Здесь такого не случится Глава 14

Глава 14

Он никак не ожидал того, что увидал и почувствовал у Магистра. Он ожидал найти то же состояние самообмана, которое, по его наблюдению , так часто бывает у больных и которое так сильно поразило его во время последнего приступа. Он ожидал найти физические признаки приближающейся смерти более определёнными, большую слабость, большую худобу, но, всё-таки, почти то же положение. Он ожидал, что сам испытает то же чувство жалости к утрате и ужаса перед смертью, которое он испытал тогда, но только в большей степени. И он готовился к этому; но увидал совсем другое.
В маленькой скудной комнате с раскрашенными стенами, так хорошо знакомой ему, в пропитанном удушливым запахом лекарства воздухе, на отодвинутой от стены кровати лежало покрытое одеялом тело. Одна рука этого тела была сверх одеяла, и огромная, вздутая, кисть этой руки была странно прикреплена к опухшему желтоватому запястью. Голова лежала боком на подушке. Нилу видны были потные редкие волосы на висках и обтянутый, точно прозрачный лоб.
«Не может быть, чтоб это страшное тело был Витор», – подумал Нил. Но он подошёл ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на пугающее изменение лица, Нилу стоило взглянуть в эти живые, поднявшиеся на входившего, глаза, заметить легкое движение рта, чтобы понять страшную истину.
Блестящие глаза строго и укоризненно взглянули на входившего Певца. Нил тотчас же почувствовал укоризну в устремлённом на него взгляде и раскаяние за свое легкомыслие.
Когда Нил взял его за руку, Магистр улыбнулся. Улыбка была слабая, чуть заметная, и, несмотря на улыбку, строгое выражение глаз не изменилось.
– Ты не ожидал меня найти таким, – с трудом выговорил он.
– Да… нет, – говорил Нил, путаясь в словах.
Надо было говорить, чтобы не молчать, а он не знал, что говорить, тем более что Магистр ничего не отвечал, а только смотрел, не спуская глаз, и, очевидно, вникал в значение каждого слова. Вдруг Магистр зашевелился и начал что-то говорить. Нил ждал чего-нибудь особенно значительного и важного по выражению его лица, но Магистр заговорил о своём здоровье. Он обвинял лекаря, жалел, что нет мисехского знаменитого врачевателя, и Нил понял, что он всё ещё надеялся.
Нил не мог спокойно смотреть на Магистра, не мог быть сам естествен и спокоен в его присутствии. Когда он входил к больному, глаза и внимание его бессознательно затуманивались, и он не видел и не различал подробностей его состояния. Он чувствовал ужасный запах, видел беспорядок и мучительное положение и стоны, и чувствовал, что помочь этому нельзя. Ему и в голову не приходило подумать, чтобы разобрать все подробности состояния больного, подумать о том, как лежало там, под одеялом, это огромное тело и нельзя ли как-нибудь удобнее уложить его, сделать что-нибудь, чтобы было хоть не лучше, но менее дурно. Его мороз пробирал по спине, когда он начинал думать о всех этих подробностях. Он был убеждён несомненно, что ничего сделать нельзя ни для продления жизни, ни для облегчения страданий. Это сознание того, что Нил признаёт всякую помощь невозможною, чувствовалось Магистром и раздражало его. И потому Нилу было ещё тяжелее. Быть в комнате больного было для него мучительно, не быть ещё хуже. И он беспрестанно под разными предлогами выходил и опять входил, будучи не в силах оставаться одним.
Он отослал записку Крису и был в страхе от того, что нет возможности поговорить с ним. Он только надеялся, что в его отсутствие лошади будут накормлены и напоены.
