Всадник без головы

Мария Марковна или Мамаша Розенбаум,   как нежно называет свою восьмидесятилетнюю мать  любящий сын  Михаил Ильич, Ильич, или просто Мишка с шестого этажа,- дама решительная, гордая и очень разборчивая.

Она долго вглядывалась куда-то в даль, выбирая  что-нибудь  посолиднее,  и бросилась под  мерседес:

- Что же вы так? Вы же на меня смотрели, я почти остановился и только начал трогаться, - оправдывался холеный молодой водитель.

Происшествие стряслось  ровно на третий день после переезда в двухкомнатную квартиру прямо на Юрьной, которую любящий сын купил для матери и оборудовал по самому последнему слову техники и евроремонта.

Благодаря сыновней любви соседка снизу получала непрерывную подачу производимого Марией Марковной табачного дыма в свою квартиру до тех пор, пока не объяснила любителю техники, что вентиляция начинается в её кухне на первом этаже и заканчивается в его кухне на втором, и что незачем усиливать ее двухсотваттным мотором, все равно, пока она не откроет окно у себя на кухне,  у него свежего воздуха не будет, а у неё и подавно.
 Они спорили с Ильичем об удельном весе дыма. Он утверждал, что дым идет вверх, она утверждала, что тяжелый газ опускается вниз, и только теплый дым из трубы на холодной улице может себе позволить идти вверх. Он не соглашался, но через какое-то время подача табачного дыма прекратилась. Протек евроунитаз. Инцидент  был  куртуазно  исчерпан.

Больше про соседей сверху ничего не слышит. Только её ученики вздрагивают, когда Мария Марковна что-то роняет на своей кухне или чем-то скребет по своему  еврокафельному полу.

Сухонькая интеллигентная  дама преклонных лет с сединой в волосах  не любит общаться с местными старушками после пятидесяти:
- Постойте с нами! Что  вы  все торопитесь, никогда с нами не постоите?
- Когда мне стоять?  Некогда! Мне судьбу устраивать надо.
Возвращается из магазина  с полными сумками часа через два:
- Сумки-то какие большие! Где денег столько берете?
- Я на трассу выхожу.
- Куда?
- На Ленинградку.
- И что, берут?
- Берут – я ночью выхожу, не видно.
- А кто они?
- Дальнобойщики.
- И деньги дают?
- А я что - бесплатно лежать буду?
Вы уже понимаете, почему Ильич так настойчиво не рекомендует Юрьне общаться с собственной матерью: «Ты самоубийца, Ира! Что ты делаешь? Это же Всадник без головы!»

- Руки вверх!- командует  усталая старушка, показавшись с двумя сумками из-за лифта.
- Здравствуйте, Мария Марковна! - хором улыбаются молодые соседи, - как себя чувствуете?
- Ноги не ходят. Видно, ближе к смерти. Пойду болеть, - тяжело вздохнув, старейшина подъезда начинает медленно подниматься  по лестнице на свой второй этаж.
 - А вы что стоите? - хитро оглядывается на молодежную компанию, - футбол начинается! Чемпионат мира  не смотрите?
- Ой, спасибо, Мария Марковна, что напомнили! Смотрим, конечно, идем болеть.

На давнишнем юбилее Миши, где  соседи увидели её впервые, она сидела  среди молодежи, закинув ногу на ногу в  черных лаковых туфлях на высоком каблуке, в красной юбке до колен, белой блузке и  с «Беломором» в зубах.

Сейчас она сетует, что не может после аварии носить высокий каблук и курит «Мальборо». Горюет, что любимых папирос нет в продаже.  Молодые соседки любят посидеть на ее  кухне, поболтать о жизни, получить дельный совет, посмотреть на ее усталые добрые глаза.
Ей восемьдесят. Ей скучно. Но такие – не сдаются!