Сказка три порося, да по-новому вся

Жили-были как-то раз три поросенка. Спросите, как они жили? Ни бедно, ни богато, ни худо, ни приятно, а такою жизнью, какую сами себе выбрали, то есть - обычною.

Старший поросенок звался Фыр-Фыр. Ух, и вредный был типчик. Необщительный, сердитый, вечно надутый и недовольный. Ворчал по любому поводу. И был он о себе слишком высокого мнения.

Рассуждал Фыр-Фыр примерно так: «Ну что за звери кругом? Неопрятные, невоспитанные, вечно мешаются под ногами! Все они подлые, все взяточники и карьеристы, делать ничего не хотят, только деньги гребут лопатой. Я вот один работаю как проклятый, я один только умный и воспитанный, и вести себя прилично умею, а все потому, что я – Фыр-Фыр!».

А между тем совсем не умел себя вести Фыр-Фыр, и звери его не любили. Никогда он не поздоровается, никогда никому доброго слова не скажет, не поможет, только ходит, пятачок задирает, будто круче него в Нашем Лесу никого и нет. Обратишься к нему с вопросом, так он сделает вид, что не слышит, фыркнет, и мимо пройдет.

Со всеми соседями переругался Фыр-Фыр. То не нравится ему, что они шумят, то мусор не там выбрасывают, то пенек занимают, который возле его дома стоит, а если на пеньке еще и целовались, так он вообще из себя выходил, потому что активно проповедовал добропорядочный образ жизни.

Сестрица его средняя звалась Фря-Фря. Очень избалованная была особа! Себя одну ценила и считала непревзойденной во всех отношениях, и в уме, и во внешности. Ум она брала у других зверей, поскольку была общительная и на все лесные мероприятия ходила. Услышит, например, как звери обсуждают новые политические веяния, и начинает потом рассуждать словами, которые запомнила. Любила свою особу продемонстрировать, побыть в центре всеобщего внимания. А в красоте своей вообще не сомневалась, настолько была уверена, что лучше всех.

На самом же деле ничего в ней особенного не было, так себе, серенькая такая посредственность. Делать она ничего не хотела, потому что ленивая была, а вот порассуждать могла, и как раз потому, что была очень ограниченная. Многие-то звери, как раз наоборот, думают, что показателем ума является немногословие, но Фря-Фря никогда с этим не соглашалась.

Говорила Фря-Фря всегда глупости, и очень любила употреблять слова, значения которых не понимала. В ее лексиконе появлялись такие семантические монстры, как «акцентрировать» или, например, «перфексионализм». Звери делали ей замечания, а иногда шушукались за спиной и смеялись над ней, но Фря-Фря с негодованием спорила, утверждая, что «она-то знает, как правильно!».

Целыми днями Фря-Фря лежала на диване и разговаривала по телефону. Иногда, правда, когда ее мысли заканчивались, приходилось ей вставать, и идти на охоту за новыми мыслями. Ведь своих мозгов у Фря-Фри не было, а привычка к их демонстрации была. Вот и случалось ей пускаться в путешествия.

Побывала Фря-Фря в разных местах. Сначала весь Наш Лес обследовала, а потом и в Другой Лес направилась. Она легко заводила знакомства, сама болтала, к другим прислушивалась - новые словечки запомнить старалась. Со временем Фря-Фря даже Дальний Лес посетила, куда только по визам пускают. Но ничего она там интересного не увидела, поскольку совсем не разбиралась в культурных особенностях. Зато теперь она могла при случае рассказать, что недавно вернулась из Дальнего Леса. Когда же ее спрашивали, что именно ей там понравилось, она отвечала томно: «Не знаю, все понравилось. Там вообще очень сильно эксклюзивно!». А на вопрос, какие там достопримечательности, она уже раздражалась: «Ну что вы пристали, в путеводителе же все описано!».

Младший же их братец звался Фик-Фок. Вообще-то, родители, как и положено порядочным свиньям, назвали его Фик-Фик, но он сам поменял себе имя, взяв псевдоним. Все потому, что на его взгляд, Фик-Фок звучит красиво, а Фик-Фик слишком примитивно. Ведь Фик-Фок был известен в Нашем Лесу до самой Речки, и звучное имя было ему просто необходимо.