Несколько раз ему приходилось помогать переворачивать Магистра. Как ни страшно было Нилу обнять руками это страшное тело, взяться за те места под одеялом, про которые он хотел не знать, но он делал решительное лицо, и, запустив руки, брался, поражаясь тяжестью членов. "Скрыл от мудрых, и открыл простецам". – Так думал Нил, глядя на слуг, ухаживающих за Магистром. Они, несомненно, знали, что такое жизнь и что такое смерть, и хотя никак не могли ответить и не поняли бы даже тех вопросов, которые представлялись Нилу, они не сомневались в значении этих явлений и совершенно одинаково, не только между собой, но и разделяя этот взгляд с миллионами людей, смотрели на эти явления. Доказательство того, что они знали твёрдо, что такое была смерть, состояло в том, что они, ни секунды не сомневаясь, знали, как надо действовать с умирающими, и не боялись их. Нил же и другие, хотя и многое могли сказать о смерти, очевидно не знали, потому что боялись смерти и решительно не знали, что надо делать, когда люди умирают. Если бы Нил был теперь один с Магистром, он бы с ужасом смотрел на него и ещё с большим ужасом ждал.
Он умел только петь и время от времени пел, собирая при этом все свои душевные силы. В такие моменты он словно переставал подчиняться своим страстям и что-то внутри него не давало переломиться и окончательно потерять связь Магистра с этим миром. Во время пения Витор горячо молился. В больших глазах его, устремлённых на фрески на стенах комнаты, выражалась такая страстная мольба и надежда, что Нилу было ужасно смотреть на это. Певец знал, что эта страстная мольба и надежда сделают только ещё тяжелее для него разлуку с жизнью, которую Магистр так любил.
За эти три дня он почти не возвращался в свою комнату. Он практически бросил Криса, надеясь только на то, что тот поймёт и простит ему невнимание. Он попросил мужа снять им небольшой домик где-нибудь недалеко от того места, где стояли их лошади и срочно перевезти туда все вещи из его комнаты. Как это исполнил Крис и исполнил ли вообще, он не знал. Утро и вечер он пел в Храме, остальное время находился неотлучно при Магистре. Воин Эльбарт занимался в это время делами Храма, поддерживая порядок. Нил был благодарен ему за это. И ещё за то, что он один выходил на благословение общей трапезы, освобождая его от этой обязанности.
На четвёртый день, в десятом часу вечера, когда Нил ужинал в обществе слуг, в комнату вбежал Воин Он был бледен, и губы его дрожали.
– Умирает! – прошептал он. – Он умирает. Зовёт тебя.
Оба побежали к нему. Магистр, поднявшись, сидел, облокотившись рукой, на кровати, согнув свою длинную спину и низко опустив голову.
– Что ты чувствуешь? – спросил шепотом Нил после молчания.
– Чувствую, что ухожу, – с трудом, но с чрезвычайною определенностью, медленно выжимая из себя слова, проговорил Витор. Он не поднимал головы, но только направлял глаза вверх, не достигая ими лица Нила.
- Пусть слуги выйдут, останьтесь только ты и Воин. А, впрочем, Воин Эльбарт, выйди и ты.
Когда все вышли, Магистр поманил Нила к себе.
– Отбываю, – сказал он опять.
– Почему ты так думаешь? – сказал Нил, чтобы сказать что-нибудь.
– Потому, что ухожу, – как будто полюбив это выражение, повторил Магистр. – Конец.
Нил положил его на спину, сел подле него и, не дыша, глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза. Нил невольно думал о том, что такое совершается теперь в нём, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб идти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остаётся для него самого.
– Так! – вдруг успокоительно протянул он, как будто всё разрешилось для него. – О Небо, прости Певца за неправду его! – проговорил он и тяжело вздохнул.
Нил вскинулся было, ощутив будто в него вонзились острые зубы змеи. Но тяжёлая холодеющая рука Магистра легла на его руку.
Долго, очень долго, как показалось Нилу, больной лежал неподвижно. Но он всё ещё был жив и изредка вздыхал. Нил уже устал от напряжения мысли. Он чувствовал, что, несмотря на это напряжение, он не мог понять ничего. Он чувствовал, что давно уже отстал от умирающего. И, странное дело, он чувствовал себя совершенно холодным и не испытывал ни горя, ни потери, ни, ещё меньше, жалости к Магистру. Если было у него чувство к нему теперь, то скорее зависть за то знание, которое имеет теперь умирающий, но которого он не может иметь.
Он ещё долго сидел так над ним, всё ожидая конца. Но конец не приходил. Дверь отворилась, и показался Воин. Нил встал, чтоб остановить его. Но, в то время как он вставал, он услыхал движение мертвеца.
