Неистовая повесть главы 19-21
Если в отношениях двоих появляется маленькая трещинка, то любое сомнение, любое подозрение толкуется в пользу того, что трещинка начинает увеличиваться, пока не разрастется до размеров пропасти.
Несмотря на все уверения Василия и то, что теперь Галка не жила с ними, червячок грыз Хельгу постоянно. Два раза в месяц Хельга приезжала в Медведково, проверяла запас продуктов у дочери с бабкой, пополняла холодильник, давала дочери деньги на карманные расходы и проводила генеральную уборку в их квартире.
Бабушка Василия оказалась на удивление крепкой старушенцией и даже смерть дочери, казалось бы, никак не отразилась на ней. По крайней мере на взгляд Хельги, старуха совсем не предавалась скорби, а жила своими заботами и привычными делами. С девочкой они отлично ладили, и собака не была им помехой. Арто теперь не спал в тамбуре, он прочно обосновался с Галочкой на кухне и исправно по утрам будил ее, требуя положенной прогулки. Вообще Хельга заметила, что дочь, после перенесенных испытаний, стала как-то собраннее, даже увереннее в себе.
Хельга расспрашивала старуху о делах, о здоровье, между делом вворачивая вопрос о внуке. Навещает ли он их, и неизменно получала ответ, что Василий здесь не показывается, но Хельга отчего-то не верила их словам. Ей казалось, что он здесь бывает, просто все сговорились и тщательно скрывают это от нее. Спроси ее, на чем зиждется эта убежденность, она вряд ли сумела бы объяснить, но давняя привычка не доверять никому и ничему снова накрепко обосновалась в ее голове.
Начать с того, что их отношения с Василием явно находились в стадии охлаждения. Он теперь все реже и реже был близок с ней, оправдываясь измотанностью, замотался, малыш, извини. У меня состояние нестояния, перенесем, а? – все чаще отговаривался он, но она каким-то тонким женским чутьем, просто по-звериному ощущала в нем пресыщенность переевшего вкуснятины самца, и это бесило ее до изнеможения, а куда он мог ходить за удовольствием, как не к этой маленькой сучонке.
Настало время сотовых, и конечно же у Василия появился свой аппарат, потом и у Хельги. Но как ни странно, это не объединило их, а, казалось бы, наоборот отдалило, так как связаться с ним по сотовому оказалось гораздо сложнее, чем раньше по простому городскому номеру. Он постоянно отговаривался, что вероятно находился в зоне без доступа связи, ты же понимаешь, малыш, связь еще не совершенна, мощностей не хватает, поэтому много глухих зон, где сигнал не проходит. Все наладится со временем.
Ее по какой-то причине начало бесить это его «малыш», словно кличка собаки, представлялось ей теперь, и она уже несколько раз устраивала по этому поводу скандал. А он только кривился и восклицал, ну, вот, мы опять не в духе. Расслабься и наслаждайся жизнью.
Она бесилась, швыряла на пол посуду, кричала, иногда безобразно матерясь, а он отворачивался и уходил в другую комнату – Ты перебесись, а я посплю сегодня там. Это становилось просто бичом их совместного существования, и Хельга вновь решила прибегнуть к своему допингу-пиву.
После происшествия с дочерью она довольно долго вообще не прикасалась к спиртному, это ее словно отрезвило и она решила, что пиво, всегда приносившее ей только приятное, не будет так влиять, как влияли крепкие напитки. Тем более теперь столько разнообразных сортов, от которых вовсе не воняет изо рта, как от их прежнего родного напитка.
Сказано – сделано. Хельга снова вошла в тонус и даже несколько смягчилась. По крайней мере, ей не хотелось закатывать скандалы по любому поводу и в семье снова воцарился какой-никакой мир, ну или видимость его.
Время летело, вот уже и Галке почти пятнадцать, а у нее с мужем по-прежнему отношения ни два ни полтора. Умерла его бабушка, умерла тихо, во сне. Утром Галка ушла в школу, а вернувшись, обнаружила громко воющего на весь подъезд Артошку, и открыв дверь в квартиру, она увидела его возле порога бабушкиной комнаты. Так она и обнаружила бабушку уже мертвой, лежащей в своей постели. Позвонила матери, та приехала. Потом были хлопоты с оформлением факта смерти, проплата денег, чтобы не вскрывали, ведь видно же, что смерть естественная, а не криминальная, хлопоты с похоронами.
В общем, все, как обычно. Василий участия в действе почти не принимал, свалив все на Хельгу, мол, женщины лучше знают все в этих делах. Похоронили тихо, пришли попрощаться к подъезду три ветхие старушонки, ее подруги, да потолпились рядом досужие кумушки, которым всегда любопытно, как обряжен покойник, да какой гроб и прикид ему справили. Все как обычно.
Похоронили на Юго-Западной, на Хованском, там, где была могила мужа старухи. Все как положено, чин по чину. Поминок не справляли, некому поминать. Хельга думала, что теперь придется забирать дочь с собой, квартиру государство заберет, опечатает, но Василий сказал, что квартира оформлена дарственной на него, так что все остается по-старому, а Галочка вполне сможет жить одна с псом. Он и защитник ей и компаньон хороший. Галка сама была только рада остаться.
Теперь Хельга бывала в квартире еженедельно, следила, как справляется дочь, да не ударилась ли в загул. К этому времени Галка уже закончила восемь классов, но в девятый не пошла, а поступила в кондитерское училище, приобретать профессию. Так посоветовала ей классный руководитель, а ее Галка очень любила и уважала, к мнению и советам ее прислушивалась, а дальше стала учиться в вечерней школе, тоже по ее совету. Мол, и профессию получишь и образование.
А Василий все чаще куда-то исчезал вечерами, возвращался поздно ночью, пахло от него чужими духами. На это нос у Хельги был заточен крепко. На работе она пользовалась определенной свободой, в иные дни могла и не выйти, по договоренности, поэтому Хельга задалась целью проследить его. Все это время она не теряла связь с Люськой, и разговаривала с той о своей и ее жизни по телефону. Так та посоветовала ей нанять частного детектива, который сделает ей эту работу и предоставит отчет. Заодно и адресок дала своего знакомого. Вот умеет Люська жить, на все случаи жизни есть у нее знакомцы.
И Хельга поехала в это агентство. Располагалось оно возле стадиона Динамо. Хельга заключила договор, оплата у них была почасовая, плюс, если информация будет интересная, клиенту она должна будет доплатить 15 процентов, оставила номер сотового мужа и его фотографию, а также номер его джипа. Ей сказали, что о первых результатах уведомят ее уже в конце недели. Хельга чувствовала себя теперь героиней сериала, которые беспрерывно смотрела по телевизору. В ее жизни даже появился частный детектив. Это будоражило кровь и волновало воображение.
