Путь Добра или Раскрывая Небеса

Растерявшись, Ангулимала закричал: «Стой!»,
но Будда ответил: «Я уже стою, остановиться должен ты». (с)




                ***

        Черный как смоль всадник, покачиваясь на стременах, неторопливо ехал на вороном скакуне, вдоль лесного бурелома. Секиры и ножи беззвучно постукивали своими кожаными ножнами о круп лошади. Вечерние облака, черным покровом следовали следом за всадником, покрывая тьмой поля и леса. Ассасин, одетый  во все черное шел по следу своей жертвы. Черные как смоль кожаные ремни, перекинутые через его могучие плечи, блестели от лучей заходящего солнца. Черная повязка покрывала его голову и переходило на шею, закрывая лицо до глаз, которые хищно блестели от встречного света.

Черный всадник не торопился настичь свою жертву, и темная ночь, потихоньку обгоняло  его и уходило далеко вперед.

Договор на смерть был подписан, и до его исполнения было еще двести километров пути. Жадные раджи не только хотели убить монаха, но и, что бы сделали это на глазах у его учеников, вблизи их монастыря.

Тьма накрывала почти уже все пространство непроходимых джунглей и великий путь скрылся из глаз и только темные верхушки деревьев еще виднелись на лазурном фоне неба, в лучах уходящего солнца.

Цепкий взгляд всадника ухватил вдалеке, отблески небольшого костерка, и тихим шагом направил своего коня на свет, к тому, чье имя было указано в смертельном договоре раджей с востока.

Всадник увидел его еще издалека, спокойно сидящего монаха, в этой знакомой и гордой позе лотоса. Монах медитировал. Всадник спешился и привязав коня к сухому и узловатому дереву, присел к костру. Светом и теплом окутывал костерок, небольшое пространство вокруг себя. На горящих сухих ветках стоял  металлический котелок и под накрытой крышкой, булькало рисовое варево, которое разносило по окрестностям приятный аромат.

Всадник поднял крышку с котелка и помешав варившийся рис, откинулся на мягкий настил из сухих листьев и веток. Всадник задремал закрыв глаза, сжимая черную рукоять смертоносного кинжала. Прошло четверть часа, и приоткрыв глаза, всадник посмотрел на сидящего напротив монаха, который спокойно, приоткрыв крышку котелка, помешивал готовое варево.

- Здравствуй всадник. – произнес монах, увидев, что тот проснулся.

Всадник через прищур раскосых глаз, выжидающе смотрел на монаха. Приподнявшись с копны листьев, всадник придвинулся ближе к костру, протянул к нему свои руки и сняв с головы мокрый капюшон, обнажил , черные как смоль волосы зачесанные назад и что бы они не спадали на глаза заплетенные в косу свисающую с затылка.

- Здравствуй монах. – произнес черный всадник, улыбнувшись своей белозубой и хищной улыбкой, скрытой под платком, закрывающим все его лицо от шеи до глаз.

Белый пар  густыми облаками поднимался из недр металлического котелка. Огня уже не было и только красные угольки вспыхивали и освещали двух путников. Монах протянул руку в сторону кустарников и сорвав с ветки широкий и упругий лист, и ловким движением палочки, которой он помешивал варево, вывалил на него большую порцию белого риса. Монах сложил лист пополам, и положив на него палочки, протянул их черному всаднику со словами: - Прошу угощайся, пожалуйста.

Всадник взял предложенное угощение, и положив его перед собой на хворост, спокойно стал наблюдать за своим гостеприимным хозяином. Монах тем временем сорвал второй лист, и положив в него из котелка остатки риса, принялся за еду.

- Неудобно тебе будет кушать с повязкой на лице, всадник. – Произнес монах и заулыбался, медленно пережевывая порцию белоснежного и обжигающего риса.

Всадник спокойно сидел и смотрел на монаха. И отвязав за ухом свой лицевой платок, забросил его себе за плечо. Всадник взял свою порцию риса, завернутую в лист, и не беря в руки палочек принялся за ужин, облизав свои пальцы.

- Как тебя зовут монах? – Спросил всадник, монаха.

- Меня зовут Сид. – Ответил он.

Всадник улыбнулся в темноте. Остатки костра тлели и потрескивали, иногда брызгая в стороны снопами светящихся искр.