С выбором имени у Фик-Фока проблем не было, а вот с внешним видом и внутренними порывами он еще не определился. Никак не мог решить, хочет он стать девочкой и носить девчачье-поросячьи наряды, или все-таки оставаться мальчиком-поросенком, как задумывалось природой при его рождении. Поэтому Фик-Фок много времени проводил перед зеркалом, пудрил щечки пыльцой колокольчика, завивал хвостик на еловую шишечку и даже хотел сделать пластическую операцию, чтобы ему вытянули его маленький неприглядный пятачок в нормальную звериную пасть. На верхних копытцах Фик-Фок делал маникюр, а на нижних – педикюр. Для этого он приходил к большому шершавому камню и долго-долго шлифовал об него свои ножки. А маленькие поросячьи глазки он обрисовывал себе тушью из черничного сока, чтобы они казались большими и томными.

Все эти действия Фик-Фок объяснял очень просто: он - певец, и находится на публике, а раз его все знают, то он просто обязан быть красивым.

Действительно, Фик-Фок был очень известным певцом. Когда он давал концерты, многие звери собирались на Солнечной Поляне послушать его хрюканье. Приходили даже из самых дальних уголков, и мест не всегда хватало, чтобы можно было удобно разместиться вокруг артиста. Фик-Фок долго раскланивался, махал гостям наманикюренным копытцем и поворачивался в разные стороны, чтобы звери могли лучше рассмотреть его.

Фик-Фоку очень нравилась его слава. Как и Фыр-Фыр, задирал он свой пятачок и считал, что раз добился такого успеха, то все ему обязательно завидуют. Он искренне не понимал, как можно было не любить его, если он выделяется на общем фоне своей красотой, известностью и талантом. Только в отличие от Фыр-Фыра, Фик-Фок старался быть улыбчивым, манерным и всюду демонстрировал свою близость к простому зверью. Он мог даже похвалить других, но делал это только тогда, когда хотел проявить свою снисходительность, и когда чужие достижения не вызывали в нем зависти в силу своей ничтожности.
…

Как-то раз, теплым солнечным вечером (а в Нашем Лесу всегда тепло и солнечно, потому что это же сказка, вы помните), так вот как-то раз в дверь Фыр-Фыра вежливо постучались. Фыр-Фыр в это время писал кляузу на соседа, который часто выгуливал своего домашнего питомца – Ящерку - прямо под окнами дома Фыр-Фыра. Ящерка часто оставлял на улице свой сброшенный хвост, а хозяин, который должен был следить, чтобы его питомец соблюдал порядок во дворе, никогда эти хвосты не убирал. Фыр-Фыр как раз заканчивал писать следующую строчку: «Прошу принять срочные меры, чтобы защитить меня от описанного выше бардака, и обеспечить суровое наказание нарушителям общественного порядка», и задумался, написать ли еще что-нибудь грозное, но пришлось встать, чтобы открыть дверь.

«Кого там нелегкая принесла?» - бурчал Фыр-Фыр, заранее насупившись. Он знал, что ничего хорошего этот визит ему принести не может, потому что вообще ничего хорошего уже давно не было и не бывает в природе. А когда так думаешь, мир, даже лесной, обязательно откликается на твои мысли, и обеспечит тебе то, в чем ты выражаешь уверенность.

Так получилось и на этот раз. На пороге стоял Волк.

«Здравствуйте, - вежливо произнес Волк, - разрешите представиться, Волк. Серый. Явился по поручению департамента жилья Мэра Нашего Леса. У меня к вам официальное поручение».

«Что еще за дурацкое поручение?» - проворчал Фыр-Фыр. Мы же помним, что он никогда не здоровался сам, и никогда не отвечал ни на чьи приветствия, такое у него было своеобразное свинское воспитание.

«Разрешите войти?» - поинтересовался Волк, аккуратно бочком пытаясь проникнуть внутрь Фыр-Фырового дома.

«Вот еще! - отреагировал Фыр-Фыр.- Вы там в свой мэрии совсем обнаглели, что ли? Ходите ко всем подряд без предупреждения, а я должен вас пускать? Бездельники и лоботрясы! Проедаете только звериные деньги, взяточники проклятые! Говорите быстро, чего надо, мне некогда! Я, между прочим, за вас работаю, а то зас..ли все кругом, ходить скоро будет негде!»

