиевским собором и моим домом. Собственно, я всегда сознательно старался выбирать себе работу исходя не из зарплаты (она примерно везде, одинаково нищенская), а с тем, чтобы это было рядом с домом.
            В первый же день работы, шеф, коротко представив меня небольшому коллективу поваров, предложит мне разобрать отваренных и остывших цыплят.
           - А что делать с "жопками": оставлять их или выкидывать? - невинно осведомлюсь я у шефа.
           И в ту же секунду, услышу до боли знакомые нотки, которые невозможно спутать ни с чем:
           - О! Жопки?! Ну что Вы: это же самое нежное и восхитительное, что существует на свете! - подскочит ко мне Руслан, опередив шеф-повара и заинтересованно уставившись на тушку.
           - Так, а ну марш на своё место! - прикрикнет на него Юлиан и несколько виновато глянет на меня.
           Чуть позже, подыскав удобный момент, когда Руслан отлучится на несколько минут из кухни, молодой шеф-повар вновь подойдет ко мне:
           - Я Вам должен кое-что прояснить. Видите-ли... - промямлит Юлиан, не зная, как подступить к столь деликатной и неудобной теме. - Знаете...
           - Знаю! - прервав его, мгновенно отреагирую я, избавив коллегу от дальнейших объяснений. - Мне уже доводилось работать с подобным контингентом. Так что, всё нормально.
          И я замечу, как глаза моего шефа увлажнятся благодарностью и признанием.
          А ещё через несколько дней, я настолько сдружусь со своим новым коллегой, что тот легко и непринужденно поведает мне историю своего растления. В 15-летнем возрасте, Руслану, жившему на тот момент в Ташкенте, кто-то из "добрых людей" посоветует поехать с ним в Объединенные Арабские Эмираты - "заработать кучу денег". Ну, а дальше, известная схема: изъятие паспорта и перепродажа в третьи руки, с последующим статусом раба и невольника в различных гаремах. Затем - бегство, поимка, избиения, тюрьма и - наконец - депортация. Переезд в Россию не намного улучшил его положение: тут он тоже попадает в различные передряги, одна живописнее другой. Если послушать эти истории, то у нормального человека волосы встанут дыбом. Словом, довелось ему хлебнуть немало...
          При этом, глядя на его интеллигентскую внешность, на жизнерадостность и веселый нрав, трудно поверить, что всё это произошло именно с этим обаятельным и, в общем-то, довольно милым парнем, которому нет ещё и тридцати. И вообще, я обратил внимание на одну характерную деталь: почти все встречаемые на моём пути гомосексуалы, отличаются от прочих, начитанностью, повышенной эрудицией, обладают утонченными манерами и достаточно высоким интеллектуальным багажом. Почему-то, я верю Руслану, поскольку, с развалом Советского Союза, мне такого довелось наслышаться и насмотреться за эти годы, что уже вряд-ли что-либо способно меня удивить.
          Его закадычной подругой на работе, являлась бойкая и шустрая официантка Людмила, которая, подначивая и посмеиваясь над ориентацией друга, тем не менее, по-своему любила и оберегала его, ссужая иногда деньгами и живо интересуясь его жизнью вне работы. Какая-то материнская забота проглядывалась во всём этом, а потому, я сохраню трогательное и уважительное отношение к этой парочке.
         - Руслан! Мне не нравится, как ты сегодня выглядишь. - озабоченно разглядывает своего дружка Людмила. - Что с тобой?
         - Ай! - машет тот в ответ. - Не обращай внимания. Что-то, с головой... давление, наверное.
         - Погоди! - мгновенно реагирует подруга. - Я тебе сейчас таблетки от головы принесу!
         - Ага! - соглашается Руслан. - Е-Бе-Це, называются...
         - Пошляк! - обиженно надувает губки Людмила и в следующую секунду, не выдержав, заливается смехом.
         Забавно наблюдать за ними в процессе работы.
         - Ну - как: готов мой заказ?! - подбегает к раздаточному окну Людмила. - Руслан! Я пятнадцать минут назад пробила тебе салат...
         - Успокойся, уже отдаю: вот твой "Цезарь".
         - Что это?! - возмущается официантка. - Это - "Цезарь"?! Что это за листья, и почему они так скрутились?!
        На что, Руслан плавно разводит руки в стороны, вбирает шею в плечи и, жеманно изгибаясь всем телом, невозмутимо изрекает, с неподражаемой интонацией:
        - Ну, что поделаешь, дорогая, если вся наша жизнь такая скрюченная?
        В перерывах между заказами, мы иногда затрагиваем вопросы интимного характера. Несколько волнуясь, я осторожно интересуюсь:
        - Скажи, а это правда, что у геев всегда один исполняет активную роль, а другой - пассивную?
        - Кто тебе сказал такую ерунду?
        - Ну, это я так... Вот, скажем, ты кто?
        - Я - универсал! - не без гордости заявляет Руслан. - Могу, как с бабами, так и с мужиками...
        - А с козлами не пробовал? - встревает в разговор Юлиан.
        - Заманчивая идея! - оживляется Руслан. - надо будет непременно поэкспериментировать...
        Пройдет месяца три и наш товарищ внезапно исчезнет. Безвозвратно. Все мои попытки, выяснить, что же произошло, не увенчаются успехом. И только Людмила, избегая подробностей, как-то неопределенно бросит:
        - Опять попал в какую-то странную и непонятную передрягу...


          В 1874 г. по распоряжению М.С.Воронина снесли старый дом, а на его месте возвели новое строение, по разработанному зодчим П.Ю.Сюзором проекту. Новое здание стали называть - доходный дом №80-82 М.С.Воронина.
         Начиная с 1917 г. в этом доме размещались различные государственные советские предприятия. В начале XXI столетия, на первых этажах 4-х этажного здания открылось два заведения: ресторан "Идиот" и рядом трактир "Сеновал".