- Куда ты идешь в столь поздний час? – продолжил спрашивать всадник, не торопясь, пальцами сминая небольшие шарики из риса, и отправляя их себе в рот.

- Я иду в храм на праздник. – Отвечал всаднику монах.

- В какой храм? – Продолжал свои вопросы черный всадник.

- В храм, что на севере у подножия высоких гор. Дней семь пути. – Добродушно отвечал на все вопросы монах.

- Значит нам с тобой по пути. – ответил черный всадник, и пристально посмотрел сквозь пелену ночи в светлые глаза монаха.

Монах спокойно кушал рис и смотря на черного всадника, улыбался, своей лучезарной улыбкой.

- Я ждал себе спутника, для этого пути. – ответил монах, и докушав свой ужин, и подстелив под себя свою тунику произнес: - Наверное пора спать мой друг, как мне тебя называть?

- Зови меня Цикэ*. – Произнес черный всадник и ловким и быстрым движением, бросил лист подальше от костра.

Всадник лег на ветки и накрывшись плащом, уснул.


                ***
Чуткого сна всадника ничто не беспокоило этой ночью. Проснувшись утром и приоткрыв глаза, Цикэ был очень удивлен, увидев, что монах уже не спит. Перед ним горели свежие сухие сучья, а на огне кипел металлический котелок. Монах Сид увидев, что его спутник проснулся и приоткрыл глаза, со своей добродушной и лучезарной улыбкой  протягивал ему деревянную чашку с чаем.

- Доброе утро Цикэ. – Произнес монах и долго держал горячий напиток в протянутой руке, пока всадник не взял его.

Солнце вставало из-за далеких гор, полностью заросших зелеными и непроходимыми лесами, и освещало каждый уголок мирового пространства.

- Прекрасное утро. – Произнес монах, сидя напротив всадника в позе лотоса и закрыв глаза. – Доброй будет дорога.

Выпив чашку чая, всадник встал и отвязав своего коня от небольшого пенька. Напоил его водой из небольшой кожаной фляги. Монах тем временем забросал остатки углей землей и подняв свой небольшой скарб, завязанный в тряпичный узел, двинулся в путь по старому и местами заросшему тракту.

День был солнечный, и только редкие облака проплывали, в своем тихом величии и красоте,  над головами. В лесу, на ветвях тихих деревьев, щебетали разнообразные птицы и создавали в пространстве прекрасную, казало бы, бесконечную мелодию.

Монах шел впереди, быстрым и уверенным шагом, в точно известном ему направлении. Черный всадник, мерно покачиваясь сидел на своем черном коне и не держа узды, спокойно ехал вслед за монахом. День прошел тихо и безмятежно. Путники не произнесли ни слова в этот день, и пройдя около пары десятков километров остановились на ночлег.

Монах собрал немного хвороста и разведя костерок, поставил металлический котелок с водой и рисом на огонь. Молча поужинав, монах и всадник уснули уже в темноте и только цикады громко стрекотали недалеко в кустах, прощаясь с ушедшим солнцем.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Монах шел уверенно в нужном направлении. Всадник не торопясь ехал следом. И только вечером, когда они остановились для ночлега, монах заговорил с черным всадником.

- Ты постоянно молчишь Цикэ, - собирая валявшиеся сухие ветки и листву, спросил черного всадника монах, - ты думаешь о чем то, что тебя беспокоит? – пытался завести разговор монах, не отрываясь от своего дела по благоустройству места для ночлега.

- Меня ничего не беспокоит. – спокойно ответил сидящий на коне всадник. Он спокойно сидел, поджав одну ногу под себя и спокойно посматривая, как работает монах собирая хворост и разжигая костер для вечернего ужина.

- Наверное какие-то мысли все таки тебя беспокоят твой разум. Не может же, человек совсем ни о чем не думать. – Продолжал вести беседу монах.

- Я думаю, что я буду делать позже, – произнес черный всадник, - после нашего пути.

- Интересная мысль. – согласился монах, улыбаясь дуя на сухую траву, подложенную под ветки. Огонь не загорался.

