Уходили от войны, чтобы вернуться

(идея к сценарию - полная версия)

Актёру Андрею Аверьянову посвящается.

Елене Викторовне сегодня 55 лет. Она ждёт гостей – дочь с зятем и двух сыновей с невестками. Печёт огромный пирог. Нарядная, похорошевшая, она крутится на кухне возле духовки. А между тем, громко тикают часы, на календаре обведена дата и подписана от руки: «Мне – 55!»
Вдруг в квартире раздаётся звонок. Елена открывает дверь, и в квартиру шумно входят все гости. Они поздравляют именинницу и отдают ей коробки с подарками. Старший сын Николай говорит:
- Мама, собирайся. Мы решили сделать тебе сюрприз. Предлагаю всем вместе пойти в клуб и отпраздновать твой юбилей.
- Ой, - засмущалась Елена. – Я как-то не привыкла к ресторанам. Я даже и не знаю как вести себя там?
- Мама, ну ты же будешь с нами, - сказала дочь Настя. – Ну, пошли, мамочка. Тебе понравится.
- Ну, хорошо, уговорили.


Они приходят в клуб. На небольшой эстраде расположился оркестр правильной музыки. Они играют что-то мелодичное, душевное. Звучит голос солиста. Елена начинает прислушиваться и понимает, что ей нравится музыка, нравится пение, что её цепляет исполнение песен. И сами песни кажутся какими-то необычными, непохожими, нестандартными. Она обращается к старшему сыну:
- Коля, ты знаешь, кто поёт?
- Что, нравится? – улыбается Николай. – А ты не хотела идти.
- Да нет, сын. Не в этом дело. Что-то тревожит меня и беспокоит эта музыка, слова песен … и голос исполнителя.
- Хочешь, я узнаю об этом оркестре подробнее? Момент, - он поднимается и идёт к бармену.
Елена тем временем решила подойти поближе к эстраде. Она несмело приблизилась и встала в сторонке. Когда она взглянула на солиста, у неё слегка защемило в груди. Она где-то видела это лицо. Но где? Она мучительно пыталась вспомнить, но напрасно. Тут к ней подошёл сын:
- Мама, они почти каждый вечер играют здесь. Солист сам пишет песни и сам их исполняет.
- Так вот почему они показались мне необычными, нестандартными?! Они – авторские.
А певец пел о жизни, о своём отношении к ней, о своих чувствах, желаниях, стремлениях. Елена слушала и понимала, что близки они ей, эти песни, понятны, созвучны её мыслям. И её это немного удивляло – откуда, как, каким образом этот молодой мужчина смог заглянуть ей в душу и отозваться в ней музыкой, стихами, трогательным исполнением своих песен?


И она зачастила в этот клуб. Приходила, садилась в отдалении и слушала. Иногда подходила к эстраде и тихонько стояла сбоку и наблюдала за певцом. Однажды она пришла с небольшим пакетом, из которого вынула три, красные, гвоздики и украдкой положила их на эстраду у ног исполнителя, и тут же смущённо убежала из клуба. Участники оркестра стали посмеиваться над своим солистом:
- Смотри, опять эта дама с тебя глаз не сводит. Оказывается, Андрюха, ты спец по охмурению женщин престарелого возраста?
- Да, ну вас! Может она на кого из вас глаз положила, а? Не думали об этом?
- Ладно, ладно. Нам чужого не надо. Мы не переманиваем твоих поклонниц.


Однажды к Елене пришла внучка, и девочке вдруг захотелось посмотреть старые фото. Елена достала альбом и начала его перелистывать, при этом рассказывая Алёнке о том, кто изображён на черно-белых фотографиях. Перевернув очередную страницу, Елена вдруг замерла и смолкла на полуслове. Она неотрывно смотрела на фото молодой женщины лет тридцати, которая была одета в форму железнодорожного проводника вагонов.
- Боже мой! Этого не может быть? – прошептала она.
- Бабушка, что с тобой? – забеспокоилась внучка. – Что ты там такое увидела? – и она взглянула на фото. – Кто это?
- Алёна, это моя тётка Настя, родная сестра моей мамы, твоей прабабушки.
- Ну, и что тут такого необычного?
- Он … Как две капли похож на неё … Этого не может быть?
- Кто похож, бабушка?
- Тот молодой человек. Из оркестра. Он ещё сам пишет песни и замечательно их исполняет, - она стала лихорадочно вынимать фото из альбома и искать сумочку, чтобы положить его в неё.
- Я должна проверить. Удостовериться. Такого не может быть? Больше семидесяти лет прошло? Нет, это наваждение …

В тот же вечер Елена сидела в клубе и держала перед собой фото. Из её глаз молча, текли слёзы, и она их вытирала платочком. Потом решила подождать  певца у выхода. Когда он вышел в вестибюль с гитарой на плече, она робко подошла к нему и сказала:
- Молодой человек, можно мне с вами поговорить?
Один из оркестрантов хихикнул, но Андрей с упрёком взглянул на него, и тот, давясь смехом, пошёл к выходу.
- Так о чём вы хотели поговорить со мной?
- Скажите, вы откуда родом?
Он несколько удивлённо посмотрел на неё, но ответил:
- Из Воронежа. А почему вас это интересует?
- Посмотрите на это фото, - и Елена протянула ему, то фото, из альбома, на котором была запечатлена женщина в железнодорожной форме.
Андрей взял фото, посмотрел, покрутил:
- Я не знаю эту женщину. Да и фото, я так понимаю, старое. Зачем вы мне его показываете?
- А вы посмотрите на фото, повнимательнее, а потом вон туда, - и она показала на зеркало. – На себя в зеркале. Ничего не замечаете?
Андрей оторвал глаза от фото, посмотрел на себя в зеркало, потом опять на фото. И его глаза стали округляться.
- Я не понял? Что это? Кто это? Фантастика! Такое сходство. Но ведь, это же - женщина, а я - мужчина?! И фото её сделано давным-давно?
- Ещё до войны.
- И что вы этим хотите мне сказать?
- Мне необходимо вам рассказать одну историю. Эта наша, семейная история. Но я не хочу говорить об этом здесь и на бегу. Я приглашаю вас к себе. Вот мой адрес и телефон. Пожалуйста, найдите время и позвоните.
- Да, но у нас с завтрашнего дня гастроли. И мы вернёмся через несколько дней. 
- Я подожду. Или, - вдруг она начала копошиться в сумочке и доставать телефон. – Запишите лучше мне свой телефон. Я сама вам позвоню. Поверьте, это очень важно! И не только для меня.
Андрей взял из её рук телефон, записал свой номер, и вернул телефон обратно.
- До встречи, Андрей!
Он вышел на улицу немного растерянный и озабоченный. Ребята оркестранты стояли, курили и ждали его.
- Ну, что? Она назначила тебе свидание, наверно, если у тебя такое лицо.
- Ну, да, пригласила к себе.
Молодые люди громко рассмеялись. И тут на ступеньках у входа в клуб показалась Елена. Она прошла мимо смеющихся мужчин, взглянула на Андрея и быстро пошла прочь.

