Педрищев и его гениальный план

             Был у меня когда-то знакомый по фамилии Педрищев. Буква «Д» в середине его фамилии делала её какой-то неприличной, но зато полностью или почти соответствовала его натуре,  до неприличия непорядочной. Конечно «Т» украсила бы то, что  не скрывала «Д», но для окружающих это было  неким предупреждающим знаком при знакомстве с этим человеком.

           Познакомился  я с    Педрищевым, когда        работал  в экологическом вузе. Он там не учился, хотя прекрасно знал прописную истину,  о том, что ученье свет, а не ученье тьма, потому,  как расскажу потом, и следовал этому принципу или как принято было  в советские времена, выходцем из которых, он,   кстати,  являлся,    выполнял   заветы  Ильича -  учиться, учиться и ещё раз  учиться. Но об этом тоже  чуть позже.

           А в то время нашей совместной работы, он преподавал учащимся этого вуза политологию, стремясь сделать из них грамотных политологов. Не совсем понятно было, зачем нужно такое огромное количество специалистов  именно этой профессии, у нас в стране их  и так было и есть всегда  хоть  пруд пруди, а какой  от них толк, тоже хорошо известно тем, кто мало мальски разбирается в политике, и видит по ситуации итоги их работы.  А ситуация такова, что даже бедный Педрищев, бедный потому что, как любой  педагог этого государства   много не зарабатывал,  вынужден был ещё и кропать под крышей этого учебного заведения свою докторскую диссертацию,  пытаясь таким образом выйти на более высокий бюджетно- финансовый уровень.

        Не смотря на то, что на тот момент Вячеславу Николаевичу  было уже 60 годков, звания профессорского он не имел. Ну, мало ли у кого  как складывается жизнь, а учиться никогда не поздно – это ещё одна прописная истина, которой тоже следовал преподаватель политологии, но  и на этом он не останавливался.

           Так как мечтать не вредно, а даже  порою очень даже  полезно, то, сидя   в кабинете на своей кафедре,  в свободные от преподавательской деятельности минуты,  а когда и часы,  мечтал будущий профессор о  том, как защитив докторскую, станет   ни кем – нибудь, а прорабом на стройке. Это была  его заветная мечта. Правда, с какого времени он стал думать о таком, я так и  не успел от него узнать. Зато живо   представлял  себе этого уже пожилого человека, с  дипломом в обложке с красным тиснением подмышкой,  в телогрейке или в  рабочей спецовке, и в защитной каске на голове,  с трудом переставляющим ноги, ибо не всем удаётся к своему личному финишу подбежать со скоростью 20 километров в час в надетых шипованных кроссовках, разорвать ленточку  победителя и аккуратно улечься  в гроб, уперевшись в деревянную стенку ещё здоровыми ногами.  Как уже говорилось, и жизнь складывается  у всех по разному,  и здоровье соответственно у всех разным бывает, а в пожилом возрасте редко, кто  способен похвастаться молодецкой силой, что у юного Геракла.
 
            Вот и  Вячеслав Николаевич не имел никакого отношения ни  к пресловутому  Гераклу, ни к  Пелопе  или Пелопсе, победившем в гонке на колесницах жестокого царя Эномая,  потому что  тут его мать-природа обошла стороной, наградив  каким-то недугом, от чего он еле-еле доходил до нужной ему остановки троллейбуса, и так же тяжело поднимался  в пассажирский  салон, чуть не руками занося по очереди каждую свою ногу на следующую ступеньку  этого вида городского  транспорта.

        Так что, о  какой он  там прорабской деятельности  думал, я даже  не знаю, но, во всяком случае,  мечтал, что бывает иногда полезно и даже для здоровья.

         Мне же о своих будущих планах на жизнь он сообщил, когда однажды мы вместе  с ним в одном купе поезда возвращались  с работы домой. Вячеслав Николаевич  жил тогда в Подмосковье, а я тоже чуть позже,  его же молитвами,  присоединился к нему, вернее к жизни вдали от столичной суеты.