«У меня имеется предписание, с которым я обязан вас ознакомить», - спокойно продолжал Волк. Он привык уже, что далеко не каждый зверь, проживающий в Нашем Лесу, станет принимать его радушно. И отчасти были тому причины, Волк действительно жил в логове улучшенной планировки, питался изысканными деликатесами, обставлял свое жилище произведениями искусства, чем вызывал зависть окружающих. Волк был баловнем судьбы, и поэтому частенько мог позволить себе демонстрировать обманчивую чиновничью вежливость.

«Дело в том, - продолжал Волк, стоя на пороге, - что на последнем заседании Мэрии Нашего Леса было принято решение о сносе домов, располагающихся на данной территории. По этой трассе будет проложена новая модернизированная Звериная Тропа, оснащенная всеми необходимыми техническими средствами, для наиболее быстрой и удобной доставки жителей Нашего Леса к водопою. Поскольку ваши дома располагаются в зоне проектируемого строительства, необходимо выселить жильцов отсюда. Взамен снесенных домов вам будут предоставлены другие, той же площади, но расположенные несколько в стороне от основных магистралей, в районе Густого Бурелома. Но вы не волнуйтесь. В скором времени там полностью обновится инфраструктура и…»


Волк не успел закончить подготовленную речь, как Фыр-Фыр, весь покрывшийся красными пятнами от возмущения, заорал: «Пошел вон, скотина! Я никуда не собираюсь переезжать! Я здесь всю жизнь живу, и дальше буду жить! Сам поезжай в этот своей Густой Бурелом!!! Что?! А?! Неохота из Центрального Лужка выметаться? А зачем тогда народу предлагаешь? Убирайся вон отсюда, тварь паршивая, чтоб лапы твоей вонючей в моем доме больше не было!» С этими словами Фыр-Фыр яростно хлопнул дверью, а Волк едва успел отскочить, чтобы посыпавшиеся от удара опилки, не попали на его аккуратный, сшитый по моде костюм.

Конечно, плохое настроение Фыр-Фыра испортилось еще больше. Он стал быстро ходить внутри своего домика, обдумывая, как бы поставить на место зарвавшихся коррумпированных властолюбцев, и куда теперь следует писать на них жалобу. Он не задавался вопросом о том, как решить проблему переезда, главным для него теперь стало - добиться справедливости в том, чтобы «все было правильно». Что значит правильно, он тоже не думал. Прекратить произвол властей! Остановить чиновничий беспредел! Утвердить справедливость демократии! Вот что непременно хотел сделать Фыр-Фыр, горя от негодования. И ведь все правильно, а? Кто может поспорить с тем, что это плохие лозунги? Разве не всем нам следует выступать на защиту власти зверья и за ликвидацию негативных аспектов государственного правления?

Утомившись ходить из угла в угол, Фыр-Фыр принял решение пожаловаться на Мэра самому Прокурору Нашего Леса, собрать митинг неудовлетворенных, и выступить на нем с обличающей речью. Приобретя таким образом новую цель, он преспокойно уселся пить чай.
…

А Волк, тем временем, пошел дальше, к Фря-Фре. Ей тоже предстояло получить постановление о сносе дома. Настроение у Волка было ровное и спокойное, ведь он уже давно работал в мэрии и научился не принимать близко к сердцу ничего, кроме угрозы собственного увольнения. Поэтому крики Фыр-Фыра никак не изменили состояние духа чиновника. Он неспешно перекусил в ближайшем дупле, где кормили недорого, но качественно, и через некоторое время приблизился к дому нашей принцессы.

Фря-Фря лениво жевала засахаренные желуди и болтала с подружкой по телефону. Сначала она вообще не хотела открывать дверь, чтобы не потерять остаток мысли, которая только что промелькнула в ее голове. Мысль была связана со словом «адекватный», но Фря-Фря никак не могла придумать, куда бы его вставить. Наконец, она решила использовать ситуацию себе на пользу и замечательно вышла из положения, убив при этом сразу несколько зайцев. (В Нашем Лесу еще говорят иногда, что надо «убить зайцев», хотя на самом деле никто, конечно, их не убивает, а сами зайцы при этом извлекают для себя пользу, утверждая, что испытывают гонения на национальной почве).

Фря-Фря томно сказала в трубку: «Не могу больше говорить, ко мне кто-то слишком адекватно в дверь стучит. Пойду, открою.» Ужасно довольная собой, Фря-Фря спрятала засахаренные желуди под подушку, чтобы не пришлось угощать гостя, и впустила Волка внутрь.