Проходили дни, но Андрей не звонил. Елена зашла в клуб. Но оркестра там не было. Она подошла к бармену и спросила об оркестре. Он ответил, что они завтра возвращаются из гастролей. Она подождала ещё день. Никто не звонил. Тогда она решила сама позвонить.
- Алло, Андрей?! Здравствуйте. Это вам звонит Елена Викторовна. Помните, я в клубе подходила к вам и показывала фотографию?
- Ааа, да! Что-то помню. Здравствуйте!
- Андрей, когда мы сможем с вами поговорить? Я настаиваю, ибо это очень важно и для вас, поверьте мне.
- Так давайте сейчас и поговорим, чего откладывать. У меня есть время. Говорите адрес, я подъеду.

 
Они сидели в креслах друг против друга. Между ними стоял журнальный столик, на котором веером были выложены старые фотографии.
- Андрей, вот о чём я хочу вам рассказать. Это моя тётя Настя, Анастасия Яковлевна, - начала Елена. – Она родная сестра моей мамы.
Андрей немного раздражённо посмотрел на женщину, как бы мысленно говоря – мне-то какое дело?
Но она спокойно продолжала:
- Я была подростком. И меня всегда удивляло, почему у тёти Насти нет семьи. И я однажды об этом спросила у бабушки. Но она запнулась и перевела разговор на другую тему. И тогда мне шепнула тётя Шура, двоюродная сестра моей мамы и тёти Насти: « Лена, не принято говорить об этом, но я тебе расскажу. У Насти была семья и трое детей. Во время войны они, то ли погибли, то ли пропали, никто не знает. Вроде их след тянется в Воронеж. Настя ездила туда искать, но что и как, я не знаю».

Когда Елена начала это говорить, Андрей сразу посерьёзнел, немного недоверчиво посмотрел на собеседницу, а потом откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
И увидел. На уровне генетической памяти он вдруг отчётливо увидел …


По просёлочной дороге вдоль далеко стоящего леса, медленно идут беженцы. Повозки, люди, дети, коровы. Их на большой скорости догоняет "полуторка", в которой стоит лейтенант-пограничник. Вдруг в небе появляются немецкие штурмовики и начинают пикировать на колонну беженцев. Люди всё бросаю, и бегут к ближайшему лесу. Бежит немолодая женщина. Несёт на руках ребёнка года два, за руку тянет четырёх летнюю девочку, а рядом бежит мальчик лет шести. Вдруг рядом падает бомба, и взрывная волна отбрасывает женщину, и она роняет из рук ребёнка. Потом, после взрыва, видно, что их присыпало землёй. Мальчик постарше поднимает голову и отряхивается от земли. Потом встаёт и начинает искать и раскапывать девочку и малыша. Тут к ним приближается полуторка. Лейтенант видит у дороги троих детей, которые плачут от страха, поднимаясь и отряхиваясь от земли и пыли. Он стучит по кабине, чтобы остановить машину, соскакивает с неё, подбегает к детям, сгребает всех троих в охапку и несёт к машине. Мальчик кричит:
- Бабушка! Там бабушка!
Но лейтенант ничего не слышит (его перед этим немного контузило, и он временно оглох), засовывает детей в машину, и они едут дальше по дороге. Обстрел и бомбёжка продолжаются всё это время. Немолодая женщина через некоторое время тоже поднимает голову и слышит надрывный крик мальчика: "Бабушка! Бабушка!" Она приподнимается и видит удаляющуюся машину и внуков в ней. Она пытается бежать, но тут же падает, так как не может стать на ногу. И только хрипло повторяет, обливаясь слезами: "Детки мае, куды ж вы?! Дзе ж вас шукаць потым?!"
Железнодорожная станция. Полуторка, битком набитая детьми разных возрастов, подобранных по дорогам, въезжает на вокзальную площадь. На путях стоит поезд "Минск - Воронеж". В него садятся люди с клунками. Лейтенант высаживает детей и быстро идёт к поезду. Детки, как цыплятки, жмутся к нему и бегут следом. Мальчик, внук бабушки, несёт малыша и за руку ведёт девочку. Лейтенант подходит к ближайшему вагону и начинает сажать туда детей, объясняя проводнице:
- По дороге собрал. Всех, кого встретил. Знаешь, сколько их на дорогах отстало от своих родных? Душа болит. Не бросать же на произвол судьбы?!! Ты уж, сестрёнка, довези их куда подальше... от войны. А там, придёт время, сами домой вернутся.
Проводница, ничего не говоря, только утирая слёзы, помогает детям проходить дальше в вагон.
- Так, где их потом искать, родная? - спросил лейтенант, когда все дети вошли.
- Да кто ж его знает, куда мы доедем? Бомбят ведь! Ищи в Воронеже. Надеюсь, туда мы попадём. А там я их определю в детдом.
- Ну, прощевай, сестричка, может, ещё свидимся, - и тут заревел паровоз и поезд, лязгнув буферами, тронулся. - Звать-то тебя как? Как звать тебя?
Но проводница опускала платформу, закрывала вагон и не услышала вопрос лейтенанта.
************

Самолёты улетели. Люди из леса стали поспешно выходить. Обоз опять начал движение. Немолодая женщина сидела у дороги и горько рыдала. К ней подбежала девушка:
- Цётка Алена, што з вамi?
- Ды вось, Терезка, внукi мае ...
- Што? Iх забiла? - испуганно шарахнулась девушка.
- Ды не, Терезка. Нейкi салдат падхапiу iх i павёз на машыне некуды. А што я цяперака сыну скажу, га? Нявесцы? Ой, Божухна, дзе iх шукаць цяпер? Не уратавала, ой-ой-ой, не збярагла!
- Не плачце, цётка Алена, можа яшчэ и лепей будзе, можа жывыя застануцца. Давайце, уставайце i пойдзем.
- Терезка, дык я iсцi не магу, нага балiць.
Терезка посмотрела на раздробленную осколком от бомбы ногу Алены.
- Нiчога, поедзем на падводе, - и они начали подниматься.
Алену погрузили на подводу. Она всё убивалась о своих внуках. Когда подошли к реке, мост был разрушен. Но стояло несколько лодок. Люди стали грузиться в них и переправляться. Коров пришлось бросить на берегу. Вплавь переправились только кони. К ночи вышли на какой-то хутор и решили отдохнуть. Алена начала бредить. Ногу раздуло. Терезка поняла, что это гангрена, но доктора с ними не было, и по дороге они никаких санитаров встретить не могли.  Она ничего не сказала Алене, но женщина сама поняла, что с ней совсем худо.
- Терезка! Терезка! – позвала Алена. – Вiдаць, увё, аджыла я. Ты адшукай Насту и скажы ёй пра дзетак. Можа, яна адшукае iх. А я неуратавала, старая. – И Алена заплакала.
- Тiшей, цётка Алена, я усё зраблю, як нада. Прыдзем на стацыю, i я iх там пашукаю, паспрашаю. Можа, хто што i бачыу. Не турбуйцеся, цётка Алена.
- Ты уж паспрашай, Терезка. Паклапатiся …