                ***

         Громыхающий поезд, за окном которого мелькали почти деревенские пейзажи, перемежающиеся с высотными домами и городскими супермаркетами, увозил нас всё дальше от Москвы, в сторону нашего теперь обоюдного места проживания. Коллега, преподаватель политологии, вот-вот доктор политических наук, профессор   и будущий прораб  внимательно рассматривал   картины, что рисовала поздняя  осень, уже давно  сменившая жаркое  лето, периодически что-то  высматривал  в своём планшете,  аккуратно стоящем на его  больных коленях. Потом снова выглядывал в окно, пытаясь увидеть то, что  было не видимым  для меня и для других пассажиров вечерней электрички, стилизованной под комфортабельный  поезд. Снова что-то,  куда-то нажимал в своём походном компьютере.  Краем глаза я видел, как он  тщательно выводил в поисковой строке главной интернет-странички  полное  название своего учебного заведения, в котором обучал студентов. Так   ничего  и  не найдя, что хотел, Педрищев,  неожиданно хитро прищурив один глаз, обратил свой взор на меня, а так как я уже считался  его почти доверенным лицом, то решил доверить  мне тайну всей своей жизни, сделав широкий жест рукой, взмахнув ею, словно крылом птица,  он  указал мне на  что-то там  за окном, что в тот момент мы проезжали на полной  скорости уже  разогнавшегося, разгорячённого   поезда.

         Это было то самое  местечко, где проживал Педрищев со своей женой, потому что   иногда он  по какой-то причине, о которой, конечно же, он скромно   умалчивал,  перекантовывался у одного из своих сыновей. Их у него было двое.  А в том месте, или недалеко от него,  где на 13-м  этаже недавно построенной  высотки,  ютился муж со своей женой,  шло строительство аж,   целого жилого комплекса, который и привлёк внимание Педрищева, о чём он и пожелал поговорить со мной в тот раз. Ну, или почти открыть свою душу, поведав о самом сокровенном.


                ***
 
             Сквозь грохот металла, производимый  трущимися  железными  ободами  колёс электрички я пытался понять, в чём же заключается гениальный план моего знакомого,  глядя в мелькающую  черноту вечернего пейзажа за окном, внутри которого расположился  весь необъятный    фронт работ будущего прораба и нынешнего кандидата политологических наук.   Чем больше я пытался вникать в  его грандиозные  планы, тем больше не верил своим ушам, думая про себя, что это песня ни о чём.

        Но так не думал Педрищев!   Он чётко видел перед собой цель, в  виде  возведённых к небу многоэтажек и так и брошенных на какой-то там стадии строительства, которую должен был закончить он,  новоиспечённый прораб и уже доктор политологических наук, что,  несомненно,  будет в помощь его строительным знаниям.  Где не  пройдёт прораб, там пролезет политтехнолог.   Потому бояться точно было нечего.
 
             И, уже войдя в раж, Вячеслав Николаевич, забыв правила приличия и свою манеру говорить так, чтобы желательно никто и  ничего не услышал из сказанного им лично,  а тут уже по секрету всему   свету он  вещал на всю электричку о том, как он на,   хорошо  что    ещё   стоящих  стенах, учитывая сроки их постройки,  этого комплекса многоэтажек, наклеит обои, там же, но уже внутри стен возведёт другие, предназначением которых станет, из одной каменной коробки сделать двухкомнатную или даже трёхкомнатную  квартиру. Потолки этот прораб уже мысленно  обвесил проводами,  и даже прицепил к ним не  контрольные лампочки,  а дорогостоящие люстры, то есть   провёл свет каждому жильцу, ни одного из  которых не видно  было ещё даже на горизонте этого микрорайона. Зато Педрищев уже шагнул дальше в своих мечтах о своей новой деятельности. Он стеклил балконы и лоджии, укладывал на не существующую ещё  бетонную стяжку полы с подогревом, устанавливал не  просто ванны, а ванны с джакузи, родившийся  в нём  давно прораб всё делал по европейским стандартам, не даром же он был знатоком  политтехнологии и знал, как есть  у «них», и как должно быть у «нас».

