Случай на Патриарших часть третья

Б.П и Света танцевали. Им казалось, что вокруг нет никого.
Только мелодия саксофона и они.
Воздушные, льющиеся каштанового цвета волосы Светланы пахли спелой земляникой.
От этого было особенно хорошо.
Никогда Б.П не было так легко. Настолько податлива, каждому движению была его удивительная партнёрша.
Б.П представлял себя луговым ветром, а Светлану разноцветьем .
Которое складывалось в неподражаемый рисунок волн; из трав, цветов… И от всего этого, разносился кружащий голову, земляничный аромат.
То, что музыка никак не заканчивается, и то , что из танцующих они одни, Б.П и Светлана не замечали.
Они были не в этом времени. Они вообще были не во времени.
Оно для них замерло, свернулось в тот миг, который называется таким сладким словом –счастье.
И только те, кто поймал это, может свою жизнь считать удавшейся и полной.
Многие поэты, поглядывая на танцующую пару, достали авторучки, блокноты и периодически перебрасывая взгляд с танцующих на блокнот, что -то писали. Добавляя как художники мазки–слова в свои полотна–блокноты.

Неожиданно Б.П и Светлана сквозь музыку услышали громкий голос.
-Друзья мои! Как же вы хороши! И вообще, как хорошо! Словно я в поле среди трав.
Б.П. И Светлана остановились. Перед ними стоял мужчина, похожий на актёра Д. Харатьяна, больше, чем сам Харатьян.
Порывы весёлого градуса придавали его лицу по детски чистую доброжелательность.
-Как же я люблю ЦДЛ! И как же я люблю цедеэльщиков!
Вы здесь все такие настоящие. Не смотря на то, что всё врёте и врёте,-говорил аля Харатьян
-Вот вы,- и "Харатьян" ткнул пальцем в грудь Б.П. –Господин Печорин. Вы же обманете все надежды, эти высокие чувства вашей Татьяны.
И взгляд "Харатьяна", с непередаваемой грустью долго и пристально, замер на Светлане.
-А зачем вы потом убьёте этого милого мальчика Ленского? –переведя взгляд на Б.П., продолжал раздавать упрёки знакомец -незнакомец.
И слезы глубокой печали не по- гардамариновски потекли по щекам прерывателя танца.
-Ну что он вам сделал, господин Онегин? Вы же всё равно на ней не женитесь. Бедная девочка, бедная Белла…
-А я Света, –прервала Светлана грустный монолог.
-Что вы говорите!?- Это же резко меняет дело. Значит всё не так безнадёжно.
-Друзья мои! Я предлагаю по маленькой за наш вечер в нашем ЦДЛ. И «Харатьян» извлёк плоскую ёмкость, на которой было написано Кремлёвская.
Перехватив читающий взгляд Б.П, «Харатьян» произнёс:
-Вот, вот. У них , у производителей, сейчас всё кремлёвское. Теплица -кремлёвская, водка кремлёвская…
И клизма. Большаа-я такая клизма. Туда же -кремлёвская
Б.П и Светлана рассмеялись такой рекламе этого похожего на Харатьяна больше, чем сам Харатьян, милого чудака.
-Все мы-люди искусства, - продолжал визави. Хотя были, и не дай Бог, будут, среди нас такие, кто та а-ак запутывает свои мысли, что не хватает и пятидесяти томов и семидесяти лет, чтобы их понять, а потом расхлебать эту кашу.
А у нас в «шести кадрах» всё коротко, но так ясно!
Так давайте же соединим звоны наших бокалов! За ясность в умах и помыслах наших!
Тем более, что Света это -свет. А когда светло, тогда и ясно. Я ясно излагаю свои мысли?
-Лучше и не скажешь, - поддержал Б.П нового друга. И все трое рассмеялись.
-Позвольте представиться, -Дмитрий Харатьян.
-Как?! Удивился Б.П. А разве вы нее е… «Шесть кадров»?
-Нет, нет. Я так тоже сначала думал, что я - это я. А он - это он. А потом плюнул на всё это и стал соглашаться с тем, кем меня называют. И, вообще, кругом така-я пу-тиница, пардон, путаница, что уже сам не знаешь кто ты – друг или человек. А ведь так хочется быть для всех сначала другом, а уж потом человеком.
-Это как? - удивилась Света
-«Друг - это третье моё плечо». А человек? Ну что толку, что он звучит. Да к тому же - гордо. Да и мне, хочется иногда позвучать. Но с тремя плечами, согласитесь, это покруче.
Гораздо круче.
Вот ходим мы на двух ногах. И считаем себя выше коровы. Но это только до тех пор, пока корова стоит на четырёх ногах. А как только она встанет на две…
Мы перед ней будем карли-ка-ми-и!
«Харатьян» замолчал, поймав в ракурс своего взгляда двух дам в велосипедках.
-А это что ещё за сектантки? -спросил он у Б.П
Б.П посмотрел на приближающихся:
-Это сёстры Замымырины, мастера детективного жанра.
-Да вы что! Это те самые, чьих чудаков я играю. Какая честь видеть их воочию!
И тут «Харатьян» почувствовал острый упор в области своего живота.
Выставив руку и палец , заканчивающимся длинным фиолетовым ногтем, пистолетом, и уперев его, как дуло, в мягкость «Харатьяна», одна из сестёр выстрелила голосом, исключающим всякие возражения:
-Что, старый паровоз, потанцуем!
«Харатян» расплылся в щербатой улыбке.
-Рад служить двум музам.
Грянула ламбада.
«Харатьян», облепленный мастерами детективного жанра, был вынесен в центр зала и, благодаря асинхронной, от сестёр Замымыриных, работе пятой точки. Ламбада этой троицы смотрелась, как действующая модель трёхколенчатого вала.

