Русалка. Часть 2. Придурок Гл. 1-5

1.
На следующий день, ближе к вечеру, за ними прикатил тот же уазик, управляемый тем же находящим постоянные  поводы повозмущаться тем, как несправедливо эксплуатируется рабочий класс,   дядей Костей. На этот раз  причиной его недовольства было то, что его «запрягли» в положенный ему по «главному документу страны – Конституции»  выходной. Да, сегодня, по календарю, действительно воскресение. Это значит, его претензии к эксплуататорам  были вполне обоснованными.
Фактически провели в дороге всю ночь, в Архангельск прибыли  лишь на  зорьке. Недовольный тем, как с ним обошлись, дядя Костя  принципиально не стал делать крюк, а высадил Девочкина на углу проспекта Обводный канал и улицы Урицкого. Отсюда до его дома на Ижемской относительно недалеко. Будь все, как обычно,  Девочкин одолел бы это расстояние максимум   минут за десять, сегодня с трудом дотащился за двадцать, настолько чувствовал себя обессиленным. Ведь кроме сумки с принадлежащими лично ему  вещами, ему  пришлось взять с собой  и то, что осталось от  так и не обнаруженного, несмотря на все усилия рыбачьей артели,  Алика. Сумка,  зачехленный штатив и  самое тяжелое  -  рюкзак. Словом, было от чего заплетаться ногам и без того измочаленного тем, что с ним случилось, Девочкина.
 Когда поднялся по лестнице, остановился перед дверью в свое жилище,  попытался вставить ключ в замочную скважину… А не тут-то было!  Тычет, тычет ключом, а бородка все во что-то упирается. Присмотрелся.  «Другой замок!»   Чья это, интересно, работа? И зачем? А вдруг Наташа решила вернуться?» Да,  вопросы, а задать их некому: час настолько ранний, что  еще даже воробьи не проснулись. Нажал на кнопку звонка, рассудив: «Если кто-то есть,  - откроют».
Долго никто не откликался. Девочкин уже собрался с духом, чтобы потревожить соседей, когда за дверью раздался  недовольный мужской голос:
-Кто?
-Я, - невпопад, растерявшись,  отозвался Девочкин.
-«Я» последняя буква в алфавите. Кого надо, спрашиваю?
-Я здесь живу, - Девочкин уже не знал, о чем и подумать. Может, каким-то чудом не в тот дом попал?
Однако больше с ним препираться не стали. Заскрежетали дверные засовы, дверь приотворилась. У порога стоял белобрысенький невысокого росточка, но крепенький, с накаченными мускулами мужичок лет за тридцать в трусах до колен и майке навыпуск.
-Сожитель, что ли? – мужичок-боровичок. – Пропащая душа? Явился не запылился. Ну, проходи, раз пришел.
-А вы кто? – растерянный Девочкин.
-Иван Пехто. Я сказал: «сожитель».  Я да супруга моя. Ты сам-то где пропадаешь? Мы приехали, с вещами. Сунулись. Никого. Мы к соседям, они тоже не в курсе. Ну, чего нам оставалось? Не на улице же?.. – И уже после того, как Девочкин решится войти. - Да ты не переживай. Я насчет замка. У тебя тут простецкий был, его уже давно б на помойку. Спичкой можно было б. А  этот… смотри… чистая французская работа, с секретом. С тебя восемьсот.   
Девочкин больше вопросов не задавал, у самого хватило ума догадаться. Полгода прошло со смерти бабы Фроси, никто на ее комнатку не претендовал. Девочкин уже размечтался: "Вся квартира будет моей!" -  и на тебе!
-Николаем меня, - новенький тянет руку, чтобы Девочкин ее пожал. -   А про тебя уже. Наслыханы. Так что, как говорится: «Не для компанства, а ради приятства». – А рука у него, ее Девочкину все-таки пришлось пожать, какая-то неприятная: потная и шершавая.
 -Да, наслыханы. Будто ты сиротинушка горемычная, зато приблатненный. Со связями. К начальству прижимаешься. Значит, совсем-то не дурак. Чуешь, где послаще. Я тоже. В смысле человек артельный, не кустарь какой-нибудь там типа одиночка. За мной сила. Братва. Всегда, чуть что…на выручку придут. Словом, будем как-то…  в общем… налаживать.
Из-за двери комнаты, в которой прожила свою долгую жизнь и дождалась своего естественного конца баба Фрося, донесся женский мелодичный голос:
-Коль, ты с кем?
-А догадайся!.. Наш. Соседушка. Объявился, мать его... Спи, еще рано!.. Супруга… А тебя, нам сказали, вроде бы твоя бросила. Чем-то не потрафил ей?.. Да, бабы они такие. За ними глаз да глаз. Я свою в кулаке держу. Чуть что – и мордой о косяк могу.
Когда Девочкин проскользнул в свою  комнатку, первым делом осмотрелся: все ли на месте? Не пропало ли чего?.. Нет, вроде все в целости и сохранности. Да и чему пропадать-то? Ценностей еще не накопил. Из одежонки ежели что, но Николай будет заметно покрупнее его. А барахолку в Архангельске, чтобы сбыть краденое, закрыли еще пару лет назад. Много крыс из-за нее развелось.
Время – еще пяти нет. Еще пару часов поспать можно. Девочкин так и сделал: разделся, помылся, ничего не поел – аппетита никакого, - лег, попробовал заснуть… А ничего и не получается. Хотя, казалось бы… и эту ночь глаз не сомкнул, да и предыдущая была почти не лучше. Должен был бы вмиг отрубиться - не тут-то было!.. Наконец, забылся. А очнулся, когда ему показалось, будто кто-то громким звучным четким  голосом его позвал:
-Сынок!
Девочкина как будто кто-то за шиворот ухватил, посадил на краю кровати. Долго так и сидел, толком ничего не понимая, таращась по сторонам, пытаясь понять, где он? что с ним?  Не сразу, все же сообразил: да, собственно говоря,  ничего с ним, он у себя,  солнце бьет прямо в окно - признак, что день в полном разгаре. Кто-то  ломится в запертую на цепочку комнатную дверь. Девочкин  подошел к двери, сбросил цепочку. За дверью – какой-то человек. Белобрысенький, крепенький, невысокого роста. Как будто его уже где-то совсем недавно видел, но кто он – прямо сейчас не вспомнить никак.   
