Трудный хлеб

   -Замучила текучка! Пока сообразишь, с кем имеешь дело, подходы найдёшь, рабочего увольнять пора. С другой же стороны, без увольнений нам не выжить. На премиях и выплатах по стажу обанкротишься враз. Конкуренты так и ждут, выискивают слабинку , чтобы сожрать мельницу с хлебопекарней вприкуску.
   Андрей Семёнович, директор хлебозавода, частенько был вынужден совещаться по текущим перестановкам персонала предприятия с начальником отдела кадров, Людмилой Карловной Николаевой.

   Хлебозавод достался Андрею Семёновичу от отца. Долго выбирал переросток Андрюша профессию, три десятка лет аж. Ни один институт отгулял - всё не по душе приходились ветви познаний юному всезнайке: ни история его не прельстила, ни фантастическая работа металла в машинах, ни законы развития человеческого общества. Отец подталкивал Андрея в выборе, частенько завлекал на хлебозавод - по делу, а то и просто как случится.
   -Хлеб всему голова. Хлеб - святое. А уж на Алтае хлеб - первое дело. Испокон веков так велось, что хлебопёкам первое место здесь отводилось, - не уставал повторять отец прописные истины своему вздорному сыну. Андрей слушал вполуха всю эту приевшуюся банальщину и кивал с обречённым видом и тайными мыслями: "Всё равно я твой завод продам".
   Отец подтолкнул Андрея на преемственность своей смертью. Запивался он последнее время, пытаясь топить мысли тайные. Повесился... Друг отца, Дронов, отбил у чёрных риэлторов ползавода, оставил костяк наследственного предприятия исконным хозяевам. Отголоски диких времён раскроили благое предприятие, разрушили всю его экономическую целесообразность, как беззастенчиво рушат цельную российскую экономику вот уж который год. Пока живут на свете подлецы, миром будет править беспредел.
   Андрею ничего больше не оставалось после смерти отца, как взять бразды правления потощавшим предприятием в свои руки. Пока откроешь своё дело, что по душе пришлось, пока поднимешься - годы уйдут и капитал. Тут же на всём готовеньком: сел в кресло с умным видом и вопросы непонятные задал - вот и все дела. Остатки совести не позволили Андрею забыть о старом дяде Дронове, который и вёл непосредственно все дела предприятия, прикрывая неопытность молодого директора.
   Так Андрюша стал Андреем Семёновичем.

   -Люди обращаются по трудоустройству, - успокоила директора Людмила Карловна, женщина добрейшей души. - Не зарастёт народная тропа к нашей проходной. Если же и случаются какие кадровые трудности, нам всегда "Служба занятости" поможет. Мы с ними контактов не прерываем.
   -Кочегаров пора присматривать, скоро сезон. С прошлого года рабочие с котельни не появлялись? Их нормально рассчитали по лету?
   -Они же уволены, Андрей Семёнович! Рассчитали, а как же! В июле, с вычетами, как Вы и распорядились.
    -Ну да, ну да. Забыл. Свиридов в весну подморозить умудрился! Нажрался на смене и проспал все заморозки. Всю смену под гребёнку! Так и надо с ними, с чертями - чтоб не повадно было! Алкаши все поголовно. Ладно, если эти придут, подумаем ещё. Свиридова же - взашей!
   -А ведь приходил кочегар! - спохватилась Людмила Карловна. - С книжкой, оператор паровых котлов. - Женщина нашла, наконец, на заваленом столе нужную бумажку и подала листок Андрею Семёновичу.

    "Юрчик"! - вертел в руках Андрей листок со списком рабочих, прошедших сегодня собеседование в отделе кадров.
   Юрка Бедарев - Беда. Перед Андреем поплыли школьные годы. С ним они раскурили первую сигаретку. Беда присутствовал в той компании, когда они раскупоривали первую бутылку вина за школьным туалетом. Поймали всех по запаху. Кто продал, так и не нашли. Девчонку одну любили. Дрались за неё. "Или это не Беда был? Перемешалось всё за время".
   Сын необеспеченных родителей, Юрка рвался за знаниями, пытался достичь в жизни большего, нежели отец плотник. Круглым отличником падкий до хулиганки, несобранный Юрка не вышел, но знаний школьных собрал с лихвой, ума набрался, вошёл во взрослую жизнь достаточно подготовленным юношей.
   Легко поступил в институт. "БТИ, по моему"? - Андрей не отслеживал жизненного пути своего школьного друга. Вряд ли он смог закончить высшее образование в то время. Знания тогда не котировались. Вес человека оценивался деньгами и оружием. Шли 90-е...