          Короче, всё бы ничего, но только я видел всю эту красочную  картину несколько  в ином свете, зная всю экономическую  ситуацию нашей страны  и её  перспективы на будущее,  потому что они касались и меня лично   в том числе, а для этого даже докторскую по политологии защищать не надо былою   Я слышал,  только  уже не умные речи   профессора и прораба вместе взятых, в которых раздавался мощный  визг электропил и грохот работающих автокранов, а видел  перед собой  ноги Педрищева, которые он с трудом таскал за собой, пытаясь занять позу поудобней, садясь на жёсткие сидения в  электричке,  потому что боли в спине тоже не забывали напоминать о себе, о том, что давно не молод, а почти что  даже стар,  в  свои шестьдесят. Но юность, что обычно играет в том месте, которое располагается у человека  между спиной  и его  ногами, не  давала покоя не только Вячеславу Николаевичу, стремящемуся к высотам науки и техники,  но не умеющего нормально справляться даже со своим планшетом, твёрдо стоящем на его больных коленях,  в котором   при желании   всё было находимо, и совсем не   обязательно было,  чтобы убедиться,  в том,  что  твоё рабочее место всё ещё живо, заводить в поисковую  строку полное название  учебного заведения, в котором ты работаешь,  а потом, затаив дыхание, будто охотник, поджидающий свой первый трофей, думать, откроется страница  или нет.

            И этот момент мне тоже  не совсем был понятен в планах Педрищева. Потому что,  если он думал руководить работами, не выходя из своей собственной квартиры, находящейся на 13 этаже, хоть и достроенной уже  высотки, считая, что это и есть его прорабская деятельность, то он же, как показывает практика,  с трудом находил своё старое место работы, не говоря уже о новом,  и просто,  обо всём  остальном в интернет -  пространстве в  собственном   планшете.
 
                Хотя, это и было то, единственное здравое зерно в его мечтах, учитывая его возраст и ноги с коленями - сидеть, подперев голову кулаком, словно   у себя в  кабинете,     на кафедре, но у  себя в квартире,  и оттуда командовать нанятой бригадой  рабочих, крича, как сейчас в электричке, чтобы все услышали, не только он сам « Вира…! Майна…!»  А потом  мысленно  попытаться пробежаться по стройплощадке  в надетом на голове  защитном  шлеме,  и всё же  не   угодить под   строительный кран, угрожающе размахивающий железным крюком, на котором закономерно не  будет ничего  надето, ибо и стройки тоже не будет, сколько  не мечтал бы об этом Педрищев, мня себя великим инженером - строителем.

             Можно было бы предположить, что не  всё так безнадёжно  в его  мечтах  стать прорабом, имея такие больные,  почти не ходящие ноги, ведь есть же спортсмены - инвалиды, которые сидя в своих колясках даже участвуют в пара-олимпиадах, и даже добиваются каких-то спортивных результатов на своём уровне. Но вот именно, что на своём. А Педрищев решил залезть даже не  в инвалидное кресло, а на последний этаж  возведённого не им, но доведённого им лично   до ума, дома,  в своих бесплодных    мечтах и фантазиях.
 
            А, если отставить в сторону эту наиболее удобоваримую или приемлемую идею, если бы не   знание компьютера  кандидатом политологических  наук на уровне начинающего пользователя,  а только на минуту представить,  как он самолично будет руководить своими планируемыми работами, то возникает единственное желание, плотно закрыть глаза, как в далёком  детстве при виде ночного  кошмара, чтобы не лицезреть жуткую картину происходящего, в которой прорабу Педрищеву, как лучшему комику  двадцатого  столетия Чарли Чаплину, будут падать на голову  вёдра с красками,  следом, даже без посторонней помощи, он своими бедными больными ногами, пытаясь удержаться на плаву,   будет скользить по липкому  полу,  словно намазанному сливочным маслом,  садиться на шпагат и уже в такой позе,  даже  без разгона,  вылетать на маленький островок недостроенного балкона или лоджии, которые он планировал застеклить или даже сделать продолжением одной из комнат недоделанной  квартиры  недостроенного  дома.

              Потому что,  та самая экономическая ситуация в стране не дала возможности закончить кому-то  начатое, не говоря уже о том, что у народа, для которого так старался ставший,  после своего благоустройства,    реальным  инвалидом  Педрищев,   банально нет денег на покупку  элитного жилья, коем названы были эти коробки с новомодными  квартирами - студиями, больше напоминающие  русский хлев,  а не европейский стандарт,  ни даже малобюджетного.  Но, видно именно этот момент, упадок  экономики, и  промечтал великий сеятель и новатор,  кандидат политических наук Вячеслав  Николаевич, успевший только с помощью жены пробить и освоить ниву риэлторской  деятельности, которую, собственно,  и желал совместить   с прорабской.