-Живой? – как будто удивляется знакомый незнакомец.  - А то  уж я собрался дверь ломать. Подумал, ты тут уже дуба дал. Принял, что ли? Не добудиться до тебя. Бери. -   что-то протягивает Девочкину. – Твое.
 Только сейчас Девочкин догадался, что перед ним его новый соквартирант. А протягивает он ключ от входной двери.
-С тебя восемьсот. Не забудешь? А то запиши где-нибудь…  Ты как насчет того, чтобы прямо сейчас посидеть и нормально перетереть? Есть у меня к тебе одно деловое предложеньице. Думаю, не откажешься. А моя сейчас столик нам соорудит.  Ты как?
-Попозже, - вяло попросил Девочкин, - у меня еще дела.
-Ну, давай тогда хотя бы по рюмашке.
-Нет, мне пока совсем нельзя. Мне еще на работу. 

2.
-Живой! Валентин Николаевич! Да вы ли это? – такими словами встретила появление Девочкина пожилая вахтерша, когда увидела его с рюкзаком, штативом под мышкой, и сумкой в руке. – А что,  слух прошел, будто вы, извиняюсь, того… затонули?
-Это не я, - поспешил откреститься Девочкин. –  Другой. А Софья Наумовна у себя?
-Сто лет вам теперь жизни, Валентин Николаевич, раз уж  воскресли из мертвых. Софья Наумовна-то у себя, только… -  голосом потише, -   товарищ… из органов к ней с полчаса тому, как нагрянул. Показания, видать, с нее в эту самую минуту сымает. Мы тут все так и решили, что по вашу душу. Сбрасываться уже начали, чтобы вас добрым словом помянуть. Теперь уж и не знамо, как, - вахтерша как будто сожалела, что поминки не состоятся.   
На самом деле, за Девочкиным  в среде тех работников мэрии, которые относятся к категории  «обслуживающий персонал», закрепилась самая положительная  репутация. Отчасти от того, что  «бедная сиротинка», отчасти: «Никто никогда от него никаких обид не видел, не слышал».    У кабинета, где рабочее место Девочкина,  два хозяина: сам Девочкин и та самая Зинаида, о которой уже как-то шла речь,  еще один референт, историк по образованию,  в основном,  опекает музеи, а также все, что имеет отношение к историческим достопримечательностям  города. К счастью, именно в это время отсутствующая, иначе Девочкину, наверное,  пришлось бы еще раз воскреснуть из мертвых.   Освободив руки от доставлявшей ему не столько физический, сколько моральный дискомфорт ноши, а ноша эта – все, что принадлежало Алику и что еще надлежало как-то передать его понесшим утрату родственникам, - Девочкин  позвонил по внутренней связи через коммутатор.
-А! -  живо откликнулась Софья Наумовна. – Сам явился! Это хорошо, а то я уже командировать за тобой хотела. А ну живо ко мне, пока я тут одна!  – А дальше, уподобляясь вахтерше, то есть голосом потише. – Следак тут у нас. Вынюхивает, справки наводит. Достал уже! Курнуть пошел. Я ему тут не разрешила. Так что ты одна нога здесь, другая там.
Чтобы спуститься с четвертого этажа на третий, на котором находился кабинет Софьи Наумовны, много времени не требуется. Тем более, что она сама просила: «Поживее!»  Но Девочкин ее не послушался: вопреки ее пожеланию шел на встречу со своей начальницей не спеша. Присутствие следователя означало, что к нему сейчас станут приставать с вопросами, на которые ему     придется давать максимально правдивые ответы. Но он до сих пор так и не определился, как ему быть с тем, что произошло на его глазах. Или, более конкретно, с тем, как ему показалось, что Евгений Карлович как будто бы «помог» их незадачливому корреспонденту. Не забывалось, конечно, и выданное им, то есть Евгением Карловичем, чуть ли не клятвенное «Я этого не делал». Вот и раздирают сейчас противоречия, в целом, законопослушного Валентина Девочкина: «Мне-то как? Выдавать свои подозрения или вовсе затаиться, как партизан?»
-Я там…  вещи этого… утонувшего с собой привез, - первое, о чем доложил Девочкин, когда переступил порог кабинета. 
-Ладно, про это потом, - отмахнулась, поморщившись, Софья Наумовна, - не до вещей. Как бы нам сейчас с тобой на пару не утонуть.  – А дальше, как будто взвинчивая саму себя, но стараясь не повышать при этом голос.   – Мать вашу так то! Вы что же это там натворили? Бошки бы вам всем свернуть. Уголовное же дело! Был человек, не стало человека. Чепе  при исполнении. Этого еще нам не хватало. А ты не уследил. Выходит, тоже проявил преступную халатность. Я же тебя за какого черта лысого с ними командировала? Чтоб  ничего такого не допускал. Глаз чтоб с них не спускал. Говорила я тебе? Говорила. Ты головой кивал. И что?  Чуяло мое сердце. Эти хулиганы столичные… разжиревшие... Распоясались.  Чего хочу, то и ворочу. А твоя вина, что проспал. Прохлопал глазами. Зря, выходит, надеялась на тебя.  А это значит что?  Одним выговором, может,  еще и не  отделаешься. Это как минимум. Меня  тоже могут  из-за тебя пощипать.
Какой важный вывод сделал для себя изо всей этой руготни Девочкин? Прозвучало слово «Халатность». Всего-то. Это значит, Евгения Карловича пока никто ни в чем не подозревал и, следовательно, не обвинял. А то, что, возможно, придется ответить как-то самому – об этом сейчас вообще не хотелось думать («Будь, что будет».)   Софья Наумовна им, Девочкиным,  недовольна? Это не страшно. Поругает и перестанет. «Все проходит и это пройдет» (Надпись на перстне царя Соломона.)   