 Ночь переночевали на хуторе. А утром, когда стали собираться в дорогу, вдруг услышали коровье мычание. К хутору со стороны реки шли несколько коров. Они были мокрые, грязные, обвешанные водорослями и травой. Переплыли реку, чтобы не отстать от хозяев.
 Когда добрались до станции, Алена умерла.
После смерти Алены, Терезка решила поискать машину и детей на вокзале, или возле него. Людей было много, но машин нигде не было. И внуков тётки Алены она тоже не нашла. Она зашла в кассы, но они были наглухо закрыты. Тогда она решила спросить у начальника станции. Когда она его нашла, он был на перроне, а вокруг него стояла большая, молчаливая толпа беженцев. Он негромко, устало, но твёрдо говорил:
- Товарищи! Ждём, ждём состав. Должен подойти. Вы же сами знаете, какая обстановка.
- А когда был последний поезд? - выкрикнула Терезка.
- Последний поезд был пять дней назад на Воронеж. Больше поездов не было... Товарищи, вы же поймите ....
Но тут вдалеке послышался паровозный гудок. Люди замерли. На перрон влетел состав и стал резко тормозить. Начальник станции побежал к паровозу, из которого выпрыгивали машинист и кочегар.
- Хлопцы, дараженькiя!
- Некогда разговаривать. Грузите людей, и, побыстрей. К ночи надо уходить. Немецкие самолёты бомбят нас, как озверелые, чуть прорвались. Ночью немцы не летают, так что торопитесь, за ночь нужно далеко уйти, - и машинист с кочегаром побежали в конец состава, к которому был прицеплен второй паровоз.
Терезка припустила к своему обозу, чтобы сказать людям, что подошёл состав и можно уехать. На бегу, она подумала, что если тот солдат на машине добрался до станции, то, скорее всего внуки тётки Алены уехали на том поезде. В Воронеж.


- Андрей, что с вами? – будто сквозь сон услыхал он голос. Елены.
Он открыл глаза, сел прямо, потёр виски и лицо, как бы стряхивая наваждение.
- Нет, ничего.
Они помолчали немного.
- Елена Викторовна, можно мне взять это фото? Я собираюсь ехать в Воронеж. Хочу показать это фото маме. Может ей что-нибудь известно обо всём этом от бабушки?
- Да, конечно, берите. И если что узнаете, обязательно мне позвоните.



Андрей сидит в купе вагона.  Постукивают колёсные пары, покачивается легонько вагон. Он закрыл глаза, и опять генетическая память окунула его в незнакомое ему прошлое …

Проводница шла по вагону, битком набитому людьми. Дети, которых ей передал лейтенант, все сидели вместе, тесно,  прижавшись, друг к дружке, и загнанно смотрели по сторонам. Вдруг она увидела маленького ребёнка, который лежал на руках у мальчика чуть постарше и тяжело дышал. Она подошла к ним и потрогала голову малыша. Жар. Он горел. Она хотела взять его на руки, чтобы унести к себе, но больший мальчик вцепился в ребёнка и, ни за что не хотел его отдавать. Рядом, тесно прижавшись к брату, сидела девочка лет четырёх. Они не плакали, но глаза смотрели умоляюще.
- Хорошо, пошли все вместе, - сдавленно, едва сдерживая слёзы, сказала проводница. Забрала малыша у мальчика и пошла в своё купе. Брат с сестрой шли следом, не отставая, чуть ли, не прижимаясь к проводнику.
Полина, а так звали проводницу, уложила ребёнка на полку, а больших, посадила на верхнюю. Потом дала им по стакану горячего чая, а малыша из ложечки напоила каким-то лекарством.
Дальше, когда приехали в Воронеж, она поняла, что малыша, который тоже оказался мальчиком, нельзя отдавать в детдом, иначе он там умрёт. И она решила оставить его у себя до выздоровления. А больших детей, которых звали Ваня и Маша (имена назвал старший брат), объяснив всё про меньшего братика, она отвела в детский дом. Ваня не хотел уходить без братика, но Полина уговорила его, пообещав, что как только Саня выздоровеет, она приведёт его к ним в детдом. Пока Полина была в рейсе по разным направлениям, немцы подошли к Воронежу.  Детдом эвакуировали.  И Полина решила оставить мальчика у себя.


Андрей в Воронеже. Мать радостно крутится вокруг него, расспрашивая о делах, о семье. Но Андрей отвечает односложно, а потом говорит:
- Мама, у тебя есть старый альбом с фотками? Тот, что хранился у деда?
- Да, конечно. Он в шкафу лежит книжном. А зачем тебе?
- Мама, тут понимаешь какое дело … Ко мне подошла одна немолодая женщина и показала вот это фото, - и он протянул матери фото женщины в железнодорожной форме.
Вера взглянула на фото и быстро перевела взгляд на Андрея. А потом пошла в комнату. Андрей за ней. Вера открыла книжный шкаф, порылась в нём и вытащила толстый альбом, битком набитый разными фотографиями. Она полистала его и ойкнула. На раскрытой странице альбома была прикреплена точно такая же фотография.
- Мама, что это может значить? Ведь ты говорила, что прабабка была проводницей?
- Ну, да. Она в войну работала на пассажирских поездах. Но она не любила об этом рассказывать. А это фото наверно её знакомой или подруги?
- Нет, мама, здесь всё гораздо сложнее.
И он рассказал Вере всё то, что поведала ему Елена Викторовна.
- А ты знаешь, сынок?… - задумчиво сказала Вера. – Мама моя, твоя бабушка, говорила, что отец после твоего рождения стал очень пристально тебя рассматривать, особенно, когда ты стал взрослеть. Посадит к себе на колени и смотрит, серьёзно и не отрываясь. А  однажды рассказал бабушке твоей, что его иногда одолевает один и тот же сон: будто он видит женщину так смутно-смутно, только то, что она наклоняется к нему, гладит по голове, берёт на руки и от неё пахнет чем-то необычным. И он вдруг начинает ощущать себя маленьким мальчиком, которого приласкала мама. Но проснувшись, он понимает, что эта женщина не та, не его мать. Она совсем не похожа на его мать, на мою бабушку. Неужели мой отец и есть один из тех детей, которых искала эта женщина после войны? Вот это поворот?! Тогда получается, что бабушка усыновила его?
И она растерянно присела на краешек стула. И воспоминания, чужие воспоминания генетическим потоком обрушились на неё…