- Иди за водой монах. – Произнес черный всадник, и спрыгнув с коня, достал из своей заплечной сумки небольшой гранитный камень, и присев к кучке хвороста и сухой травы, ударил об него тыльной стороной небольшого зазубренного кинжала. Искры от камня, густым веером осыпали сухую траву, и дымок стал потихоньку подниматься к густым кронам вечнозеленых деревьев. Когда монах пришел на место устроенного ночлега, костер уже горел. Монах поставил полный котелок на огонь, и присев на охапку листьев стал доставать из своего узелка, съестные припасы для приготовления ужина. Вода закипала и монах присев перед ним на корточки, закинул в котелок соль и щепотку специй, размешал все небольшой щепой от сухого дерева, и немного подождав, всыпал в кипящую воду две горсти сухого и прозрачного риса.

- Схожу, наполню флягу водой. – сказал черный всадник монаху, и поднявшись с ложа из густых веток, пошел к роднику, шумно бежавшему недалеко в овраге, среди небольших камней и высоких деревьев.

Монах в ответ покачал головой, в знак согласия.


               
                ***

Утреннее солнце поднималось из-за высоких гор, освещая джунгли и широкую, зеленую долину. Яркие лучи, пробиваясь сквозь кроны высоких деревьев, рассеивали дымку утреннего тумана.

Из этой белесой дымки вышел монах, шагая широкой поступью в направлении высокого горного хребта. Спустя минуту, из тумана выехал всадник на вороном коне, не торопясь двигаясь в том же направлении. Всадник мерно покачивался в такт поступи своего скакуна. Отпустив удила, всадник подвернул под себя одну ногу, и откинувшись вальяжно на спинку седла, положив на колени кнут, которым постукивал своего жеребца по шее, понукая его идти в том или ином направлении.

Монах остановился у кромки леса, и высматривая что-то на земле, поднял с неё длинный и увесистый шест. Взвешивая свою находку на руке, монах повернулся и обратился к подъехавшему всаднику с вопросом.

- Как ты думаешь Цэке, - показывая ему, длинную палку, - этот шест, может послужить человеку чем-то полезным?

Конь остановился возле монаха. Всадник, не отрываясь от своего утреннего занятия, по поглощению сорванных для него монахом спелых орехов, которые он насыпал небольшой горочкой у себя на седле, прикрывая их согнутой в колене ногой, ответил.

- Эта палка, хороша, только для того, что бы разгонять хвастливых болтунов на базарной площади. – и улыбнувшись, продолжил лущить орехи своим острым изогнутым ножом.

Монах улыбнулся глядя снизу вверх на своего спутника и повернувшись в сторону горного хребта, двинулся дальше в путь, мирно шагая, по вдавленным в сухую глину, большим и маленьким базальтовым валунам, из которых была построена старая Имперская военная дорога.

Монах шел, мерно постукивая шестом в такт своим шагам, двигаясь вдоль раскидистых деревьев, густых джунглей. Густая трава, нежно прижимаясь к плетеным сандалиям монаха, холодной росой омывала дорожную пыль его неутомимых ног. Мокрые сандалии блестели, и вспыхивали ослепительно яркими солнечными бликами.

Двое путников двигались к горному хребту, как неожиданно, пересекая их направление, на дорогу выскочила лань, и метнувшись в сторону, исчезла в лесной чаще. Монах остановился, и в этот самый миг, на дорогу перед ним выскочил огромный полосатый тигр.

От неожиданной встречи, тигр остановился как вкопанный, оскалив свою огромную алую пасть. Щетина на спине встала дыбом, хвост нервно и хлестко летал из стороны в сторону и бил по его массивным, горящим оранжевым цветом, бокам.

Орехи посыпались на землю. Всадник уже поднимался на стременах, занося над своей головой, обнаженную и горящую лучами, отраженных от восходящего солнца, массивную саблю, готовый вступить с разъяренным хищником в смертельную схватку.

И только монах стоял, спокойно уперев свой шест в землю, и закрыв глаза. Время для него остановилось. Подняв правую руку вверх.

- Цэке, стой. – Произнес монах. И тут же, и всадник и тигр застыли на своих местах, от неожиданного и спокойного возгласа монаха.

Через прищуренные глаза, монах смотрел на свирепого хищника, который от неожиданности, даже присел на задние лапы, и с любопытством смотрел на человека с шестом.

Монах заговорил, обращая свою речь к тигру.

- Я смотрю ты любопытен, стало быть, это нам на рук.