             Но, если учитывать то, как он сражался за сдачу в наём и продажу квартир от фирмы,  в которой трудилась его жена, пока муж готовился  к защите докторской, то вряд ли у них, что-то дельное могло бы получиться при любом раскладе.

           И это я уже знал не понаслышке и не из уст самого  политтехнолога, который всю свою сознательную  жизнь только и занимался тем, что наводил тень на плетень, а потом сам же и расхлёбывал ловко  созданные им ситуации.

          Как и в случае со мной.  Это и была как раз та история, когда я  молитвами Вячеслава Николаевича  оказался в глуши и вдали от столицы.

            Нет,  ничего   плохого, конечно же,  не было     в том, что я перестал вдыхать угарный газ СО 2,  а стал дышать  почти чистейшим кислородом, приносимым из близлежащих лесов, в окружении которых я теперь жил, покинув просторы столицы,  это было даже огромным плюсом в той истории со  сменой места жительства.

         Дело было совсем в  другом.  В риэлторской деятельности жены Педрищева, которая по его словам,  вообще - то работала  педагогом в средней школе, то есть   была, по сути,  коллегой своего мужа.  Это и оказалась та тень, вечно наводимая Вячеславом Николаевичем на плетень, потому что, если он сам ничего не «петрил» в компах, и не ориентировался в виртуальном пространстве,  то не все  были такими Сусаниными в интернете. И я тоже, не являясь данным исключением,  с лёгкостью нашёл истинное место работы жены  политтехнолога. Правда, тогда,  когда уже было поздно, ибо успел уже  въехать в  жилплощадь,  сравнимую, разве что, только с теми домами, которые будущий, но всё же так и  не состоявшийся, и   слава богу, прораб, собирался благоустраивать. Утешением служило лишь то,  что это было моё временное пристанище,   и я не собирался жить здесь вечно, тоже, между прочим,  имея какие-то мечты  в своей жизни.   А  мечталось мне о маленьком    домике, почти вдали от цивилизации, имея сейчас  возможность,    пока что, только смотреть на те леса, где я  планировал поселиться,  из окон той квартиры, в которую меня угораздило въехать по милости парочки пройдох  Педрищевых, что  сами находилась двумя этажами выше, и очень кстати не только в другом доме, а и в другом районе,  потому что лично я, не во всех ситуациях отвечаю за свои   действия.



                ***


        А та ситуация,  в которой я сейчас оказался,  требовала  от меня, как раз  того, за что мне бы потом не очень хотелось нести ответственность.

        Ибо при осмотре своего будущего жилища, я потом уже, когда всё это вспоминал, казался себе полным идиотом. Дело в том, что   это друг  Педрищев рекомендовал мне эту хатку в доме, что напомнил мне при ближайшем рассмотрении «Потёмкинские деревни»,  ибо только  его лицевая часть была выкрашена в радужно - конфетный цвет, что создавало ложное впечатление, но я не заходил с другой стороны, так как приехал не  на дом смотреть и не    снимать его  весь целиком, а в первую очередь,  меня интересовала квартира, которая находилась  на 11 этаже. Как я уже говорил, чета Педрищивых устроилась  на два этажа выше, то есть  их семейство владело  квадратными  метрами, расположенными  почти под самой крышей высотки  и  благо в другом районе.

            И вот на этом замечательном моменте я бы очень хотел задержаться, ибо электричество вместе с водоснабжением отключалось одновременно во всём  доме,  а не только в той квартире, в которую я всё же въехал,  вручив деньги за оказанные услуги  по  поиску  жилья  риэлтору из той самой фирмы, где   усердно трудилась учительница литературы  и жена политтехнолога, Ольга,   но почему-то на  ниве недвижимости. Но я же этого тогда не знал, как и не знал о совместной работе на данном поприще супругов Педрищев. Я был в курсе только  того, что он является  моим бывшей коллегой по работе, а его жена его  соратником, работающим  в  системе образования,  но, как оказалось позже, соратничали они   совсем в другом деле.

