Чудовищница- 20. Балаган

 Арсений сидел на ступеньках бабушкиной хаты. По листьям деревьев, стоящих вокруг дома,  по  подорожнику, растущему вдоль тропки,  по  босым ступням Мессии   тихо шлёпал  летний дождь. Вёдра с колодезной водой,  бочка  с  дождевой водой, кошачья миска  наполнились звоном высоких капель. Скамейка, на которой часто отдыхала  прабабушка, пионы, разделявшие  огород  и  палисад, цветущая картопля сладко пахли детством. Им,  же звучали  барабаны белёных  стен  дома и   двери  в клуню. Чуть дальше виднелась поздняя груша, вкус которой знала только мама, выросшая в этой хате.
Арсений    поднялся,  вышел из- под навеса,  закрыл глаза, подставил лицо под капли.   Впадины глаз тоже стали лужицами дождя. Его запахи,  музыка влились в поры,  в вены, в мысли. Мир оказался  созвучным  человеку. Время превратилось в  союзника. 
«Хулеру твою маму, нэ пиднымай пыль», раздался  возмущённый выкрик прабабушки. Арсений вздрогнул, выглянул за дом. У самой калитки, ведущей на территорию воспоминаний, трёхлетняя кнопка подметала деркачом тропинку. Дождя здесь не было, пыль, действительно, стояла высоко в воздухе. Подул ветер,  отогнал её на сочную траву, предназначавшуюся корове. Пожилая женщина в чём- то тёплом подскочила к девчушке, отобрала веник. Малышка  развернулась, помчалась по тропинке прочь от разгневанной бабки. Дорожка круто шла под уклон к речке,   обозначавшей   нижнюю  границу   огорода. Бег ребёнка ускорялся. «Разобьётся, засериха», выскочил Арсений наперерез бегунье.  Та ловко обогнула аватару, раскинула ручки в объятии, прибавила ходу. «Мама», зазвенел голосок девочки. Навстречу ей с огорода поднялась молодая женщина в коротеньком белом сарафанчике на бретельках. «Доця», приняла на себя маленький болид мама и для устойчивости вонзила остренькие каблучки шлёпок, в рыхлую  землю. 
Арсений растерялся. Он точно знал, девочка - его аватара. Или он - её. Значит, навстречу ребёнку в голубом сарафанчике и сереньких сандаликах должна была выйти другая женщина. Однако ребёнка держал он сам, только в женском проявлении. «Ох, уж,  этот индуизм,  всякая аннигиляция  ему пофиг», мелькнуло в голове.
За спиной скрипнула дверь в хату.
«Пап, возьми нас с собой» обратилась к вышедшему взрослая аватара Арсения.  Мессия,  не поворачиваясь,  ждал ответа.   
«Ты ездила со мной, знаешь, что тесно в кабине вдвоём и предлагаешь взять это шило в  попе», раздался голос, резко развернувший Арсения. Откуда- то  появился  Громозека. Его не человеческие  руки  удержали мужскую аватару на месте. Сын просто увидел   отца на крыльце  дома, ещё не знавшего, что такое место для манёвра коляски. В кирзовых сапогах, в рабочих пиджачке и штанах, старший мужчина собирался на сенокос.
«Деда, возьми, я буду сидеть на половинке попы, помогать тебе  буду», запросилась маленькая аватара.
- Помогать? На половинке попы? Ладно. Доця, сбегай к матери, возьми ребёнку что- нибудь поесть.
- Ой, спасибо, дедушка! Как я тебя люблю!
Маленькая лиса, вдвоём с дворнягой Диком, принялись лезть под ноги деду, под колёса старенького трактора, списанного на фабрике. Дед терпел.  Вернулась  женская аватара, начались усаживания. В тесной кабинке уместились два с половиной человека и объёмная сумка со снедью. Трактор затарахтел, выехал  на дорогу,   вышла мама, принялась закрывать ворота.  Арсений понял, что и она  его не видит. Острое чувство кольнуло сердце. Мужская аватара перемахнула борт медленно трогающегося трактора. Громозека пристроился рядом.