– Не уходи, - сказал Магистр и протянул руку. Нил подал ему свою и сердито замахал Эльбарту, чтоб тот ушёл.
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, ещё час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Крис, как там лошади и совершился ли переезд. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги Магистра. Ноги были холодны, но больной дышал.
Однако через минуту лицо просветлело, на устах выступила улыбка, и, вошедшие по какой-то необъяснимому чутью, слуги озабоченно принялись убирать покойника.
Вид Магистра и близость смерти возобновили в душе Нила то чувство ужаса пред неразгаданностью и вместе близостью и неизбежностью смерти, которое охватило его, когда впервые ему пришлось самостоятельно отпевать покойника восемь лет назад. Чувство это теперь было ещё сильнее, чем прежде; ещё менее, чем прежде, он чувствовал себя способным понять смысл смерти, и ещё ужаснее представлялась ему её неизбежность; но теперь, благодаря близости Криса, чувство это не приводило его в отчаяние: он, несмотря на смерть, чувствовал необходимость жить и любить. Он чувствовал, что любовь спасала его от отчаяния и что любовь эта под угрозой отчаяния становилась ещё сильнее и чище. И он запел.

* * *

Приморский город, всегда такой тихий в своей захолустной дрёме, в эту осень находился в сильном волнении. Умер Магистр Храма Неба Витор из рода Моранова, хоть и дальний, но прямой потомок Медона. О болезни его знали все горожане, и всё же смерть его была довольно неожиданной. На улицах вдруг появилось много людей из окрестных деревень, а ещё больше и совсем незнакомых, из дальних краёв, таких как Сихем и Гисем, полны были харчевни и постоялые дворы. Люди усердно ходили ко всем пениям, и в Храме Неба было не протолкнуться. Тело Магистра было доступно для прощания всего один день, а на утро следующего его похоронили на местном кладбище. Прощаться пришло множество людей, они длинным потоком шли вокруг возвышения, на котором лежал запеленанный в коричневые погребальные одежды Магистр. Крис, незнакомый хорошенько с обычаями, дивился тому, что тело не занесли в Храм Неба и нет никакого публичного отпевания. Кладбище он тоже увидал впервые, оказалось, что покойников хоронят в одной общей могиле, совершенно не обозначая кто есть кто. Весьма скромное, на взгляд Путника, похоронное шествие возглавляли Первый Певец Храма Неба Нил и Воин Эльбарт, а так же все Певцы Храмов Неба, из которых до Приморского можно было добраться за один день. Могилу, представлявшую из себя покрытый зеленью невысокий холм на северной окраине Приморского города, открыли, опустили в неё тело Магистра и тут же зарыли, под зловещее пение Певцов. В толпе шептались, что на смену Витору, радевшему только о благе жителей Приморского, придёт властный выскочка Эрнест из одного малого храма Гисема. Поговаривали, что он в родстве с Верховным Гроссмейстером Озаром, но наверняка этого не знали даже Храмовники. Прибыть он должен был только через неделю. После похорон в Храмовой околице раздавали еду и питьё всем желающим проводить Магистра к вечному создателю всего сущего. И Криса опять поразило то, что никто не скорбит, а скорее, наоборот, радуются и ведут весёлые разговоры об урожае, улове и новом Магистре. Поминали небесную благость и то, что уж сейчас-то Витор пирует с Медоном. С Нилом Крису опять не удалось поговорить, так как Певец сразу после застолья ушёл в покои Магистра вместе с Воином. Да и вообще, с тех пор, как Нил стал ухаживать за умирающим, Крис видал его всего пару раз и то мельком.
В Храме Неба шли величайшие приготовления. Всех женатых храмовников выставили из храмовой околицы. Кастелян бегал как угорелый, пересчитывая и перетряхивая храмовый скарб. Комнату Магистра Витора пока оставили как есть, а для нового Магистра приготовили большие светлые покои. То и дело собирали совет высших чинов Храма. Разбирали бумаги и вели большие приготовления.