А через неделю она снова сидела в этом агентстве и перед ней веером были разложены фотографии ее мужа с указанием мест, которые он посещал, людей, с которыми контактировал, а также: ну надо же, никогда бы не подумала, в Медведково, почти рядом с домом, где жила у подруги Галочка, у ее супруга обнаружилось любовное гнездышко.
Отчет был более чем полным и дальнейшей слежки, по словам детектива не требовалось, зря тратить ее деньги и обирать ее они не собираются. По объему полученной информации выходила и так приличная сумма, которую Хельга и оплатила, получив на руки не только фотографии, но и почасовой отчет детектива.
Дома она села читать его и рассматривать фотографии подробно и пришла в ужас. Она теряла мужа, а этого ей совсем не хотелось. Во-первых, оказалось, что ни на каком телевидении он не работает, а занимается поставкой живого товара сутенерам, переправляющим товар в Турцию, под видом работы в гостиничном сервисе или в барах и ресторанах, отсюда и отличные заработки и мотания его по Москве и ближним к Москве депрессивным областям, где молодые девушки сидели без работы.
Его импозантная внешность, магический голос умели обаять любую свистушку, чем он и пользовался. Но это дело пятое, а вот любовница – это посерьезнее. Как поступить с этим.
Первым порывом Хельги было поехать туда, застать их за любовными утехами и устроить скандал, но несколько поразмыслив, она решила, что это самый верный путь лишиться мужа, и стала судорожно искать адрес Любы и ее телефон. Она нуждалась в помощи гадалки. Но на ее неудачу, гадалки в Москве не оказалось, Марика ответила, что Люба находится в Германии на курсе лечения и вернется не скоро. Значит, выход предстояло искать самой. Хельга спрятала все фотографии и досье в письменный стол дочери, куда, она знала, муж никогда не заглядывает и стала напряженно размышлять, как ей себя вести и что делать.
Ни до чего не додумавшись, собралась и поехала к Люське, нужно было поговорить с глазу на глаз, не по телефону, все-таки решать такие вопросы в одиночку не следовало. Алик как всегда устранился в комнату, чтобы не мешать им поговорить. Дочка сидела в своей комнате за компьютером. Вот же, подумала про себя Хельга, живут же люди, компьютер ребенку приобрели, не то что мы. Хотя вроде и доходы неплохие имеем.
Люська накрыла на стол, вынула бутылочку марочного вина, ну, подруга, за встречу и за разговор.
Не сразу Хельга смогла начать делиться сокровенным, но раз начав, не могла остановиться, выложила всю подноготную, о чем молчала и не говорила никому. А тут видимо плотину прорвало. Люська слушала, не перебивая, потихоньку потягивая вино из бокала. На лице ее попеременно отражалась вся гамма чувств, испытываемая от рассказа Хельги.
Когда Хельга закончила, Люська, помолчав какое-то время, констатировала – Дура ты, Хельга, а Василий твой тот еще кобелина. Что ж ты так за него держишься. Хватай дочку, да беги от него сломя голову. По мне так ничего дороже ребенка нет, а штаны ты себе всегда найдешь, при твоих-то способностях и внешнем виде. А так ты же унижаешься и опускаешься. Если бы со мной такое случилось, я бы не раздумывая упекла бы это чудовище за решетку, а ты причитаешь, как тебе быть.
Тебе легко рассуждать – раздраженно ответила Хельга – это еще вилами на воде писано, он ли с дочкой виноват, а то, что бабу себе нашел, мне что-то делать надо, чтобы отворить его от нее. Подскажи, к кому обратиться, Любы сейчас нет – Господи, ей про одно, она про другое. Да не склеишь разбитую чашку, не склеишь. И кобель, если пошел гулять, не остановится, неужто ты не понимаешь? Сказано же, насильно мил не будешь. Ну и плюнь на него. А насчет приворотов, не будет Люба таким заниматься, не ее это, а других не знаю. Да и не доверяю я приворотам, они только жизнь портят. Но ты-то, ты сама свою жизнь рушишь, держась за чудовище.
Конечно, ты живешь всю жизнь за своим Аликом, беды не знаешь, а у меня это может самая большая любовь в жизни, ты ни черта не понимаешь, а судишь – Какая любовь, Хель, любовь это когда для другого все готова отдать и даже если ему тягостно с тобой, готова отпустить, лишь бы ему хорошо было. Вот что значит любовь, это желание счастья предмету любви. А то, что у тебя, так это страсть слепая и собственничество. – Это ты дура, ничего в любви не смыслишь, надо же глупость такую сморозить, мы почти десять лет скоро будет, как вместе, я его лепила для себя, а теперь отдать чужой бабе?
– Ну, допустим лепила его не ты, а семья и жизнь, а ты только приспосабливалась к нему, так что не твоя это заслуга. – Знаешь, подруга, мы кажется сейчас крепко поругаемся, ты совсем не хочешь, ни понять меня ни помочь. – Ну, извини, если ты здравого смысла не слушаешь, а только чувствами своими живешь, тут уж я пас...
Вот, поговорили называется. Не получив никакой помощи от подруги, Хельга принялась зондировать почву на работе. Она не говорила впрямую о своей проблеме сослуживицам, а придумала какую-то историю про несуществующую подругу и ее несчастную любовь. Одна из девчонок и подсказала ей адресочек бабули в Строгино, которая вроде бы как занимается такими вещами. Хельга не поленилась, съездила, зелье получила, махонький пузыречек снадобья, стоивший весьма не мало. Но для нужного дела денег не жалко, главное, чтобы помогло. Нужно было ухитриться, добавить мужу это в питье или еду, непосредственно перед употреблением, иначе выветрится, так старуха сказала.
Хельга и исхитрилась, встретила мужа романтическим ужином, сама предварительно принарядившись в откровенно сексуальное черно-красное белье, отхватила у себя в отделе и сейчас решила попробовать его в деле. К тому же молодые девчонки часто в разговоре упоминали разные завлекательные хитрости, вот она сейчас и решила выложить весь арсенал знаний. И все удалось, клюнул, выпил как миленький и жаркой любовью занялись, как в самом начале отношений.
Вроде и бегать Василий от нее перестал, а вскоре она почувствовала, что беременна, и поняла, вот оно то, что удержит его непременно. Правда, пока говорить ему о своем положении отчего-то не стала. Себя убеждала, что нужно время, чтобы окончательно увериться, а на самом деле, видимо, подсознательно боялась, что заставит он ее аборт сделать.
Потом снова к Люське слетала, похвасталась результатом, только Люська, сволочь такая, опять охолонила – Зря ты это затеяла, еще ни одной бабе не удалось удержать мужика таким способом. Если он решил уйти, все равно уйдет из твоих рук, а ты у разбитого корыта останешься. – Другим не удалось, потому что держать не умеют. А я удержу и пошла ты со своими советами. Каркуша – разозлилась Хельга и ушла от подруги.