Софья Наумовна, действительно, перестала ругаться, когда заметила, что дверь в кабинет чуточку приотворилась. Как будто  кто-то за ней стоит и подслушивает. На секунду замерла, с ожиданием глядя на дверь. Догадавшись, что тревога ложная, поднялась с кресла,  плотно притворила дверь, прошла к окну, прикрыла форточку, посчитав, видимо, именно ее виновницей такого своенравного поведения двери.  Вернулась в кресло. И уже  в более примирительном тоне:
-Слушай сюда, Валентин. Это вопрос жизни и смерти. Мы же с тобой свои. Я же тебя, можно сказать… вот с таких. На моих глазах рос. Сейчас представитель  тут будет, ты его можешь какой угодно капустой кормить, но главное, чтобы как-то поубедительнее, что ли,  у тебя это получилось… Эх, божья ты коровка. Боюсь, раскусит он тебя на раз-два…
-Я ничего плохого и не делал, - стараясь выглядеть как раз максимально убедительным.
-Ну, да… - похоже, свою покровительницу все же не убедил. – Меня-то на мякине не проведешь. Я ж тебя, Валентинушка, как облупленного… Может, сам лично и не делал. Зато другие...
-И другие тоже, - Девочкин невольно опустил глаза.
-Вот-то и оно, - тут же отреагировала Софья Наумовна. – Ну, да мне-то ладно. Я не следак. В душу к тебе залезать не стану. И все, как было на самом деле, утебя допытываться не стану. Но ты хоть легенду-то какую-нибудь правдоподобную придумал или как?
-Какую легенду?
Софья Наумовна безнадежно взмахнула рукой, а тут и шаги послышались.  «Он! Тот, кто  будет сейчас меня пытать. А я пока и не знаю, как мне… что мне сказать».
От следователя, едва вошел, пахнуло тяжелым смрадом табачного дыма. Софья  Наумовна поспешила вновь открыть только – только закрытую ею же форточку. Внешность же самого следователя не показалась  Девочкину какой-то, что ли, зловещей, чтобы уж прямо вот… мурашки по коже. Наоборот – успокаивающей. Во-первых, уже пожилой. Предпенсионного возраста. Это хорошо. Значит, уже расставшийся с надеждой  выбиться в какие-то начальники. Значит, есть надежда, что живодерничать не станет. Во-вторых, выглядит  усталым. Еще только  середина рабочего дня, а что с ним будет ближе к вечеру? Такому, как он, поскорее отбыть свой номер, отрапортовать вышестоящему начальнику  и на бочок.
Софья Наумовна, едва следователь вошел в кабинет, поднялась из-за стола, что-то пошептала ему на ухо, вышла из кабинета. По дороге успела пошлепать ободрительно Девочкина ладошкою по плечу. Следователь же, когда Софья Наумовна уже вышла из кабинета, не спешил. Вначале высморкался в извлеченную из нагрудного кармана пиджака бумажную салфетку, возможно, у него был насморк, по этой причине и салфетками запасся. «Аккуратный,  или жена за ним следит». Использованную таким образом салфетку медленно скатал, обронил в урну. Наконец, приступил к вялому, кажется, не вызывающего лично у него никакого энтузиазма допросу.
Все шло  гладко,  вплоть до того, как прозвучит вопрос:
- А зачем, собственно,  вам понадобились эти самые Кокоринские пороги? Чего вам там? Медом, что ли, намазано?
 «Если я сейчас ничего не скажу про русалку, а они от кого-нибудь узнают об этом потом, - они решат, что я их вожу за нос. Допросят еще раз, но веры в меня у них уже не будет». Поэтому:
-Руслану Ивановичу померещилось накануне, будто он видел на том месте русалку… это он так ее назвал от того, что уже раз видел ее…
-Где видел?
-В Копенгагене… Город такой…
-Да знаю я.
-Там как раз русалка. Вот ему и померещилось. А Евгений Карлович ему поверил.
-Померещилось, значит, - пожилой и усталый следователь почесал у себя за ухом. – Наверное, еще и дунули перед этим?
-Немного, - приврал Девочкин. Решил, что так будет лучше. В самом деле, кто, если не «дунул» перед этим, может поверить в какую-то русалку? Приврать-то приврал, но и чуточку покраснел при этом. Хорошо, задумчиво смотрящий за чем-то в окно следователь этого не заметил.
-Ну, да, «немного», - следователь, оторвал свой взгляд от окна, печально покачал головой. – Знаем мы эти «немного».
А тут кстати и Софья Наумовна, как будто подслушивала за дверью, в кабинет  без разрешенья вернулась.
-Валентин Николаевич у нас совершенно не пьющий. Можете проверить. Хоть в книгу его эту… забыла, как… Словом, наш золотой резерв.  Пока, правда,  еще только набирается опыта. В чем-то, может, еще по молодости и совершает ошибки, но, как говорится, не делает ошибок тот, кто ничего не делает,  а Валентин Николаевич уже успел завоевать в нашем коллективе поголовное уважение и авторитет. В прошлом году премировали. Думали, и в этом году, но теперь, может, уже и воздержимся.
-Повезло тебе, Валентин, - поделилась с Девочкиным уже после того, как следователь, завершив свое дознание, попросив Девочкина расписаться, оставит их  один на один.  –  «Повезло» в плане, что не будут к нам притыкаться. Этот же… как его?..  утопленник чертов… Он же компромата на Павла Максимовича в  последнюю избирательную компанию насобирал с воз и маленькую тележку.  Ему же потом пришлось от них как от стаи волков отбиваться.   – Павлом Максимовичем величали ИО председателя контрольно-счетной палаты, а не ИО,  то есть настоящий председатель была тогда в декретном отпуске.  – Словом, зуб на него. Как и на всю их компашку. Многим они уже тут кровушки попортили. Словом, так, Валентин. Скажу тебе по большому секрету. Дошла до меня конфицальная информация, - глубоко  копаться  не будут. Так что спи спокойно. Но впредь – что тебе, что мне – хороший урок на будущее. Пожестче надо, Валя, поволюнтаристичнее. Чуть что – за ушко и на солнышко. Иначе не видать тебе молочных рек и кисельных берегов, как тех же своих ушей. Еще раз также оскоромишься, - и я тебе уже не спасу. Ты это заруби у себя, на чем хочешь.  На любой части тела.   

 3.
Такие вот дела. Да, беда как будто обошла Девочкина стороной. Гора с плеч. Облегчением для Девочкина стало и то, что Софья Наумовна велела ему передать Аликовы пожитки в курьерский отдел при мэрии. Не придется самому тащиться к его близким, объясняться. Впредь заниматься этим  будут другие.  Для Девочкина это стало бы тяжелым испытанием. Теперь ему  предстояло проводить Евгения Карловича и Маргариту Анатольевну до аэропорта.  Но это вечером, а на прямо сейчас, на начало третьего дня, каких-то других заданий  Девочкин от своей начальницы не получил. Привычно перекусив в их буфете при мэрии, отчасти успокоенный,  отправился к себе на  Ижемскую.