Волк слово в слово повторил выученную заранее речь и затем предложил Фря-Фре ознакомиться с планировкой типовых домов, недавно выстроенных в районе Густого Бурелома. Фря-Фря опешила. Чувствуя некоторый подвох, она никак не могла решиться дать согласие на переезд, и глаза ее наполнились слезами. «Но я не хочу никуда ехать! - топнула она копытцем. – Не хочу, не хочу, не хочу!». Волк нежно улыбнулся: «Почему же? Вам там понравится, уверяю вас, это недавно застроенный район, там более свежий воздух, и соседи все сплошь интеллигентные звери». Про интеллигентных зверей Волк сам придумал и сказал это для того, чтобы такое добавление заинтересовало незамужнюю Фря-Фрю.

Фря-Фря перестала плакать и просто надула губки: «Интеллигентные, говорите? Я должна подумать!» Конечно, она лукавила. Думать она не умела, и Волк это тут же просек. Он сказал с простодушным видом: «Естественно! А пока подпишите вот это ваше согласие на переезд в Густой Бурелом, и думайте себе на здоровье!»

Фря-Фря спокойно подписала бумаги, проводила Волка, и тут же принялась названивать подружкам. Ей очень хотелось рассказать им, что ей предложили переехать в прекрасный район, где живут сплошь «этно-латентные» звери (она просто очень быстро забыла, как правильно произносится слово «интеллигентные»).
…

Следующим по списку был Фик-Фок. Удовлетворенный легким успехом с Фря-Фрей, Волк приближался к дому знаменитого певца. Конечно, работники Мэрии Нашего Леса неоднократно слышали его хрюканье, но на концерты не ходили принципиально, так как не одобряли его излишней женственности и манерности. Волк, например, считал, что мужик всегда должен оставаться мужиком, даже в том случае, если он уродился в свинской семье. Больше того, у себя дома Волк злобно сплевывал, когда кто-нибудь упоминал имя Фик-Фока, и цедил сквозь острые зубы: «П……сы!».

Волк понимал, что занимая авторитетную государственную должность в аппарате управления Нашим Лесом, такие ортодоксальные взгляды проповедовать вслух никак нельзя. Никто, даже сам Мэр, не позволил бы себе сказать что-нибудь о неуважении к самостоятельному выбору гендерного доминирования. Такое легкомыслие могло привести к необратимым последствиям, вплоть до того, что руководители Другого и Дальнего Лесов, назвали бы притеснением сексуальных меньшинств и явной их дискриминацией. Не дай Бог, станут еще угрожать захватом Нашего Леса в целях насаждения равноправия! Поэтому все в Нашем Лесу всегда выражают активный нейтралитет по этому вопросу, пряча в глубине душе собственное презрительное отношение к особенным зверькам.

Итак, Волк приблизился к дому Фик-Фока и постучал. «Ах, входите!» - промурлыкал Фик-Фок, поправляя парик из натуральных перьев селезня, переливающихся под лучами вечернего солнца, бьющего в окно. Артист думал, что к нему с визитом пришел кто-то из его фанатов, и уже приготовился давать автограф. Но Волк дипломатично-корректно заявил об имеющемся у него поручении.

Фик-Фок был явно раздосадован. Не тем, что ему предлагалось освободить свое жилище, а тем, что Волк не выразил должного восторга по поводу его таланта. По большому счету, певец никогда не задумывался над тем, где именно он хочет жить. Главное для него было – жить в комфорте, в окружении почитателей и завистников. Это так льстило его самолюбию, что никаких других ценностей в жизни он уже и не признавал. А собственная неотразимость должна была облагородить и «осветить ослепляющим светом его величия» (он сам так выражался) все окружающее пространство.

Но показывать Волку изменившееся настроение было нельзя. Расскажет еще потом журналистам, что знаменитый Фик-Фок имеет скверный характер. Поэтому грациозно приложив наманикюренные копытца к своим украшенным пирсингом ушкам, Фик-Фок просто произнес, растягивая слова: «Для меня это так неожиданно!». Он давно понял, что говорить надо только о себе и очень неопределенно, чтобы никто никогда не смог интерпретировать его слова однозначно.

