Бабнитовы

Бабнитовы

;В деревне Фаталишкино никогда не случалось ничего интересного. Был случай, правда, писали в областной газетке, что на улице Выборки, мальчик, якобы, от скуки самоубийством кончил.
;– Он не от самоубийства, он сам из окна выпал, – говорил Семён Бабнитов, который жил на той же улице, в доме номер четыре. – То бишь от водки.
;Через дорогу от Семёна жила девушка Ася. Мысли соседа ей всегда казались мудрыми и правильными. Ася, должно быть, его потому и полюбила, за мысли и за то, что додумался своими мыслями до женитьбы. И когда, наконец, Семён сделал ей предложение, она твёрдо решила, что всё это судьба, звёзды и что теперь они должны умереть в один день. К тому же, шесть – это число любви, а именно шесть получалось, когда Ася складывала номера их домов.
;После свадьбы Бабнитовы оставили деревню и переехали в современный городок, где всё для них было в новиночку: квартира на девятом этаже, витрины, банкоматы, машины, остановки, super-маркеты, кафе, рестораны и очень интересные городские мысли, о которых и поговорим.

***

;В один из зимних вечеров, Семён стоял напротив окна и смотрел на яркую остановку внизу, на зелёный аптечный крест, на горящие витрины, на сугробы и на узкую дорожку к пивному кафе. Снег валил быстро, валил целый день. Сначала Семён даже хотел выбежать на улицу и раскидать сугробы, но потом вспомнил, что живёт в городе, что на это есть дворник, что не надо лопаты, что сбивание снега с крыш и кидание его за забор осталось в деревне, с поросями.
;Всё бы хорошо, но коли лопату поставил, то и мысли дурные получай. А те мысли, которые начали приходить после года жизни в городе, Семён никак не назвал бы правильными. Те мысли становились ещё гуще, ещё мрачнее и ещё неправильнее, когда он смотрел на жену.
;Как заметил Поль Словецкий, раньше мужчины очень любили пышных женщин. Но мы думаем, что мужчины и сейчас таких любят, только не разбираются. Они, может, только думают что разбираются. Они, может, всю жизнь сухими бубликами от привычки питаются, а на мягенькие тёплые ватрушки даже не смотрят. Не видят. Даже тех не видят, которые любой худышке фору дадут; ведь это смелость надо, чтобы признать. А мы признаем, признаём!
;А ещё признаём, извините, что Ася была мерзкой.
;Ася была отвратительной. Ножища её были шириной с мужа, саму не обхватишь, а руки... Не будем про руки, дабы не травмировать, лицо – пожалуйста; лицо мясистое, красное, мужем-недовольное, глаза бусинки, бегают туда-сюда и ищут крошки хлеба, чтоб эти крошки на палец – и в рот, и чтоб за эти крошки наругать кого следует!..
;«А мы с Асей не ошиблись?» – спрашивал себя Семён той зимой, и порой до того задумывался, что хлеб крошил где попало.
;В один из зимних вечеров, закинув руки за голову, Семён смотрел на ночной город и вспоминал девицу из super-маркета, вспоминал банкиршу-куколку, официантку с ногами – женскими ногами, закинуть бы эти ноги! – вспоминал соседку, кондукторшу, девушку из аптеки. Он их вспоминал ночью и днем, в туалетах, на работе, под одеялом, и где только не вспоминал. «Сё пляж треклятый, – признавался он себе и ворчал. – Когда там лето? Дожить бы...»
;Если летом Ася говорила: «Хо-чу пляж», Семён радовался, но тихонько и без улыбки. Он послушно брал покрывало, пиво, чипсы, кальмары, тащил всё это до "местечка" и отдавал жене. Покрывала ему не доставалось. Он ложился чуть сбоку, на песке, и, закрыв голову панамой, спал. Но спал одним глазом, потому что двумя глазами спать на пляже невозможно, особенно когда вокруг так много худеньких, городских нимф.
;«Я только смотрю, – оправдывал он себя и наивно спрашивал. – Да посмел бы я?! Будь она другая...»
;Но будь она хоть какая, Семён всё равно бы смотрел на чужие розовые пяточки, на загорелые плечики, на острые лопатки, на верёвочки и бантики купальников, которые так и тянет развязать. Но Ася была Асей, а как сказал великий писатель, ничто так не точит душу, как отвратительная жена. Но и здесь надо знать меру и не сточиться в порошочек уж совсем.
;Семён меры не знал и точил себя беспощадно. Лёжа на песке, он через силу смотрел на других мужиков и парней, которые так легко втирают в молодые спинки, в плечики и ножки крем для загара. «Чем я хуже? – спрашивал он себя и отвечал. – Сё треклятый пляж».
;В один из зимних вечеров, Семён Бабнитов стоял напротив окна и разглядывая сугробы и дорожки города.
;– Ась... – вырвалось у него случайно.
;Из-за спины доносилась тихая одышка и скрип гладильной доски. Семён даже обрадовался, что она не услышала.
;– Ась, – позвал он и тут же подумал:
;«Да что мне?! В окно смотри, пляж вспоминай».
;– Ась, – повторил он и зажмурился.
;«Э, хорош!»
;– Ась! – решился он наконец. – А если мы с тобой только затем женились, что больше не было никого...
;Слова прогремели как выстрелы, но эти выстрелы, холостые оказались, никого не убили. Семён услышал возню, боязливо повернул голову и увидел, как жена поднимается со стула, как стул и доска падают на пол, как она выдергивает утюг из розетки и совсем без христианской мысли идёт к нему.
;Семён хоть и был деревенский парень, но отлично знал, что утюг без розетки не делается холодным в одну секунду.
;– Ася! – крикнул он в страхе, выпрыгнул на балкон, закрыл дверь и прищемил себе палец. – Яй!
;Жена, хрюкая и сопя, попыталась сунуть толстые пальцы в щель, вырвать дверь и сожрать мужа, но Семён так тянул на себя дверь, что его прищемленный палец, бедный, позеленел. «Терпи, коли прищемил» – завыл он от боли.
;– Баб-нит-ов, – прорычал монстр. – От-крой по-го-во-рим.
;– Не хочу.
;– Пого-ворим!
;– Я шутил.
;– Баб-ни-тов!!!
;А дальше она заговорила на каком-то своём гортанном языке. Семён закричал от страха, а то, что случилось дальше, он совсем не понял. То ли от утюга, то ли от двери, но палец его вдруг загорелся и вспыхнул как бенгальский огонь. Пламя перекинулось на вторую руку и, покачнувшись от страха, он вывалился с балкона...
;Вот так и упал, с 9 этажа, а пока падал, даже успел помолиться и поверить в бога. Но вдруг, какая-то неведомая сила вытолкнула его наверх. Он открыл глаза и понял что летит, что вместо рук у него огненные крылья, что он воскрес душевно и что он феникс.
;Монстр с утюгом был где-то далеко, превратился в чёрную точку, в маленького комара. Семён забыл о монстре. Он летел над главной дорогой, освещая крыльями ночную улицу. Дышал он жадно, с улыбкой, открывал рот – и мягкие снежинки таяли на губах. Он смеялся – ха!ха!
;Во всех окнах мелькали женские силуэты. Молодые девушки выбегали из подъездов – кто в халате, кто в пижаме, кто совсем без ничего. Все они кидали руки к небу и кричали:
;– Выбери меня, птица-человек! Любимый! Унеси!
;– Ха-ха-ха! – смеялся Семён. – На всех хватит!
;Он взмыл над городом и, чтобы каждая невеста услышала, закричал:
;– На пляж! всем на пляж!.. Я там выберу себе одну!.. А то и двух... Хе-хех!..
...ха…
....ха…
.....ха!..

