Топка

Шла обычная рабочая смена. «Высидеть» в жарком кабинете оставалось ещё пару часов. Подперев рукой щёку, Светлана смотрела за окно, на залитые солнцем кусты акации, и откровенно скучала – наступило время огородов и пенсионерам, кои составляли подавляющее число пациентов их поликлиники, стало не до болячек. Врач, которая обычно сидела напротив Светланы и на что-то жаловалась, выскочила «перехватить» до получки, и как в воду канула (очевидно, с желающими «подбросить» до получки в поликлинике было туговато). В это время она и вошла – необычная посетительница.

- Здравствуйте. Можно? – спросила сухонькая, опрятная, держащаяся очень прямо старушка. Удивительными были её глаза: по-юношески ясные и словно светящиеся изнутри.

Светлана женщина сердобольная – заставить ждать бабушку в коридоре, она не смеет. (К тому же вдвоём не так скучно время коротать):

- Да, проходите, присаживайтесь, давайте пока карточку заполним, - заранее сочувствующим голосом приглашает она и указывает на стул.

- Да мне, собственно, только штампик. У меня медкомиссия. На работу устраиваюсь. Нянечкой, в детский садик.

Светлана напряглась: в поликлинике старики обычно говорят о застарелых язвах, неблагодарных детях и не почитающей старости молодёжи, но никак не о трудоустройстве.

- Вот как? Нянечкой? Но вам же..., - Светлана покосилась в карточку… - Семьдесят. С чего это вы решили в таком возрасте на работу устраиваться? –
перевела взгляд на флюорографический снимок, торчащий тут же. – Боже, да у вас же обширные затемнения в лёгких… Вам надо серьёзно обследоваться, какая тут может быть работа….

- А, это…- отмахнулась старушка. – Вы не обращайте, пожалуйста,  на это внимание. Я с этим всю жизнь живу, после того как в детстве пришлось паровозные топки чистить...

Старушка, назовём Ирина Марковна, хотела было на этом и остановиться, но, увидев выпученные глаза медсестры, продолжила:

- А куда деваться? Фашист затолкнёт вовнутрь, ты и чистишь. Несколько лет, начиная с пяти, в топках и провела. А как же? Жить захочешь и в топку полезешь….   Так что не обращайте внимания, пожалуйста, мне работа нужна...

И всё же Светлане этих объяснений  показалось мало. Так что Ирина Марковна была вынуждена поведать свою историю от начала и  до конца.


Родилась она в семье военного, где-то в Сибири. В 1941 году, когда ей было около пяти лет, их семья отправилась в отпуск к бабушке по маминой линии, в Брянск. Там их и застала война. Отец сразу ушёл на фронт, остальные мужчины – в партизаны. Кто не успел или не смог – как, например, дед и дядька Ирины Марковны - тех вешали или расстреливали.

Здоровых женщин и детей погнали в Германию. До границы гнали пешком, дальше - везли в поездах. В пути было всё, о чем упоминается в летописях военных лет: расстрелы, голод, сон на ходу, удары прикладов и автоматные очереди поверх голов и по колоннам. Дети от ужаса почти не плакали, кое-кто и вовсе онемел. Только жались к матерям – инстинкт самосохранения превратил их в маленьких зомби.

Всю войну они пробыли в плену, в концентрационном лагере. Маленькие дети чистили паровозные топки. Матери трудились на общих работах. Потом Ирине Марковне невероятно повезло -  их с матерью определили на работу, на немецкую ферму, где и сажу глотать не приходилось, и подкармливали хорошо, и не били.

А потом пришли американцы и всех освободили. Им предлагали остаться заграницей: работы, еды, свободы – сколько хочешь. Но почти все хотели только одного: как можно быстрее вернуться на родину, в Россию!

Россия встретила их, бывших узников, объятиями НКВД. Мать тут же отправили в лагерь, теперь уже наш, родной, под Пермь. Девочку определили в интернат. Но ничего – как-то пережили и это. Благо, по смерти Сталина, мать реабилитировали и выпустили. Она тут же второй раз вышла замуж (отец так и сгинул на войне) и родила Ирине Марковне братика. Жить мать с новой семьёй осталась в Перми.
Ирина же, покончив с интернатом, поступила в университет на юридическое отделение. Там же познакомилась с будущим мужем. После окончания университета им предложили распределение в Баку. Букет болезней у неё к тому времени был внушительный: простуженные почки, бесплодие, патология в легких и пр. и пр... Распределение показалось молодым подарком судьбы: солнце, климат, целебные источники – ну просто рай.


