Выстрелы у родника

Николай КРАСИЛЬНИКОВ

ВЫСТРЕЛЫ У РОДНИКА

– Хочешь посмотреть живого джейрана? – спросил Мурад в очередной мой приезд.
Джейранов я видел только в книге, на старинных восточных фресках. Словно пучок золотых стрел, выпущенный из лука, летели через клубы пыли. Так они были грациозны в своём полёте.
Поэтому я твёрдо кивнул:
– Хочу.
Мурад подал мне бинокль:
– Посмотри во-он на тот зелёный холм.
Я повертел колесико.
– Видишь?
– Вижу.
– А деревце?
Деревце было крохотное – не то китайские финики, они же  по-местному унаби, джида, не то пустынная колючая акация. Не сразу и разглядишь.
– Ну и что? – пожал я плечами.
– Под тем деревцем есть родничок, – пояснил егерь. – Туда каждое утро на водопой приходит одинокий джейран. Он подпускает близко. Насмотришься. Только не бери с собой ружьё.
Я не спросил «почему»? И потом пожалел об этом. Тогда я ослушался друга. Ещё до восхода солнца, прихватив рюкзак и двустволку, отправился к заветному холму. Шёл и оглядывался по сторонам. На далёкие зубчатые горы, на ручей бегущий по камням. Слушал просыпающихся на деревьях птиц. По обочинам тропы, натоптанной «чёрными башмачками» овец, просыпались кузнечики-скачки, делая утреннюю разминку: «натирали» надкрыльями слабые звуки, чтобы вскоре в полную силу наполнить тишину щекочущим слух стрёкотом.
Когда до холма осталось метров двести-триста, я остановился. Обходя, островки растрёпанного ветром и солнцем бурьяна, прилёг возле камня-валуна, маскируясь серебристыми кустиками полыни. Если идти дальше можно спугнуть сторожкое животное. Я решил подождать его лучше здесь. Если оно, конечно, появится. Мало ли что мог наговорить Мурад.
Медленно текло время в ожидании. Уже и солнце ярко залучилось вдали и роса на травах стала блекнуть, испаряться. Я даже вздремнул, прислонясь к тёплому прикладу ружья. И вдруг вдали мелькнул силуэт. Жёлтое пятнышко. Я протёр кулаком глаза, и пятнышко постепенно стало проявляться. У него появились узкое туловище, точёные ножки, изящная головка. И рожки. Крохотные, лирообразные рожки. Джейран. Он самый…
У меня от волнения застучало в висках, запершило в горле.
Вот животное взлетело на холм. И застыло в лучах утреннего солнца. Как самшитовая статуэтка.
Для выстрела было далековато. И я короткими перебежками, а где ползком от камня к камню, от кустика к кустику, стал приближаться к замершему джейрану. В азарте скрадывания я даже стал забывать о ружье.
А когда до животного оставалось всего каких-нибудь пятьдесят шагов – прицелься и стреляй – меня удивила его невозмутимость. Я уже не таился и перешёл на обычный шаг, держа ружьё наготове.
Ведь джейран видит меня, а если не видит, то безусловно чует… Вон он как стрижёт ушками и водит влажными ноздрями. Но почему не убегает от заклятого своего врага – человека со стреляющей «палкой»?..
Это меня удивляло, но более всего раздражало. Такого поведения никак нельзя было ожидать от столь осторожного дикого животного.
Вот джейран уже совсем рядом. Мы смотрели в упор друг на друга. Можно поднять под ногами острый отщип и метким ударом свалить «храбреца».
– Ну что ты стоишь? – процедил я сквозь зубы и ткнул стволом ружья в сторону упрямого животного.
Но оно, как загипнотизированное, продолжало стоять.
– Кому говорят?! – закричал я.
И только тогда джейран напрягся, как струна, не двигаясь с места. Это окончательно вывело меня из терпения. Я бабахнул из обеих стволов в небо. Рассыпались в стороны, пролетавшие неподалёку дикие сизари, эхо шарахнулось в скалы и вернулось ко мне. Джейран, высоко вскидывая задние ноги к небу, молнией летел по бестропью в высоких гривастых травах. Только мелькала белая «бабочка» его подхвостья.
Вечером Мурад с укоризной выслушал мой рассказ. Потом встал из-за стола, подошёл к окошку. Распахнул скрипучие створки. Потянуло освежающим сквозняком.
– Я же говорил тебе, не бери ружьё, – сказал егерь.
– Почему? – не понял я.
– Ах, да! – вздохнул друг. – Виноват я, прости, забыл предупредить, что джейран-то слепой…
– Слепой? – удивился я. – Ранили?
– Считай, что так, –  ответил Мурад. – В предгорье геологи нашли руду. Завод построили. Воздух стал травиться.
«Вон оно что…» – горечь и обида запоздало обожгли моё нутро. Словно это я, а не кто-то другой, нанёс боль животному, то есть мог добавить страданий или… прекратить. Но и то, и другое было бы преступлением перед природой, её обитателями, за которых «мы в ответе».
Помню, Мурад часто любил повторять: «Всевышний дал нам сердце, а мы забываем иногда, как им пользоваться». Хорошо, что  я тогда не забыл библейской мудрости моего друга.