Ах, как много слухов

Ах, как много слухов довелось мне услышать о жизни придворных дам. Сколько нелепиц и двусмысленностей, задевающих достоинство тех, кто верой и правдой служит своей государыне. Конечно, придворные дамы – публичные особы и нет нужды говорить, что они встречаются со множеством персон. Иногда эти встречи не так невинны, как может показаться несведущему человеку. Но разве найдется вельможа, который не захочет, чтобы его жену или дочь величали госпожой найси-но сукэ? Едва ли…


В седьмом месяце года стоит невыносимая жара. К ночи долгожданная прохлада проникает в открытые створки ситоми, а с ней, соблюдая предосторожность, появляется томимый желанием господин. Свежая цветная циновка постелена на отполированных досках пола, возле самой веранды, лежать на ней приятно и покойно. Белая монета луны замерла, придирчиво вслушиваясь в мои мысли. Я оглядываю свое нижнее платье из шелка цвета амбры и пурпурные шаровары, тщательно подобранные к предстоящей встрече.


…Мой возлюбленный удалился. Покидая меня на рассвете, он не слишком заботится о своем наряде. Пусть будет небрежно завязан пояс, пусть волосы у висков будут в беспорядке, а хакама измяты – не тем занята голова встающего с любовного ложа мужчины. Прежде чем уйти, шелестя одеждами, он склоняется надо мной и шепчет едва слышно о том, что день для него будет тянуться бесконечно, коль скоро я не появлюсь в главных покоях. Как он красив и благороден в каждом грациозном движении и взгляде.


Он ушел раньше, чем выпала роса и это беспокоит меня – любит ли он, как прежде, или скоро рукава мои намокнут от слез? Но он не заставил ждать, я слышу торопливые шаги слуги, тот привычно передает мне раннюю весточку. Письмо написано изящным почерком на тонкой голубой бумаге. Сердце забилось, но напрасно. В письме нет ничего, что могло бы подтвердить мои опасения:
 
Я позабуду тебя
Не раньше, чем заалеют
Листья юдзуриха…


Я ничего не стану писать в ответ, только заверну в бумагу стебель морской травы и отошлю ему. Когда он получит мой свиток, лицо его просветлеет, глаза увлажняться, он улыбнется уголками губ и слегка кивнет – ему приятно предугадывать порывы моей души.


Пора приклонить голову на такамакура, прикрыть глаза и перед тем, как утренний свежий сон унесет меня от ночных восторгов - вспомнить то, что приятно взгляду - белую накидку, подбитую белым, поверх бледно-лилового платья, яйца дикого гуся, мелко наколотый лед в новой металлической чашке, куродо шестого ранга, принадлежащего императорской гвардии, игрушечную утварь для кукол, четки из хрусталя, цветы глицинии, осыпанный снегом сливовый цвет, пухлого ребенка, который ест землянику…