Девочкину редко удавалось быстро и легко приспосабливаться к новым механизмам, приспособлениям, будь они даже самыми элементарными, постоянно вначале какая-то неудача, осечка. Так случилось и на этот раз с врезанным накануне его новым соседом замком: ключ отказывался ему повиноваться. За что-то цеплялся. Не проворачивался. Вспомнилось Николаево: «Французский. С секретом». Ох, уж эти французы! После нескольких завершившихся ничем попыток, решился позвонить. Дверь ему отворила довольно миловидная молоденькая женщина лет двадцати. Девочкин сразу догадался, что это  и есть жена его нового соквартиранта. Еще подумал про себя: «Ничего. Симпатичная. Вроде, не как муж». 
-Здравствуйте.  Что? Не получается?   
Далее доходчивым языком объяснила, как следует обращаться с ключом и замком. На этом расстались. Девочкин  уже заканчивал  переодеваться, когда в его комнатку бесцеремонно, без стука вошел облаченный в треники и футболку «несимпатичный» Николай.
-Ну что? Как тебе моя?.. Ты ей, вроде бы, понравился. Я ей про тебя: «Шпана детдомовская»…  Ну, так, в шутку. Не бери в голову. А она: «Нет. Вроде как лицо интюлигентное». Ну что? Как? Интюлигент. Посидим? Потолкуем?
Девочкин недавно как из-за стола, ни есть, ни тем более чего-то пить  не хотелось, но и отказываться от предложения «посидеть и потолковать» тоже не мог. Да и узнать поближе, чем живут и чем дышат его новые соквартиранты,  словом, приступить к налаживанию  «добрососедских отношений», «наведению мостов», было для него делом необходимым,  жизненно важным.
 -Чего-то, вроде как, бедненько, я замечаю, ты живешь.
С этого начал Николай уже после того, как рассядутся за появившимся только с появлением новых жильцов свеженьким кухонным столом. И стоит он ровно на том месте, прямо напротив окна, которое после смерти бабы Фроси  сразу занял стол Девочкина. Занял, как он считал, на вполне законном основании. Баба Фрося, пока была жива, не раз предупреждала Девочкина: «Это место, затеши у себя на темечке, твое. Чтоб никто не занимал. Оно по всем статьям самое удобное». И вот – сбывалось пророчество бабы Фроси. Как по нотам: первое, на что покусились новоселы, что себе присвоили, оказалось именно этим «самым удобным» местом.
Девочкин, разумеется, эту перестановку сразу заметил, но высказаться не успел, его опередил Николай:
- Да! Извини, браток.  Мы тут, как видишь, пока без тебя… У Лариски  у моей  болезнь куриная. Чуть ли не с пеленок. В курсе, наверное, что такое куриная болезнь? По ее окулярам  без нормального дневного света вообще… ложись и помирай. Поэтому мы тебя, браток, и подвинули. Хоть и без спросу, но ты не бери в голову.  Мы это как-то компенсируем.
Лариса с ее куриной болезнью тут же, накрывает на стол,  ее присутствие особенно сдерживает Девочкина, не хочется сразу показать ей, до какой степени он мелочный.  А Николай, пользуясь тем, что Девочкин молчит, продолжает. Но уже не про жену или  ее  куриную болезнь, а про самого Девочкина:
-Чего-то, вроде как, бедненько, я замечаю, ты живешь. Хотя сам, вроде, мне сказали, в каких-то начальничках. Пусть пока и небольших. Или при такой должности, что и подкалымить никак не  с руки?
Девочкину неприятен этот разговор. Это уже далеко не первый раз, когда ему приходится выслушивать обращенное к нему: «Мало приносишь. Ты же рядом с кормушкой сидишь». Такими замечаниями, например, грешила покинувшая его подруга Наташа. А покойная баба Фрося, та прямым текстом в него это вдалбливала: «Не украдешь, не проживешь. Все, милый мой, крадут и тебе рано или поздно придется. Никуда от этого не денешься». Но одно дело, когда тебе об этом говорит твоя подруга, с которой ты делишь постель,  или человек, с которым прожил бок о бок не один год, и совсем другое, когда в роли указчика выступает человек, который пока для тебя темный лес.
-Хотя, по правде,  у меня пока тоже не густо, - не умолкает ни на секунду Николай. -   Дуриком  был. Денюжки хоть и  попадались, и хорошие, я тебе скажу, денюжки, но все как-то… промежду пальцев. На дребедень там на всякую разную. Шушеру-мушеру. Вспоминать неохота. С прошлым завязал. Решил вот переделаться. Супругу ладную заимел, а то всё, бывало, шалавы одни. – Лариса к этому моменту успела убраться из кухни. Его откровений не слышит. - На рынок на Гагаринский в охрану устроился. Сутки на вахте, двое суток выходящий.  Как-нибудь приходи, я тебя с  хорошими  продавалами подзнакомлю. Они ведь тоже разные, и товар у них разный, хотя берут одинаково. Это знаешь, как иазывается?  «Коммерция». Ну, давай еще по одной, а то, я гляжу, ты все как-то модничаешь. Или жратва тебе наша не по вкусу? Зря. Женушка у меня, что надо. И сготовить и в постеле, я тебе скажу… Такие, брат, кренделя! Закачаешься.  Это она на вид только… да при чужих… девочка--припевочка.  В тихом омуте сам знаешь что. На деле-то  она ой-ей-ей. Мало не покажется.   
Девочкина тяготит эта исповедь уже слегка захмелевшего соквартирника. Да и откровения о собственной жене ему не по вкусу. Он бы так про свою Наташу, пока она была «своей», никому б,  ни за что. Лучше б ему язык отрезали.  Хотя и она тоже в постели кое-что умела. Такого, что самому Девочкину и не снилось. Поэтому и хочется ему поскорее замять этот разговор.
-Вы мне еще этим утром о каком-то  предложении как будто хотели.