До перестройки на жизнь в Баку ей грех жаловаться: много света, тепла, фруктов, друзей. В 80-х годах разрешили индивидуальную трудовую деятельность. Ирина Марковна с мужем открыли юридическую консультацию. Дело пошло успешно. А потом пришли «девяностые», и всё изменилось. Кому-то не понравилось, как идут дела у русских супругов. Кто-то, Ирина Марковна назвала его «сам», вызвал её к себе. И не пожелал даже пустить в кабинет. В назначенный час распахнул дверь в приёмную и, стоя на пороге, изрёк:
- Русские у нас богатеть не будут.

И дверь захлопнул.

В тот же день супругов выселили из квартиры и опечатали их фирму и счета, разом лишив всего, кроме достоинства и друзей. Последние их и приютили, и куском хлеба не обделили. Какое-то время им казалось, что это бред, сон, вот сейчас раздастся звонок телефона и обнаружится, что это розыгрыш, недоразумение. Но с каждым днем становилось всё хуже. И муж не выдержал - отказало сердце. Хоронить его было не на что. И опять на выручку пришли друзья и просто сочувствующие люди – обычные, не замороченные властью и национальными вопросами. Без них ей было тогда просто не выжить.
 
Естественно, она пыталась связаться с Пермью, с Сибирью.  Но вот что удивительно: письма туда и оттуда не доходили. Единственный выход – пытаться дозвониться. Неизвестно с какого раза это получилось. Трубку взяли соседи. Не утешили: мама умерла, брат уехал в Германию. Спустя время выяснилось, что брат действительно уезжал в Германию, но прижиться там не смог, и вернулся. Но это будет потом.

Пока же ситуация складывалась следующим образом: в России у неё никого не было, а та страна, которая не так давно приняла её с распростёртыми объятиями, всячески выживала: работу ей не давали, отовсюду, куда обращалась - гнали. Это был тупик.



И вдруг, когда силы бороться за существование, кажется, окончательно иссякли, опять выручили люди. Однажды вечером они позвонили и сообщили, что по московскому телевидению, в передаче «Жди меня» выступал её брат. Он искал её. Он желал с ней воссоединиться, и приглашал к себе, в Пермь. Это было даром небес (тем более что, на тот момент, она знала лишь об его отъезде в Германию).

Друзья помогли ей связаться с программой. Программа оплатила её перелёт в Москву. Можно сказать, что пока снималась передача, программа полностью содержала не верящую в случившееся с ней чудо, Ирину Марковну. И вот невероятный, можно сказать, слезоточивый момент наступил: объятия брата и сестры в свете софитов, под улыбки и слезы телезрителей.

Дальше – возращение в Пермь. Первая эйфория проходит,  начинаются бюрократические дрязги. Но главное – она дома, и отступил этот вязкий страх  преследования, страх за собственную жизнь. Да, и вот ещё проблема – пенсию никак не удается "выбить", а на шее у других она сидеть не привыкла. Всё, чем можно было помочь брату по дому – помогла, теперь надо как-то дальше себя применять, чтобы не стать в тягость.

- Да, кстати, вспомнила, то была последняя передача «Жди меня» снятая в старой студии, об этом объявили в ходе съёмок, – мечтательно добавила Ирина Марковна и тут, наконец, вошла доктор.

Даже беглого взгляда на неё было достаточно, чтобы понять – «перехватить» до получки не получилось.

- Ну? Что там у вас? – нервно спросила доктор, усаживаясь за стол.

Медсестра протянула ей карту, старушка медицинскую книжку. Возникла пауза, в процессе которой врач смотрела то на книжку, то в карту с вложенным в неё кадром ужаса флюорографии, то на старушку. Медсестра, пребывающая под впечатлением истории старушки, покрывалась испариной при мысли о том, что может сказать ей сейчас  врач. Старушка продолжала излучать глазами свет и, судя по всему, верить в лучшее. И тут медсестра вдруг прозрела:
- Ну вот, как я раньше не заметила! У невропатолога вы в книжку поставили штампик, а в карточку – нет. Придется  вам к нему ещё разочек сходить. Идите прямо сейчас, я ему позвоню - он вас примет без очереди…

Пока Ирина Марковна ходила «за штампиком», медсестра быстро и очень темпераментно развернула пред терапевтом всю карту злоключений соискательницы рабочего места нянечки и потребовала (благо они были давними приятельницами с доктором) относиться к ней максимально лояльней. Так что к тому времени, когда старушка вернулась, врач, подрастеряв свой финансовый пессимизм (любая трудность по сравнению с концлагерем покажется пустяком),  встретила её более чем любезно и медосмотр подписала без вопросов.