Как мы ездили на американскую выставку -год 1988-

- Хочешь я расскажу тебе про выставку ?   
- Нет, не хочу - отзывается мой девятилетний сын. Он уже лежит в постели и позвал меня, чтобы я поиграл с ним перед сном. Так он лучше засыпает.

Я молчу. Он смотрит на меня, натянув одеяло по самый нос,  что-то соображает про себя и, наконец, со вздохом разрешает: «Ладно, рассказывай. Только - Ушастиком!» 

Ушастик - это его любимая игрушка - большая мягкая собака коричневого цвета с длинными ушами, за что она и получила от него такое прозвище. Рассказывать Ушастиком - это значит взять игрушку на колени и пошевеливать его подвижными лапами и головой во время рассказа, так чтобы казалось будто говорит сам Ушастик.

Понимая, что иначе, как Ушастиком, слушать мой рассказ он не захочет, я беру в руки смешную плюшевую собаку, и начинаю говорить вот о чём:   

В кои-то веки наш начальник вычислительного центра отпустил нас с работы и не куда-нибудь, а на выставку. Правда, выставка эта, проходящая в Иркутске, имела некоторое отношение к нашей работе, потому что называлось она «Информатика в жизни США». Был даже выделен автобус, на котором смогла уместиться почти половина желающих ехать. Остальные незадолго до обеда поспешили на вокзал, чтобы добраться до места на электричке. 

Наша системная программистка Антонина Георгиевна решила свозить на выставку двух своих сыновей  и договорилась с ними, чтобы они ждали нас на вокзале. Но вышла заминка. Дети опоздали. И уже из дверей уходящей электрички, я видел, как стояла она одиноко на перроне, видимо, до последней минуты надеясь, что дети успеют подъехать. Однако мы уехали без неё.

Часа через полтора мы добрались до спортивного комплекса, где размещалась выставка. Площадь перед огромным круглым зданием была пустынной, лишь вдали  возле стены его виднелась группа каких-то людей. Мы обошли здание сбоку и увидели очередь. Она была необычной. Во-первых, люди стояли за верёвками, которым были перехлёстнуты колонны вдоль всего здания, и люди стояли между стеной и этими наспех сооружёнными верёвочным перилами. Вдоль перил, утюжа асфальт, то взад, то вперед передвигался милицейский газик, следя за тем, чтобы пространство перед натянутыми верёвками было пустым.

Иногда через эту мертвую зону проскакивал какой-нибудь мальчишка, и тогда раздавался усиленный мегафоном голос стража порядка, требующий его вернуться назад .  Во-вторых, здесь за верёвками люди были разбиты на кучки или порции  человек по пятьдесят. Время от времени они передвигались метров на 20-30, так же группами и тогда за верёвки запускали следующую порцию. У входа за ограждение дежурил другой, усатый молодой милиционер. Ему, похоже, приходилось труднее всего.

Основная очередь тянулась начиная от этого милиционера и скрывалась за углом дома. Люди здесь стояли, образуя колонну в 5-6 человек шириной.

Я спросил сколько времени они стоят в очереди, и оказалось что уже три часа.

Культурный голод - другими словами объяснить эту невероятную очередь было нельзя.

Мы стали собираться у входа за верёвки, чтобы пройти всей группой, поскольку наш представитель занял для нас очередь ещё с утра, а над головами непрерывно гремел голос из мегафона:
-Женщина вернитесь!
-Это что за люди собрались?! Отойдите!

И медленно надвигался бампер милицейской машины, заставляя отскакивать наших женщин, стоящих у самого ограждения.

Воспользовавшись суматохой, несколько пацанов перескочили за верёвку и смешались со стоящими там людьми. Молодой милиционер, придерживая на боку рацию, устремился за нами и по одному стал вытаскивать их из толпы.

Подъехал наш автобус, и нас всех пустили за верёвки без очереди. При этом усатый милиционер сдерживал напиравшую основную очередь.

Едва мы оказались в этом спокойном коридоре, ведущем прямо в выставочный зал, как я заметил нашу Антонину Георгиевну, которая отстала там, на вокзале. Она тоже увидела нашу группу и спокойно шла с детьми к нам, не обращая внимания на надвигающуюся на неё слева машину с надписью "Милиция". Оба её сына были с ней.

Сидевший в машине капитан, распахнул дверь и спрыгнул на асфальт, преграждая ей путь. Она ловко увернулась, пропуская под верёвкой младшего сына. Тогда капитан схватил за рукав старшего из детей и отшвырнул его в сторону.

Раскрасневшаяся от спешки Тоня уже стояла рядом с нами.

-Еле-еле успела к вам! А где Женька? - она растерянно обернусь назад. Но площадка перед верёвочным ограждением, через которую только что перебежала она, снова была пустынной. А сын стоял неподалеку среди других людей, отделенный от нас этой "мертвой зоной", созданной милицией для поддержания порядка.