Сказала мужу о своем положении Хельга только в середине лета, когда они снова были в Ольховке. Муж отнесся к известию без особого восторга и энтузиазма, просто, как к должному – Ну, хорошо, кто там у нас интересно будет? Хельга с какой-то непонятной уверенностью объявила – сын. УЗИ ей делать не хотелось, а вот уверенность что она ждет сына, была непоколебимой. Ей казалось, что сын будет крепким цементом для их счастья, мужики всегда так хотят сыновей, продолжения своего рода и своей фамилии.
Беременность у нее протекала в этот раз по-иному, тяжеловато. Постоянно возникали отеки, тошнота, токсикоз бушевал, а еще поднималось давление. Так что Хельгу почти все время держали на больничном, а Василий постоянно настаивал, что ей следует больше быть на природе, а не в Москве, и как-то так получилось, что и к дочери она ездить не могла, деньги ей на жизнь завозил Василий.
Он говорил, что не заходит к Галке, а передает ей деньги через соседей, но Хельгу мучили подозрения. Видимо, тут смешивалось все до кучи – и ее состояние, и возраст, все-таки уже сороковник, а она рожать надумала, и недоверие мужу, после его похождений. В общем, покою ничто не способствовало, все раздражало, вызывало подозрения и расстройства. Хельга стала плаксивой и почти нетерпимой, хотя сама сознавала, что может оттолкнуть от себя мужа подобным поведением, но сладить с собой не могла.
А он странным образом не рвался никуда, словно всем пресытился и подуспокоился, а это, как ни странно, наталкивало ее на новые подозрения в отношении дочери. В город вернулись в этом году только в октябре, погода долго стояла сухая и теплая, а уж когда пошли дожди, решили возвращаться. А так успели в это лето надышаться воздухом, налюбоваться цветами и отдохнуть от городской суеты. Практически до самых родов Хельга так и не вышла на работу с постоянных больничных, плавно перетекших в декретный отпуск. Когда ехали с дачи, Хельга попросила Василия заехать в Медведково, проведать дочь. Он согласился, но неохотно, а когда остановились у дома, сказал, ты иди, проведай, я здесь в машине посижу. – А если я задержусь? – Не принципиально, подожду.
Хельга снова терзалась подозрениями, то ли он не хочет встречаться с дочерью при ней, чтобы не проколоться, то ли действительно ни в чем не виновен и ему неприятно видеть оговорившую его Галку. Галочку она не застала, только один Арто встретил ее дома. Сначала зарычав на нее, как на чужую, а потом узнав, завилял хвостом, выражая свою вину. Она посидела немного в кухне, покурила, потом поняв, что может не дождаться, решила идти в машину и ехать домой. Так и не увиделись в тот раз. А потом так и не вырвалась. В роддом ее положили в начале февраля, под наблюдение врачей. Плод был крупным, предлежание спинкой и врачи опасались, что Хельга не разродится сама. Так оно в принципе и вышло. 23 февраля, как раз в мужской праздник, ей сделали кесарево и на свет появился мальчик, весом в 4,500, богатырь. Для маленькой Хельги это был очень крупный ребенок.
Но учитывая размеры отца, это было вполне ожидаемо. Мальчик черноволосый, волосы длинные, вот отчего мучила изжога, поняла Хельга. Она долго рассматривала его, пытаясь понять, на кого он похож, в итоге заключила, что на Василия. Шов у Хельги зажил без проблем, все протекало и с ней и с ребенком нормально, молока было вдосталь и их выписали домой на седьмой день. Дома Василий проявил к ней необыкновенные внимание и нежность. Он заранее все подготовил к ее приходу – и кроватку для ребенка, и туалетные принадлежности и коляски. Все лучшего качества, и Хельга почувствовала себя счастливой.
НЕИСТОВАЯ глава 20
Расположил Василий Хельгу с ребенком в большой комнате, а сам пока обустроился в комнате матери, сказав – Тебе с ребенком нужны покой и свежий воздух, к тому же, если он будет спать неспокойно, я вам мешать не буду. Когда немного подрастет, мы его поселим в детской, а сами будем здесь. И Хельга согласилась с такой постановкой вопроса, тем более два месяца воздержания были ей необходимы.
Ребенок и вправду оказался неспокойным, видимо, сказывались ее переживания и недомогания во время беременности, но она быстро нашла средство для его успокоения. Хельга стала перед ночным кормлением прикладываться к пивку, немного, одну-две баночки «Хеннеси», зато ребенок спокойно спал всю ночь, насосавшись груди и потом иногда даже утром просыпал час кормления. Мужу о своем методе она не говорила, ни к чему. Приходящей патронажной сестре тем более.
Мишка, так она назвала сына, в честь своей первой любви, вот ведь и здесь вся в мать оказалась, рос и быстро набирал вес. Даже врач говорила, что у него излишек веса, но Хельга повторяла – Мы в папочку. Она очень радовалась этому фактору, что сын у нее крупный и весящий много больше сверстников. То, что это дополнительная нагрузка на его сердечко, ее не тревожило. Вот еще, это назло мне говорят – жаловалась она Люське – завидуют просто.
А уже в мае Василий отвез ее с ребенком в Ольховку, взяв ей в помощь женщину из местных по хозяйству – Ну там с садом помочь или с уборкой, сама решишь, как использовать. Сам он уезжал на месяц в командировку, как он ей сказал. Что за командировка, куда он едет – не уточнил. Хельга позвонила Галочке и пригласила ее приехать к ним на дачу, повидаться с братом, все-таки ни разу не виделась, и с матерью заодно, а то совсем ты меня забросила. Между делом зачем-то упомянула об отсутствии Василия не только на даче, но и в Москве.
И Галочка приехала. Хельга с изумлением констатировала, что Галочка изменилась, пополнела, округлилась, стала женственней. Ходит как-то с ленцой и много спит. Видимо совсем не высыпается с собакой, подумала она. А дня через два, работница, помощница по хозяйству вдруг возьми да заяви Хельге: – Вон вы какая счастливица, сыночек у вас растет, а скоро и внучек будет. Хельга так и вскинулась – Чего ты несешь, дура? – Да что ж тут нести-то, нечто повылазило у вас, дочка-то ваша на сносях. Вон и круглая, что твоя спелая дыня, и лицо светится внутренним светом, и руки на животе складывает, словно ограждая его, да и спит постоянно. А вы что, не замечаете, правда не замечаете?