***

...гхы...гх...
;Семён открыл глаза.
;Он лежал на спине – руки в разные стороны.
;– Ты чо во сне га-го-чешь? – хрюкнула Ася из угла, она гладила рубашки. – Я тебе чо гово-рила, вечер-ом не спи.
;Семён молча встал с кровати, выпил стакан воды и подошёл к окну. Он видел яркую остановку, зелёный аптечный крест, блеск витрин, сугробы и узкую дорожку к пивному кафе. Снег валил быстро, валил целый день.
;«Присниться же!» – решил он и задумался о чудесном сне, но даже не о фантастической его части, а больше о первой.
;– Ась, – сказал он тихо и замер.
;«Раздавит же, – подумал, – Это я зря. Зря. – а через минуту. – Всё надо. Надо. Пусть давит. И шпарит хоть в лицо».
;Он, чтобы не передумать, даже балкон закрыл и отошёл на пару шагов.
;– Ась, – позвал осторожно и снова шагнул к балкону.
;«Ну ты!.. – отошёл снова. – Дурак?»
;– Ась, – закусил он губу. – А ты не думала, что мы с тобой только потому вместе, что больше не было никого?..
;Скрип доски пропал. Семён зажмурился и шагнул к балкону.
;– Ты же видела... – продолжал он, глядя в окно. – Видела, какие там парни ходят?.. Городские и... Куда я тебе?
;«Унесло меня» – думал он после.
;– Мы так и будем до конца жизни подглядывать, как два... Как две деревенщины! Э! Жизни-то не видели толком, а жениться! Жениться побежали. Людей-то других не знаем. Ася... Ась?!
;Семён посмотрел на жену и не увидел там жены. Вместо жены большой чёрный комок. Вся она скукожилась, как будто хотела меньше сделаться. А оттого и плакала, наверно, что не делалась. Плечики её дёргались быстро-быстро, но совсем без звука.
;В груди у Семёна защипало холодком. Извиняться он не умел, а потому быстро подошёл к шкафу: надел носки, штаны, кофту. Когда он вышел в тамбур и засунул ногу в валенок, из комнаты вдруг громко и жалобно завыли...
;– Да ты! – пригрозил он с порога в одном валенке. – Не реви, баба, пошутил я. Ну!.. Э, да не хнычь ты!
;Он нацепил второй валенок и чтоб не слышать больше слёз, выбежал из квартиры.
;«Сё пляж треклятый...» – подумал Семён, спустился к дворнику, взял у него лопату и до самого утра – говорю вам! – до самого утра кидал снег.