Сначала была просто печаль.   Дома, усадебки, лесополоса, отделявшая владения людей от  фабричных   полей. Когда въехали  в холмы,  поросшие  цветущим донником, стало не по себе. Откуда- то взялись делянки с кашкой, иван- чаем, горчицей, пижмой.  Арсений лёг на брезентовый полог, застилавший дно трактора. Высоко плыли облака, а из- за бортов доносились запахи, сдиравшие защиту с души,  пробующей смириться с  тем,  что все шансы упущены.   «Последней каплей»  стал  аромат сена, скошенного  отцом,  вчера. Аватара  пропустила  выгрузку работников, «разборки» деда с внучкой, норовящей выхватить свежую траву,   прямо из- под косы. Ребёнка отослали собирать привяленное сено в копёшки. Дитё уработалось быстро, так как, подражая деду- муравью, пыталось положить в косынку, выделенную матерью для этого дела, сразу весь ряд, полёгший под одним взмахом косы.
 Мессию   подняли  капризы  уставшего ребёнка, уговоры  женской аватары.  Старшая и младшая собирали цветы, плели венки, нюхали траву. Мать  делилась с дочерью  знаниями, полученными от отца.  Потом  аватара  достала бидон и кружку. Две хозяйки  принялись собирать  землянику.   Арсений   вздыхал  и томно завидовал  девчушке, обнимавшей матерь, когда та хвалила её  за усердие.
«Папа, обедать», громко  распорядилась  женщина, выкладывая из сумки, еду, собранную с огорода. Подошёл отец, остро пахнущий работой. Вымыл руки водой из канистры, бросил полотенце внучке на плечи.
 Арсений змеёй  крался   в высокой траве, стараясь быть ближе к обедающим.  Слушал  родной  голос, рассказывающий  очередную сказку из истории Самаёв. В большую кружку полилось молоко, дед выпил, побросал в рот землянику, встал, пошёл работать. Мужская аватара не удержалась, потянулась к кружке. 
«Иди сюда»,  пригласила женская аватара Арсения   за «стол».   Дитё спало.   Мессия  осторожно сел на старенькое покрывало,    подождал, когда хозяйка  поставит  глэчек с молоком на ровную поверхность, взял хлеб, откусил, запил, заел  ягодой.
- Как ты?
Женщина, не отрываясь, смотрела на Арсения.
«Сложно, запах того, что уже никогда не будет - не переносим», ответила мужская аватара.
-Это от меня зависит. Будет или не будет.
- Как так?
Женщина осторожно дотронулась до плеча мужчины.
- Вот так?
- Не понял. 
- Я так хочу!    Дотронулась - живи.  Ходи, летай.   Желательно - без оглядки на  меня.   
- Разжуй непонятливому.   
- Попробуй прожить свою жизнь. Ничего, не исправляя, никому не воздавая по заслугам.  Никто не спросит  за то, что наворотил. 
Арсений смотрел на женщину, но  не знал, что она думает, только чувствовал  эмоции.
- Как это называется?
- СЫночка.
 Мать  поцеловала лоб Мессии, прижалась к груди взрослого ребёнка.   Арсений  рассеянно обнял  женщину.   
-  Как такое может быть? Для непорочного рождения мальчика нужен донор. Бог, как минимум. Аннигиляция вместо уничтожения дала жизнь?
-   Какие сложности. Это богам нужны условности, правила.  Мне они ни к чему.  Осталось только со Временем договориться. Но это - уже моё дело.   
- Я так не могу.
- Ты ещё  и  не пробовал.
Аватара, ставшая самостоятельным человеком,  прислушался  к своим ощущениям.
- Да. Легко. Ни сомнений, ни  бесконечных внутренних  монологов. Только конкретные вопросы,  которые мне по силам решить.
- Это - Касканочка спит. Душа. Ношусь, как дурень с писаной торбой.  Тебе не оставлю. На мой взгляд, счастливому  человеку достаточно   соображений санитарной чистоты и хорошего сна.
Арсений стёр с груди надпись, подставил спину матери.
- Пойду - деду помогу.
Женщина тоже поднялась. Сын  чмокнул материнский лоб,   сбегал к тракторной тележке, достал запасную косу, подошёл к траве, присмотрелся, где и как идёт старший в роду. Сделал замах косой.