Хельга так и села, где стояла. После слов женщины, все перечисленные ею признаки вдруг зримо встали перед ней, словно наяву. Ой, ойкнула она внутренне, а ведь правда, а мне словно кто глаза отвел. Ну, Васька, ну сволочь, ну кобелина, устрою я тебе. Ничего не говоря этой женщине, она проводила ее и тут же бросилась звонить Люське, умоляя ее устроить свои дела так, чтобы на пару дней приехать к ней, посидеть с Мишкой, пока она утрясет кое-какие дела. На вопрос какие, ответила, приедешь, скажу, не по телефону, но от этого зависит моя жизнь. Этого было достаточно, для того чтобы Люська уже назавтра нарисовалась в Ольховке.
Вовсе не от любопытства, слишком хорошо она знала Хельгу и по ее тону поняла, что дело серьезное. Быстро обрисовав ей ситуацию, Хельга сказала, что помчится с дочерью к знакомому врачу, уничтожать плод. Дочь она ни о чем не спросила и не предупредила, заявив, что им нужно съездить в Москву по ее делам, а дочь должна ее сопровождать, на всякий случай. Дочь и поехала, нужно, так нужно.
И только уже в кабинете у врача Галка поняла, зачем мать потащила ее с собой, услышав обсуждение матери с врачом возможности открыть роды и избавить ее от плода. Тут она заартачилась, тем более что и врач категорически отказывалась, сказав, что не пойдет на это. А Галка заявила матери, что уже стоит на учете в консультации и той не удастся обойти этот момент. В общем, все рушилось. Дочь сообщила, что срок родов в сентябре и врач тем более стала открещиваться от просьбы Хельги, заявив, что не пойдет на прямое убийство живого плода.
Выйдя от врача, дочь направилась в сторону метро, не обращая на Хельгу внимания, но та догнала ее и, вцепившись в руку, заявила, если ты сейчас не поговоришь со мной, я такой скандал закачу, осрамлю тебя перед всеми. И дочь устало ответила, каким-то равнодушным тоном, – Ну, давай, спрашивай. Хельга огляделась по сторонам и предложила – Пойдем, присядем в сквере, я хоть покурю – Пойдем – равнодушно ответила Галка – я тоже покурю. – Ты куришь? – А ты не знала? Хорошо же ты знаешь свою дочь. Вот так я тебе нужна была всю жизнь.
Сели на лавку, закурили, каждая свою сигарету. Хельга видела дочь, словно постороннего плохо знакомого человека, так ново было ее поведение. Затянувшись, сплюнув на дорожку тягучую слюну, Галка, не глядя на Хельгу, произнесла – Ну, давай, спрашивай уже что тебя там интересует. – Это Васькин? – выпалила Хельга показывая на живот дочери – Ты что, сдурела? – окрысилась дочь – ты считаешь, что кроме твоего Васьки мужиков на свете нет? – Тогда кто он, откуда, едем к нему. Я заставлю его на тебе жениться. – А зачем, если он не захотел ни меня, ни ребенка, я навязываться не буду. И вообще, не лезь в мои дела, я для себя хочу ребенка, для себя, понимаешь. Я не могу жить никому не нужной, я хочу иметь рядом любящего человека, кому Я буду нужна. У меня будет дочь, я УЗИ сделала, и ей я буду нужна. А вы мне никто не нужны, так же, как и я вам.
Дочь уже не говорила, она истерически кричала и Хельга дернула ее за брюки, в которые та была одета. Широкие и бесформенные, они уродовали дочь, как впрочем и кофта размахайка, но создавалось впечатление, что дочь нарочито отталкивает от себя всех своим мужеподобным видом.
– Ты что орешь-то, успокойся. Не истери. А как ты будешь жить-то на что, ты подумала? – Подумала, я училище бросила, работаю, деньги откладываю. Проживу, не беспокойся. – Вот-вот, героиня нашлась, проживет она. Да ты хоть знаешь, каково это матерью быть? – Ой, можно подумать ты знаешь, заботливая наша – съехидничала Галка.
И Хельга даже словами поперхнулась, а потом вновь пошла в атаку – Вот, раз ты от меня скрываешь мужика своего, значит точно это Васька – Знаешь, надоела ты мне с одной и той же песней. Думай что хочешь, а меня не трогай. А Ваську твоего я на дух не переношу, поняла?
Дочь вскочила и почти побежала от нее к метро. На сей раз Хельга не побежала вслед за ней, у нее разом словно кончились все силы и она расплакалась. А наревевшись, поехала назад в Ольховку, вот и не понадобилось двух дней, одним обернулась. Дома она пересказала Люське весь разговор с дочерью, и та утешила ее тем, что насчет отца ребенка девчонка точно не врет, чует ее сердце, а вот что ей, Хельге, теперь придется дочь к себе забирать, также ясно как Божий день.
Не справится девчонка одна с ребенком. Навыка у нее нет, так что Хельге гордыню свою нужно отринуть и хоть раз дочке делом помочь, доказать, что она не права, утверждая, что ее никто не любит и никому она не нужна. С этим Хельга согласилась.
Теперь она снова стала прикладываться к пиву основательно, все больше и больше нагружая заботами приходящую работницу, капризничая, придираясь к той. Мишку она уже кормила не грудью, а в основном прикормом, грудь только на ночь, да с утра, пока спросонья вставать не хочется и помощница не пришла. Даже цветы несколько подзабросила и они стояли утопая в траве, в Хельга полулежала в гамаке, потягивала пиво из очередной банки и на чем свет стоит кляла свою судьбу. Сколько горя на нее валится, сколько горя.
Потом возвратился Василий, загорелый, явно отдохнувший, полный сил и энергии. Он привез костюмчики для Мишки, кое-какие вещи для Хельги и немного сувениров – Вот, сказал он, были по делам в Турции, приобрел кое-что для вас. А вы тут как без меня? Хельга расплакалась и рассказала ему о беременности Галки и обо всех делах, на что он заявил – Ну, а чего ты хотела от своей лживой про****ушки. Она всегда такой была. Хельга даже оторопела – За что ты ее так ненавидишь? – А что, после того в чем она меня обвинила, я ее любить должен – грозно спросил Василий – нет уж, увольте. Мне такие фокусы ни к чему. Эта маленькая шантажистка ведь и посадить меня могла. Такое не прощают – гордо заявил он с видом оскорбленной добродетели.
Потом, видимо, поняв, что несколько перегнул палку, он милостиво заключил – Все, проехали. Пусть рожает себе, поможем. Не зверь же я в конце концов, да и тебе поддержка нужна. Считай, я ее простил, но исключительно ради любви к тебе.
В сентябре Галочка родила дочку и Хельга забрала ее к себе в квартиру, правда, Василий сказал, что он будет жить в Медведково, отговорившись тем, что пса сюда брать нельзя, здесь дети, а одного его тоже бросать нельзя, одичает, если только заезжать выгуливать. Так что это, мол, по необходимости. Но я-то буду постоянно к вам приезжать и одних не оставлю. На Галку он старался не смотреть, а та, Хельга поселила ее с дочкой в комнате матери, старалась в присутствии Василия из комнаты не выходить.