Когда Ламбада закончилась, «Харатьян» –шесть кадров, чуть задыхаясь, поведал своим партнёршам:
-А ведь знаете, я тоже немного пишу.
-Что вы говорите! И что же вы пишите?
-Стихи. И «Харатьян» смущённо опустил глаза.
-Какая прелесть! Вы нам должны немедленно что -нибудь почитать.
И сёстры Замымырины, схватив искусной хваткой бедного Шесть кадров, потащили и выставили его перед микрофоном.
-Друзья! А сейчас перед вами выступит Великий маг главного из искусств. Он прочитает нам свои стихи, –громко объявила сестра Замымырина.
-Попросим, товарищи!-и сёстры дружно захлопали.
А после того, как неожиданно подключился Бегемот с его громогласным:
-Про-сим, весь зал закричал:-Просим, про-сим!.
Шесть кадров взял в руки микрофон, поправил невидимую бабочку и выдал в зал:

Когда всё лучшее под шляпой,
А в остальном - безмерно лени
Ты череп трёшь шершавой лапой
Как будто женские колени

Беда зовёт со дна канавы,
Глотая из бездонной дырки,
И издаёт душа живая
Звук рвущейся в трусах резинки

Укрой хоть всё из ваты слоем,
Но, если суждено разбиться
Яйцу в большой столовой ложке,
Орлом в гнезде не опериться

-Браво! – закричали сестры Замымырины. Схватили и стали подбрасывать »Харатьяна» , с каждым броском всё выше, выше и выше…
Но  тут! «Кремлёвская -плоская» выскочила из кармана.
И «Харатьян» в момент перигея отчаянно пытался до неё дотянуться.
Но ограниченный размер  славы не позволял ему этого сделать.
И когда неожиданно в исполнении троицы Яблонского, Странника и Загулина, грянул гимн «Боже, царя храни»!
«Харатьян» был утерян и очень удачно приземлился около «Кремлёвской».

Половина ресторана встала и подключилась к звуковому ряду поющих
Вторая половина растерянно молчала. Это были те, в ком ещё бродил октябрьский дух и время от времени, ищущий выхода для своей энергии .

Вокруг столика Яблонского стала собираться группа из собратьев по перу, с этой самой , ищущей выхода, энергией.
А когда среди этой троицы обнаружили поющего Загулина, чьи рецки остались у многих острыми занозами в сердце, стало понятно: -Бить будут!
Не обращая внимание на тычки, И. Загулин тянул: -Царствуй на сла-ву, на сла-ву нам…
Он чувствовал себя Варягом, выплывающим из пучины. А рядом, плывущие плечом к плечу, его боевые товарищи.
Одной рукой И. Загулин отбивался от штурмующих, а второй , засунув её между пуговиц пиджака, успокаивал разволновавшуюся на животе кошечку.

-Позвольте вам помочь ,–услышал И. Загулин любезный- голос, - Я позабочусь о вашем друге.
-Какой подозрительный тип! И кого-то очень напоминает ,-оценил И. Загулин говорящего, как ему показалось, в самое ухо.
Но другого выбора не было, и Иван доверил попечительство над кошечкой усатому по самые уши господинчику. На господина по оценке И. Загулина, тот явно не тянул
Бегемот, а это был он! С заботливой нежностью взял кошечку и поместил под свой камзол, где она тут же ласково замурчала.
Далее Бегемот вскочил на соседний столик, ловко сунул лапу в рот и пронзительно свистнул. И, когда всё внимание зала обернулось на свист, рванул на себе рубаху, обнажив под нею тельник. И крикнув силой ревуна: - Шухер! Графоманы, наших бьют! –скрылся в сторону туалетных комнат.

Крик : -Графоманы наших бьют!- грянул как гром майской грозы. Обдав всех дурманящим озоном, мгновенно разделив всех участников этого вечера, на два лагеря,так как никто лично себя графоманом не считал, но зато в каждом видел такового.
Энергия, накопившаяся за время сетевого плена, прорвала тонкую плотину, которая строилась из трафаретных отзывов в виде: -Понравилось, с уважением, с тёплышком и прочих «удач»,наполняла зал как пар, вырвавшийся из перегретого самовара.
Поэты били поэтов. Прозаики били прозаиков. Хуже всех пришлось тем, кто сочетал в себе два дарования.