-  Мальчишка. Громозека, хватит делать вид, что ешь ягоду, пошли сказку делать пылью…

 Отец Кирилл удивился, когда со сцены спрыгнули незнакомая женщина и Громозека.  Священник повернулся к дремлющему Арсению, но Мессии не оказалось на месте. Тем временем, неожиданная пара с ароматными бумажными кулёчками подошла к нему. Без лишних слов женщина подняла руку и дёрнула за верёвочку, висевшую над Кириллом. Раздался шум смываемой воды,  священник   ухнул в белую воронку сортира.  В  такие, же  отверстия  канули  почти все,  кто  был  в леонардовой зале. Артистов отпустили.  Чудовищница села за стол, не предлагая Королю, продолжила угощаться ягодами, собранными Громозекой.
  «Вредина, угости земляникой- то», возмутился Король. 
« Фигушки, я  сержусь на тебя», ответила Оборотень.
- За то, что я разбудил Арсения? Рано или поздно, ему пришлось бы  столкнуться с этим.
- Я придумала   сына не для того, чтобы вы распинали его.  И не для того, чтобы он участвовал в ваших играх. И не для того, чтобы он играл по вашим  краплёным правилам. У вас - своя свадьба. У нас - своя. Устроили шабаш на костях - танцуйте дальше. «Как на нашем на дворе, под сиреневым кустом будут мощи, будут мощи…»
Король пытался возразить, но  понял, что Чудовищницу просто надо переждать.
Вдруг, из- под ног Призрака выползли паук с муравьём.  Навьючив на себя  какие- то белые кусочки, насекомые подались на выход.
- Что это?
- Весна в моей канализации.  О!  Весна в канализации, весна в канализацию пришла.  Как сын грустит о матери, так…  Гы.  Население срочно эвакуируется с вещами.
- Почему?
- Воняет. Ты запахи  чувствуешь?
- Только очень сильные. Фу! Что это?
- Вот дурень. Весна. Канализация цветёт.
- Что они тащат?
- Паук- наполнитель из подкладки. Муравей - не знаю.
- Зачем пауку подкладка?
- Потому, что паучиха. Ты лучше спроси, где она берёт подкладки?  Стерва. Олвейз тащит, не какую- нибудь бэллу.
- Надо что- то делать.
- Конечно. Салитой травила. 
- Чем?
- Саляной кислотой.
- Ну?
- Сама потравилась, а ей, хоть бы «хны».  Как тащила, так и тащит, Нанюхается салиты и пошла -  рыться в чужих вещах.  Наркоманка несчастная.  Жалко, что люди не нюхают  соляную кислоту.   Те ещё ощущения.
«Бум», перешёл кто- то звуковой  барьер. «Ууууууу», на бреющем полёте  мимо призрачного носа   куда- то подался большущй полосатый шмель.  Понаблюдав за его перемещениями, Король спросил: «Галлюцинация?»
- Нет. Настоящий?
- Откуда?
- Вестимо из параллели. 
- У тебя в доме есть портал в параллельный мир?
«Првукинь, првукинь, начала распеваться за  нарисовавшимся  окном птичка.
- Кто это?
Король высунулся наружу.
- Думаю, варакушка. До соловья там немного не дотягивают, но красоты исполнения впечатляют. 
- Да что ты говоришь! Не дотягиваю. Сиди теперь  в тишине, ценительница!
- Что за бельё у тебя сохнет вдоль дома?
-  Гы. То вишня отцвела. Растунец.
- Эстетка. Даже одиночество твоё прекрасно.
Небо грохнуло, раскололось надвое, ведёрный ливень обрушился на крапиву, чистотел, вишню,  заброшенные малину и смородину.
- Ах, ах, ах, что это? Запахи! Чем это пахнет? Где? Когда это было?