Девочка у дочери была на удивление спокойной и тихой. Иногда казалось, что и нет ее вовсе. За два месяца Василий приехал всего раз шесть, то есть все его слова, что он будет много с ними бывать, оказались ложью и Хельга снова стала нажимать на пиво, да чуть что срывать зло на Галке, ты, мол, змеища, всю жизнь мне порушила. А однажды договорилась до того, что пригрозила дочери лишить ее ребенка, забрав себе, мол, органы опеки пойдут ей навстречу, так как дочь и несовершеннолетняя и безмужняя.
Ни к чему хорошему это не привело. Проснувшись утром после скандала, от плача Мишки, она, помыв и накормив ребенка, сунулась посмотреть, как там дочь с девочкой, и обнаружила пустую комнату. Ни Галочки, ни ребенка, ни их вещей не оказалось. Она позвонила Василию, тот примчался.
В Медведково Галка не появлялась и нигде ее не было. Взяв с собой ребенка в машину, Хельга с Василием объездила все знакомые Галкины адреса, нигде ее не оказалось. Дочь с ребенком как сквозь землю провалилась. И не представлялось возможным ее найти. Заявлять в милицию она теперь побоялась сама, словно опасаясь, что вдруг дочку с девочкой найдут мертвыми. Позвонила бабке в деревню, та только разахалась, узнав о новостях.
А потом начались звонки от родни, все волновались, где Галка, да что с ней, и Хельга не успевала от них отбрехиваться, а они еще и грозили ей, что заявят в органы. Вот ведь это все бабкина работа, она всех на ноги подняла. Потом еще и сестра Ильдарова, Татьяна, позвонила, они же часто бывали в деревне. Бабка их уже умерла, но дом они не бросали. Наоборот выстроили на участке еще жилье и всем гуртом отдыхали там, скопом или по очереди. Татьяна сказала, что они все тоже волнуются о Галке.
С ней Хельга говорила по-другому, разрыдалась и сказала, что дочь совсем от рук отбилась. И родила неизвестно от кого и сбежала, может даже к этому хахалю. В общем, представила себя жертвой, а дочь неблагодарной и невоспитанной, винясь только в том, что много воли девчонке дала, вот и получила. Мол, она в деревне только гадостей нахваталась, оттуда все зло пошло. Попросту снова свалила со своей больной головы, на бабку. Это Хельга умела, стрелки переводить.
В таком неведении прошло чуть не полгода, а в феврале, незадолго до Мишкиного дня рождения, ей позвонила снова Татьяна и сказала, что видела Галку с ребенком в районе ВДНХ. Ездила туда по делам и увидела Галку с коляской. Не стала объявляться, а последила за ней, так что если хочешь, свожу тебя туда, где Галка живет. Хельга моментально собралась, оставила Мишку с Василием и ринулась на встречу с Татьяной. Та была на своей машине, Жигули пятерка у нее.
Поехали и вскоре Хельга волнуясь нажимала на кнопку звонка в незнакомую квартиру. Иду, прозвучал из-за двери голос Галки, сейчас, Ириш, открою. Дверь распахнулась, дочь явно не ожидала увидеть мать и не успела захлопнуть дверь снова, как Хельга ураганом ворвалась в квартиру, а следом за ней вступила и Татьяна.
Увидев Татьяну, Галка даже успокоилась, а Хельга уже прижимала к себе внучку и рыдала. Девочка была полусонная, шестимесячный ребенок пока еще не понимал, кто перед ним, только чувствовал, что руки не мамины, и заплакал. Галка ревниво выхватила дочку из рук матери и села на край незаправленного кое-как застеленного дивана, где они спали вместе с дочкой. Комната, где они располагались, была полупустая. Все, что в ней находилось диван, небольшая тумбочка для вещей и стол, на котором были наложены пакеты с детским питанием и баночки. Одиноко стояла тарелка с недоеденными макаронами, кажется, даже без масла.
Галка была худющая, одни глаза зелеными фонарями сверкали из впавших глазниц. Короткие пряди волос прикрывали лоб и худые щеки. Девочка в отличие от Галки была пухленькая и ухоженная. Куча игрушек была навалена в ногах дивана.
Потом из коридора послышался девичий голос,” я пришла” и в комнату влетела и застыла на пороге, обозревая всю картину, Иринка, девчонка из деревни. Она училась в Москве и жила в общежитии. Это была одна из тех подруг Галкиного детства, которая помогала ей искать жилье под съем. Оказалось, что за это время, неполные полгода, Галка успела пожить на трех съемных квартирах. Как она жила и как питалась, было понятно по ее виду.
На сей раз Хельга не кричала, не оскорбляла дочь, во-первых, тут были Ирка и Татьяна, а при них она должна была разыгрывать роль заботливой и переживающей матери, во-вторых, где-то краешком сознания она все-таки понимала, что Галка родная кровь, и не приведи господи, может так случится, что за ней некому будет ходить, и тогда дочь ой как пригодится.
Поэтому сейчас она скуксила лицо и заплакала – Доченька, родная, ну что же ты так поступила. Ну зачем же ты заставила меня переживать и нервничать. Ну не хотела ты жить со мной, так и сказала бы. Можно же жить на Тимирязевской, в своей комнате, а не скитаться по голодным и холодным углам. Что ж я зверь какой, что ж я сердца не имею, что ты мать в виде злого врага держишь. Сама мучаешься, меня мучаешь и ребенка.
– Правда, Галь, – вступила Татьяна – мать дело говорит. Собирай вещи и дочку, как ее кстати зовут-то? – Даша – выдавила из себя Галка. – Ну, вот и хорошо, собирай Дашеньку и едем. Дома и стены помогают, чем по чужим углам мучиться. Видимо, Галка сильно натерпелась за это время, так как тут же не споря стала собираться, а Иринка помогала ей упаковываться. Вещей, как ни странно, набралось три больших сумки и чемодан. Татьяна с Ириной снесли это все в машину, в багажник, Хельга с Галочкой спустились с Дашенькой на руках следом. Галка отдала Иринке ключи от квартиры, для передачи хозяйке, договорилась с ней, что она позвонит, и они поехали. Благо ехать было недалеко.
В квартире Хельга сказала жильцам, а они были все те же, что им придется съезжать, так как здесь будет жить ее дочь. Галка заметила, что пока они не найдут себе жилье, она не возражает жить вместе с ними. Они согласились и обещали съехать через две недели, самое большее. Хельга с Татьяной сбегали в магазин, накупили продуктов и наполнили Галочке холодильник. Ты тут давай, ешь как следует, а то ветром сдувать будет, кто за ребенком ходить станет?