«Я в растерянности, - продолжил Фик-Фок. - Конечно, интересы Нашего Леса требуют определенных действий со стороны администрации, это я понимаю, но что скажет публика? Я не могу не щадить ее чувств, и пока не знаю, как именно мои поклонники отреагируют на мой переезд в Густой Бурелом». Это был максимум, на который был способен Фик-Фок при ответе на конкретно поставленный вопрос. Но чтобы не показать своей ограниченности, он прибег к самому беспроигрышному методу: «Вы, наверное, захотите, чтобы я схрюкал для вас что-нибудь из моего нового альбома, с таким восторгом встреченного критиками?». И, не дожидаясь ответа, стал демонстрировать свое творчество. При этом Фик-Фок так неистово кривлялся, что у Волка в прямом смысле слова от отвращения свело зубы, он не знал, куда себя деть, ерзал на стуле и мечтал удрать подальше от «этого п…..са».

Наконец, едва успев вклиниться в естественную паузу перед припевом, Волк сказал: «Большое вам спасибо, но, к сожалению, мне надо идти. Дела службы, знаете ли…» И, не успевая вежливо откланяться, быстро выскочил из дома Фик-Фока на долгожданную свободу.
…

Через несколько дней Фыр-Фыр, Фря-Фря и Фик-Фок собрались вместе на очередное чаепитие в большом дупле по соседству. Это была их традиционная встреча, поскольку надо было иногда поддерживать семейные традиции и обмениваться новостями. Фик-Фок, небрежно развалившись в удобном мягком кресле, покрытом толстым слоем сырого мха, и заложив ногу за ногу, рассказывал, как он сразил своим хрюканьем недавно зашедшего к нему восторженного Волка. Фыр-Фыр, тем временем, брезгливо нюхал настойку из поганок пятилетней выдержки, только что поднесенную ему официантом. «Разве это поганая настойка? - думал Фыр-Фыр, все больше хмуря брови. – Что они там опять намудрили? Это отрава какая-то, а не питье… Мошенники, наверняка разбавили непроцеженным дождевым взваром. Обязательно потребую жалобную книгу и откажусь платить!». Тем не менее, поганая настойка Фыр-Фыра постепенно уменьшалась, не принося, правда, последнему ну никакого улучшения в настроении. Представляете, и такое бывает, когда какая-нибудь свинья долго не желает замечать радостей в жизни.

Услышав рассуждения Фик-Фока, Фыр-Фыр отвлекся от напитка и выкрикнул, брызгая слюной во всех направлениях: «Ага! И к тебе заявился этот наглый отщепенец! А ты знаешь, что они там наверху задумали, эти отъявленные негодяи?!! Они совсем хотят нас извести, чтобы только им достался Наш Лес! Они хотят уничтожить нас, сослав на поселение, в выселки, на верную смерть!»

Фик-Фок послушал братца и решил, что на верную смерть он уж точно не захочет пойти, это не очень изящно, и даже если принесет ему некоторую посмертную славу, то он уже вряд ли сможет в полной мере насладиться ею. Поэтому он, желая перевести разговор на более приятные для него моменты, обратился к Фря-Фре: «Как поживаешь, сестрица? Я смотрю, ты опять страстно увлеклась своими размышлениями: не причесалась и совсем не накрасилась, выходя из дома.»

Фря-Фря, конечно, знала все привычки своего младшего братца, но его тяга к красоте была ей недоступна. «А зачем мне причесываться? - искренне удивилась она. Тем более еще и краситься… Разве я неидеальна?».
Фик-Фоку такой ответ не понравился, но он промолчал, а Фыр-Фыр громко рассмеялся: «Ну дура полная, что с нее взять!» «Я не дура! – завопила Фря-Фря возмущенно. – У меня, между прочим, высшее образование!»

Про образование она не врала. Фря-Фря делать ничего не любила, а учиться очень даже любила, потому что это не стоило ей никаких трудов. И даже сейчас, получив одну берестяную корочку об окончании вуза, она тут же записалась учиться в другой вуз. В Нашем Лесу берестяные корочки дают всем желающим, для этого вовсе необязательно обладать каким-то особенным набором знаний, достаточно всего лишь заплатить за обучение.