Монах приоткрыл глаза, тем самым проверяя реакцию дикого животного. Тигр сидел на задних лапах и смотрел по сторонам, вращая своими ушами, исследуя окружающую его территорию.

Монах продолжал.

- Мы тебя не обидим и не причиним вреда.

При каждом слове, тигр направлял кончики своих ушей в сторону говорившего монаха, и негромко порыкивал, обнажая белоснежные клыки.

- Тебе нравится слушать мой голос, - проговорил монах, - тогда я расскажу тебе одну басню. И нежным, и убаюкивающим голосом монах начал рассказывать свою притчу про краба и кота.

Когда монах закончил рассказ, тигр все еще сидел и внимательно слушал. Весь рассказ, тигр монотонно вертел своей мордой, следя за окружающим его миром, но вот уши этого грозного зверя, были направленны только в сторону монаха, так красиво и нежно говорящего, рассказывая длинную историю. И только когда монах замолчал, тигр зевнул, и прилизав переднюю лапу, встал и спокойной  походкой пошел в лесную чащу.

- Странная, казалось бы встреча для нас для все. Но каждому она принесет, что то свежее и новое, в понимании самого себя, - произнес монах и повернувшись к черному всаднику, продолжил: - Каждому существу встречаются на пути учителя. И каждый учитель, учит встреченного на своем пути. До вечера нам надо дойти до перевала. Завтра будет трудная дорога.

И двое путников продолжили свое путешествие.


                ***

К вечеру, монах и черный всадник подошли к горному хребту. Расположившись на ночлег в одной из пещер, заросших лесом, монах развел костер и поставил на него свой чугунок с родниковой водой. Усевшись на заблаговременно собранные сухие ветки, из которых он соорудил топчан.

Пока монах готовил горячий напиток, черный всадник прищурив глаза, внимательно рассматривал своего спутника, по-видимому сильно заинтересованный и ошеломленный нынешним происшествием со встретившимся на лесной тропе тигром.

- Скажи монах, ты чародей? – спросил черный всадник монаха, когда тот протянул ему чашку с горячим травяным напитком.

Монах на мгновение задумался о той неожиданной встречи и ответил:

- Нет.

- Почему же тогда, этот зверь не набросился на нас, - продолжал разговор всадник, - мы же помешали его охоте на ту резвую, молодую косулю. – Заулыбавшись, проговорил черный всадник, шумно отхлебывая «туго» заваренный и обжигающий напиток.

Пещера была очень просторная, и лучи заходящего солнца врывались в неё, освещая каждый потаенный уголок. В стороне от небольшого каменного очага, стоял стреноженный конь черного всадника и пофыркивая , поедал из подвешенной к его голове сумы, смесь из свежей зеленой травы и небольшого количества размоченного риса.

Монах налил себе горячего напитка и присев на охапку сухих веток, перевязанных свежей и гибкой лианой, прикрыв глаза, благоговейно вдыхал приятный аромат напитка.

- Он очень любопытен, – произнес монах, и сделал глоток горячего напитка.

- Кто? – не поняв про кого говорит монах, переспросил черный всадник.

- Тигр, - ответил монах.

- С чего ты так решил? – спросил в недоумении черный всадник.

- Я заметил, как он с большим любопытством смотрел на нас и шевелил своими мохнатыми ушами, прислушиваясь к каждому моему слову, - продолжал разговор монах, а сам подумал, что от такой внезапной встречи в разуме хищного животного произошла резкая перемена к осмыслению неожиданного со бытия. Что мы явились причиной к изменению, его, животному естественному поведению, и скорее всего, это тот самый «миг-поворот», от которого зависит качество его будущего перерождения.

Черный всадник недоверчиво ухмыльнулся и присев на корточках к каменному очагу, налил себе из, обжигающего пальцы чугунка, горячего напитка. Присев обратно на придавленные ветки топчана, всадник, улыбаясь, смотрел на монаха. Приложившись к чашке с напитком, черный всадник смачно отхлебнул, и снова задал монаху вопрос.

- Скажи монах, ты богатый?

- В каком смысле? – удивленно переспросил монах.

- У тебя есть золото, серебро? Богатства.

- Ах, ты об этом. – Заулыбался монах. – Нет, ничего такого, что ты перечислил, у меня нет. Моё богатство, то, что всегда со мной, да еще вот этот чугунок и немного всякой повседневной утвари.

