Девушка, не любящая солнце. Часть 1. 5

Но и здесь, у Ани, это, хоть и приятный, а всё же чужой уют. Это так странно: тебе всё нравится, всё вроде, как и дома, но ты точно знаешь, что это не бесконечно. И тебе придётся возвращаться в свою реальность, где ты уже всё знаешь, и знаешь, что это всё не может помешать боли ломать тебя.
Спокойную, чуткую тишину нарушил вопль наверху. Лена и Кирилл опять не смогли поделить что-то.
- Они совсем от рук отбились, - жалобно, медленно и ласково говорила Аня. Но видно было, что это ворчание не настоящее, а только лишь для того, чтобы её отвлечь. - Я и не знала, что это может быть так невыносимо. Да ты пей, пей... Скоро Петя вернётся, вот они у него получат... И мы с тобой вздохнём спокойно.
- Спасибо, Ань. Какой вкусный чай, - Ника ещё раз отхлебнула коричнево-красноватый напиток, и почувствовала, как приятное тепло разливается внутри. Давно позабытое, тёплое, безмятежное. Оно возникало там, в груди, как движение горячего подземного гейзера, и когда обнимал её Серёжа. Когда улыбалась Аня, которую Вероника любила. Когда смеялся отец. Так малиновыми полосками в хорошие времена загорался закат над ней и голубями, спящими на крыше, куда она забиралась подростком. Так прижимался к ней Кирилл, когда Аня с семьёй попали в аварию, и все они находились в больнице, а он жил у неё. Ему тогда было два с половиной. И он всё время твердил "ма-ма", обнимал её, целовал её в щёки, и снова повторял "ма-ма"... Больницы Ане и Петру было не избежать. А Кирилл был единственным, кто отделался только царапиной. "Главное, чтобы царапина не осталась внутри," - пронеслось тогда в голове у Вероники. Она пожалела его и забрала к себе.
- Мне тоже нравится. Это "Май хэарт", - улыбнулась Аня, подливая кипяток в стеклянную кружку. - Приятный такой, да?..
Дети на втором этаже, похоже, начали драться. Аня поднялась, и быстро направилась к лестнице:
- Всё, караул... Сейчас разберусь с ними... ты тут посиди, Ник, я сейчас приду.
Аня ушла, а Вероника, чтобы как-то отвлечься(у подруги было хорошо, но и это полностью не избавляло от мучительных мыслей), подошла к окну. И тут, среди веток деревьев, то ли словно образованное ими, то ли будто дорисованное переплетениями их, то ли просто проглядывающее меж ними, ей привиделось громадное зловещее лицо, с огромные вековые липы, возвышающиеся над домом. И было даже непонятно, чего в нём больше: ужасного или гнетущего. Непреодолимо, до физической боли гнетущего. То ли настроение у Ники было такое, то ли поверить она до конца не смогла, ведь видение проявилось только на миг, и тут же исчезло, - но на этот раз леденящий ужас не овладел ею, как тогда, при виде белого дымного змея. Это был совершенно другой призрак! Было странное ощущение, что вот сейчас она доберётся до истины, и весь кошмар рассыпется, как спичечный домик. И в то же время было чувство безысходности и глубокой, непреодолимой печали, её собственное чувство, но как бы навеянное чем-то извне; таким угнетающим и скорбным было лицо демона, что эта безысходность заполоняла всё её существо, не оставляя места и страху. Если бы существовал демон печали, подумала девушка, то он был бы, скорее всего, таким. ...Зловещее лицо пропало, так же, как и появилось. Демон Печали.
Демон Печали... Безысходности, отчаяния, ужаса. Увидеть это было и страшно, но, наверное, ещё сильнее больно. Чёрное, безнадёжное, горькое, больное. И невыразимо, нечеловечески страдающее.
Как же быть?..
"Господи, Иисусе Христи Сын Божий, спаси, сохрани и помилуй меня..." - прошептала Вероника. Всё было тихо. Чёрные ветки, движимые ветром, так же клонились, качались и переплетались друг с другом, но никакое кошмарное лицо меж ними больше не проступало. И если змея просто будила в ней плохие воспоминания, то это привидение само испытывало страдания.
ЗНАЧИТ, ДЕЛО ВОВСЕ НЕ В ДОМЕ!