Старый Мюрид тоже пришёл в ажитацию. Сначала он подгонял Криса быстрее писать, но через день сказал, стыдливо отводя глаза, что Путнику надо покинуть свою работу, потому что, во-первых, со дня на день приедет Мэд, его ученик, а во-вторых, Крис - человек посторонний, а постороннему не следует находиться в сокровищнице мысли, куда есть доступ только слугам Храма. Было видно, что говорить это Мюриду тяжело, и, как вполне честный человек, он ощущает несправедливость своих просьб.
- Что ж, раз надо, так надо. - Ответил Крис как можно равнодушнее.
Он сразу почувствовал свою чуждость этому месту, которое было приятным ему и доставило столько хороших моментов. Крис затеребил подол сатры, не зная, что ещё сказать. Ему стало неловко за себя и за Мюрида, вынужденного подчиняться ситуации. Душой Путник понимал, что требования храмовников разумны и его не хотят намеренно оскорбить или обидеть, но всё-таки было неприятное впечатление изгоняемого из привычного круга человека. Как ни мало радел Крис к библиотеке, он теперь жалел, что покидает её. Он оглядел полки, библиотекаря с трясущимися руками, мечущиеся от ветра ветки каштана за окном и взялся за ручку двери.
- Я полюбил тебя, Крис, как сына. Была бы моя воля, я бы оставил тебя здесь, рядом с собой и научил всем премудростям книжного дела.
Крис ничего не ответил и вышел на лестницу. "Ну уж нет, это не по мне. Никогда бы не согласился остаться заточенным среди книг." - Думал он, скользя рукой по каменным перилам.
С того дня Нил стал опять приходить ночевать домой. Но приходил он очень поздно, совершенно разбитый и усталый, и тут же валился в постель рядом с мужем. Он не обнимал Криса, да и вообще был довольно холоден с ним. По всей видимости, он не замечал даже ничего вокруг себя. Крис пытался к нему приласкаться, но Нил отстранялся от него, бормоча при этом, что у него нет сил и тотчас засыпал так глубоко, что не было никаких сил его разбудить. Утром он вскакивал раньше, чем Крис просыпался и уходил в Храм, оставляя мужа наедине со своими мыслями и страхами. А вечером всё повторялось снова.
Крис удивлялся тому, что Нил медлит. Ему порой даже казалось, будто Нил обманывает его. И тогда он почти решался уйти один. Одновременно с этим он не задавал мужу вопросов. Отчасти потому, что не находил подходящего момента, отчасти, и в большей степени, потому что боялся, что Нил ответит ему то, чего он так страшится. Это было бы ужасно, по его мнению. Гораздо ужаснее, чем жить в неведении. По крайней мере, в этом случае у него оставалась надежда. Он не был мастак на откровенные разговоры. Крису было так тяжело выслушивать откровенности, как будто его собеседник и он сам в такие моменты оказываются в таком постыдном положении, что лучше уж попытаться догадаться самому, чем затевать беседу. И вот уже прошло чуть не три недели их супружества, а они всё ещё находились в Приморском городе и никуда не двигались. Будто все их стремления наткнулись на невидимую, но непреодолимую преграду. Пару раз Крис ездил проведать место, где спрятал одежду и несколько усовершенствовал его, обложив одежду куском парусины, найденной в их новом доме.
Домик, в котором теперь они жили, он снял с помощью Мюрида. Он принадлежал какому-то его знакомому. Обстановка была скудная, но Криса это вовсе не смутило, потому что пробыть там долго он не рассчитывал. Хорошо в этом жилье было и то, что оно располагалось близко от Восточных ворот. Об этом Крис подумал тотчас, как увидал домик в первый раз. Лошадей поставили в небольшой пристройке, но Мюрид предупредил, чтобы Крис прибирал тут каждый день. Крис и прибирался. Он углубился в хозяйство, пытаясь этим заглушить внутреннее беспокойство, охватившее его. Крис разобрал все вещи Нила, перевезённые из Храмовой околицы и разложил их по своему понятию. Он понимал, что делает бессмысленную работу, но она его успокаивала.
И вот, через неделю после смерти Магистра он решил найти Нила посреди дня, сказать ему обо всём и попытаться узнать, скоро ли они смогут уйти. Он искал мужа по всему храмовому подворью, но когда узнал, что Нил заседает на Храмовом совете, попросил одного из Храмовников передать, что он его разыскивал, и отправился домой.