Через несколько лет после войны, Настя наконец-то смогла приехать в то местечко, в котором она перед войной оставила детей у свекрови, а сама уехала в рейс. Она ходила по улицам и не видела никого знакомого. Вдруг ей показалось, что за одним из плетней мелькнула седая голова деда Евсея. Она метнулась к нему. Дед рассказал Насте, что когда они уходили от немцев в тыл, их по дороге бомбили. Алену ранило в ногу, и она умерла. А про детей он ничего не знает. Наверно, они тоже погибли при бомбёжке, потому что Алена уж больно сильно убивалась по ним. Настя погоревала, но что делать? Надо ехать назад, скоро опять в рейс. Она сидит на той же самой станции и ждёт поезд. Вдруг слышит:
- Наста, ты лi гэта?
Она поворачивается и видит Терезку. Терезка бросается к Насте, и они обнимаются и плачут.
- Терезка, подружка!!! А я только что из местечка. Видела деда Евсея и всё знаю. И про свекровь, и про деток своих, - и она залилась слезами.
- Наста, што табе дзед сказал пра дзяцей?
- Что они погибли под бомбами, - всхлипывает Настя.
- Неправда, Наста! – трясёт её за плечи Терезка. – Живы лi яны, я ня ведаю, але пад бомбамi яны точна не загiнулi. Цётка Алена казала, што бачыла, як нейкi ваенны увёз iх з-пад бомбёжкi на машыне. Мне так здаецца, что ён прывез iх сюды, на станцыю, и адправiу на цягнiку в тыл.
- Куда именно? – горячо спросила Настя.
- В Воронеж. Кагда мы дайшлi сюды, iншага поезда за гэты час  проста не было. Толькi на Воронеж.
- Воронеж … Воронеж … - как заклинание твердила Настя. – А может он их и не привёз на станцию, тот военный? Может куда дальше завёз?
- Можа i так, Наста. Но я всё ж мяркую, што он iх прывез сюды. Пасудзi сама: куды яму з дзецьмi было ящэ ехать? Толькi на вакзал, каб здолець перадаць каму-небудзь у добрыя рукi.
- Твоя, правда, Терезка. Я попробую найти их. А вдруг, и, правда, они доехали тогда до Воронежа? Конечно,  там тоже были тяжёлые бои, но это было в 42. А в 41 вполне их могли принять в Воронеже. Спасибо тебе, подружка! – и они опять обнялись.




Андрей и Вера сидят в купе. Они едут к Елене Викторовне. Так захотела Вера. Ей необходимо было взглянуть на эту женщину, у которой оказалось такое же довоенное фото, какое хранилось в альбоме её отца. Она, молча, смотрела в окно, прижимая к груди альбом со старыми фото. Андрей сидел напротив и тоже молчал. Каждый из них по-своему переживал события последних недель, каждый обдумывал всё случившееся по-своему. Он смотрел на мать, а видел …


Сергей был ранен в колено, и ему пришлось удалить коленный сустав. Одна нога у него не гнулась, и его комиссовали из армии.
Сергей  на полуторке ехал домой. Рядом сидел молодой и весёлый солдат-шофёр.
- Что, товарищ лейтенант? Домой?
- Да!... Домой!! – глубоко вздохнул Сергей.
- Понимаю … - тихо сказал солдат и замолчал. Полуторка пылила по просёлочной дороге.
- Стой, служивый, - вдруг сказал Сергей. – Я тут выйду.
- Ну что вы, товарищ лейтенант, я вас довезу прямо к дому.
- Не надо, спасибо. Мне тут близёхонько. Через лесок по тропинке, а там и село.
- Ну, как хотите. С возвращением вас.
- Давай! – махнул шофёру Сергей, и полуторка попылила дальше.
Сергей пошёл, прихрамывая, по тропинке. Он вышел на опушку, и лицо его помертвело. Он увидел село, а там … Сколько домов, столько пепелищ, а на каждом пепелище по братской могиле, где были похоронены жильцы сожжённого дома. Такую же могилу он нашёл и на пепелище своего родительского дома. Присел он у бугорка и заплакал.


 Сергей  добрался до той станции, на которой отдавал Полине подобранных на дороге детей, и нашёл там того самого начальника станции, которому задавала вопрос Терезка.

Пётр Петрович сидел в здании небольшого, наспех отремонтированного вокзала и, что-то писал.
- Здравствуйте, - сказал Сергей, прошёл к столу, снял фуражку и тяжело сел на стул. Пётр Петрович медленно поднял голову и посмотрел на солдата внимательным взглядом. – Товарищ, помогите мне. Я ищу проводницу поезда «Минск-Воронеж», который отправлялся с вашей  станции в июле 41 года.
У Петра Петровича глаза вдруг загорелись лихорадочным огнём, и он энергично поднялся со стула и быстро прошёл к большому шкафу, в котором лежали какие-то документы. Он порылся в них, приговаривая себе под нос: «Сейчас, сейчас». Потом воскликнул:
- Вот она! – и бережно вынул из шкафа перевязанную тряпкой кипу тетрадей большого формата.
- Вот, молодой человек! Здесь есть ответ на ваш вопрос. Всю войну я хранил эти бумаги, берёг. Даже и в мыслях не было спалить их, когда замерзал ночью в лесу, добираясь до наших. Как чувствовал, что нужны … нужны будут эти мои записи, - он бережно положил бумаги на стол и стал их развязывать, приговаривая, - Нуте-с, молодой человек, так о каком месяце вы у меня спрашиваете?
- Июль 41 года.
- Так, так, - стал листать бумаги Пётр Петрович, и вдруг остановился и резко выпрямился. – Это был последний состав, который шёл через мою станцию из Минска в тыл. Вот последняя запись «Минск – Воронеж». Всё, больше поездов не было. Был только ещё один поезд, но он был из тыла. В него погрузились все, кто был на станции, и уехали в неизвестном направлении. Ещё машинист звал меня ехать с ними. Но как я могу оставить пост? Как я могу бросить станцию без присмотра? Нет, я так не могу. Я привык исполнять свои обязанности на совесть! А вот когда увидел первый немецкий состав, понял, что надо уходить. Собрал эти бумаги и ушёл.
- А номер, номер состава у вас записан?!
- Ну, конечно, молодой человек! Я дело своё знаю хорошо и выполнял его всегда добросовестно. Вот номер состава, вот имя и фамилия бригадира поезда.
Сергей вскочил с места, повернул тетрадь к себе и начал читать запись, запоминая номер поезда и фамилию бригадира. Теперь он найдёт ту девушку проводницу, он в этом не сомневался.


 Сергей подстерёг Полину в Воронеже, когда она вернулась из рейса, и стояла у вагона, ожидая, пока все пассажиры выйдут из вагона. Он подошёл к ней и сказал:
- Здравствуй, сестрёнка!
- Живой, - пролепетала Полина, подалась к нему и, упёршись головой ему в грудь, горько заплакала.
- Живой, сестрёнка, живой. Я же обещал, что мы с тобой встретимся.





Полина остановилась в дверном проёме небольшой кухоньки. Сергей, сгорбившись, сидел возле стола, вытянув негнущуюся ногу, курил и молча, напряжённо смотрел в пол.
- О чём задумался, солдат?
Сергей поднял к ней лицо и посмотрел, невидящим взглядом, будто переспрашивая.
- О чём задумался? - повторила вопрос Полина.
Сергей медленно выпрямился, откинулся назад, прислонился к стене спиной и прижался к ней головой. Его взгляд был неподвижен.
- После того, как проводил вас и в последний раз взглянул в хвост уходящему поезду, много ... ох, много дорог военных я прошёл, сестрёнка ...


Он замолчал на мгновение, а  потом губы его зашевелились, и он начал читать стихи. Медленно,  но отчётливо выговаривая каждое слово, и вдруг запел … Тихо, хрипло, неуверенно, но с каждой минутой песня набирала силу. И в ней он, лейтенант-пограничник, переживший страх и ненависть первых дней войны, рассказывает о своём пути по дорогам войны. Вступает музыка. И тут начинаются кадры хроники. Но не боевой хроники, нет. А хроники восстановления мирной жизни, отстраивания разрушенных домов, возвращение знаменитых статуй Ленинграда на свои места, селяне пашут землю и сеют хлеб, дети идут в школы, студенты в ВУЗы, и рождаются уже послевоенные дети. Почему так? А очень просто. Сергей рассказывает о тяготах войны, которые он видел, но при этом ударение делается на том, ради чего он, и миллионы других солдат, прошли через эти титанические испытания.