-Предложение? – вначале как будто удивился Николай. Потом вспомнил. - Слушай… И то! Хорошо, что напомнил. Я, собственно, чего хотел? Нам ведь тут, браток, не ужиться вместе.
-Как это? – удивился Девочкин. – Почему не ужиться?
-Ну, ты же, вроде как, мужик неглупый. С образованьем.  Будто сам не понимаешь. Ты ж  этот самый… бобылек. Бобылек?
Девочкину не до конца понятно значение этого слова, но переспрашивать не хотелось, поэтому и его уклончивый ответ:
-Допустим.
-Ну, вот! А  я посменно работаю, - продолжал Николай. -  Бывает, что и ночами полными меня нет. Ну, так, как я вас тут на ночь обоих оставлять-то  буду?  Не дурной же я. Ты сам - своей бошкой – сообрази. 
Девочкин -  что значит «тугодум»,  - не нашелся, что ему на это ответить, поэтому молчал, собираясь с мыслями, зато  не умолкал бойкий Николай:
-Словом, предлагаю разъехаться. У матери моей дом хороший, пятистенок, в Уемском. Там только пару венцов с под низу заменить. Я это сам, не бери в голову.  Вот как заменю, так этот дом еще лет пятцот  простоит. Плюс усадьба шикарная. Амбар. Утварь там всякая. Еще чуть ли не с царских времен. Закачаешься…
-Нет, я так не хочу!  - наконец, справился с первым удивлением Девочкин.
-Да ты погоди сразу отказываться-то! Съездим вначале. Я тебе все прямо на месте покажу. Тебе еще о как понравится! Пальчики оближешь.
-Нет! – уже возмутился Девочкин.  – Никуда отсюда переезжать не стану. Я здесь работаю…
-Чудак-человек! Да там… Без разницы  Транспорт… Пятнадцать минут. Туда-сюда.  Оглянуться  не успеешь, ты уже у себя. Электричка под боком, автобус каждые полчаса.
-Нет. Даже слушать не хочу.
-Я ж не просто за так, я все понимаю, я ж еще денюжек тебе… Тыщ пятьдесят. 
Девочкин продолжал стоять на своем:
-Денег мне ваших не надо, а если чего-то боитесь, - сами переезжайте туда, ездите на электричке, а вашу мать сюда. Мы с ней уживемся.
-Слушай… Мне-то показалось, с тобой можно кашу сварить, - тон Николая становится угрожающим. Впрочем, не только тон, но и слова. -  А будешь упираться, мы тут устроим тебе таку-ую раскрасивую жизнь…  Как ошпаренный отсюда. И никакие твои начальнички, ежели ты на них надеешься, тебе уже не помогут. За мной, учти, братва, любого начальства поавторитетнее будет, а за тобой одне слова. 
Девочкин дальше отказался слушать. Поднялся из-за стола и, с горящими ушами, с бьющимся сердцем прошел к себе, заперся на цепочку.
Вот! Несчастье-то откуда вдруг взяло и прикатило. Эдакого вахлака бесстыдного к нему в соквартирники занесло. («Вахлак бесстыдный»  это, скорее всего, из словаря покойной бабы Фроси.)  Не напрасно, значит, ему чутье сразу подсказало, что от этого человека ему будут сплошные неприятности.  Но и… Отступать он, конечно, чем бы ему не угрожали, какую бы «красивую» жизнь ему не сулили, он тоже не собирается. Вспомнился кстати один из  афоризмов, приведенных в его книжке, и запавший  в его память: «Я стал сильным, потому что был слабым. Я бесстрашный, потому что боялся. Я мудрый, потому что был глупцом». Автора, правда, сейчас не вспомнит.  А доставшаяся ему по праву – не сильного, а без его на то воли обездоленного – возможность жить не  в пятистенке, в каком бы состоянии эта пятистенка не была,  а в нормальной городской квартире со всеми коммунальными удобствами, - за это он, конечно же,  будет стоять до последнего. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Автора этого изречения Девочкин помнил четко. Долорес Ибаррури. Пламенная испанская коммунистка.   

 4.
Впрочем, все это, можно сказать, дела житейские, а этим вечером ему предстояло еще проводить в аэропорт москвичей. Попрощаться. И больше с ними, скорее всего, уже никогда не увидеться. Еще на исходе прошлой ночи, когда подъезжали к городу, сидевшая позади Девочкина Маргарита Анатольевна, воспользовавшаяся, видимо, тем,  что Евгений Карлович задремал, прошептала на ухо Девочкина:
-Нам в какое время выезжать из гостиницы, чтобы спокойно добраться до аэропорта?
Девочкин назвал время.
-Ты ведь нас, наверное, проводишь. В любом случае, я тебя попрошу. Будь другом, заедь за нами  пораньше…Ну, скажем,  на полчаса. И не жди  внизу, а сразу поднимись наверх. Позвони мне. В каких мы номерах ты знаешь?
Почему «пораньше»? Зачем? Девочкин тогда донимать Маргариту Анатольевну вопросами не стал: неловко и боялся потревожить покой Евгения Карловича.
Что касается сегодня. Подъехали к гостинице как попросила Маргарита Анатольевна, пораньше. Девочкин прошел в гостиничное фойе, узнал у дежурной, как позвонить в номер, где остановилась Маргарита Анатольевна. Словом, все, как полагается. Но дальше пошли какие-то непонятки. Во-первых, Маргарита Анатольевна не откликнулась на его звонок. Тогда Девочкин позвонил в номер Евгения Карловича. Трубку подняли, однако разговаривать с Девочкиным Евгений Карлович не стал: даже не выслушав, кто звонит, бросил трубку. Девочкин перезвонил в номер Маргариты Анатольевны – молчание. Он уже решил подняться, не дожидаясь, когда кто-то изволит с ним поговорить – в гостинице «Двина» Девочкина хорошо знали, он был здесь довольно частым гостем, поэтому и пропустили бы без звука, - но теперь зазвонил телефон у дежурной.
-Да-да! – дежурная в трубку, не спуская при этом глаз со стоящего напротив нее Девочкина. – Стоит… Сейчас. – Протянула трубку Девочкину.
-Извини, - голос  Маргариты Анатольевны. Он показался Девочкину несколько встревоженным. – Все в порядке. Поднимись. Я тебя жду.