* * *

С Нилом было неладно. Он внезапно, но со спокойствием ощутил, что не в состоянии уйти из Приморского города. Он откладывал побег со дня на день и каждое утро говорил себе: "Ну вот, пора уже уходить!" Но проходил день с его заботами и он снова оставался. Он даже охладел к Крису, так, как охладевает к еде сытый человек. Нил не мог сказать, почему это произошло. Такие свои взгляды на супружеские отношения он считал вполне нормальными, просто потому что не знал, как могут жить люди в браке. Ему казалось, что Крису комфортно и хорошо, ведь он дал ему своё обещание не оставлять его, а что ещё требуется человеку? Он не то чтобы не хотел отказываться от своей холостой жизни, которая состояла в том, чтоб решать свои дела самому, не советуясь с супругом. Он просто не осознавал, что это нужно сделать. Он не понимал, что Крису важно знать его мысли и желания, его сомнения и страхи. Нил не хотел намеренно скрыть что-то, но, по привычке не делиться своим внутренним миром ни с кем, он и с Крисом им не делился. Они, словно прихлынутые друг к другу морской волной камешки, отхлынули друг от друга второй такой же волной. Ведь, если до смерти Магистра они были ближе за счёт того, что чаще находились вместе, то теперь снова стали дальше друг от друга. Нил так занялся делами Храма, что не заметил изумлённой холодности мужа, встретившего его в неуютном домике, после недели, проведённой у ложа умирающего Магистра. Нельзя сказать, что Нил не понимал всего происходящего с ним, но понимал это весьма своеобразно. Вероятно, требовалось нечто, способное изменить это состояние, и дать ему возможность решиться на следующий шаг, дав другое направление его энергии.
На Храмовом Совете решались внутренние дела Храма Неба, в которые не могли вмешиваться обычные люди. После смерти Магистра храмовники разделились на два лагеря. Один, возглавляемый Воином Эльбартом, ратовал за возврат старых порядков, бывших в ходу ещё до Магистра Витора, и настойчиво предлагал поставить нового Магистра перед этим фактом. Второй лагерь оказался без заводилы, но на роль лидера прочили осторожного Нила, который к тому же начал проявлять большой интерес к делам Храма, входя во многие мелочи. Этот лагерь ратовал за следование заветам Витора в деле Храма и вообще Приморского города. Нилу показалось лестно возглавить лагерь, идеи которого он, к тому же, считал справедливыми, но он знал, насколько это могло оказаться опасным. И поэтому он занял позицию некого связующего звена между этими лагерями, в ожидании приезда нового Магистра. Он увещевал слуг Храма не верить слухам, а дождаться и лично составить мнение о новом Магистре. Говорил также и о том, что не должны храмовники подавать столь губительный пример простецам. Во всём этом он почти забыл о собственной нужде. Забыл о муже и о желании бежать и обрести новый мир, забыл о родителях и обо всех своих мечтах. Мало того, Нил даже не задумывался, по какой причине всё это происходит.
Когда во время одного из споров на совете Храма, который по своей воле созвал Эльбарт, он получил весточку от Криса, то его словно кольнуло что-то. Один из слуг храма передал ему, что муж разыскивал его, но, не дождавшись конца совета, ушёл. Нил решил поговорить с мужем, раз тот так этого хочет.

Нил вернулся домой поздним вечером. В течение недели он перекусывал в харчевне на рынке, но сегодня был так расстроен делами Храма и тем, что Крис хочет с ним о чём-то поговорить, что бегом после пения отправился домой. Пока шёл, он медленно раздражался тем, что домик их так далеко, тем что он голоден и тем, что после тяжелого дня ему предстоит еще какой-то разговор. Крис встретил его необыкновенно холодно и даже как будто зло. Нил не обнял его и не поцеловал, а хмуро спросил, есть ли что-то перекусить. Крис вскинул брови и кивнул, указывая на стол. Он, дергая плечами, наложил тарелку тушёной фасоли и придвинул её Нилу. Сам же он сел напротив и, глядя исподлобья, принялся грызть ногти. Дурное настроение Нила было так растравлено, что непроваренная фасоль и жёсткое мясо показались ему вдвое отвратительнее. Нил отодвинул тарелку с недоеденным ужином и спросил мужа:
- Неужели ты можешь это есть?
