Рондо Турандотова. Глава вторая

Турандотов был старый приятель Афанасова. Вместе резвились они по сиротливой мостовой Обводного канала, переплавляя ноябрьские вечера в весёлые ребячьи будни. Когда пар изо рта фосфорическим блеском возвещал о наступлении вечера, они в толчее просачивались в нотный отдел Зингера и грелись там, проплывая вихрастыми макушками мимо медных бляшек ремней пожарников, изящной талии продавщицы и прилавка, сверкающего и всегда такого недоступного: чем бы им было платить, мальчишкам из подворотни?

Питерские коммуналки, как губка, впитали в себя мириады людей самого разного сорта и толка. Афанасов жил с бабушкой, старой радисткой, выглядывающей на него из-за самовара поверх очков, стоило ему показаться на пороге. Прямая и строгая, с буйной копной седеющих волос, уложенных в непокорную гульку, она была скупа на слова и редко пускалась в разглагольствования, но все её замечания мальчик слушал и бабушку уважал.
Ида, - говорил он, - Ида, - я за тебя умру.
Ты лучше за меня живи, - глаза бабушки светлели, - мне это больше по нраву придётся.

Турандотов же был анклав на краю шумного семейства, племянник многодетной тётки и двоюродный брат разношерстной детворы. Оба сошлись на кухне, закопчённой стареньким примусом, и не одним, а целой плеядой, за век или даже два. Мальчишки читали замасленные журналы на сундуке и изредка писали своим семействам, канувшим для них где-то в провинции. Папа- это неровные буквы на бумаге, а мама — прекрасные глаза и каштановые волосы, глядящие с фотокарточки.