-Пропустите его! Он с нами! - Тоня и еще несколько человек принялись наперебой  убеждать капитана.
-Без очереди проходить нельзя.
-Но он опоздал. Он должен быть с нами, в группе!
-Я объявлял уже, что занимать очередь на других нельзя! - закончил разговор милиционер и захлопнул дверцу машины.

Тоня снова пролезла под верёвками и пошла назад, к сыну. Они о чем-то поговорили, и так и остались стоять поодаль, глядя на нас. Младший её, шустрый мальчишка тоже перебежал к ним. Теперь они стояли все вместе и смотрели на нас. Мы немножко продвинулись вперёд, удаляясь от них. А они остались стоять там.

Это было так нелепо, что захотелось вдруг захохотать. И тут я вспомнил про письмо, которое по какому-то странному совпадению получил буквально на днях от сестры. И там ведь тоже было про милицию...

Вот эта часть её письма дословно:

"Первомайские праздники прошли нормально. Правда в самый их разгар праздничное настроение нам испортили. Ну что ж. Как говорится, это наша действительность.

1-го мая несмотря на ужасную погоду, мы решили сходить на демонстрацию. Да и Серёга очень просился.

Настроение постепенно приняло праздничную норму, мы шли к центру города, встречали знакомых, наблюдали построение в колонны. Было около 9-ти утра. Ближе к началу демонстрации мы начали искать колонну политехнического института, дабы вместе с ней и с Серёгой на шее крикнуть в ответ на лозунг: "Да здравствуют томские физики!" - громкое: "Ура!".

Вот уже видна наша колонна с большим орденом на передней машине. Как вдруг в переулке, куда мы свернули, чтобы присоединиться к ней, мы наткнулись на цепочку милиционеров, поставленных там для соблюдения порядка. К движущимся в 20-ти метрах колоннам они никого не пропускали.

-Это идёт наш институт! - пытался объяснить Вова.

-Нет, не положено! - был ответ. Он поражал своими нелогичностью и тупостью.

Мужики, - а мы такие были не одни, - пытались пробиться силой. Но подбежавший капитан со злым лицом пообещал посадить их в рядом стоящую "Спецсмедслужбу". Постепенно до меня, через вот эти "не положено" стал доходить весь смысл понятий "свобода", "демократия", и за 10 минут споров с этими "ментами" рухнул у меня в душе весь карточный домик веры в наш строй, наши законы и порядки, - всё, что частенько и в одиночестве, и в вечерних споров с друзьями, с Вовой - защищала я довольно-таки убежденно. Мне стало очень плохо и пусто, и если бы не Серёга, державшийся за мою руку и совершенно не понимавший почему "дяди милиционеры не пускают нас в толпу с флагами", я бы расплакалась и очень бы нагрубила этим "дядям". А тут я просто только отошла, теперь уже я держалась за серёгину руку, как за единственную надежную опору.

Самое смешное, что когда они нас "победили" (хорошо хоть, что не разогнали нагайками), и мы, бодрясь друг перед другом, пошли куда-то, проводив взглядом нашу колонну, спешащую с площади (было 9 ч. 50 мин.), то в проходном дворе рядом стоящего дома обнаружили широкий выход на главную улицу, куда я валил народ, не ставший, как мы, дураки, добиваться у правоохранителей ответа на вопрос: "Почему по той улице нельзя, а по этой - можно?

И мы пошли домой. И была невыносимо противно смотреть на огромные портреты щекастых и подбородистых членов политбюро, огромные бумажные цветы (сколько леса ушло на всю эту бутафорию!!). И только Серёге я не могла придумать, как объяснить, почему же всё-таки мы идем домой, а не  продолжаем что-то демонстрировать и кого-то приветствовать... "

Такое вот письмо. И отвечая на него я написал, что есть "свобода и демократия", а есть ещё порядок. И, мол, не рвемся же мы в магазин после закрытия и не чувствуем в этом - ущемления своих свобод.

Через несколько минут жертвой такого порядка должна была стать наша Тоня.

Женщины недружно кричали через верёвки, чтобы её пропустили. А я, уже зная, что логика против порядка бессильна, оглядывался по сторонам, ища проходной двор.

Он оказался немного впереди, где у забора маячила одинокая фигура скучающего милиционера. Людей там не было, и он отошёл немного от заграждений. Мы замахали Тоне, чтобы она попробовала пройти там, а не спорила с "железным капитаном". Но она, возбужденная всем происходящим, так и не услышала нас, и вскоре наша группа, продвинувшись в очередной раз, завернула за круглый угол спорткомплекса.



(продолжение см.здесь: http://www.proza.ru/2017/06/20/1356 )