Крис положил ложку на стол и поднял на него глаза:
- Я тебе говорил, что не умею готовить. Я никогда сам не готовил ничего сложнее яичницы с беконом.
- Вот бы её и сделал.
- У вас нет даже газа и приходится топить плиту. Тьфу. - Крис в сердцах сплюнул на пол. - И электричества нет. Средние века! Больше я так жить не хочу и не буду!
- Но... но ведь готовят же другие. - Обескураженно сказал Нил.
При всей своей сметливости он не смог сообразить, в чём тут дело и что хочет от него Крис.
- Пусть эти другие делают что хотят. - Раздельно и жёстко произнёс Крис. - А я больше не могу.
Он взмахнул рукой и пламя свечи дёрнулось, а тени на стенах заметались в чехарде. Нил встал, упёршись руками в столешницу, и грозно посмотрел на Криса.
- Что-то с тобой сегодня невозможно разговаривать. - Сказал он, пытаясь урезонить Криса своим недовольством.
- А теперь всегда будет так. То есть я ухожу, Нил. Ты-то, видать, остаёшься, тебе нравится, а я ухожу. Ты не против, если я возьму себе Инея? - Выпалил он.
- Куда ещё ты вздумал уходить? - спросил Нил удивлённо.
Крису показалось, что его прорвало. Он терпел, по своим понятиям, очень долго, но претензии Нила вывели его из себя в один момент. Ему стало горько и обидно, так как теперь он понял окончательно, что его обманули как ребенка. Значит, Нил принимал его за домработницу и совершенно не собирался никуда его вести, а просто воспользовался его положением и "накинул сеть" или как там у них говорят?! Тогда стоило бежать прямо сейчас, пока он ещё понимает и не стал бессловесным бараном. Молчащий Нил показался ему отвратителен и даже страшен. Крис отступил в глубь комнаты. Он собирался уже выбежать в двери, но тут его мозг пронзила мысль, ещё не приходившая ему в голову. Он подумал: "А что, как нету никакой книги и никакого Города Восхода и это просто уловка влюблённого храмовника. Тогда не удивительно, что Нил никуда не торопится". Он был так поражён своей догадкой, что ноги его ослабли и Крис прислонился к стене. Если минуту назад он был готов кричать, то теперь всё переменилось:
- Что тебе от меня нужно? - Прошептал он бессильно, глядя на мужа как на посланца ада.
Нил был смущён выпадом мужа. Взгляд его, полный ледяного ужаса, подействовал на Нила отрезвляюще. Осознание пришло к нему наподобие холодного душа. А ведь и правда, Крис целыми днями один, не знает их жизни и надеется уйти. А он, Нил, все медлит и откладывает. Магистр умер и сейчас самое время бежать. В такой неразберихе их хватятся не сразу, а когда хватятся, то он и Крис будут уже далеко. И, вместо того чтобы уйти по-тихому, он остаётся на месте и теряет драгоценное время. А им необходимо бежать едва ли не сию минуту, иначе приедет новый Магистр и... Нил закричал громко и страшно, голосом высвобождая свою волю.
- Небо всеблагое, что я натворил!? - Нил схватился пальцами за виски и повалился на лавку. - Мы уходим, Крис, уходим прямо сейчас! В эту ночь самое время.
Крис испуганно и недоверчиво смотрел на него. Слишком быстро Нил переменился.
- Ты говоришь серьёзно? - Спросил он его.
- Да. Собираемся. Я не понял сначала, но это всё его проделки.
- Чьи? Чьи проделки? - Отталкиваясь ладонью от стены, спросил Крис.
- Я потом тебе расскажу. А сейчас нужно уходить. Зажги ещё один светильник, надо собрать вещи. Еду купим по дороге. - Он вскочил и заметался по комнате. - Как я был слеп! Как же слеп, о Небо!
Он схватил Криса за руки:
- Ты простишь меня? Я всё тебе объясню, ты поймёшь. Но теперь бежать. Верь мне. Верь мне.
Крис притянул его к себе, сердито сопя.
- Мы правда уйдём, это не обман?
- Мы уже уходим.