Сынок

Молодой преуспевающий бизнесмен Антон злился и нервно барабанил пальцами по кожаной оплетке руля в новенькой иномарке, купленной за несколько миллионов рублей. Он никуда не спешил, и задержка в пути следования не имела для него значения. Его злил старик, который «тупил» на дороге: делал несколько шагов вперед по пешеходному переходу, вглядывался в стоящие по обеим сторонам проезжей части машины, замирал, останавливался, снова испуганно озирался.

Мминутой ранее Антон весело расхохотался, когда прямо перед этим уверенно шагающим по «зебре» дедом пронеслась машина, игнорирующая сигнал светофора и безопасность участников движения. Старик тогда едва успел сделать шаг назад, смешно размахивал руками и хватался за сердце. А теперь вот растерялся, топчется на месте – ни туда, ни обратно. Другие пешеходы быстро перешли дорогу и даже не посмотрели в сторону шатающегося деда – мало ли, может, пьяный?
Антон стоял ближе всех к пешеходному переходу в своем автомобильном ряду. Сзади уже вовсю сигналили машины, еще больше пугая деда. Из открытых водительских окон в адрес замешкавшегося старика уже летели возмущенные фразы: «Старый пень!», «Дома сидеть на печке надо, а он танцы устроил на «пешеходке», «Давай скорее, ветошь!». Кое-кто ругал деда и более крепкими словами.
Наконец старик добрался до так называемого «островка безопасности» - узкой полоски земли, разделяющей проезжие части с многополосным движением. Набирая скорость, Антон увидел в зеркало заднего вида, как дед устало прижался лбом к фонарному столбу, как затряслись его плечи.
- Плачет, что ли? – вслух подумал Антон. – Вот дурень старый! И чего пошел один через такую дорогу? Что, попросить никого нельзя было? Плачет теперь стоит…
Поймав себя на том, что разговаривает сам с собой, молодой мужчина передернул плечами, сбрасывая невесть откуда навалившееся чувство жалости. Антон знал: в современном мире волчьих законов никого жалеть нельзя, ибо и тебя никто не жалеет. Он это хорошо усвоил за двадцать лет работы с людьми разного пошиба. Все норовят «хапнуть» побольше, желательно даром, и сделать побольнее, особенно, если у тебя что-то получается лучше, чем у других.

А ведь и у него, Антона, тоже есть дед. Или был? Да нет, родители бы сообщили в случае чего. Дед жил на Урале, был егерем – хозяином вековых сосен и настоящим другом лесного четвероногого братства. И имя у него «егерское» - Егор.
Дед Егор давно жил один, бабушку Антон даже не видел. Знал только, что умерла она молодой. Каждое лето, лет до двенадцати, Антон проводил на Урале у деда. Ходили с ним в лес, в горы, пили студеную воду из горных ручьев. Мальчику было хорошо с ним: узнал много нового, научился плавать, распознавать следы животных, строить шалаши из пахучего ельника. Особенно любил Антон лежать в таком шалаше, смотреть в ночное звездное небо и слушать бесконечные рассказы деда о жизни, добре и зле, повадках животных, которые часто бывают человечнее и милосерднее людских.
- А теперь спи, сынок, - тихо говорил дед Егор, - завтра с солнышком вставать.
Сколько помнил Антон, дед всегда называл его «сынок». И было в этом обычном слове столько тепла, что, казалось, нет на свете роднее этих двух душ, ютящихся в шалаше или пережидающих в горной расщелине бурю, или пьющих из самовара чай с ароматным уральским разнотравьем…

Антон развернул машину на ближайшем перекрестке и помчался в обратном направлении.
- Хоть бы не ушел никуда, ну пожалуйста, - обращался мужчина сам не зная, к кому. – Пусть бы стоял там, у фонаря…
Доехав до места, Антон увидел, что старика на «островке безопасности» уже не было, и это обстоятельство почему-то чуть не заставило мужчину заплакать. Он остановил машину на обочине и устало откинулся на сиденье.
Через несколько минут вышел, чтобы выпить кофе в одном из бесчисленных кафе большого города и успокоиться. Обойдя иномарку, чуть не споткнулся о сидящего на ступеньке магазина старика, которого тотчас узнал. Пожилой мужчина сидел, низко склонив голову, будто дремал. Антон сел рядом. Люди с удивлением оглядывались на молодого человека в дорогом костюме, сидящего на грязной ступеньке и на уронившего голову на руки старика.
- Пойдем, чаю попьем, дед, - предложил мужчина, обняв старика за плечи. Тот поднял голову, посмотрел долгим взглядом:
- Идем…