Призрак медленно  опускался на колени,  пытаясь поймать носом дуновения пахучего ветра.  Вечерело.   Король, по- прежнему,  гадал,   с каких уголков памяти доносится запах прелой травы, первого снега, ели,  принесённой с мороза, детского бельишка, купленного в отделе для новорожденных, новых сапожек, обтянувших стройные ножки выше колен. Ветер с моря сменялся на запах приморской тайги. Ухоженные волосы, простенькая бижутерия, подчёркивающая линию шеи, сёдла лошади и мотоцикла, дымы костров  с прошлогодней листвой и  со  студенческой археологички, печёная и молоденькая  картошка  с малосольным огурчиком, пенка самых разных варений…
Король  трудно встал,  закрыл окно. В самый последний момент его настигло  закатное солнце.  В красном цвете проявляющейся памяти, назгул увидел песчаную просёлочную дорогу, упирающуюся в сельское  кладбище, девчонку на велосипеде. Она остановилась, зашла в простенькое разнотравье по сторонам дороги. Наклонилась,  сорвала беленькое соцветие, полное маленьких мушек, приложила его к уху. «Жжжж», глухо  телефонировало  в кулачке.  Девочка разжала пальцы, стряхнула  насекомых.  Поднесла ладонь к носу.  Она  пахла мёдом.
«Ладно.  Я - идиот!»
Король сказал,  обидевшись на весь мир, сел рядом с Чудовищницей.
-   Почто дуешься- то? По боговым заповедям живу.  Ни семьи, ни детей, ни любви. Даже Мечту отпустила. Гы. Тысячу лет назад маме принесли святой воды из церкви.  «Умывай. Дочка поправится, на ножки встанет». 
- К чему это?
-  А вода эта возьми, да и зацвети.
- Святая?
- Видела я тогда ещё плохо, но прозрачные нити водорослей во всю высоту «чебурашки», углядела. И мамину гримассу, когда она нюхала содержимое бутылки,  помню. Вот думаю. Дом мой - обитель праведницы.
- Првукинь. Првукинь
-  Кто- то грозился заткнуться.   Греха  совокупления больше двадцати лет не знаю. Обожраться - упиться  кишечник не даёт. Саму себя удовлетворять не позволяет  уважение к себе. Идолам поклоняться не могу по причине  смешливости. Святая я. Да мощи привезли.  Передоз святости  в моём храме случился.
Оборотень многозначительно замолчала,  пододвинула Призраку пакетик с, не кончающейся  ягодой. Потом Король поел селёдку в уксусе. После понятных сомнений «уговорил»  грамм 500 шоколадного мороженного, пошёл разбирать посылку с одеялами, подушками и пледами из новейших материалов. Обняв подушку из бамбука, назгул запел: « Девочка сегодня в баре.
Девочке пятнадцать лет.
Рядом худосочный парень.
На двоих - один билет».
Короля  поддержала  Чудовищница: «  Вот это жизнь!
Живи - не тужи!
Если бы каждый  вечер
Такая жизнь!»
«Значит, к Богу собралась», переспросил назгул.
- Ага. В качестве пятой колонны.
- Изнутря брать будешь?
- Отдай, кому говорю! Быстро отдала! Прибью!
Назгул  удивился, торопливо   протянул подушку Чудовищнице. Оказалось, Оборотень воюет с паучихой,  толкающей    вторую подушку в свой уголок.  Насыпенька в цепких лапках двух  самочек     трещала, грозя  разродиться бамбуковым наполнителем. 
- Халявшица голенастая,  отдай!
«Ы - ы»,  отвечала воровка о восьми конечностях.
-  Ну,  всё! Ща морду набью!
«Матерь, пресвятая Богородица»,  хмыкнул   кто- то  сзади.
Чудовищница и Король оглянулись.
Воспользовавшись заминкой, Победительница   «сообразила»  кокетливый фартучек из оторванного кусочка упаковки, взвалила подушку на спинку, посеменила в свою комнатку.
Из густого облака зловония  вышло нечто клубящееся интеллигентного вида.
«Быррррр», затряс головой Призрак, вот говорили  мне …»
- …» чтоб не закусывала   селёдку мороженным, на тебе, полюбуйтесь», подхватила Оборотень.
Святая   плеснула в Демона белизной.
«Эх, жизнь моя - параша», выкрикнуло  Нечто, проглотило жидкость,  отвердело.
 «За угощение- спасибо», сказал Дерьмодемон  и поставил на стол пустую стопочку.
«Гы »,  обречённо  хрюкнула Оборотень. Подумав, она  спросила: « Ты пришёл, чтобы дать нам волю?»
- Вот ещё! Я вонять не перестану!
Глаза Чудовищницы стали остренькими, как козьи рожки.  Снова в зале стало темно. Замигали фонарики цветомузыки, послышались капающие звуки проигрыша   энергичной песенки   из прошлого века.