- А ты мне не врешь? Странный монах. – Сделав устрашающее лицо, спросил черный всадник.

- Нет, мне не зачем врать.

- Тогда ответь мне монах, на какие деньги ты купил себе этот хитон из самого дорогого материала, если ты говоришь, что у тебя нет ни золота, ни серебра? Ты, что его украл? – не унимался с расспросами черный всадник.

- Нет, нет. – обеспокоенно заговорил монах, от внезапного порыва гнева черного всадника. – Этот красивый и дорогой балахон, как ты говоришь, подарил мне добрый и образованный раджа местного города, после того, как он меня пригласил к себе во дворец, узнав, что я путешествующий монах и проповедник. Я провел у него в гостях пару дней, и пожалев меня, он подарил мне этот кусок материи, что бы он согревал меня, холодными ночами.

Всадник усмехнулся и допив остывающую чашу, повернулся спиной к костру.

- И, что, ты проповедуешь?  - Спросил черный всадник.

- Я проповедую многомерность и бесконечность окружающего нас мира и бессмертие человека. – Произнес монах.

Черный всадник присел и с удивлением стал пристально рассматривать монаха, который смиренно сидел перед тлеющим костром и улыбаясь, пил чай.

- Расскажи мне о своей бесконечности, – надменно произнес черный всадник, - сегодня днем я слышал твою проповедь на одной из небольших улиц города. Ты что-то говорил о человеке и каком-то человеке, внутри человека, - хищно заулыбавшись проговорил тихим голосом, черный всадник, - объясни мне, о чем ты там проповедовал.

- О добре. – проговорил монах.

Неожиданный громкий смешок вырвался из уст черного всадника, и похлопав себя по звонкому кошельку на поясе, произнес.

- О добре я знаю много. – Продолжал, хищно улыбаясь, черный всадник.
Монах сидел напротив, и добродушно улыбаясь, неторопливо попивал остывающий напиток.

- Нет, не о таком добре, что висит у тебя на поясе, я проповедовал, а о добре, что живет внутри каждого человека. И говоря о человечке, живущего внутри каждого человека, я говорил образно, лишь для того, что бы меня лучше поняли мои слушатели, и каждое мое слово, звонким колокольчиком пробуждало в человеке, ту, божественную сущность, что мы называем душой, а не пролетело бы холодным ветерком мимо ушей, от непонимания смысла моей проповеди.

- Что, и во мне есть, такой человечек? – подняв брови от изумления, спросил черный всадник.

- Да, - ответил монах, - только, в ком-то он спит, в ком-то он развернут, и связан черными делами, от лика творца.

- Я много натворил черных дел, но я совсем не чувствую себя связанным. – Продолжал ехидно говорит, черный всадник.

- Понимание моих слов приходит не сразу, оно приходит со временем, и я стараюсь, чтобы стремление к познанию начался с этого небольшого первого шага. Но, перед тем как начать свой первый шаг познания, необходимо остановиться и задуматься о себе и о том, что тебя окружает.

Черный всадник, внимательно слушал, стараясь не пропустить ни одного сказанного слова монахом.

- Я говорю аллегориями, только для того, что бы каждый мог представить, ясные для своего понимания, образы и понял суть того, что я хотел донести до их сознания. – продолжал монах. – Ты можешь представить свою душу? – спросил монах, - нет? Тогда представь себе маленького человечка в самом себе, и от того, как ты ответишь, зависит и этот маленький человечек. Если ты творишь черные и непотребные дела, лжешь, лицемеришь, убиваешь и другую мерзость, то с каждым таким действием твой внутренний маленький человечек отворачивается от тебя и того пути, что ведет человека к светлому лику творца. И не переставая творить зло осознанно, человек начинает как паук-кровопийца опутывать своего внутреннего человечка путами жестокости и злобы, из-за страха, что бы не дай бог, хоть на миг, не очнулся бы этот внутренний человечек и не устыдил бы его в его делах. И никому не дано помочь распутать эти путы близкому своему и только, он сам, человек, может помочь себе, пробудить и распутать душу свою, и я стараюсь побудить каждого человека задуматься и начать творить добро, так как только доброта помогает нам в этом нелегком деле очищения внутреннего мира человека. И так, шаг за шагом, делая добрые дела, человек омывает от скверны, снимает злобные путы и пробуждает свою душу и разворачивается на встречу доброму и любящему своему, вселенскому создателю.