   -Андрюха? Ты? А ты здесь как? Какими судьбами? - Юрия пустили за проходную для собеседования. На территории хлебозавода нового работника встречал сам директор, Андрей Семёнович. Строгий директор отстранился от чрезмерной активности нового работника, оградился от настырного собеседника вытянутой рукой:
   -Попрошу без лишней фамильярности товарищ Бедарев!
   "Спился, как и все эти..., - разглядывал Андрей лицо своего друга детства. - Алкоголизм ложится на лицо несмываемым отпечатком, алкашей легко отличить от нормальных людей по одному их виду. Или люди способны перевоплощаться в быдло словно те собаки, которые стараются походить на своих хозяев и вырастают таковыми, схожими"?
   -Пьёшь?
   -Как можно, Андрей Семёныч?! Уж который год в завязке. В запое нам не выжить.
    -Ну,ну! Все вы так говорите. Белые и пушистые до первой зарплаты, а после недельными запоями проходную за версту обходите. А у нас линия поточная. Нет человека, конвеер стоит. Кочегаром пойдёшь?
    -Могу и покочегарить.
   -Вот и  ладно. Приходи завтра. Пока в дворниках походишь. Поработаешь на прихвате. Посмотрим, проверим, а с осени - в горячий цех. Ну иди! До завтра! Пропуск на проходной будет.
    "Надо, надо помогать людям! - удовлетворялся Андрей Семёнович от свершённого благого дела. - Помочь своим ребятам сам Бог велел. Не зря они рядом по жизни с нами прошли. Помогу Юрку! Подниму, подчищу, в люди выведу. Дело нужное".

                ***

   -Климов! - с утра вызвал Андрей Семёнович рабочего из раздевалки. - Слышь, Паша! Собирайся! На заимку поедем. Ребят подготовь (назвал фамилии). Будешь бригадиром.
   Пашка - единственный рабочий, который ещё со времён отцова правления остался. Не без залётов. И у него случались срывы, нарушения. Да как-то зацепился Пашка за хлебопекарню, прижился. Увольнять его рука не понималась, ни у отца, ни у наследника. Человек такой Пашка, правильный, не подцепиться. На каждом предприятии должны быть кадровые работники, которые сделают всё, если что. "Пускай работает до поры до времени".
   -Не поеду я никуда! Сколько можно вам прислуживать? Я в лакеи не нанимался! Зарплата у меня, как оператора, вот и буду за пекарней следить. Нечего меня тягать куда не попадя!
   -Это как это ты никуда не поедешь?! А мой приказ тебе уже никаким законом не встаёт? Это же ваш профилакторий. Как это ты не поедешь, когда каждый рабочий обязан следить за своим здоровьем?
   -Профилакторий? Это когда мы там отдыхали? Сколько лет работаю, ни разу там рыбки не выловил! Всё пашешь и пашешь на ваши высокородия! Даже в речку зайти время не находится. На пять минут окунёшься, смоешь пот трудовой и вперёд, в родные пещеры.
   -Самый лучший отдых - в работе! Кончай пререкаться, Пашка. Не на базаре. Делай, что приказано. Зачахнешь ещё в своей пекарне. Поехали, проветришься!

   -У них оборудование на последнем износе работает, а они себе фазенды отстраивают, - жаловался Пашка рабочим в курилке, в ожидании транспорта на базу отдыха. - У них мельница вскоре взлетит как Саяно-Шушенская ГЭС, а они всю прибыль себе в удовольствия бухают.
   "Стараешься, стараешься на них, - апеллировал директор рабочим упрёкам со своего удобного кресла под кондиционером. - В лето кто вам зерна кроме меня достанет? Вы бы до нового урожая по три-четыре месяца без содержания сидели, как на других хлебопекарнях. Я же стараюсь, выкручиваюсь как-то. Наши сеятели, они ведь урожай государству не очень то и продают. Им зерно сдавать китайцам выгодно, а наши элеваторы разрушаются незадействованные. Вот мы по осени у китайцев наше же зерно и покупаем, хитроглазыми сохранённое.
   Копеечку к копеечке складываешь, чтобы у вас зарплата была. Хлеб, он как бензин не дорожает, цены на него сдерживают. Вот и суют другие пекарни в свои хлебо-булочные изделия что ни попадя, чтобы в прибыли хоть какой-то остаться. У нас же технологии сохранены. Нас весь город знает. Мы за счёт продаж выезжаем.
   Да что им объяснить можно, черномазым этим? Быдло, оно и есть быдло. У них в голове кроме пузырей ничего нет, в глазах стаканчики одни гранёные искрятся. Надо бы выгнать как-то этого Пашку-какашку. Слишком много он себе позволяет. Язык, что помело. И как его подковырнуть-задеть, чтобы сам сбежал, по нарушению, без выходного пособия"?
   А на базе отдыха непременно надо навести порядок после вчерашних гостей! В субботу баня. Соберуться нужные люди, без которых мельнице не быть. Как всё это поймут рабочие? Разве им объяснить законы современного делопроизводства?
   "Тяжёлый, тяжёлый народ российский! Испорчен советской моралью, неуместными для быдла свободами! Гегемон, тудыж его"!