Маленький, худощавый очкарик, поэт –орнитолог, внимающий стихотворению, отреагировал на Харатьяна следующим образом.
После известной команды подпрыгнул и с криком:
-Не позволю, всяким начальникам гаража, плагиатить корни соцреализма!- встал в любимую позу Брюсса Ли и нанёс, поднимающемуся вместе с «кремлёвской» Харатьяну, подлый апперкот .
Видимо, где-то в потайных коридорах памяти очкарика выплыла одна из сыгранных ролей «шесть кадров». И по каким- то, только ему известным соображениям, решил, что образ орла списан с его недавней публикации по орнитологии.
Кулачок орнитолога украшала печатка , сделанная под золото. Удар пришёлся точно в только что спасённую и мирно ждущую своего часа «Кремлёвскую».
Раздался хруст –звон. И в воздухе повис определённого свойства аромат.
«Харатьян» остолбенел.
Сначала он растерянно посмотрел на место, ставшее мокрым и прохладным, потом на того, кто это сделал. И в нём проснулся праведный гнев.
Схватив обеими руками очкарика за талию, Харатьян подбросил своего обидчика почти до самого потолка. И очень даже может быть, что в этом полёте поэт -орнитолог почувствовал себя настоящим орлом.

Сёстры Замымырины на такой ответ своего героя отреагировали бурными аплодисментами.Они аплодировали до тех пор пока в их руки сверху не упало машущее руками тело.

На счёт раз,два,три тело было отправлено в повторный полёт.
А Харатьян, защищённый по флангам сёстрами Замымыринами, с криками:
- Я вам покажу совнаркомовщину! Я вам не какой -нибудь зам,зав Гар! Я без пяти минут -зам, пом. Реж! Сейчас вы у меня зачахнете ливером на целых девять месяцев! - и, как ледокол бросился в самую гущу Великой битвы .

Бой за чистоту слова перешёл в полную фазу неуправляемости.

И только двое в этой суматохе выделялись своим неучастием.
Мир суеты и раздора стал им невидим.
Она слышала только его, а он видел только её

Великая битва в ЦДЛ, которая так и войдёт под этим именем в славную историю Творческого Штаба , потихонечку стала затихать. Всё реже слышались удары и всё чаще стало слышаться:
-Ты меня уважаешь!?
А после утвердительного ответа по кругу шёл графинчик с Хеннеси.
И, когда дошла очередь до последней пары, подписавшей условия перемирия под «Ты меня уважаешь», графинчик из под Хеннеси показал своё дно.
Нашла своего окончательного хозяина и нескончаемая двойная отбивная
Со стороны туалетных комнат, вальяжно шла музыкально мурчащая чёрная кошка. Увидев у одного из закусывающих-отбивную, кошечка ощетинилась, издала львиный рык и в амплитуду одного прыжка, выхватила её у обладателя.
Это был последний миг, когда все, кто был в ресторане, могли видеть то, чего больше никогда не увидят.
Затянувшейся вечер подошёл к финалу.
«Харатьяна –шесть кадров» сёстры Замымырины благополучно увезли к себе в гости, где он всю ночь читал им свои стихи.
А в благодарность они рассказали кто убийца в их новом детективе.

Яблонский, Странник, Загулин с кошечкой и примкнувший к ним поэт –орнитолог шли по Б. Никитской походками загулявших матросов. Радуя ночной город песней «Если рядом с тобою друг…»
Благодарные слушатели иллюминировали квартету, зажигая свет в окнах, по мере их продвижения. У поэта -орнитолога оказался на удивление громкий и красивый с баритоном голос.
В оттопыренных карманах И. Загулина ,по непонятной причине, находились когда –то хорошо начищенные со скошенными каблуками ботинки. И было не трудно догадаться, чьи они.
Один из четвёрки шёл по ночной Москве в одних почти белых носках.

Утром поэт Яблонский пришёл к мудрому выводу: что самогон с коньяком мешать можно, но главное - надо строго соблюдать пропорцию. Коньяка должно быть неограниченное количество. И тогда вы не будете испытывать неудобств с головой.
Утро И. Загулина было не менее приятным
Его стерилизованная черная кошечка родила четырёх милых котят. Три чёрненьких и один серенький, как гиппопотамчик, но с не по годам усатой мордочкой.
И кого-то она напоминала обалдевшему от такого счастья, И Загулину
Второй сюрприз поразил И. Загулина не менее первого.
Когда он вошёл в сеть литературных сайтов, то обнаружил, что больше он в чёрных списках ни у кого не значится.


продолжение:http://proza.ru/2019/03/16/2015