- Что ты еще проповедуешь? – зевая, от утомительных слов монаха, произнес черный всадник.

- Непротивление злу. – Ответил монах.

- Это хорошо. – Сказал черный всадник, и захрапел, погружаясь в сон.

Монах поставил свою чашу возле своей вязанки сучьев и подложив пару сухих веток в костер, посмотрел в чернеющее небо, по которому плыли грозовые тучи. Монах встал, и подняв две самые длинные ветки, перегородил ими вход в их просторную пещеру.

- Ночью будет гроза. – Проговорил монах и улегшись на свою подстилку, уснул.


                ***

Всю ночь шел проливной, тропический дождь. Ручейки катились по пологому склону, унося с собой небольшие веточки и камни. Под самое утро, дождь так же неожиданно закончился.

Черный всадник и монах собрали свои пожитки и собрались, к самому сложному участку своего пути. Перевал через горный хребет был очень опасным и протяженным. И поэтому они встали и начали свой путь с восходом солнца.

- Цэке, оставь своего коня здесь, ему будет очень трудно пройти перевал, - сказал монах. – дорога очень скользкая.

Черный всадник, только сурово посмотрел на монаха и закинув через седло свою суму, сел на своего скакуна.

Монах тяжело вздохнул, и не торопясь пошел вверх по тропе.

Шли долго. Извилистая горная тропа, серпантином уходила все выше и выше. Она, как маленькая лесная змейка, петляла и извивалась среди листвы и травы, то появляясь, то исчезая. Монах шел уверенным, знающим дорогу, шагом, выбирая удобные места для прохода своего спутника, не пожелавшего отпустить своего коня и ехавшего верхом по опасной дороге. Монах шел молча. Солнце поднималось над головами двух путешественников, освещая живительным теплом окружающую их природу. Мелкие камушки выскальзывали из-под изношенных сандалий монаха, и шумно скатывались по склону, заполняя собой ниши и ямки. Деревья по склонам поредели, и только небольшие кустарники и выжженная трава заполняли все пространство горной вершины.

Неожиданное ржание коня, заставило монаха остановиться. Монах обернулся и стремглав кинулся к черному всаднику, пытаясь схватить его за рукав его кожаного одеяния. Пальцы скользили по еще влажной коже, падающего в бездну черного всадника. Конь, с громким, оглушающим ржанием падал в ущелье. Горное эхо подхватило этот ужасающий звук, неописуемого предсмертного страха животного, и понесло его в окружающее пространство.

Монах сидел на корточках, одной рукой обхватив небольшой , но толстый пень, и свесившись всем телом над пропастью, другой рукой держал висевшего на ней черного всадника.

Всадник не смотрел вниз, он все сердцем чувствовал, что невидимые и ужасные руки смерти тянутся к нему из чернеющей глубины ущелья. Белое его лицо, было направленно вверх, и испуганные, голубые его глаза, с мольбой смотрели в глаза монаха, повисшего над обрывом и закрывающего половину неба.

Всадник не мог произнести и слова, от внезапно перенесенного ужаса.

- Дай вторую руку. - Кричал монах, сильно сжимая запястье руки, черного всадника. – Упрись ногами в камни. – Продолжал командовать монах, что делать.

Через минуту, они уже сидели, прислонившись спинами в камни, тяжело дыша.

- Жалко лошадку. – Произнес монах, вытирая капли пота, своей накидкой, со лба.

Черный всадник, сидел закрыв глаза, и только стук пульсирующей крови в висках, окружал все пространство вокруг, оглушая его. Сердце щемило от какой то внутренней боли в груди. Черный всадник почувствовал какую-то перемену в окружающем мире. Что-то внутри него встрепенулось и ожило.

- Тот, кто подарил тебе эту материю, хочет убить тебя. – Проговорил черный всадник, не открывая глаз.

- Я знаю это, - произнес монах, - я даже знаю кто это должен был сделать.

Тонкой, жгучей иглой впились слова монаха в самое сердце черного всадник, и слезы стыда и боли, проступили из под закрытых век черного всадника.

- Ты должен был выкинуть эту материю, сразу же при выходе из города. – продолжил черный всадник.