Через несколько минут Девочкин стоял уже у двери в номер, где остановилась Маргарита Анатольевна. Постучал – никто не ответил. Попробовал открыть дверь – она была заперта. Еще минута ушла на то, чтобы подумать: «Что  дальше?», - когда увидел Маргариту Анатольевну выходящей из соседнего номера. То был, кажется, номер, где остановился  Евгений Карлович.
-Извини… Честно говоря, я про тебя совсем забыла, - Маргарита Анатольевна, приближаясь к Девочкину. – То есть не про тебя, разумеется… Ну, ты меня понял. – Да, она определенно чем-то взволнована. Открыла ключом дверь в номер. – Поскучай  еще один  пару минуток. Сейчас мы закруглимся и, как я хотела,  -  поговорим.   
Девочкин вошел в номер, а Маргарита Анатольевна опять испарилась. Скоро выезжать, а чемодан, сумки еще пусты. Везде, куда ни брось взгляд: валяющиеся, висящие, лежащие наряды… наряды… наряды. Чего только тут нет! «Когда же она все это? Скоро выезжать. А еще какой-то разговор со мной затеяла».
В номер Маргарита Анатольевна вернулась минут через пять. Больше не извинялась, только сказала:
-У нас был  непредвиденный визит… Впрочем, у Евгения Карловича он еще продолжается. 
Она и сама-то сейчас выглядит разобранной: ненакрашенная, неприбранная, непричесанная. Темные круги под глазами. Словом, страшненькая, какими женщины могут выглядеть  только наедине с собой.  С Наташей происходило, примерно, то же самое, когда была уверена, что на нее никто не смотрит, - и все-таки… Наташа и Маргарита Анатольевна две большие разницы. Наташей Девочкин мог любоваться в ее любом виде или наряде, от Маргариты Анатольевны – ровно сейчас, - хотелось отвести глаза. Она же, кажется, сразу поняла, какое впечатление производит на Девочкина.
-Не смотри на меня…  Да-да, отвернись… Или, слушай, изыди  пока на балкон. Подыши свежим воздухом…
Девочкин так и сделал, как его просили: вышел на крохотный балкончик. Отсюда, где он стоит, хорошо виден их уазик… Дяди Кости не видно… Впрочем, вон он! Стоит рядом с припарковавшимся напротив дверей гостиницы каким-то такси, видимо, также поджидает клиентов, а дядя Костя ведет оживленный разговор с хозяином этого такси. Что-то обсуждают. Судя по жестикуляции, не просто «обсуждают», скорее, о чем-то спорят. Разумеется, про политику: «Ты за большевиков али за коммунистов?» 
-Как ты? – обращенный к Девочкину голос Маргариты Анатольевны. Балконная дверца настежь, поэтому и голос беспрепятственно  слышен.
«Сказать – не сказать, что меня допрашивали? Нет, ей не скажу. Евгению Карловичу – да». Да, про  свидание со следователем  Девочкин решил пока умолчать, но вот поделиться тем, какие над ним тучи сгустились… Пожалуй, Маргарита Анатольевна как раз та самая, кому  можно поплакаться.
-А меня из квартиры хотят выгнать.
-Что ты сказал? Повтори.
Девочкин повторил, слегка повысив голос.
-Ну, что ты плетешь? Кто в наше время может выгнать человека из собственного жилья? Ты же там, я понимаю, прописан.
Девочкин, стараясь использовать как можно меньше слов, поведал, с чем пристает к нему его новоявленный сосед.
-Да, - сочувственно отозвалась на это Маргарита Анатольевна, - не повезло тебе с  соседями. Но ты не падай духом. Борись. Не имеют права. У тебя ведь наверняка есть какие-то покровители. Попроси их… Ну, все. Теперь можно. Выходи. Я готова.
Словом, посочувствовать посочувствовала, но как-то вяло. Девочкин рассчитывал на бОльшее. Покинул балкон, бросив предварительно последний взгляд на продолжающего внизу спор с таксистом дядю Костю. Впрочем, их, спорящих, уже не двое, а трое. Да, кто-то еще подошел. («Видимо, тот, кто за зеленых».)  А Маргарита Анатольевна за то короткое время, пока Девочкин ошивался на балконе, претерпела нормальную для зрелой опытной  женщины трансформацию: из почти гадкого утенка в почти великолепного лебедя.
-Сядь, - почти скомандовала Девочкину. – Я займусь, а ты пока посиди. – Дождется, когда  Девочкин устроится на том, что, кажется,  называется козеткой, чтобы вновь с ним заговорить. - Да, у меня возникло острое желание встретиться с тобой пораньше… Жаль, что все так… Наслоилось одно на другое… - Она обращается к Девочкину и одновременно укладывает свои наряды в дождавшиеся, наконец, своей очереди сумки и чемодан. – Поэтому буду максимально  краткой… Как ты относишься к Евгению Карловичу?
Вопрос, застигший Девочкина врасплох. Не сразу нашел, что ответить:
-Хорошо.
-Да, я это заметила… Но это и неудивительно. Он почти у всех, пока  получше его не узнАют, вызывает положительные эмоции…Тебя не затруднит? – Маргарита Анатольевна показала на лежащую рядом с Девочкиным какую-то кружевную штучку. – Мерси… Евгений Карлович очень своеобразный человек. Да, знаю, помню, я тебе о нем  уже… Не терпящий никакой рутины. Постоянно ищущий острых ярких впечатлений. Демонстрирующий чудеса храбрости, когда попадает в какую-нибудь чрезвычайную историю. Изобретательный.  Много раз балансировавший на грани жизни и смерти. Но что касается строго научного мира… Тут все очень даже неоднозначно. Молодежь его обожает. Те, кто постарше, порицают. Очень многие откровенно ненавидят. Есть и те, кто считает его умалишенным. К сожалению, он дает тому серьезные поводы. Много из того, что он делает, чему учит, что провозглашает, звучит, выглядит довольно странным… Мягко скажем… Наводящим на размышления… А теперь о том, ради чего я затеяла весь этот сыр-бор… - Маргарита Анатольевна, кажется, успела к этому моменту подготовить в дорогу самый основной ее багаж – чемодан. Видимо, довольная этим, уселась в кресло.  Заметно расслабилась. – Мой тебе совет, Валентин… Ты еще такой, извини меня, полуфабрикат… В тебе, несмотря на твой уже достаточно солидный возраст, еще так многое не созрело… Не знаю, что тому виной, но ты действительно выглядишь еще таким юношей!.. Так вот, мой тебе совет… Держись от Евгения Карловича… подальше. Постарайся поскорее о нем забыть. Почему? Потому что Евгений Карлович не просто человек. Это человек-идея. А идеи не знают ни времени, ни пространства. Они как микробы. Они овладевают человеком, а потом ведут его по жизни. Как бычка на веревочке. Поверь мне. Уж я-то знаю это. И не понаслышке, а на собственном опыте. Да, я одна из жертв его идей.  Боюсь, как бы что-то подобное не случилось и с  тобой…
Она явно не закончила всего, что хотела, когда дверь затряслась, а потом раздался рассерженный  голос  Евгения Карловича:
-Есть тут кто-нибудь?