 ***

 Я верил, я знал
 Во имя чего я страдал.

 ***

 Я верил, я знал
 Во имя чего я замерзал.

 ***
 Я верил, я знал
 Во имя чего я умирал.

 

В глаза Полины было страшно взглянуть. В них, будто в зеркале,  отражалась вся гамма чувств, какие она испытывала, слушая рассказ Сергея. Слёзы, гнев, ненависть, муку, сострадание.
- А где же твой дом, солдат? – опять спросила она.
- Мой дом?.. - глухо и с болью, в которой сквозила ненависть, проговорил Сергей. – А нет у меня дома, сестрёнка. Немец всё спалил. И родители мои, - он тяжко сглотнул, а потом хрипло досказал. – В земле они.
Они долго молчали.
- Оставайся, солдат, коли идти некуда. Вместе Саньку растить и воспитывать будем.
Сергей глубоко вздохнул и закрыл глаза. В уголке глаза засверкала слезинка.
Полина почувствовала, что кто- то дёргает её за подол. У её ног стоял Санька.
- Мама, кто это?
- Саня, это наш папка с войны пришёл.
Сергей оторвался от стены и резко выпрямился. Мальчик внимательно посмотрел на него, потом сделал несколько шагов. Сергей протянул к нему руки:
- Саша!
Мальчик подошёл и обнял Сергея.


Звучит классическая музыка. Елена держит в руке телефон и непрерывно ходит по комнате от двери к окну и обратно. Она ждёт звонка от Андрея, но вот уже несколько дней, как от него нет,  ни слуха, ни духа. А сама ему позвонить она почему-то не решается. Когда в руке зазвонил телефон, она едва не выронила его. Высветилось «Андрейка».
- Да, Андрей, здравствуйте.
- Здравствуйте, Елена Викторовна! Вы сейчас дома?
- Да.
- Тогда мы скоро к вам подъедем.
- Андрей, вы не один?
- Это сюрприз, Елена Викторовна. Ждите.
Елена выключила музыку и села в кресло. Через полчаса в дверь позвонили. Елена увидела на пороге Андрея и женщину своих лет, а может и постарше, но не на много.
- Знакомьтесь, - сказал Андрей, пропуская Веру вперёд себя и войдя в квартиру. – Это моя мама, Вера Александровна.
- Проходите, - пригласила Елена. Она с интересом рассматривала Веру, а Вера, в свою очередь с удивлением смотрела на Елену.
- Да, у вас есть сходство с моим отцом. Он вам вроде двоюродным братом приходится.
Елена широко раскрытыми глазами смотрела то на Андрея, то на Веру.
- Всё очень просто, Елена Викторовна, - с улыбкой сказал Андрей, когда женщины сели в кресла. – Вот что мы нашли в альбоме моего деда, маминого отца.
И Вера положила перед Еленой альбом, раскрытый на той странице, где были  вложены обе,  совершено одинаковые  карточки женщины в железнодорожной форме.
- Тётя Настя, - сказала Елена. – Но откуда она у вас, эта карточка?
Вера пожала плечами.
- Я не знаю. Это альбом моего отца.
И женщины молча, смотрели друг на друга, только каждая думала о своём.

А Вера смотрела на Елену, но она её не видела. Она видела другое …



- Полинка, тут тебя проводница искала, - сказала Галочка, очень юная помощница диспетчера, как только Полина вошла в диспетчерскую.  - Из Минского поезда. Ещё карточку оставила. Просила, чтобы ты её нашла на перроне по этой карточке.
- А что она хотела? - насторожилась Полина.
- Да она всё про твоего Саньку расспрашивала. Правда ли, что он с тобой всю войну ездил в вагоне? И ещё ...
Но Полина уже её не слушала. Она схватила фото и побежала на перрон. Но поезд мчался в направлении Минска  мимо неё, набирая скорость.
- Стойтеееее!!! Остановитеееесь!!! - изо всех сил кричала Полина, но никто её уже не слышал.



- Значит, тётя Настя всё-таки нашла своих детей в Воронеже! – задумчиво сказала Елена.
- Нет, не всех, - ответил Андрей. – Только самого меньшего, Александра. Саню. Моего деда.
Они опять помолчали.
- А знаете, - вдруг воодушевлённо сказала Елена. – А я помню, как тётя Настя возвращалась из рейса. Мне тогда было лет 7-8-9. Она на пенсию ушла в 1970 году. А я каждое лето проводила у бабушки и тёти. Я помню, как она привозила из поездки пряники. Такие большие! Красивые и очень вкусные! У нас, такие, не пекли. Зайцы, белки, медведи.
И Елена с Верой тихонько рассмеялись.
- Я тоже помню эти пряники, - сказала Вера.
И опять память унесла её в чужое, но уже своё, прошлое.



