Второй сказитель. Ночь первая

 В моём доме сегодня вечером отключили электричество, что дало повод погрузиться в романтическую атмосферу. Я окружил себя десятком свечей, зажёг благовония, сделал чай с коньяком и уселся в угол кровати.  Мне бы хватило и двух свечей, чтобы ясно видеть всё в моей комнатке, но отчего-то захотелось сделать себе красиво. Телефон разряжать было нельзя, чтобы на утро не выйти снова без связи и музыки, но проигрыватель в моей голове отлично справлялся с тишиной. В разуме играло что-то такое этническое, с бубнами и колокольчиками. А еще, почему-то слышался треск большого пламени. Думал я о будущем дне, о том, что вероятно, завтра будет дождь, а ещё о том, что танцующие тени на стене очень похожи на большую птицу, вроде орла.
 Я собирался допить свой слабоалкогольный чай и попробовать уснуть. На часах было уже без пятнадцати десять. Зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал извиняющуюся за поздний звонок девушку.  Голос её звучал уверенно, чётко и отрывисто, так же, как звучало и её имя, которое я не могу вам назвать. Это звучал голос моей новой рассказчицы. Я уже собрался назначить встречу на следующий день, потому что встречи должны были происходить ровно в десять, но оказалось, что девушка находилась в нескольких остановках от меня, так что я предупредил, что у меня нет света и сказал, что буду ждать её в ближайшее время.  За время ожидания, я нашёл нужную сумму для оплаты рассказа и положил эти деньги в полагающееся место, успел наскоро принять горячий душ и сменить истлевшие благовония новыми. Дверь я открыл в десять минут одиннадцатого. Всё, что я могу сказать о внешности рассказчицы, так это то, что у неё красивые тёмно-карие глаза, напоминающие восточные своей глубиной и красивыми тяжёлыми веками, почти лишенными складочек. Помимо этого, в глаза сразу бросалась безупречная очень светлая кожа и невозмутимое выражение лица. Я смог поймать её улыбку лишь на долю секунды, на этом она решила остановить выразительность мимики.
 Уже заходя в комнату, я понял, что почти половина моих свечей погасла, от чего атмосфера несколько поменялась. Когда я ложился под прохладное ещё одеяло, меня даже пробрала мимолётная дрожь предвкушения, заставившая улыбнуться. Я закрыл глаза, слушая, как моя гостья садится в софу, неспешно перемешивая сахар в чашке с предложенным ей чаем и коньяком. Музыка в моей голове всё ещё звучала бубнами, колокольчиками, звенела струнами неведомых инструментов, но уже гораздо тише. И, сделавшись вдруг до неузнаваемости мягким и текучим, зазвучал голос рассказчицы.
 
*****

Очень долго он жил на самом краю земель, на самом Востоке. Там, где рождается каждый день юное жаркое Светило, чтобы даровать себя миру живых, а потом погаснуть за границей западных островов.
 Очень долго жил на самом востоке прекрасный Серафим.  Серафим был любознателен и отважен, он мечтал однажды покинуть свои земли в поисках чего-то нового. Нет, он не хотел завоевывать что-то, совершать великие открытия или подвиги. Серафим лишь хотел узнать, каково быть где-то ещё, им двигала лишь любознательность, желание посмотреть на мир и необъяснимая тяга к чему-то, что было неведомо. Но ему нельзя было покидать родину до определённого возраста, так что приходилось терпеливо ждать. И Серафим ждал, взрослел и крепчал.
  Хоть никто не был ему указом и не помнил он, откуда знает, как надо жить, знания приходили в его светлую головушку сами, когда наступало подходящее время.  Серафим был один, сколько себя помнил, но пытаясь понять, где начиналась его память, он натыкался на серый туман. И никто из живущих рядом людей никогда не рассказывал ему о том, как Серафим появился. Да и спрашивать, как он точно знал, было нельзя. Зато все, кто был знаком с юношей, относились к нему с теплом и доверием, и всячески помогали, когда в этом была нужда. И соседские дети любили слушать его сказки, наивно и пристально глядя в его сапфирные глаза. Никогда никто плохого слова не говорил, про Серафима, но отношение к нему было особенным, пусть и негласно. Он не гулял вместе со стайками молодых людей по вечерним улицам, он не искал компании, и его не звали. И хотя Серафим был хорош собой, местные девицы не видели в нём потенциального избранника, только любовались статной фигурой и буйными волнами медовых волос, будто глядя на картинку. И как ни парадоксально, всё это было естественным положением дел.
 Много времени прошло, и наступил однажды день, когда Серафим проснулся со знанием, что может покинуть родной дом. Он собрал небольшой походный мешок и вышел из своего жилища. Было раннее утро и за горизонтом неуверенно ещё поднимались ласковые солнечные лучи.

***

 Я проснулся ровно по будильнику. Чувствуя себя полным энергии, первым делом схватился я за блокнот и начеркал в нём несколько строчек, чтобы потом восстановить по ним сон. На соседней софе вместе со мной проснулась моя рассказчица. Видимо, она спала сидя, и теперь пыталась размять спину.  Было ещё темно, все свечи прогорели, девушка напротив пожелала мне доброго утра тем же суховатым голосом, которым здоровалась со мной вчера, мы уговорились встретиться снова этим же вечером, после чего она забрала выделенные ей деньги и ушла раньше, чем я успел умыться и собраться к выходу из дома.