«Образование таким дурам как ты, только во вред идет, - резонно заметил Фыр-Фыр. - Да и что у нас за образование сейчас? Всех этих неучей, которые преподают в вузах, надо сначала самих научить грамотно разговаривать на зверином языке! До чего дошло - падежи путают, идиоты! Окончаний не знают! Только и слышу: «Я вешу пять килограмм!» Тогда уж говори: «Я прошел пять километр». А когда сам дебил, так чему он может научить тупых и ленивых студентов? Вот потому и образования у нас нет, ясно тебе, дура?»

Фря-Фря только возмущенно насупилась: «Мы, вообще-то, про мою красоту говорили. Почему это я должна краситься, как Фик-Фок? Что я, елка, что ли, новогодняя?».

«А почему бы и не накраситься? – в свою очередь искренне удивился Фик-Фок. – Если ты не красишься, значит, считаешь себя красивее всех остальных, так?». «Ну, да, - отвечала Фря-Фря. - Мне просто нет необходимости это делать». «Придурки. Оба», - проворчал Фыр-Фыр, потому что уже потерял интерес к этому разговору и захотел найти себе раздражитель помощнее.

Так они сидели и по-семейному болтали еще некоторое время, пока не пришла пора прощаться. А, попрощавшись, разошлись каждый по своим домам.
…

Тем временем, чиновники Нашего Леса воплощали в жизнь принятые властями решения о сносе домов и прокладывании Звериной Тропы. Переговоры с Фыр-Фыром продолжались еще некоторое время, но не привели ни к каким результатам. К нему даже посылали Хитрую Лису, чтобы она сумела обманом и лестью склонить его дать согласие на переезд. Но и Лису Фыр-Фыр не пустил на порог, а, высунувшись из окна, обозвал неприличным словом и посоветовал не задирать свой хвост перед каждым встреченным ею козлом.

Тогда к дому Фыр-Фыра подогнали тяжелую технику и в последний раз предупредили, что если он не уберется куда сказано, то его сейчас раздавят вместе с его прогнившей конурой. Фыр-Фыр на это пообещал начать отстреливаться, но из дома выходить категорически отказался. За это его переехали бульдозером; и Фыр-Фыра, и его дом полностью сровняли с землей. А что? Это ведь сказка.

Когда Волк вновь посетил Фря-Фрю, она в недоумении узнала, что сама подписала свое полное безоговорочное согласие на переезд в очень отдаленный уголок Густого Бурелома, где в видимом окружении не было не только других зверей, но даже добираться до ближайшей тропинки приходилось долго-долго. Фря-Фря сначала очень удивилась, а потом успокоилась и решила позвонить своим подружкам, чтобы рассказать «новые акцептуальные новости». Самое страшное произошло тогда, когда она поняла, что в районе Густого Бурелома телефонная связь не работает, но было уже поздно и невозможно что-то менять, и Фря-Фря залилась долгими горючими слезами. Так она и плачет до сих пор, потому что делать ей там больше нечего. Да и не умеет она.

А вот Фик-Фоку повезло. Негодование Фыр-Фыра подсказало ему, что переезд в удаленное место не прибавит ему почитателей, и тогда Фик-Фок настоял, чтобы ему, как талантливому артисту, оставили его нынешнее жилье. В Мэрии Нашего Леса долго совещались, но, испугавшись, что общественность может воспринять недовольство Фик-Фока как подтверждение ущемления его личных прав, решили не связываться с ним. Страшно сказать, что было бы, если бы в Дальнем Лесу подумали, что мы не умеем уважать чужие права на сексуальное самоопределение. Поэтому обоснование своего решения в документе, разрешающем проживание артисту в его старом доме, Мэрия сформулировала так: «Учитывая многочисленные заслуги и личный вклад в развитие искусства, а также воспитания молодежи в духе преемственности традиций…». Так Фик-Фок и остался жить в своем старом доме, и все еще принимает в нем молодых фанатов, которые тащатся от его хрюканья.

Правда, в инфраструктуре ничего не изменилось. Потому, что впоследствии Мэрии пришлось совсем отказаться от прокладывания Звериной Тропы, так как денег в бюджете Нашего Леса на задуманное строительство все равно уже не осталось.
…

Вы, наверное, спросите меня, а в чем же тут мораль? А вот морали-то как раз никакой и нет. Это в баснях мораль, а в сказках все - истинная правда.

Ладно, заболталась я тут с вами. Нам, сорокам, недосуг время терять, мне еще к белкам заскочить надо: обещала им про полевых мышей рассказать.