Обустроив Галочку, довольная собой Хельга отправилась домой. На душе стало как-то тепло и легко. Все-таки испереживалась она за это время. И ведь правда, не монстр же она. Ну не задались отношения с дочерью, у всех бывает, но зла она ей не хочет. Вот ведь как обрадовалась, что все теперь устроено. Да и подъехать и помочь всегда можно, когда знаешь куда ехать, а не метаться в неизвестности. Теперь она будет почаще звонить дочери, узнавать, как она и что. Да вот и Татьяна увидела, что правду она говорила, что хорошая она мать, заботливая. Значит, их семья не будет Хельгу корить.
Все наладилось и у нее дома. Василий жил с ними, Артошу держал в своей лаборатории, чтобы от него не воняло и шерсть не разносил по дому. Хельга звонила Галочке, узнавала, как они с Дашенькой. Жильцы, кстати, остались в их же квартире. У соседки постояльцы съехали и она сдала этим, так что Галочка без присмотра не осталась. Лейла, так звали жиличку, помогала ей советом и делом. Она была опытная женщина, своих двоих уже почти подняла на ноги, так что Галка не бедствовала теперь. А на лето опять на дачу поедут и Галочку с внучкой туда же заберут. Самой легче и дети тут же под присмотром.
НЕИСТОВАЯ глава 21
Вплоть до наступления лета Хельга частенько ездила к дочери на Тимирязевскую. Оправдывала она свои поездки неусыпной заботой о дочери. Соберет Мишку и вперед, а случалось, и с ночевкой оставались. Для этих целей Хельга перевезла из Медведково диван, на котором там раньше спала дочка. Здесь места ему тоже хватило. У нее уже к тому времени вместо старой мебели стояла большая стенка, которую, слегка повернув, удалось поставить как перегородку, делящую комнату на две части, и образовались две маленькие комнаты из одной. Удобно и спокойно. В одной части сиди, телевизор смотри, во второй дети отдохнут.
Галочка сказала, что с осени хочет пойти работать в садик нянечкой, чтобы и Дашу пристроить, но Хельга попросила ее не торопиться, мол, лучше зимой, когда Дарье уже полтора года будет, а то больно мала, жалко ее. И Галка согласилась. Хотя очень ей не хотелось на материной шее ехать и упреки выслушивать, на одни детские пособия не продержишься, но приходилось соглашаться, ребенок ведь и болеть начать может, тогда не до работы так и так будет. Вот только на дачу летом ехать категорически отказалась, сказала как отрезала: К бабушке поеду, Дашку с ней познакомлю.
Хотела было Хельга по бабке пройтись, как обычно, но язычок прикусила, увидев выражение лица дочери. Знала она ее, тихоня-тихоня и вроде покладистая, а если вид такой сделает, смотрит исподлобья губы поджав, значит отпор получишь, замкнется в себе и поступит по своему. Нет уж, лучше не будить спящую собаку, себе дороже.
А зачастила Хельга к Галочке неспроста, а по той причине, что Василий все чаще и чаще стал якобы по поручениям уезжать, дня на два-три. Потом день-два побудет и снова уезжает. А ей каково, одной с ребенком и собакой? Мишка уже ходить начал, лезет везде, одного не оставишь, пока с собакой погуляешь, а соседей как не знала Хельга, так и не знает. Не удосужилась ни с кем подружиться, познакомиться.
Нет, она сама конечно общительная, но как-то не до того было, чтобы знакомиться с соседями, ну пройдешь мимо, иной раз скажешь здрастьте, а то и вид сделаешь, что не заметила, и все общение. Потому теперь и оказалась одна. Утром-то еще сбегает с Артошкой прогуляться, пока Мишка спит, а вечером собака мается, пока сын не уснет, а он раньше одиннадцати никогда не засыпает.
А привезти его к Галке нельзя, соседи возражать будут, ведь коммуналка, не отдельная квартира и Артоша не карманный вариант, да и балбес жуткий. Галка-то с радостью взяла бы его, да тетя Лейла собак с детства боится. А так Хельга Мишку с Галочкой оставит, сама на два часика отлучится, доехать туда-обратно, да выгулять пса и назад. Галка к Мишке как и к Даше относится, не делит их, ровно и не брат это, а еще один ее ребенок.
А вот Хельга так не может. Мишку она до безумия обожает, а Дашку и целует и тискает, но с какой-то болезненностью постоянно вглядывается в меняющиеся черты девочки и нет-нет повторяет – Глянь-ка, Галк, а у Дашки глаза цветом как у Васьки, да и волос темно-русый, как у него, правда жиденький, но это младенческое. А так вон и с Мишкой смотри, как брат с сестрой смотрятся. Галка глазом сверкнет, – Что ты чушь порешь, ничуть она на козла твоего не похожа, да и глаза у меня самой тоже зеленые, не видишь что ль, а волосы, можно подумать у твоего одного таким цветом.
Так вот и живет Хельга в постоянных душевных мучениях и раздумьях, правду ей говорят или скрывают. Поэтому и любовь к внучке не любовь, а болезненное чувство какое-то. Да и какая она ей внучка, не может у такой молодой бабушки внучки быть. Хельга когда по выходным гулять идет с детьми, оставив Галку домашними делами заниматься, красуется. Все ее улыбками провожают. Мишка своими ножками ковыляет, Дашка в коляске шебаршится, а он постоянно ей игрушки разбрасываемые поднимает и подает, а народ говорит, надо же какая мама, красивая, да плодовитая, и сын такой заботливый. Он, Мишка-то, не скажешь, что всего на полгода старше Дашутки. Высокий и полный, в отца, не по возрасту, все и думают, что ему уже года два, а ему только полтора скоро будет. Вот Хельга и цветет от счастья, что все ее да ее сына нахваливают.
На лето уехала она с сыном на дачу, а Галка с дочкой к бабке в деревню, так перезванивались только. И оказалось, что у бабки Галка недолго побыла, слегла бабка, совсем сильно болеет и шум от ребенка ее тревожит. Дашка пошла уже, ранняя птаха оказалась. Да еще и аллергия страшенная приключилась. Хельга заволновалась, а где ж вы тогда? Оказалось, у одноклассницы Хельгиной Стеши они живут. Стешка, она никуда из деревни не уезжала, замуж рано выскочила, за их же деревенского парня. А он садовод знатный. Детей у них уже четверо, мать она опытная, скоро и внуки ожидаются. Так она Дашку от аллергии избавляет. Врачи никак справиться не могли, а Стешка свежими овощами и фруктами кормит и аллергия на спад пошла. Галка радуется, говорит приедем – не узнаешь Дашку, такая она стала.