Веронике стало легче. Теперь хотя бы она могла вернуться домой. Но эту догадку надо было ещё проверить. Вдруг то, что преследует её, просто не может в полной мере последовать за ней?
Просто ли это нечистая сила? Или это просто игра её психики, распалённого болью воображения, и ничего этого нет? Это лицо, что ей померещилось сегодня... Скорбь. Бесконечная скорбь. Был ли это призрак, которому она должна помочь? Но выражение лица его говорило лишь о том, что никакая помощь уже не нужна, что всё напрасно и бесполезно. Неутишимая боль, злая, зловещая, неутешная. Похожа чем-то на её подростковую меланхолию. Если оно существовало, если оно испытывало чувства, то непременно похожие на её чувства, мучавшие её когда-то.
Но при чём же тут белый змей? Это его второй облик? Или это вообще другое?.. Если у угрюмого призрака есть чувства, то он неспроста являлся ей. Именно ей, чьи муки были так похожи на его.
Может быть, она единственная, кто может его понять? Если не помочь, то хотя бы понять?
Никого не было рядом, когда ей нужна была помощь.
Ответов не было. Был только томный душистый вечер. Природа была совершенно равнодушна к ней. Она не знала о ней. Словно Вероники и её боли вовсе не существовало.

Ночь была жаркой и душной. Ника открыла окно и легла в постель. Если было бы не так душно, она бы уже спала, так она устала, и не услышала бы скрипа тихо открывающейся двери. Дверь открывалась очень медленно, если бы это Аня решила ещё раз пожелать ей спокойной ночи, она бы точно не стала делать это так. Дети тоже должны были давно спать. Вероника присела на кровати и просто стала беспомощно смотреть. Дверь всё открывалась и тихонько поскрипывала. Девушка замерла. Сейчас...
В комнате было не совсем темно. Ника резко вытащила руку из-под одеяла и дёрнула за верёвку бра. Стеклянный цветок засветился, озаряя своим мягким свечением комнату. Лишь дверь оставалась в полумраке. На начало комнаты его неяркого света не хватило.
- Кт-то там? Аня?..
Дверь остановилась. Но в ответ была тишина. Больше всего девушка боялась услышать шипение или звериный рык. Была тишина, но ей было страшно.
Дверь снова начала открываться.
- Аня? Аня! Это ты?
Дверь опять остановилась.
- Кт-то?..
Опять тишина.
Она ждала. Это ожидание казалось ей бесконечным.
Наконец, она услышала ответ. Тот ответ, которого всё же не ожидала.
- Вероника, Вероника, это я... - послышалось из темноты полуоткрытой двери. Наконец высунулась рука, по которой Вероника вспомнила синюю пижаму Кирилла, и схватилась за ручку двери. Малыш всегда любил виснуть на ручках дверей.
- К-киря?.. Т-ты чего не сп-пишь?.. - она почувствовала, как страх отступает. Сама испугала себя! Как же она сразу не подумала про это, почему.
Наконец из тьмы показалась голова Кирилла, а затем и сам Кирилл. Он подбежал к Веронике и обнял её.
- Вероника, я не пожелал тебе спокойной ночи, - виновато выдавил он.
- Ах ты мой маленький... - Ника тепло улыбнулась, - но ведь ты же здесь сейчас не только поэтому, правда?
- Правда, - всё так же виновато, как будто смущённо, произнёс он. - Правда.
Вероника знала манеру общения Кирилла.
- А почему? - мягко поинтересовалась девушка, глядя в его блестящие глаза.
Он робко посмотрел на неё исподлобья, словно не решаясь посмотреть прямо:
- Ты сделаешь мне ещё одного голубя?
Вероника покачала головой.
- И поэтому ты не спишь?.. - слабо засмеялась она.
- И голубку... - сквозь зубы, но мягко процедил мальчик.
Теперь уже Вероника засмеялась почти громко, от души.
- Голубку?.. Хочешь, чтобы я сделала тебе голубя и голубку? Кто тебя этому научил?..
- Скоро день Святого Валентина, - чуть слышно ответил Кирилл, тихонько теребя рукав её пижамы. - У голубя должна быть голубка...