 
1957 год. Полина дома сидит за швейной машинкой и что-то шьёт. Звонок в дверь. Она открывает, а на пороге стоит женщина в железнодорожной форме. Полина её тут же узнала. Иначе и быть не могло. Как же она могла не узнать женщину с той фотографии, которая оказалась у неё в руках в том далёком послевоенном 48 году. Она тогда много-много раз встречала поезда из Белоруссии, в надежде всё же встретить Настю. Именно этим именем была подписана карточка.
- Настя! Вы? - и Полина отступила вглубь квартиры, впуская гостью. - А я вас долгие дни, месяцы встречала на вокзале, всё надеялась увидеться. Я ведь тогда не успела к вашему составу. Пока выбежала, ваш поезд уже ушёл. А почему вы не оставили адрес на карточке?
Полина обрушивала всю эту информацию на Настю, провожая её в комнаты.
- Полина, а куда вы смогли бы мне написать? У меня тогда ещё и адреса толком не было. Ещё и маршрут мне изменили, очень долго не могла попасть в Воронеж. Так это правда, что мальчика, который у вас, звать Саша, Саня? До меня случайно дошёл слух, что у проводника в вагоне всю войну жил мальчик из беженцев.
- Да, правда. С ним тогда было ещё двое детей: мальчик Ваня лет шести ...
- Семь ... семь лет было моему Ване.
- Ну, да, где-то так. И девочка лет четырёх, Маша кажется.
- Да. Мы их в шутку называли Ваня-Маня-Саня, - и Настя расплакалась. А за ней и Полина.
Тут входная дверь хлопнула, и в комнату вошёл Сергей. Он нерешительно остановился, увидев плачущих женщин:
- Что случилось? - тревожно спросил он. - Что-то с Саней?
Женщины обе одновременно резко подняли к нему заплаканные лица.
- Да чего ж вы молчите-то? - уже строго сказал он.
- Серёжа, нет. Саня тут не причём. То есть, он причём ... Вот, познакомься. Это Настя из Белоруссии. Она ищет своих пропавших детей.
- Да, да, Сергей. Я встретила свою давнюю подругу-односельчанку, которая сказала мне, что моих детей во время бомбёжки какой-то солдат подобрал на дороге и увёз в машине. Это видела моя свекровь, которая тогда была ранена в ногу, и лежала неподалёку и всё видела, но не смогла догнать машину.
- Так вот оно что? - протянул Сергей, медленно садясь на стул. - А я-то думаю, что такое кричит мальчонка? Да так кричал, высунувшись из машины, так звал, но я тогда после контузии плохо слышал, в ушах шумело. А он, оказывается, бабушку звал? Если бы я его тогда услышал, конечно, нашёл бы её. Хотя, тогда такой был обстрел ... Что стало с вашей свекровью?
- Она умерла через несколько дней от раны.
Они все дружно помолчали.
- Так это вы тогда подобрали моих детей? Зачем? - тихо спросила Настя.
- Как зачем? Тут бомбы рвутся, немцы из пулемётов с воздуха по нам стреляют, а дети одни на дороге. Спасал я их. А вы говорите: зачем? Знаете, сколько я их тогда подобрал на дороге, одних, сидящих у обочины? Много.
- Да, это правда, - кивнула Полина и всхлипнула.
- А Саня? Где он?
- В армии, Настя, - ответила Полина. - Большой уже и крепкий. Да вот его фото.
И она принесла альбом и стала показывать фото.
- Не узнаю я его. Помню лишь совершенным малышом. Я всё по рейсам, да, по рейсам была, свекровь воспитывала. Муж мой ещё перед войной помер от болезни какой-то, мы и не знаем какой. Я даже свекрови ничего не сказала о том, что её сын умер. Не успела.
- Да, трудно узнать во взрослом парне двухлетнего мальчонку.
- А большие? Ваня? Машенька? Что с ними? Где они?
- Настя, я их тогда, в 41 отвела в детский дом, - горячо заговорила Полина, -  а Саню оставила потому, что он заболел. У него был жар. Простудился, видно. Маленький всё же он был. Потом всё никак не могла попасть в Воронеж. А когда всё же доехала, детдома уже в городе не было, его эвакуировали. Куда? Что? Никто не знает. Я их пыталась найти, но никаких следов нет.
- Мы их и теперь ищем, - добавил Сергей. – Но безуспешно. Как в воду канули.
Настя встала.
- Мне пора. В рейс. Можно, я буду заглядывать к вам, когда буду в Воронеже?
- Конечно, конечно, - в один голос заговорили Сергей и Полина.
Настя направилась к выходу, а Полина и Сергей пошли её провожать. Она уже подошла к двери, потом повернулась, подбежала к ним и начала целовать руки вначале у Сергея, а потом у Полины. Потом отступила от них, оторопевших от неожиданности, и низко поклонилась им в пояс. И убежала, обливаясь слезами.





- Мама, что с тобой?
- Вера, что с вами? Сердце? Вам нужно лекарство?
Как сквозь сон, услышала Вера. Она очнулась и почувствовала, что из её глаз ручьём льются слёзы.
- Я только одно понять не могу? – вдруг сказал Андрей, нервно расхаживая по комнате. – Почему Настя … То есть, Анастасия Яковлевна, не призналась моему деду, что она его настоящая мать.
- Да кто ж его знает? – сказала Елена. – Может, не хотела бередить ему душу.
- А может не совсем была уверена, что это её ребёнок? – вторила ей Вера. – Ведь могло быть и совпадение?
- Могло! – твёрдо сказала Елена. – Мы теперь, спустя столько десятков лет, можем только догадываться о том, что тогда думали и чувствовали эти люди, разлученные войной …

Андрей вдруг остановился и заулыбался, посмотрев на обеих женщин.
- Я знаю, что мы сделаем. ДНК! Анализ на ДНК! И не будем гадать. Вот где скрывается ответ на все наши вопросы!




Клуб. Сидят за столиками люди. В зал входят Андрей, Вера и Елена. Барабанщик приветствует их. Андрей проводит женщин к столику, а сам поднимается на эстраду.
- Господа! – торжественно говорит он в микрофон.
К нему поворачиваются улыбающиеся и жующие лица. Андрей замолкает, а потом проникновенно начинает говорить:
-  Друзья! Товарищи! Я хочу рассказать вам нечто необычное, можно сказать, фантастическое. Вот уже почти месяц я живу в каком-то другом измерении. Будто я – вовсе и не я. И всё благодаря вот этой женщине, Елене Викторовне! – за спиной Андрея послышался смешок, но он резко повернулся к оркестру и бросил такой свирепый взгляд, что смеющийся едва не поперхнулся.
- Я хочу поведать вам историю, которой вот уже почти 80 лет, и началась она в 41 году, когда беженцы, женщины и дети, уходили от войны. И они в этой мясорубке теряли друг друга …
И тут из-за дальнего столика послышался пьяный голос:
- Эй, ты! Хорош тут агитацию разводить! Я пришёл отдыхать, а не политику совковой партии выслушивать! Ты музыкант? Певец? Вот и пой, играй. Я тебе за это бабло плачу!
Андрей стал всматриваться в говорящего. И увидел …


Сидит Сергей, опустив голову, на пепелище своего дома у могилы своих родителей.  И тут к нему подходит седой и сгорбленный человек ( он и недовольный посетитель клуба - одно лицо).
- Серёга?
Сергей поднял голову, взглянул на человека и отшатнулся.
- Тимох, ты?
Он не мог поверить своим глазам. Тимофей был его одногодок, весёлый, шебутной и беззаботный парень, любил выпить, а на работе появлялся, когда придётся и работал с ленцой. А сейчас перед ним стоял старик.
- Тимох, ты ли это? Что с тобой случилось?
- Видел я всё, Серёга. Пьяный спал в лесу, потому и живой остался. А потом я их всех, всех ... вот этими руками хоронил ... всех возле их домов ... и твоих тоже, Серёга ... а Манька своего ребетёночка грудного успела в траву кинуть, я его и подобрал ... живём вдвоём ... в яме живём ..
- Тимох, давай я помогут тебе какой-никакой дом поставить. Или поехали со мной.
- Нет, Серёга, я с ними останусь. Кто ж их всех доглядать будет? А дом? Я тут кое-что пособирал по селу, что осталось целое. Уже понемногу складываю, как могу … один …
- Так давай, я помогу тебе. С меня тоже работник не ахти. Видишь, после ранения нога не гнётся. Да ничего, как-нибудь приспособлюсь. Справимся, - и Сергей хлопнул Тимофея по плечу. Тот от неожиданности едва не упал. А потом хлопнул Сергея в ответ. Они немного потолкались друг с дружкой, а потом обнялись, и Тимох вдруг зарыдал в голос:
- Собаки бешенные. Они всех стреляли и жгли. Жгли и стреляли. А невдалеке гремела наша канонада. А они, псы, жгли наше село. Не дожили до освобождения …
Сергей молчал и только тихонько трепал Тимофея по спине.
Сергей с Тимохом из того, что собрали и нашли целое  на пепелищах,  сложили небольшой домик. И Сергей засобирался.
- Куда ты, Серёга?
- Да дело у меня есть одно, Тимоша. Я в 41, когда отступали, на машине обгонял колонну беженцев и по дороге подбирал детей, которые отставали от своих и, сидели на обочине, обливаясь слезами.. А потом на станции отдал их проводнице поезда. Она сказала, что довезёт их до Воронежа и отдаст там в детдом. Хочу найти её и узнать судьбу этих детей. Доехали они тогда или нет? Извини, Тимох, надо мне их найти. Всю войну думал – доехали или не доехали и что с ними сталось? Не успокоюсь, пока не узнаю.
- Что ж, Серёга, отговаривать не буду. Ищи, дело правое!