           Короче, что теперь говорить, шанс залезть утром или вечером в лифт  и не вылезти из него, имелся в любой момент, когда местная подстанция решала, что ей надо провести профилактические работы, которые проводились почему-то почти ежедневно. То есть спуск  с одиннадцатого этажа вниз  по чёрной   лестнице, которую приватизировали для своих нужд местные бомжы, был тебе обеспечен в любой момент. Как и обратное действие, почти  восхождение на гору Фудзияма,  куда японцы таскали своих престарелых родителей умирать, тоже,  и ты смело мог занять место рядом с предками из Японии, находясь в России, учитывая весь этот не простой процесс, когда ни на одном этаже не горела даже лампочка, они все были предварительно выкручены местной  мафией, жить стало нынче  дорого, так что это было вполне объяснимо. И точно так же на каждом лестничном пролёте имелась возможность впилиться в спящего бомжа  и получить по заслугам, ведь он являлся полноправным  хозяином  этих метров, пусть и не отапливаемых и без воды. Тем более, что ты и сам частенько сидел вместе с отключённым электричеством  и  с отсутствующей параллельно водой,  и вполне себе мог понять этого человека без  определённого  места жительства. И даже в полной мере ощутить себя,  если не   в его одежде, то в его шкуре точно. Ведь ни  помыться, ни согреть себе еду, ни  просто,  что-то разглядеть в квартире, за которую ты к тому же   платил не просто квартплату, назначенную местным  ЖКХ,  ты не мог, а вынужден был на ощупь пробираться  к тому чёрному ходу,  который полностью оккупировали другие граждане этого  государства,   и которые   на полных правах могли не пропустить тебя через свои территории к границам этого злосчастного дома.

            Не знаю, знал ли все эти подробности сам политолог и кандидат уже на звание  профессора политических наук, но его жена знала точно, но молчала, как и её муж, в тряпочку, не зря же точно так же, как  любил делать сам  Педрищев, навела она тень на плетень, когда подослала ко мне  якобы какого-то незнакомого риэлтора  из какой-то незнакомой фирмы, потому что   она –то сама, не надо забывать, всего-то  учительствовала  в местной школе,  а не сдавала в аренду и не продавала, ни в коем случае,  квартиры людям.

       Но я-то понял всё это   гораздо позже, когда вся истинная  правда вылезла наружу, заключающаяся в том,  что я заплатил не просто риэлтору, а разом  озолотил  чету  Педрищевых.

            А в тот момент, осмотра своего  будущего  места проживания, я видел перед собой только приветливую милую  хозяйку, неплохо содержащую,  то есть  в порядке,  свою квартиру, и которой я,  когда она мне показывала где, что находится, выключатель света в  кухне, оказавшийся почему-то   на стене,   не имеющей никакого  отношения к этому помещению,  и прочее  в том же духе,  весело рассказал  анекдот про  Чапая и Петьку, который тоже, как и  я тогда, пришёл  на осмотр продаваемой  квартиры.   А  там, вся   суть оказалась в том, что в доме, как и в моём, тоже   выключали, только  попеременно,  то свет, то воду, и был шанс либо  просто  не попасть  в туалет,  либо  не выйти оттуда вовсе, если свет вырубили. Короче, ситуация из анекдота оказалась полностью схожа с той, в которой потом  оказался и я сам. Потому и чувствовал я себя полным идиотом,  но уже чуть позже, когда вспоминал, как взахлёб и со смехом делился этой  историей про Петьку и Василия Ивановича с милой,  хозяйственной  дамой по  имени Оксана.

                Но уже  каждый раз,  оказываясь заложником работников ЖКХ или местной подстанции, да,  какая разница, кого именно,  когда застревал хорошо, если   в самой квартире, а не   в лифте, или просто стоял в мыле посреди ванной, не имея возможности не   только смыть с себя мыльную пену, но даже увидеть своё идиотское,  нелепое  в   тот момент  выражение лица  в висящем на стене  зеркале,  то не добрым словом  поминал, конечно же, виновников  этого, вовсе  не  моего торжества, политтехнолога и его верную жену.

             Потому,  как  сказал уже, ничего бы у них и  не вышло бы  с совмещением прорабской и риэлторской деятельности,  о чём в тайне мечтал будущий профессор политологии. Но всю суть его гениальных планов я всё же, наконец, однажды  понял.
 
          Он хотел сначала, побыть прорабом, будучи уже   в звании доктора политических наук, конечно же, для этого он  и корпел   в экологическом  вузе  на должности преподавателя,  и,  являясь  даже зав кафедры политологии,  а потом,  уже организовав, учитывая потенциал  своей дражайшей  супруги,  тоже преподавателя, кооператив  под названием «Муж и жена одна сатана»,  начать  совместно  торговать этими благоустроенными метрами, которые, по факту  ситуации в стране,  на фиг никому не нужны, а только самим Педрищевым, вернее те доходы, которые они планировали получить  с этих   продаж, назвав свой  бизнес- план «Золотой жилой», почти северным  Клондайком, где в своё время  обогатились старатели времён Джека Лондона,  добывая из недр этой  земли золото.