 Маргарита Анатольевна:
-Потерпите секундочку! Сйчас открою! – Прежде чем отворить дверь,  успела шепнуть Девочкину. – Конечно, это должно остаться между нами.
В  номер вихрем ворвался чем-то разгневанный Евгений Карлович.  Таким, как сейчас, Девочкин его еще не видел ни разу. Можно сказать, вбежал, и, видимо, не замечая продолжающего скромно сидеть на козетке Девочкина, сразу, с порога обрушился всей мощью своего гнева на Маргариту Анатольевну:
-Зачем эти запоры? Хотите спрятаться от меня?
-Да Бог с вами…
А Евгений Карлович продолжает бушевать, не замечая при этом  Девочкина:
-Я для вас кто?! Кем вы меня представляете?
Маргарита Анатольевна молчит.
-Я вам не воспитанница пансиона  благородных девиц, Маргарита Анатольевна, а вы не моя классная дама, чтобы стоять на страже  моей нравственности! Я даже своей жене не позволяю такого! Вы тоже не являетесь исключеньем!
-Что вы хотите? – недоумевающая, но не впадающая при этом в панику  Маргарита Анатольевна. Со стороны выглядит так, что для нее такое поведение Евгения Карловича вовсе не в новинку. Видывала, наверное, и похлеще.
-Куда вы подевали мое лекарство?
-Ваше что? Лекарство?
-Да, именно так! Мое. Есть в этом мире хоть что-то мое, или все только ваше?
-Разумеется.
Евгения Карловича еще штормит, готов метать громы и молнии, зато Маргарита Анатольевна сумела мгновенно сориентироваться. Не вступая больше ни в какие пререкания,  присела на корточки перед стоящей на полу,  еще раскрытой дорожной сумкой, достала из нее причудливой конфигурации бутылку из темно-синего стекла в ярко-оранжевой оплетке.
С заметным сарказмом в голосе:
-Что? Вы  имели в виду это?.. Вы страдаете от отсутствия этого лекарства?
Да, судя по тому, как Евгений Карлович едва  не вырвал бутылку из ее рук, Маргарита Анатольевна была права.
-Осторожнее… Вы мне руку едва не оторвали.
-Сорри, - буркнул Евгений Карлович.
-Ругаетесь, как сапожник, но ведь это был именно ваш сценарий.
-Что вы имеете в виду?
-Чтобы я убрала это от вас. Чтоб не было соблазна. Забыли?..  И при чем здесь классная дама? –  Маргарита Анатольевна к этому моменту поднялась с колен, теперь стоит и потирает руку, видимо, все-таки испытывающую какую-то причиненную Евгением Карловичем боль. – Что вы молчите? Я вас спрашиваю. При чем здесь классная дама? Приплели, ей Богу. Фу!
 А «фу» от того, наверное, что Евгений Карлович ухватился зубами за пробку. Заметивший это Девочкин еще успел подумать: «Какие у него здоровущие и до чего белые зубы!»  Вспомнилось заодно, как он  угрожал перегрызть этими зубами глотку бедного Алика. «А перегрыз бы. Если б только захотел».
-Дайте мне, - отобрала бутылку из рук Евгения Карловича  и дальше занималась ею только она. Но, занимаясь бутылкой, не забывала при этом  и про Евгения Карловича. – Вместо того, чтоб устраивать здесь эти цирковые номера - обратите внимание, кто к нам пришел.
Только сейчас Евгений Карлович увидел Девочкина. Увидев, подошел, молча пожал ему руку. Впервые такое сделал с рукой Девочкина. А рукопожатие… Ого! Девочкин почувствовал боль в пальцах. 
-У вас все в порядке? – между тем продолжала, кажется, окончательно пришедшая в себя  Маргарита Анатольевна, что-то при этом доставая из той же сумки.
-Д-да, - неохотно откликнулся быстро возвращающийся в свое нормальное состояние Евгений Карлович.
-Вы в этом уверены?
-Более чем.
-Абсолютно?
-Абсолютно.
-Абсолютно, абсолютно?
«Зачем она его дразнит?»  – с досадой подумал Девочкин. Он уже боялся, что Евгений Карлович вновь, на его глазах, взбесится. Евгений же Карлович как будто почуял, какое впечатление он только что произвел на Девочкина. Решил заняться им.
-Рад вас видеть. Как вы? Отдохнули? Пришли в себя? Извините меня за эту безобразную выходку. Вспылил. Были тому причины. А рад от того, что нам с вами нужно будет… кое о чем … Вы меня тоже, - это уже относится к  Маргарите  Анатольевне.
-Помилуйте, Евгений Карлович!  Если просите меня о прощении…
-Именно.
-За что?
-За то, что  вам нахамил… Простили?
-Бог простит… - значит, не простила. - Господа… Прошу.
Да, стараниями Маргариты Анатольевны стол был готов принять гостей. Даже фрукты какие-то на нем появились,  мизерные стопочки.  До чего же все-таки Маргарита Анатольевна замечательная хозяйка!
-Напиток богов… - объяснил присевшему к столу  Девочкину Евгений Карлович, наполняя стопки.- Мексиканское. По недавно расшифрованному рецепту древних инков. Вам еще не приходилось и навряд ли когда-нибудь. Так что пользуйтесь выпавшим вам редчайшим случаем.