Андрей подошёл к недовольному мужику  и тихо, но жёстко, сказал:
- Не быкуй, Тимох!
У посетителя отвисла губа.
- Ты откуда моё имя знаешь?
Но Андрей глянул на него убийственным взглядом.  Мужик щёлкнул челюстью, но промолчал.
- И ещё, запомни! Это не ты мне платишь бабло. Это я тебе за твоё бабло пытаюсь открыть другой мир. Чтобы у тебя не только между ног свербело, но и защемело между рёбер слева. А сегодня твоё бабло пошло на правое дело.
Андрей вернулся на эстраду.
- Друзья, я продолжаю! – он замолчал. Окинул зал невидящим взглядом и заговорил. – Вот я вижу всех вас сейчас, сию минуту здесь, в этом клубе. Но я вижу вас и в другом измерении! – и его глаза загорелись лихорадочным огнём.
- Я вижу колонну беженцев. И вижу себя, лейтенанта-пограничника, который под бомбами собирает вдоль дороги испуганных и плачущих детей, грузит их в машину и увозит от войны. Я вижу вас, - и он глазами косит на молодую, яркую красавицу, которая небрежно держит в руке бокал и лениво потягивает из него шампанское, - в форме проводницы, которая принимает от лейтенанта подобранных на дорогах войты детей и проводит в вагон, чтобы увезти подальше от войны.
- И вас я вижу, - вдруг поворачивается Андрей к немолодому посетителю, - в форме начальника станции, который вот уже которые сутки не спит, пытаясь отправить всех беженцев, скопившихся на станции, туда, в тыл, подальше от войны. А потом я вижу его же, уже после войны, помогающего родным беженцев разыскать друг друга.
- И тебя я вижу, Тимох, - резко поворачивается Андрей к недовольному посетителю. – Вижу, как у  тебя на глазах жгут твоё село и расстреливают твоих односельчан, пока ты, пьяный, отсыпался в лесу. И вижу тебя, как ты два дня и две ночи своими руками, - и Андрей протягивает вперёд обе руки, - хоронишь расстрелянных людей, находишь грудного ребёночка возле убитой матери и спасаешь его от гибели. А потом, всем миром восстанавливаешь из пепла своё село ради памяти, ради жизни, ради любви. И ради того, чтобы те, кто уходил от войны, смогли вернуться.
Андрей на мгновение замолчал.
- Вот уже несколько дней я вижу, как убитая горем женщина, Настя, Анастасия Яковлевна, ищет своих пропавших детей. Годами, десятилетиями она их ищет. И вижу другую женщину, которая спасает больного маленького, двухлетнего мальчика, а потом заменяет ему мать. И таких было немало в те годы. Тех, кто искал своих родных, и тех, кто спасал и защищал совершенно чужих им, но близких, объединённых одной бедой, людей. Я всё это вижу. Через генетическую память я вижу всех тех, кто терял своих родных, и всех тех, кто помогал, отыскать их.


Во время монолога Андрея периодически мелькают лица сидящих в зале людей. Эмоции на этих лицах разные: равнодушие, заинтересованность, удивление, восторг. Женщина, яркая и новомодная красавица, иронично пьющая шампанское, по ходу рассказа меняется в лице. Она вдруг ставит бокал на столик, напрягается, слегка опускает голову, и лицо у неё становится серьёзным

- Я вижу тебя, - и Андрей посмотрел с печальной улыбкой  на молоденькую дамочку, совсем девочку, размалёванную и вызывающе одетую, - благодаря которой в наш дом попала вот эта фотография, - и он вынимает из нагрудного кармана обе фотографии Насти. – А потом такое же фото оказалось в альбоме у Елены Викторовны. И обнаружилось поразительное сходство - моё сходство вот с этой женщиной на фото.

Кто-то подошёл и взял из рук Андрея фотографии. Они пошли по рукам, и лёгкий шумок удивления пролетел по залу.

 - И вот теперь, почти через 80 лет, благодаря женщине, которая родилась через 20 лет от начала войны. И мне, который родился через 40 лет от начала войны. И благодаря  достижениям науки, которая через кровь может определить родство людей, свершилось чудо.
И Андрей вынимает из внутреннего кармана куртки листок. Результат анализа ДНК.
- Вот! Через три поколения, он нашёлся!!! Этот двухлетний мальчик, сын Насти, Анастасии Яковлевны! Вот! – и он высоко над головой, как знамя, поднял этот листок. – Вот доказательство! Это результат анализа ДНК! - и уже тихо, торжественно, прерывающимся голосом добавил. - Они нашли друг друга! Мать и сын. Почти через 80 лет. Друзья, вы только вдумайтесь в это!!!

Елена прижала судорожно сцепленные руки к лицу и закусила пальцы. Вера бросилась её обнимать. В зале воцарилась мёртвая тишина, а потом все встали, и в клубе раздались оглушительные аплодисменты.
Посетитель Тимофей подошёл к Андрею.
- Извини, брат! Был неправ! – и начал трясти ему руку.
- Я же сказал тебе, что твоё бабло ушло на правое дело, - жёстко сказал Андрей, всё ещё недобро глядя на Тимофея.
Но тот вдруг сморщился, и, утирая глаза, пошёл к своему столику.

(Вроде написала монолог Андрея, но он меня не устраивает. Что-то в нём не так. Нет в нём силы. Нет в нём внушительности. Не получается он у меня. Никак не получается. Хоть, и, задуман верно, но …. Не те слова. Слабый он. По сути, этот монолог должен подводить черту под всем действием. И должен быть мощный, мужской. За душу брать. А у меня не получается. Какие-то слабенькие потуги. Или, нет? Всё, как надо?)



