Один день холодного июня

В три часа утра срабатывают мои волшебные биологические часы.
Первое: включить чайник. Второе: посмотреть на улицу деревенскую.
Если раскинулся розовый веер облаков над деревенькой, по- быстрому одеться, прихватив немудрёный фотоаппарат, накинуть не прожигаемую комарами старую куртку с капюшоном, на ноги - сапоги. Трава в это время сырая.
И в маленький маршрут по окрестностям.

Там меня ждёт неожиданная радость.
Из-под халата голые ноги. Не  беда! Даже полезно для здоровья. Приходится и на коленки в крапиву падать перед цветком купальницы
и прыгать через канаву придорожную.

Всё зависит от солнца, от его лучей.
Как и где они будут сегодня отражаться?
Может, ударят по стёклам нежилых домов.

И стёкла вздрогнут, зазвенят, на миг засмеются, заиграют огненным золотом.
А потом солнце тронет шёлковые маковки величавых берёз.
Потом зажжётся в каждом листочке молоденьких берёзок.

Комары размером почти с колибри садятся на объектив.
Сначала лучи солнечные похожи на стрелы золотистые волшебные.
Всё, к чему они прикасаются, оживает и преображается.
Капельки росы превратились в крошечные алмазы.

Все спят. Все, кроме птиц и меня.
А если серое небо и дождь, я пью кофе с лимоном.
Затоплю печурку, включу телевизор.
Начнётся обычный день.

Около девяти утра родятся звуки.

Протарахтит трактор с прицепом.
Прогремит тяжело лесовоз.

Вжикнет коса на пригорке справа:
- Вжик! Вжик!
Это её правит и точит хозяин, готовя к малому сенокосу.

-Му- у,- промычит бычок  в загороде.
Он родился зимой и не видел ещё мира. Рядом стояла мама-корова, жевала сено. Было темно, тепло и тесно. Вкусно пахло пойлом.
И вот этот большой мир, куда его сегодня впервые выпустили.

- Тр - у- у!  –завоет пила. Это мужики пилят брёвна.
И люди разговаривают.

Незнакомая женщина стоит на перекрёстке, приложив к уху телефончик, успевает сказать мне, идущей к почте:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте! - отвечаю я. Простите, я вас не узнала.
- Я из Лобанихи.
- А-а,  - понятно. Приехали.

В домике Почты России  два мужика в рабочей камуфляжной заношенной одежде.
Оба мне знакомы. Оба что-то покупают.
Потом одного из них я спрашиваю:
- Ты всегда был с собакой. Где она?
- Волк съел зимой.
- Где?- с удивлением спрашиваю я.
- Дома, в деревне.
Выпустил я Байкала утром во двор. И нет его. А следы большие волчьи остались. Этот волк и в Потчеварах собаку утащил.

Так делают старые волки. Они слабеют и уходят из стаи. Промышляют одни.
Жалко Байкала. Он всегда ходил с поджарым животом. Много километров прошёл с хозяином по тайге.
На меня не лаял, когда я шла мимо. И я узнавала его следы на болоте рядом со следами хозяина.

- Будешь заводить новую собаку?
- Нет. Год траура. Нельзя сразу. Так охотники говорят.
Щенки дорогие, до семидесяти тысяч. Но мне бесплатно москвичи привезут. Я их столько по лесу водил. Не хочется, чтобы собирали по ягодке. А ведёшь на самые заветные места.

- Володя, это не ты водил   к озеру приезжих?
Вчера случайно прочитала, как вожатый по имени Володя провёл к озеру Перд исследователей. Озеро им понравилось. А ночевали они в пустом доме. Тебя за глаза прозвали Лешим. И почему-то деревеньку пустую определили, как рыбацкий посёлок.

- Не знаю. Кого я только не водил. Может, и было. Только   давно.

Я прислушиваюсь к этому мужчине, потому что он здесь родился, знает все таёжные места. Не раз рассказывал мне о встречах со зверьём. Разговор его и улыбка с хитринкой, с многозначительным молчанием.

 Уходят не только люди, но и собаки.
Но жизнь не останавливается. И пока звучат топоры и поют пилы,  ещё жива деревенька.

Для кого-то она  - глухое, забытое богом место, но здесь свой уклад, свои правила. Не хвались, что ты объездил весь мир и много видел.
Не хвались чем-то материальным и дорогим. Чтобы выжить, здесь надо много терпения и силы. Суровые условия и суровая жизнь.

К вечеру я вытоплю баню.
Жаль, что ещё слаб берёзовый лист для веника.
День закончится  закатом, который я вижу перед собой в три окна моего дома.

фото автора