- Хорошо. - Вероника ласково потрепала его по щеке. - А теперь быстро спать! Уже поздно, Киря.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Он ушёл, и на душе у Вероники стало легко и даже немного весело. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Теперь ей и не было страшно. Она положила голову на подушку, окутанная умиротворяющей атмосферой, как будто с сердца упали бетонные блоки, - и стали порхать легкокрылые бабочки, - с которой никак не сочетались ни страх, ни ожидание чего-то плохого. Она бы так и заснула, если бы не услышала громкий звук, похожий на шорох. Как будто что-то тяжёлое волокли по полу комнаты. Тяжёлое, как обычно её сердце.
Холодок пробежал по спине от того, что она увидела. Она не верила своим глазам. Её чемодан сам перемещался по полу, как будто что-то невидимое пинало его. Он приблизился к её кровати, взметнулся в воздух, как воздушный змей... и полетел прямо в её голову.
В последнюю минуту девушка успела отскочить. Дверцы тяжёлого дубового комода захлопали, открываясь и закрываясь. Чемодан приземлился рядом с ней, на расстоянии полувытянутой руки. Вероника закрылась руками. Но это не спасло. Теперь на неё начал надвигаться комод. Всё такими же резкими, то прекращающимися, то снова повторяющимися движениями, как будто кто-то пинал тяжеленую мебель, как лёгкую игрушку.
Она вскочила с кровати и бросилась к двери. Комод, всё так же хлопая дверцами, и обнажая внутри чёрное пространство, похожее на пустые глазницы, поднялся в воздух, на высоту головы девушки.
Прочь отсюда! Вероника, не помня себя, полуголая выбежала из комнаты, покрываясь холодным потом. Это было похоже на кошмарный сон. Но всё-таки это не был сон.
Это потом, как защитная реакция, приходит ощущение, что страшнее всего люди. Отчаяние, живущее внутри, заполонившее всё её существо, сначала обостряет любой страх. И любой страх, пришедший на ум человеку, погружён в это отчаяние, как в чёрное зелье. Оттого даже провода, торчащие из стен во время мрачной ночи, пугают, походя на страшные когти и крюки.
Боль заставляет всего бояться. И лишь разум, как спасательный круг, может закричать, что люди страшнее.
Неизвестность всегда пугает. Но неизвестность, погружённая в чёрную отраву отчаяния, в цианид неверия в добро и подавленность роковой судьбой, приготовленный людьми, - пугает вдвойне.
Вероника бросилась в гостиную, тяжело дыша и захлопывая за собой дверь. Не прошло и секунды, как она услышала страшный грохот. Должно быть, комод рухнул на дверь и разбил стекло.
"А ты сомневалась? Сомневалась, что то, что проходит сквозь стены, не сможет последовать за тобой?.." - с горечью подумала Ника. Это было так наивно и даже глупо.
Привидение пришло за ней. Как и её страдание. Она вспоминала лицо печального демона. Она знала, что только тот, кто проходит похожий ад, может понять другого. И никто больше этого не сможет. Не это ли ему было нужно от неё?.. Никуда было не скрыться от всего этого. Нигде, ни в чужом доме, ни в воздухе, ни в метро. Её глаза наполнились колючими слезами.
Сколько раз ей не хотелось существовать. Сколько раз она лежала, привязанная к жёсткой больничной койке, истерзанная душевной болью. Но тогда шкафы и комоды не летали по воздуху. Тогда её руки держали.
Отец тоже привязывал её к кровати, чтобы она не смогла нанести себе вред. Транквилизаторы помогли выбраться ей из этого омута. Правда, он звал её снова. Она снова стояла над пучиной, в любой момент готовая погрузиться в её тишину. Только теперь она хотела жить. Дышать, видеть, слушать, улыбаться, чувствовать прикосновения, вкусы, запахи. Просто слышать плеск воды и пение соловьёв по ночам, гипнотический голос любимого человека, взмах голубиных крыльев, гул метро, рёв автомобильного двигателя. Барабанящие по окнам капли дождя, звуки поцелуев. Шелест книг, когда перелистываются страницы. Вдыхать запах роз, и просто румяных пирогов из духовки. Запах горячего теста и печёных яблок. Теперь всё было наоборот: нечто хотело её убить, а она - жить.