                ***

   На разладе всегда беда приходит, любит эта злюка вражду.
   Андрея Семёновича разбудили в ночь: пожар на заводе. Взорвался газовый балон. Пожар потушить удалось оперативно. Гараж сильно не пострадал, распрощаться пришлось только с "газелькой", что рабочих развозит на смены.
  "Старая "газелька".  Шофёр давно жаловался на запах газа. А где деньги на новый балон взять? Всё приходится эксплуатировать до последнего, технику на максимуме выжимать, иначе предприятие на плаву не удержать.
   Гараж, гараж! Рабочие могут пешочком временно походить. Ничего с ними не случится. Наши деды до службы десятки километров по бездорожью месили. Ничего, выжили, да нас ещё породили, на ноги подняли. Ничего с этим быдлом не случится, если встанут за час до работы. Доберутся, не переломятся!
   Гараж придётся чистить, ремонтировать. Машину в эту гарь не загонишь. Цех встанет. Никто не разрешит в такой грязюке хлеб печь. Пока там всё отдраишь, ремонт косметический..., хлеб придётся печь только в ночную смену.
   Убытки, убытки... Ещё и этот. Что ему в гараже надо было? Он же кочегар. По всему в машину залез вздремнуть пока тепло на улице, топить не надо. Закурил, как пить дать закурил! Вот и громыхнуло. Подпил - тут и гадать нечего"!

   -Семёныч! - на утро уже, на смене, окликнул директора Пашка. - Помочь бы надо Юрку. Собраться. Деньгами, что ли.
   -И когда вы думать научитесь? Как ты ему сейчас поможешь? Звонили с больницы - в реанимации он. Или вы ему водку под подушку засунуть желаете? Побрызгать самогоном палату, как одеколоном, чтобы домом пахла. Без тебя разберёмся! Иди работай, активист хренов!

   Юрка умер на третий день. Похоронили его за счёт государства.
   -Семёныч!
   "Опять этот Пашка! И как ему не спокоится всё! Когда же выгнать его удастся"!
   -Заколебали эти - комиссия! - не дал директор высказаться Пашке. - Целыми днями шарятся, вынюхивают всё. Мне на рыбалку никак не съездить.
   -Семёныч, ты бы нас проавансировал хоть, раз зарплату задерживаешь, - удалось Пашке вклинить просьбу между нескончаемых заумных директорских рассуждений. - Юрку проводим по-человечески.
   -И что вы за люди есть, настырные такие! Не видишь, что творится? Людям хлеб нужен, а этим лишь бы напиться! Похоронили Юрка, государство позаботилось. Что вам ещё надо? Родным его помочь? Так нет у него родных. Ни дома своего нет, ни родственников не осталось. Чист он перед родиной!

   Андрей Семёныч приметил в окно, как рабочие засуетились, потащили мешки с мукой за проходную. Позвонил в магазин:
   -Все, все муку выписали, - доложила директору продавщица. - Берут, как же. Выручка сегодня рекордной будет.
   Рабочие выписывали муку и продавали за проходной, кто за сколько договаривался, намного дешевле закупочной стоимости.  А по другому нельзя. Это как не проводить своего коллегу в последний путь, помянуть? Среди рабочих такого не принято. Такого нет в рабочих традициях, чтобы забывать товарища, погибшего на производстве.

   "Всех поувольняю! - бесился директор сам с собою в изолированном от низменного мира кабинете. - Упьются все и завтра работать не смогут! А и пускай прогуливают. Всех уволю! И этого Пашку заодно, гегемона, едрить того! Наберу новый коллектив и работать начнём по-новому, с чистого листа".
   -Пашка! - крикнул он в окно. - Составь списки, кто на поминки пойдёт. Под роспись! Да в магазин с этими списками. Зинка вам там водку выдаст под зарплату.

                ***

   Андрей Семёнович растянулся в кресло-качалке на бережку и грелся на солнышке, щурясь в удовольствие. Всё у него было: поплавок, прыгающий в речной волне, щебетанье доступных женщин где-то там за спиной, бутылочка слезы божьей под креслом, манящая, охлаждённая.
   "А не выпить ли нам с устатку"?  Андрей осторожничал с этим делом. Не молодой уже, пятый десяток разменял. Кончились годочки, когда можно было напиваться без оглядки, не опасаясь уподобиться быдлу. Выпил всё же. На дондышке. Не рассчитал, уснул...
   И снилось Андрюхе, как он с пацанами к речке бежит по лужам. Трусы мамами у всех пошитые, плавок тогда ещё не было. Брызги во все стороны! Белый свет искрами весёлыми прикрыли. Мальчишек не разглядеть за брызгами. Да что там угадывать, из школы все, одноклассники. И Юрка рядом бежит. Беда, Бедарев Юрка. Счастливый! И все счастливые.
   Чёрно-белый сон... Прошлое, оно всегда чёрно-белое. В таких тонах оно воспринимается лучше.