- Тогда бы я не встретил тебя. – сказал монах.

И они оба надолго замолчали, отдыхая на склоне горного перевала, переводя дух.


                ***

Солнце стояло уже в зените, согревая своими нежными лучами: леса, горы, реки и всё разнообразие жизни кишащее в них.

Качнулась разлапистая ветка от прикосновения человеческой руки, и разноцветная стайка маленьких птичек, шустро вспорхнуло, и переливчато вертясь, шумной стайкой понеслись в вышину светлого дня.

Уверенно отодвинув ветку, из густого тропического леса, вышел монах, и остановившись на краю старой Имперской дороги, устремил свой взгляд высоко в небо, вслед за улетающей ввысь, шумной стайке.

Посмотрев по сторонам, монах определился с дальнейшим направлением своего путешествия, и поставив свой посох среди втоптанных тысячами ног в землю булыжников, стал наблюдать за огромными, белоснежными облаками, степенно плывущих в одном направлении, и только ветер-шалун, игриво закручивал их, меняя причудливо их форму, кружа среди этих гигантских исполинов.

Через мгновение на Имперскую военную дорогу вышел черный всадник, и остановившись за спиной у монаха, почтительно и молча замер в ожидании.

- По этой дороге мы дойдем до реки. – сказал монах, и оба путешественника двинулись по дороге, утопая по пояс в цветущих травах.

Солнце стояло еще высоко, когда два путника подошли к быстрой и шумной реке. Её было слышно ещё издалека, и свежесть, которую она несла, ложилась свежими каплями на лица людей. Поток был очень сильный, река казалось, бурлила, напоминая раскаленную воду, кипящую в чугунке оставленного на углях.

Остановившись на берегу стремительного потока, монах повернулся к своему спутнику.

- Ночевать будем на том берегу, - произнес монах. – И я хотел бы, что бы ты для себя окончательно решил, пойти путем, который я тебе показал. И пусть эта река, будет рубежом и символом твоего выбора идти путем добра. Я перейду на ту сторону реки первым, и буду ждать тебя у ночлега.

Спутник монаха молчал, и только кивал головой  в знак согласия с его словами.

- Помнишь, о чем мы говорили в той, пустой пещере, перед перевалом? – Продолжал говорить монах. – В каждом человеке, есть духовное я, и что этот внутренний человечек находится в том состоянии, в которое его ввергает каждый человек своим поведением, образом жизни и намерениями. Так вот. Подумай об этом. И перед тем как я оставлю тебя здесь, я тебе напомню про твоего внутреннего человечка.

Черный всадник стоял перед монахом в робком смирении и внимательно слушал каждое слово, тихо качая головой, не поднимая тяжелого взгляда.

- Твоё духовное я, сидит спиной к тому, к чему ты до сих пор шел. Он спит, т.к. вы идете с ним в разные стороны. Ты должен, что бы начать процесс разворота твоего духовного я, осознать и укрепить в себе направление к спасительному свету добра, и сделать первый шаг.

Монах повернулся к бушующему потоку, и ступив в него, обернулся снова.

- Цэке, ты сможешь увидеть правильный путь, потому что я верю в тебя. Но запомни, что твоего духовного человечка, не только следует повернуть, но в твоем случае его следует разбудить и распутать от тех пут, которыми ты сам его пленил, совершенными действиями и искаженными моральными поступками. Ты сможешь, начать путь. – произнес монах.

Монах улыбнулся и шагнув в желтый, несущийся поток, пошел опираясь на свой посох, через бурлящую пучину. Монах шел очень осторожно, твердо ставя каждую ногу на скользкие и коварные подводные камни. Иногда нога соскальзывала, и монах с головой погружался в желтые воды, но тут же появлялся над поверхностью воды, и не сдаваясь натиску хлещущих волн, шел дальше. Выйдя на берег, монах снял с себя, свою накидку, расстелил её на благоухающих травах и начал готовить место для ночлега. Собрав сухие ветки, что в изобилии валялись вдоль всего побережья реки, монах разжег костер и поставив чугунок с родниковой водой на камни, собранных в виде очага, сел, устремив свой взгляд на своего спутника, оставшегося на другом берегу реки.


                ***

Когда солнце уже готовилось скрыться за горизонт, черный всадник встал и уверенным шагом двинулся с берега в воду, оставив все свое снаряжение на берегу стремительной реки.