А у Хельги к концу лета возьми да приключись беда. В кои-то веки Василий приехал. Ну, она конечно обрадовалась, а он и бутылочку коньяка хорошего привез, отметим мол, встречу. Она живо сварганила ужин хороший, сели на веранде. Август хороший, теплый. Темнеет, но они на сад фонарь соорудили, он дорожки освещает. Сидят пьют, едят, Мишка по дорожке туда-сюда бегает, Артошка сбоку лежит дремлет. Что и как случилось, Хельга не поняла, они как раз очередную рюмку выпили и целовались, нежность на Василия в кои-то веки напала, непривычная в последнее время. Хельга разомлела, тут ей визг и крик ребенка, а также собачий рык, по ушам и резанули.
Вскочили оба, бросились, а Арто Мишку завалил, лапами прижал и грызет, к горлу подбирается. Василий палку подхватил, сбоку в пасть собаке пропихнул, оттаскивает его за холку, а Мишка затихший, словно мертвый лежит. Хельга взвыла, подхватила его и к дому. Ухо все у Мишки в клочья порвано, на шее две борозды от клыков, кровь хлещет, а ребенок без сознания. Скорая быстро приехала, отвезли их сначала в райцентр, там первую помощь оказали и вертолет прилетел. Погрузили их и в Москву, в Филатовскую детскую доставили. Там Мишку шесть часов оперировали, ухо из лоскутов сшивали. Хельга по холлу металась ни жива ни мертва.
А после операции сидела целыми днями не отходя от постели сына, только в туалет отбегала. Нянечка сердобольная ей утром кофе наливала, да обед и ужин для нее с кухни носила. Скорее всего своим делилась. А Василий ни разу за это время в больнице не объявился. Позвонил только, что он с собакой на даче остался. Почти месяц заживало все, два раза еще оперировать пришлось, нагноение происходило. Мишку антибиотиками искололи. Но потом на поправку пошел и их выписали. Ухо чуть не в два раза меньше другого стало и видно, что искорежено, но врач сказал, мужчину шрамы украшают, а главное, слух ребенку сохранили и жизнь. Счатье, что сонную артерию пес не перегрыз, тогда бы конец.
Поехала Хельга с Мишкой своим ходом на дачу. Стали к дому подходить, Арто выскочил. Мишка как его увидел, забился в истерике у Хельги на руках. Василий на крики выскочил, Артошку подхватил, посадил в сараюшку на привязь. А Хельга побежала к той женщине, что у них когда-то работала. Просит у нее, скажи не знаешь, кто тут охотники мужики, мне нужно собаку отстрелить. Та и подсказала. Хельга домой вернулась с Мишкой, на Василия смотреть не хочет. Зло ее берет на его равнодушие к горю ребенка.
Делает все через силу, в ответ на обращения Василия огрызается, все срыву. Ну тот не долго думая накинул куртку, ключи от машины подхватил и в Москву укатил. Оставил жену с ребенком и собакой воющей в сарае. А тут и мужики подошли – Ты, что ль, собаку пристрелить хотела? – Я – Ну, веди, показывай.
Хельга сарайчик открыла, а Артошка, словно чует что, рычит, а сам пятится задом. Напрягся. Вот мужики и говорят – Ты в дом иди, неча стоять смотреть, сделаем все и унесем, захороним. Хельга и пошла, а сзади выстрел, так ее по нервам и тряханул. Она Мишку схватила, лицом в него уткнулась и разревелась. Ну не было у нее другого выхода. Наутро только решилась к сарайчику подойти, заглянуть. Нет Артошки, только обрывок поводка остался, да земля песком присыпана в том месте, где Артошку пристрелили. Чтобы значит крови не было видно. А ведь еще Галке рассказывать придется, он ведь любимец ее, считай на ее руках вырос.
Хельга вещи собрала, такси вызвала и поехали они с Мишкой домой. А дома Василий в хлам пьяный. Она ему прямо с порога и брякнула, что Артошку убили и что сын ей дороже собаки. Тут уж и слезы и слюни и дрязги и оскорбления взаимные начались. И муж заявил, что даром она ему не нужна вместе со своим уродцем набалованным. Это о собственном-то сыне. И вообще у него есть женщина моложе и интереснее, не ей чета, так что она может свои манатки забирать и валить на все четыре стороны. Она в крик, что так этого не оставит, что он ей половину имущества должен и деньги за дачу вернуть и прочее и алименты на ребенка платить будет и она ему жизнь сучью устроит. А он только похохатывает в ответ – А где у тебя доказательства, что ты деньги давала? Ты их на книжке держала, у тебя документы есть? Нет, в кубышке копила, нигде никаких бумаг у тебя нет, ничем ты не докажешь, а пугать меня станешь – без штанов оставлю. Вот, наконец-то смилостивился он, держи пятьдесят тысяч, на первое время хватит, а там, ты ушлая, обустроишься, или другого лоха найдешь, чтобы его доить. Гудбай, дорогая не поминай лихом.
Вот так и кончилось ее второе замужество, но вот любовь никак кончаться не хотела. Уж она перед Васькой унижалась, чтобы дал им с сыном хотя бы в Медведково пожить, ведь на Тимирязевской Галка с Дашуткой, как им всем там ютиться, а у него квартира все равно пустует. А он ей, не твои, говорит, трудности. Я вообще у бабы жить буду, а эти две сдавать. Ну, вот ты мне ту и сдай, говорит Хельга, ага, ржет, а платить чем, натурой будешь, ну так мне твоя потрепанная натура обрыдла, так что нет и все тут. А вы в тесноте, да не в обиде устроитесь. Ты баба хват, всегда вывернешься, не привыкать тебе.
Это ей, как плевок в душу. Ведь и правда надеялась она, что оттает он, будет приходить сына навещать, а там она принаряженная да подкрашенная ждет его, глядишь и опять обаяет. Ан нет, видно, правда молодую нашел, коль так себя ведет. Конечно, ей-то уже сорок третий пошел, стара стала, видишь ли. Уходя пригрозила, что отпоются ему ее слезки, и кто ее обидит, спокойно жить не будет, так как она колдунья, глаз у нее черный, спалит его. А он только ржет в ответ, как конь.
Еще и высмеял ее, что, мол, не видел пока ни одного, кто от тебя пострадал или по тебе убивался, так что иди себе, колдунья недоделанная. И еще кое-чем похлеще припечатал. Ушла, как оплеванная, только со своими и Мишкиными вещами. Даже подвезти отказался, такси закажешь, денег я тебе отвалил, а большего ты не стоишь. Вот так-то.
Так и оказалась Хельга, что та старуха у разбитого корыта, вновь в коммуналке, только уже не наездами, а насовсем, и не вдвоем, как раньше, а вчетвером. Ни у кого угла своего затаенного, где передохнуть, раны зализать, нет, все на одном пятачке толкутся, друг по другу ходят. А от этого раздражительность в душе все растет да растет и ужас преследует. Хельга привыкла на широкую ногу жить, денег не считать, а тут что завтра будет – неизвестно.
