Позолота забытых крестов исповедь на вольную тему

ПРОДОЛЖЕНИЕ 4
***
Небрежно отработанным движением сержант открыл Васькин паспорт. Сколько довелось ему, по жизни, листать таких  паспортов? И не только таких, а каких-либо других: зарубежных и отечественных, дальних и ближних, мятых и – не очень? 
Было время, некий поэт взахлеб воспевал советский паспорт:

Я достаю из широких штанин…

Чего ты там достаешь? …Дубликатом бесценного груза. На горизонте маячит бездонная луза!
Сержант, в отличие от советского поэта, был человеком сугубо практичным. А может быть, даже – утилитарным. Патологическая жадность, унаследованная от далеких пращуров,  преобладала в сержанте сызмальства, доминируя над прочими особенностями  натуры. Папа его, покидая сей никудышный свет, прошипел будущему  сержанту в ухо:
– Мыкола… Рвы копийку… Бо копийка…
Остаток напутственной фразы папа унес в могилу. Но сержанту  хватило и начала.
Для сержанта Васькин паспорт являл собой не просто основной документ, удостоверяющий личность. Для сержанта Васькин  паспорт являл собой невод, который всенепременно должен был принести золотую рыбку. Но, видимо, рыбка о том не знала, и в невод вечно попадала только тина морская. И было то сержанту прискорбно.
Вот и на этот раз. Какой-то непонятный экземпляр. С виду – чеченец, а говорит по-русски. И – фамилия: Макашов. Придется поступать по обычной схеме.
– Откуда путь держите?
– Из аэропорта.
– А куда?
– На Казанский вокзал.
Сержант положил Васькин паспорт в карман форменной тужурки:
– Пройдемте.
Милицейский пункт охраны правопорядка встретил Ваську деловито снующими по темным углам тараканами. Стойкий запах нестиранных носков и еще чего-то вонючего превалировал в окружающей атмосфере. Во всю стену красовалась весьма спорная сентенция:

Милиционер! Помни, ты обязан  предотвращать и пресекать преступления и административные правонарушения; выявлять обстоятельства, способствующие их совершению, и в пределах своих прав принимать меры к устранению данных обстоятельств.
(п.2 статьи 10 Закона Российской Федерации "О милиции").
 
Оставь надежду, всяк сюда входящий! Особенно Ваське не понравилось это вот: "в пределах своих прав". Потому как пределов у этих прав, по глубокому Васькиному убеждению, у милиции отродясь не было.
Завершала полноту картины клетка для временно задержанных, которая служила наглядной доминантой заведений пенитенциарного типа*, без которой охрана правопорядка, просто-напросто, теряла всякий смысл в стране побеждающего капитализма.
В клетке отчаянно жался к прутьям какой-то чучмек:
– Насяйник! Папис дай… Давно хачу…
– Цыть, обезяна! – сержант со всего маху прошелся резиновой дубиной по прутьям клетки, норовя отбить чучмеку пальцы. Но чучмек, в самый последний момент, благополучно отскочил на безопасное расстояние.
– Так откуда путь держите, уважаемый? Что-то я как-то недопонял!
Голос сержанта приобрел плотность стали.
– С Чукотки. Вот билет.
– Наркотики, оружие есть при себе?
Васька чуть было не ляпнул: "Свои иметь надо", но вовремя сообразил, что если он так скажет, то обязательно присядет рядом с чучмеком. И станут они просить папис, уже на пару.
– Нету у меня оружия.
– Все из карманов – на стол!
Содержимое Васькиных карманов представляло собой дежурный набор странствующего гастарбайтера. Перебрав нехитрый скарб, сержант задержал свое пристальное внимание на пачке денег:
– Сколько здесь?
– Пять тысяч рублей.
– Куда едем?
– В Ростовскую область.
Не мудрствуя лукаво, сержант произвел личный досмотр Васькиных карманов, а также – содержимого сумок. Опять – пусто.
Сержант вернулся к позабытой было пачке денег:
– По-моему, тут не пять тысяч…
– Неужели – шесть?
– А это мы счас пересчитаем…
Отработанным движением сержант стянул резинку с пачки и поделил Васькины деньги на две равные кучки. Одну из кучек он заботливо пододвинул Макашову:
– Ровно две с половиной. Можете пересчитать.
Сержант явно демонстрировал фундаментальные познания в математике. Вычитание и деление давались ему легче всего.
– Сержант, вы в Бога веруете?
– Вали отсюда, уважаемый! А то – еще раз пересчитаю. И без вас тут – дел по горло…
"Дать бы тебе у'ра-маваши*, с разворота", – думая про сержанта, Васька собрал, как попало, вещи  обратно в сумку, вернул назад содержимое карманов.
Разочарованный сержант, в очередной раз, в мыслях, обматерив золотую рыбку, потерял к Ваське всякий интерес.   
И только позабытый всеми чучмек тянул свою заунывную песню:
– Насяйник! Папис дай… Давно хачу…