Казалось, что время остановилось. Черный всадник шел сквозь ужасно бушующую стихию, поминутно то исчезая в мутной воде, то появляясь над ней. Он падал, сбиваемый с ног быстрым потоком, и уверенно цепляясь проворными руками за подводные камни, устремленно шел через бушующие волны.

Монах сидел, около огня и смотрел, как черное пятнышко, упорно двигалось сквозь стремглав несущиеся потоки воды. Монах видел, что не только шла борьба человека с природной стихией, но и борьба человека, с тем хаосом, который постоянно, как немыслимый ураган, кружит вокруг него, стараясь искривить тот внутренний мир, что существует внутри человека.

Черный всадник уже прошел половину расстояния от одного берега до другого. Монах закрыл глаза и его внутреннему, духовному зрению, открылось новое видение. Две, черные как смола, змеи, показались в речной пучине. Они, как два вихря, наскочили на идущего человека, и закрутив его своими гибкими телами, начали кружить и сдавливать его тело. Черный всадник упал, и его черные одежды, стали тянуть его ко дну, сдавливая его мускулистое тело. До берега оставалось пройти четверть пути, и всадник стал лихорадочно сдирать с себя, тяжелую и стягивающую, от воды, одежду, разрывая тугие и крепкие кожаные ремни на них.

Изможденный и уставший, черный всадник остановился около берега, и упав на колени, сел склонив голову, тяжело дыша, упершись руками в песок.
Монах встал, и подойдя к черному всаднику, остановился в метре от него, внимательно его осматривая.

        Черный всадник, тяжело дыша, устремил свой взгляд на монаха, и поднял из воды свою правую руку. В руке сверкнул, полумесяцем, короткий клинок. Левой рукой, черный всадник, схватил себя за длинную сплетенную в тугую косу волосы, и резким движением ножа, отрезал её.  Склонив голову и вытянув вперед руки, черный всадник смиренно протягивал на своих ладонях, клинок и отрезанную прядь черных волос. Монах неторопливо взял волосы и зайдя в воду, аккуратно пустил их по течению.

        - Пусть эти волосы, как и твои прежние дела, канут во времени. – Произнес монах, и взяв с другой ладони нож, и намочив голову черного всадника, обрил его на голо, смывая черные волосы, проточной, желтой водой.


                ***

        С первыми лучами солнца, монах и его спутник, двинулись в путь. И уже через пару часов, выйдя из густого леса, шли обширными лугами к виднеющемуся вдалеке, монастырю. Когда оба путника подходили к высоким стенам, их уже встречала целая толпа монахов, выходя к ним на встречу, из распахнутых настежь, широких ворот. Первым подошел старший монах монастыря и поклонившись путникам, улыбнулся, приветливо простирая к ним свои руки. Некоторые монахи, стояли в сторонке и с удивлением и восхищением смотрели на пришедших, не отрывая своих глаз от светящихся золотым цветом одежд.

        - Здравствуй Сид, - произнес старший монах, еле сдерживая свое трепетное волнение, перед пришедшим к ним долгожданного гостя, - надеюсь, ты нашел нам достойного настоятеля монастыря? – Продолжал говорить, старший из монахов.

        - Да, - улыбнувшись, произнес монах, и его голубые и ясные глаза засветились радостным огоньком. – Вот он, ваш новый настоятель монастыря. – и монах указал рукой на своего спутника.

        Цэке, скромно опустив глаза, стоял за монахом. Легонько дернув монаха за рукав, Цэке, тихо прошептал: - Учитель, ты же знаешь, кем я был раньше, разве я могу стать их наставником?

        - Ты сомневаешься, - тихо произнес монах, - это хорошо, значит, ты будешь задавать себе вопросы и искать на них ответы, будешь учиться и совершенствоваться.

        Монах погладил Цэке по плечу и осветил его своей лучезарной улыбкой.

        - Не беспокойся, ты справишься, - произнес монах, - им нужен учитель боевых искусств, а кто может лучше всех, научить их этому кроме тебя. – произнес Сид, и протянув Цэке бамбуковый шест, пошел в сторону, к распахнувшим свои двери, монастырю.


* Цэке – ([cikе]– китайский, значение 1: подосланный убийца; террорист, значение 2: роза)