Да и в квартире все меняется. Азербайджанцы гражданство получили, квартиру себе купили, уехали куда-то в Бутово, на их место девчонка хозяйка жиличку поселила, женщину одинокую, но разгульную. С ней Хельга подружилась быстро, частенько вечерком сиживают, пивком балуются, друг другу на жизнь жалуются. Жиличка-то из Воронежа, в Москву приехала работу искать, устроилась неплохо, в уличных киосках торгует, вот и Хельгу зовет – Айда к нам, я а тебя словечко хозяйке замолвлю, Гулька, она баба хорошая, платит не скупится, возьмет. Будешь при деньгах, да и товар у нас ходовой, белье женское, себя обеспечишь и дочку. Своим-то Гулька со скидкой в тридцать процентов дает. Поразмыслила Хельга, решила соглашаться.
Вот только с детьми вопрос решать надо, либо Галка с ними дома сидит, пока мать работает, либо в сад пристраивать. Ясли-сад у них прямо тут, в соседнем дворе. Галка и говорит, а давай я туда устроюсь, ждут же меня там, и дети там со мной будут и ты спокойно работать будешь. Так и сделали. Галка с утра на работу бежит, ей до открытия сада группы подготовить, намыть нужно, а Хельга детей отводит, договорилась, чтобы обоих в одну группу взяли, а сама на точку едет. А потом у обеих перемены вышли.
Хозяйка Хельгина признала в ней свою, ты, говорит, наших татарских кровей будешь, нечего тебе в палатке зябнуть. Так вот кровь материнская помогла ей на хорошем месте пристроится. Стала она смотрящей за палатками. А палаток у хозяйки много, по всей Москве не менее сорока стоит, и смотрящих пять человек. Хельге достались восемь точек, все по ее линии метро, от Тимирязевской до Южной.
Она теперь через день все объезжает, выручку собирает, товар заказывает, который кончился, работу продавцов проверяет, отчет и деньги хозяйке отвозит в контору, у метро Рижская та сидит. В принципе не напряжная работа оказалась, и времени свободного немало вытанцовывается и на виду все время, и с мужичками познакомиться можно. Только вот не интересуют пока Хельгу мужички, надеется она мужа вернуть. Не может же сердце у того не дрогнуть за сына. От того и на развод она не подает, да и он не больно-то торопится. А Хельге кажется, раз он не разводится, значит, может не совсем с ней порвал, может, одумается еще. Вот она иногда ему и позванивает, а он ничего, вроде и говорить с ней не отказывается, правда насмешничает много, но Хельга терпит, главное не спугнуть.
А Галочку в саду на кухню помощником повара перевели, узнали, что пусть неполное, но какое-никакое кулинарное образование у нее есть, и перевели. Стало и ей теперь полегче. Она помогает повару в нарезке овощей для заправки блюд и готовит выпечку для детей, булочки, ватрушки, кулебяки и прочее на полдники. И сама сыта, и дети накормлены, еще и продуктов каких-никаких повар домой даст. То супов оставшихся в бидон нальет, то второе в контейнер сложит. Дети, они ведь не все все едят, капризничают иной раз, а оставшиеся продукты выбрасывать жаль, вот и распределяют по себе. И зарплата, пусть небольшая, но идет. Получается, и дома иной раз ничего готовить не надо, Галка все готовое принесет и расходов на питание меньше.
У самой Хельги зарплата хорошая, по нынешним временам даже очень неплохая, тридцать тысяч хозяйка положила, да проездным отдельно обеспечивает и сотовый каждому разъездному выдала. Поди плохо. И одежду – нижнее белье, кофточки да носочки, джинсы, Хельга со скидкой на складе берет. Всю семью одевает. А денежки снова складывает, копит про запас, мало ли что, лишних денег не бывает.
Вроде бы идиллия, ан нет. Неспокойно на душе у Хельги, плохо ей без мужского плеча и участия. Опереться не на кого, и хандрит она по этой причине частенько, и к пивку прикладывается, а хандра эта скандалами да окриками оборачивается. Тут уж все, кто под горячую руку попал, огребут по полной – и Дашка, и Мишка, и Галка и соседка. Да еще как назло Аллочка-переводчица теперь часто дома сидеть стала. Для издательств переводы делает, сидит за компьютером, клепает, а как в кухню или в коридор выползет, так обязательно Хельге выговорит, то дети ее шумят, то коридор помыт плохо, то в ванной воды много налито и прочее, прочее.
Просто на пустом месте цепляется. Уж Хельга-то чистюля, каких поискать, сама-то соседка ни разу не прибрала нигде в свою очередь, а замечания отпускает. Вот где Хельга сполна получила, то, что сама раньше не делала, в квартире первого мужа. Отрыгнулось ей прошлое. До драки порой их скандалы доходили и Хельга радовалась, когда Аллочка уползала к себе с растрепанными волосами и расцарапанной мордой.
У, змеища. Правда, Аллочка отходчивая была, хоть это хорошо, и на Хельгу временами умиротворение находило. Тогда она детей тискает, целует, милует и гостинцами и подарками заваливает. Мишка-то, ему как с гуся вода. А Дашка другая, вся в мать. Сжимается в комочек, трясется и подойти боится, а потом и вовсе, как голос Хельгин заслышит, так под стол или на подоконник за штору забивается, не вытащишь. Ну вылитая Галка в детстве. Эх, опять эти гены проклятущие.
Так вот и живут. Летом отпуск ей хозяйка дала, аж на полтора месяца, у тебя, мол, двое детей на руках, нужно за город вывозить, так что точки твои другим распределю пока, а ты отдохни. Хельга Ваське позвонила, он сказал, пользуйся дачей, не жалко, мы с Людочкой в Турцию отдыхать ездим, она Подмосковье не любит, а я наверное потом ее продам, так что пользуйся. Вишь, добрый какой.
Она и поехала с детьми на дачу, да не одна, Люську с дочкой своей позвала. Люська с радостью согласилась. У них там свою дачу продали, а новую пока не купили, простой вышел, а в Турцию или Египет они в этом году решили не ездить, деньги нужны, перебой в бизнесе случился, бывает это. Поставщики у них постоянные были, да фирма та прогорела, вот Алик теперь и подыскивал других. Тут Хельга и присоветовала свой склад, с ним, мол, отношения наладьте, тут поставщики хорошие и товар не турецкий, египетский, а из Германии из Франции идет. Люська конечно не отказалась, Алик остался дела эти утрясать, а Люська на месячишко с Хельгой поехала. Все легче, не одни руки и глаза, а трое взрослых, дочка то уже школу заканчивает, в институт на следующий год поступать будет. А Галка в Москве осталась, только на выходные к ним и приезжала.
Свидетельство о публикации №217061801018