Антон помог старику подняться и повел его в ближайшее кафе. Заказав чаю с пирожными, мужчины расположились у окна. Оба молчали, думая о своем.
Дед смотрел в окно на бесконечное движение шумного города, часто вздыхал. Маленькими глотками пил горячий чай, к пирожным не притронулся.
Антон смотрел в свою чашку, думал. Сейчас у него было все необходимое для красивой жизни и ежегодного отдыха в какой-нибудь экзотической стране. Мужчина успешно шагал вверх по карьерной лестнице, твердо зная, что добьется большего. Рано оторвавшись от родителей, парень много трудился, учился, крутился, можно сказать даже извивался, чтобы влиться в мир богатых и преуспевающих людей. Была у него и семья: жена – ухоженная, согласно всем требованиям бизнессреды, в которой они обитали, и сын – вихрастый пятилетний смышленый Сенька. Ежедневно жизнь шла по плану, по правилам, по шаблону, созданному кем-то малопонятным с кусачим именем «социум».
- Стыдно мне, сынок,- вдруг тихо сказал старик. – Стыдно за трусость свою и беспомощность. Я танков фашистских не боялся, не уворачивался, впереди всей роты в атаку шел. А тут… машина напугала так, что ноги-было отнялись. И ведь не помереть под колесами страшно, а то, что соберут по частям, в мешок сунут, в яму бросят и закопают как собаку безродную, под табличкой с номером. Кто меня знает в вашем городе? Никто. Кому я нужен? Никому. Дом мой в деревне месяц назад сгорел дотла. Приехал к сыну в город по старому адресу. А сын-то давно переехал. Года четыре как, соседи сказали. А адрес новый отцу дать забыл. Замотался, наверное… Так и есть: семья, работа. Говорят, у него и внучка родилась, правнучка моя, стало быть. Вот она жизнь, продолжается…
- Куда пойдешь, дед? – спросил Антон.
- Домой поеду, в деревню. Там бабка похоронена, под ивушкой плакучей. И мне собираться пора, задержался. Вот вещи из камеры хранения на вокзале заберу и поеду. Там, в деревне, одиноких стариков много, к кому-нибудь прибьюсь, авось, не выгонят.
Антон отвез старика на вокзал, помог с вещами, с билетом. Зачем-то записал его адрес. Предложил денег, но дед, гордо выпрямившись, упрямо повел бровью:
- Не побирушка я. Пенсии хватает. Я и к сыну не за милостью ехал, а так повидаться, попрощаться. Не вышло, теперь и не найти мне его. Вот она жизнь, сынок…

Ночью Антон улетел на Урал. Взял с собой маленького Сеньку, который придавал ему  силы и смелости для встречи с забытым им стариком. Узнает ли его дед? Простит ли? Примет ли? Едва дождавшись в гостинице утра, поехал на взятом на прокат внедорожнике в дедову далекую деревню. К полудню они с сыном остановились у маленького магазинчика в центре деревеньки. Стоящие у сельмага сельчане с любопытством рассматривали гостей. Антон и Сенька поздоровались и вошли в магазин купить деду хоть какой гостинец. Мужчине было стыдно, что в горячке сборов он забыл накупить деду Егору подарков, и теперь он беспомощно вглядывался в нехитрый ассортимент товаров первой необходимости на прилавках. Так ничего и не выбрав, купил Арсению шоколадку и пачку печенья.
Народ у сельмага не разошелся, появились новые лица. Смывая пыль и мелких мошек с лобового стекла машины, невольно подслушал общий разговор. Говорил мужчина:
- Хорошая машина, сильная. Вот и мой, наверное, на такой ездит. У него работа хорошая – заместитель председателя акционерного общества. Дом красивый, сын растет. Собак аж 4 штуки. И все бездомных их подбирает, кормит, лечит – любит животных с детства. А недавно получил письмо с благодарностью от самого министра нашей экономики за вклад в развитие бизнеса…
Антон слушал и не верил своим ушам – речь точно шла о нем. Затаив дыхание и боясь повернуться, он автоматически продолжал вытирать стекло.
- Откуда ты знаешь-то? – раздался женский голос. – Ты сто лет его не видел.
- Я все про него знаю, - ответил человек. – Он - мой внук, моя гордость.
- Дед!!! – кинулся к нему Антон. – Дед, родной! Это я, Антон!
- Я знаю. Я тебя сразу узнал, сынок. Вон и Арсюшка на тебя в детстве… как две капли… Сынок… Сынки… - дед обнимал их обоих сразу, и было всем так тепло, что казалось, нет на свете душ роднее, чем эти три.