В квартире Елены многолюдно и очень шумно. В большой комнате за большим столом сидит большая семья, вновь обретённая семья. Дети Елены с семьями, Андрей с семьёй, Вера. И большой портрет Насти на стене. Андрей сидит за столом рядом с Еленой. Она рассказывает свои воспоминания о родственниках, о Насте, обо всех, кого не знают Вера и Андрей, но о ком им знать интересно.  О своих новых близких. Вера внимательно слушает Елену и сама что-то рассказывает. Ведь это их родственные корни, неожиданно вновь приобретённые. Елена периодически кладёт  ладонь поверх руки Андрея и пожимает её, на что он с готовностью отвечает. Им всем хорошо вместе.
- Вера, - вдруг говорит Елена. – Откуда родом были приёмные родители  вашего отца?
- Бабушка Полина из Воронежа, а дед Сергей я даже и не знаю, откуда, - задумалась Вера. – Отец говорил, что они один раз ездили на родину деда в какое-то село. Но он был тогда мальчонкой, и толком ничего не помнил.
Андрей внимательно посмотрел на мать и вспоминал …


Сергей, Полина и Саня, уже основательно подросший, едут в автобусе по дороге, ведущей к родному селу Сергея.
- А я вас сразу узнал, товарищ лейтенант, хоть уже и много лет прошло, - весело говорит водитель автобуса, тот самый паренёк, который подвозил Сергея на полуторке в 44 году. – Я вас запомнил из-за ранения вашего.
- Как звать-то тебя, служивый? Что-то я не помню тебя в наших местах до войны? Чей будешь?
- А ничей! – засмеялся парнишка. – И звать меня Герка. Герасим. Понравилось мне у вас, вот и остался. Не всё ли равно где жить? «Велика страна моя родная!» - неожиданно высоким голосом запел он. И пассажиры в автобусе дружно подхватили, будто только и ждали сигнала.
- Товарищ лейтенант, вам там же, у тропиночки остановиться, или завезти до места?
- Да нет, Герасим, вези на место, я ведь не один еду. С женой и сыном, - и Сергей погрустнел. – Там, небось, всё бурьяном поросло, да?
- Бурьяном? – удивлённо посмотрел на Сергея водитель и усмехнулся. Но Сергей не заметил усмешку.
Автобус свернул на просёлочную дорогу и, грузно переваливаясь с бока на бок, стал медленно двигаться через лес. Когда выехали из густой тени леса, перед глазами вдруг возникла неожиданная картина. Всё поле было усыпано новыми домами, готовыми и ещё строящимися. На крыше одного дома мужчины гулко стучали топорами, устанавливая стропила для крыши. Резвились ребятишки, суетились по хозяйству бабы, кудахтали куры и мычали коровы. К автобусу с громким лаем подбежала стайка собачонок.
- Вот вам и «бурьян»?!! – восхищённо и удивлённо протянул Сергей.
- Живём, - скромно сказал Герка. – Вас куда? К бригадиру нашему или … на кладбище? – уже тише спросил Герка.
- Вези к бригадиру.
- Так вон они! Все на крыше сидят!
Сергей, Полина и Саня вышли из автобуса. Сергей направился к строящемуся дому. Завидев автобус, все жители встали и с любопытством начали вглядываться в приезжих.
- Глянь-ка, это же Серёга,  Марьин сын, - воскликнула молодая женщина и прикрыла рот руками.
Мужчины на крыше остановили работу.
- Точно, Серёга! Серёга!!! – зазвучало со всех сторон.
 Мужики начали спрыгивать и слазить с крыши. Кто-то бросился обнимать Сергей, кто-то хлопал его по спине.
- Да стойте, стойте же вы! Витёк, Мишка, Сеня, вы меня задушите! – весело кричал Сергей, и в его голосе послышались едва сдерживаемые слёзы.
- А ну, расступись, мужики! – послышался суровый, но шуточный окрик. – Дайте бригадиру посмотреть на гостя.
- Тимох, ты что ли?!! – изумлённо протянул Сергей. Перед ним стоял крепкий мужчина, совсем не похожий на того старика, какого он видел в 44.
Сергей и Тимох обнялись и по-русски, троекратно, расцеловались.
- Шабаш, мужики! – гучно крикнул Тимофей. – Завтра доделаем. А сегодня ради дорогих гостей у нас праздник. Бабы, девки, готовьте столы.
- Дааааа, размахнулись вы тут, - оглядываясь вокруг, сказал Сергей. – Я ехал и думал увидеть здесь заброшенное и заросшее пепелище.
- Есть и пепелище, Серёга! – помрачнев, ответил Тимофей. – Оставили, как памятник. И решили вокруг него сделать погост. Всех перезахоронили там, кроме твоих. Они так и лежат, где я их похоронил в 44. Они близко от мемориала, потому решили их не трогать. Я слежу за могилкой, как и обещал тебе.
Сергей взглянул на Тимофея, а у него по лицу текли молчаливые слёзы.
- Ты когда уехал тогда, я вдруг понял, что ради памяти наших сельчан, нужно восстановить село во что бы то ни стало. А тут Витёк вернулся, тоже после ранения, за ним Сеня. Вот и решили всем вместе строиться и жить. Начали разыскивать оставшихся в живых, и звать домой. Так вот село и возродилось. А меня сделали бригадиром.
- Тимох, а я ведь, грешным делом, решил тогда, что ты сломался, что ты пропал. Ан, нет! Нас так просто не сломаешь, не возьмёшь!
- Так-то оно так, Серёга, только я по ночам частенько весь это кошмар вижу и слышу. Хоть ты, беги куда от этой памяти окаянной.
- Понимаю, Тимох! Это на всю жизнь оставшуюся… Постой, ты, куда меня привёл?
- В тот дом, который мы с тобой в 44 собрали, из чего смогли.
- Ты что, так тут и живёшь?
- Ну, да! Не хочу я новый дом. Мне этот дорог.
Тут им навстречу из домика выбежала девчушка и бросилась на руки к Тимофею.
- Манькина? – негромко спросил Сергей. Тимофей едва заметно кивнул.
- Ты, я гляжу, всё же нашёл свою проводницу? И парнишку тоже?
- Да, познакомься. Полина. Саня.. - Тимофей пожал пальчики Полине и потрепал волосы Саньке.

А через час все жители села собрались за большим столом, поставленным прямо во дворе  у дома Тимофея. Сергей сидел, смотрел на знакомые и незнакомые лица сельчан, и чувствовал себя совершенно счастливым человеком. И вдруг запел во всю силу лёгких залихватскую песню своей юности, которую тут же подхватили односельчане. Кто-то даже начал подсвистывать …




Андрей почувствовал руку Елены на своей руке и услышал её мягкий голос:
- Андрейка, ты, где витаешь?
Он встрепенулся, потом взял гитару и, как бы в продолжение только что услышанной из далёкого прошлого песни, заиграл и запел. Все притихли и внимательно слушали его. И вдруг Елена начала подпевать. Откуда, как, каким образом она подхватила слова, понять было невозможно, но песня лилась сама собой, наполняя души всех присутствующих теплом и любовью, верой в жизнь.
Эта семейная картина отодвигается вглубь квартиры, будто кто-то пятится к двери спиной. Потом вид через дверной проём, потом дверь медленно закрывает маленькая девочка. Она машет рукой. Дверь захлопывается. Ещё некоторое время слышна приглушённая песня.


ВСЁ.

ПОСКРИПТУМ (не обязательный, но мной написанный так, для души).

Андрей с гитарой на плече идёт по улице. Впереди него идут двое – парень и девушка. И парень говорит девушке:
- Инга, пошли сегодня в клуб. Говорили пацаны, что там недавно, история необычная произошла.
- Какая история? – оживлённо спросила Инга.
- Парень один, музыкант, нашёл свою родную прабабку.
- Ааааа … - вяло протянула девушка. – А я-то думала?..
- Да ты чё? Представляешь, через 80 лет они нашли друг друга. Там не история, а целый детектив.
- Да ты что? – заинтересованно переспросила Инга.
Но Андрей уже не слушал, о чём говорили молодые люди. Он обогнал их, заглянул им в лица, улыбнулся, подмигнул и весело пошагал навстречу будущему.

КОНЕЦ.