                ***
 
           Но как принято говорить в России, что голь на выдумки сильна, так и Педрищев славился кучей такого рода идей. Потому что этот план по прорабству под названием «Золотая жила» был не первой гениальной идеей политтехнолога, и явно, не последним.

          Ещё раньше,  будучи помоложе,  и не страдая  болями в ногах и коленях,  Вячеслав Николаевич ставил перед собой несколько иные цели, но тоже, как всегда,  упирающиеся в средства  лёгкого   обогащения. В основном,  он вступал в  какие-нибудь малоизвестные политические  партии, всё же эта политологическая стезя ему была ближе, чем инженер-строитель, он и институт окончил соответствующий, и вот,  всё-таки,  наконец,  собрался и  диссертацию докторскую защитить, так что, чего это его  понесло в строители-прорабы не совсем понятно, но наверное,  в политике дела у него не шли так,  как ему того хотелось,  и он решил проф. переориентироваться.
 
          Но тогда,  он был ещё полностью здоров,  когда  всё  так же без устали,  по старой привычке   наводил  тень на плетень, но в другом ракурсе, говоря при встрече даже со мной.

        « Ты, знаешь, что это за человек?»  - Имея в виду, какую-то местную «шишку», о которой тем временем, знал только он  сам,  Вячеслав Николаевич, ну или тот слабо светился где-то  в интернете.
 
      « Он обещал мне место   депутата, даже  предложил  уже выбрать округ, где я хочу  баллотироваться...»
 
      «Вот, обещался прийти ко мне на работу, проверить надёжность моего  рабочего места...» - Продолжал ещё не зав кафедрой, а просто препод,  и на мой вопрос:

     « И  что, пришёл ? » -   Грустно, но со значением замолкал, а потом вносил коррективы в своё молчание, говоря:  « Нет, видно не  смог. Очень важный человек, на очень ответственном посту...»

           Никогда при этом,  не упоминая ни фамилии, ни служебных регалий этого чиновника, как  и в случае со своими партиями всегда таинственно заявлял,  просто и лаконично « Состою!»   А где, что -  он не говорил, можно было только гадать, как на кофейной гуще,  в   масонской ли ложе,  или ещё  в каком тайном обществе, какого-нибудь «Меча и кинжала».   Но и даже это    было очень сильно для  такого  человека, как Вячеслав Николаевич, чья голова полнилась такими вот гениальными бизнес  - планами, то стать депутатом местного  разлива,  то прорабом на местной  стройке, что в итоге сводилось к  простому желанию  заработать. А так как известно, что цель не всегда или почти никогда не оправдывает средства, то и Педрищев   действовал в стиле Остапа Бендера, надувая людей, не  делая при этом различия между своим и чужим. Как и  в случае со мной. Потому что всегда, «своей» была его вторая половина, жена Ольга. Так на то она и половина от   целого, чтобы не происходило никакого  раздрая   в  одном общем желании  надуть кого угодно. Что, конечно же, весьма справедливо. Ведь муж и жена – одна сатана.

            И партия с православным уклоном, в которой тоже  тайно, конечно же, состоял Педрищев, не помогала ему с    моральными устоями, о которых говорится  в христианских канонах,  ибо давно уже  стало привычным делом  наблюдать под поповской рясой  совсем другие ценности, не моральные, а упирающиеся в доходы с постройки храмов, а следом и  вилл для себя любимых. Чем, собственно,  и пытался заниматься не верующий ни в Бога,  ни в  чёрта Вячеслав  Николаевич, но твёрдо помнящий,   сколько стоит тот или иной дом, продающийся агентством  недвижимости, и что его жена, если что, то  преподаёт  в школе, где этот дом просто изображён на картинке в виде усадьбы Льва Толстого или   усадьбы Николая  Алексеевича    Некрасова в Карабихе, для изучения творчества этих писателей. А в остальном, что касается их продажи, то это всё муж её,   Педрищев  Вячеслав  Николаевич  и его гениальный план…