На бутылочной этикетке: лицо: остроскулое, узкоглазое, с продетыми в мочки ушей огромными серьгами, шишкастый шлем на заметно удлиненной голове. А сам напиток богов… Никакого сравнения с тем, чем угощала Девочкина сама Маргарита Анатольевна. Хотя и тот напиток был хорош, но этот… Девочкина, стоило ему только кончиком языка попробовать, -  как будто в самом начале слегка ударило током, а потом, когда уже сделал пару глотков, в его голове закружились колесики до сих пор дремавшего часового механизма. Сосредоточившийся на испытываемых им сейчас ощущениях, на какое-то время перестал воспринимать, о чем говорят между собою его – на этот момент - собутыльники. Прошло какое-то время, прежде чем Девочкин восстановил нормальное восприятие мира. За этот промежуток времени его собутыльники ушли куда-то вперед. Вот услышанный Девочкиным кусочек их диалога:
-«В будущем» это как? – голос Маргариты Анатольевны.
-Пока никакой определенности.
-Я могу ошибаться, но мне кажется, они не ставят перед собой…
-Еще рано делать какие-то предположения. Сейчас не будем  об этом.
-У вас  теперь так накурено!
-Я, когда уходил, оставил окно открытым. Надеюсь, когда наступит черед нашей беседы с Валентином Николаевичем,  достаточно проветрится.
-Вы можете спокойно поговорить здесь, - предложила Маргарита Анатольевна. – Не дожидаясь, пока проветрится. 
-Нет-нет! Нам необходимо будет уединиться.
-Я вам не помешаю.
-Ни в коем случае! Чисто мужской, брутальный разговор. Никаких  женских расслабончиков…  Сорри.
-Как вам будет угодно, ваше мужское величество.   

5.
-Чувствуете? Бр-р-р… Ничего не чувствуете? Колотун.
Евгений Карлович и  Девочкин только что вошли в номер, в котором остановился Евгений Карлович. Евгению Карловичу не нравится, что в номере действительно прохладно, а прохладно от того, что открыто окно. За окном типичная архангелогородская погода: погуливает, видимо, примчавшийся с Баренцева моря свежий ветерок. Но «прохладно» это еще не все. Тонкое обоняние Девочкина, едва ступил в помещение,  уловило так и не выветрившийся полностью запах сгоревшего табака. Знакомый ему запах. «Так вот с кем он был! – Девочкин мгновенно связал этот запах с его, Девочкина,  утренним страдающим насморком и пропитавшимся табачным дымом дознавателем. – А я-то! Как же мне сразу об этом не  догадаться?»
Евгений Карлович ворчит, ему не нравится, что в помещении холодно, а Девочкин, кроме запаха,  обращает  внимание еще на одно. На  лежащий то ли на туалетном, то ли на журнальном столике, как-то обособленно ото всего, непонятного назначения предмет на длинной деревянной ручке и с угрожающе поблескивающим,  таким же необычно длинным изогнутым лезвием. Такую вещицу Девочкин видел в своей жизни впервые. Обратил, наконец, внимание на этот предмет и  Евгений Карлович.
-А! Рассеянный с улицы Бассейной… Не знаете, что есмь сей предмет?..  Опасная бритва. Неужели никогда не видели? – Девочкин мог бы в оправдание сказать, что вообще крайне редко бреется, однако промолчал. – Да, сейчас это стало раритетом. Молодежь, вроде вас… ну, или не совсем вроде вас… у них другое. А наши предки когда-то только такого рода вещицами и боролись со щетиной. В этом частном случае я следую их примеру, поступаю, как они. – И дальше,  убирая бритву в красивый чехольчик из темно-зеленого бархата. -  К тому же память об отце. Кажется, единственный трофей,  привезенный им с полей сражений в Отечественную. - Вернув, наконец, бритву  в боковой кармашек чемодана, который Евгений Карлович называл «кофром».  – А теперь… Однако вначале… -  затворяя  окно. – В продолжение темы «бритва»… В годы молодые… примерно, как у вас, или даже помоложе…  стал было отращивать  бороду… -  После того, как закроет окно, пройдет к двери, что ведет в коридор, теперь распахнет  ее. – Вот так!.. – Видимо, он тоже по-прежнему ощущал сохранявшийся в номере запах дыма, поэтому и дверь решил отворить. - Да, бороду. Дань  увлечения Хэмингуэйем… Не уверен, что сия  фамилия вам о чем-нибудь говорит. - Да, так оно и было на самом деле, Девочкину не приходилось прежде слышать такую фамилию. Евгений же Карлович прошел от распахнутой настежь двери, подошел к разобранной постели. - Борода, трубка, свитер. Икона моего поколения, – протянул Девочкину поднятый  с постели  плед. – Берите, берите. Я закаленный, не боюсь никаких сквозняков. - Сам, как был  в одном пижонском джинсовом костюме, так в одном этом костюме и остался, уселся в кресло, закинул ногу на ногу. - Но пришло другое время, другие иконы - бороду сбрил. От куренья вообще отказался. От куренья потому, что последовал совету моего нового кумира. Жака-Ива Кусто. Еще одно, скорее всего, незнакомое  вам  имя. –  Нет, про знаменитого Кусто, о его путешествиях в глубины морей и океанов Девочкин, так уж, может, чисто случайно получилось,  не только слышал: видел по телевизору документальный фильм. Он произвел на него впечатление.  – А без бороды для того, чтоб не создавать для себя проблем, когда натягиваешь  на лицо маску. Знаете, когда вы собираетесь погрузиться на длительное время под воду… Думаю, этого достаточно…  - Поднялся с кресла, прошел, закрыл дверь. Не только закрыл, но и запер несколькими поворотами ключа, вернулся к креслу, сел. -  Ну, вот, кажется,  и все!
Как-то даже немножко пугающе это прозвучало в исполнении Евгения Карловича «Ну, вот и все». «Почему вот и все?» - подумал Девочкин. Но несколькими мгновениями позже   тот же Евгений Карлович  его и успокоил:
-Не возражаете, я при вас приму душ?.. Омерзительное ощущение пота… Это не помешает мне протранслировать  вам все, что мне бы на прощанье хотелось…
-Нам скоро выезжать, - робко напомнил Девочкин.
-Да-да! Я помню. Ничего. Это не займет много времени. Буквально несколько минут, - зашел за дверь ванной комнаты, откуда вскоре раздался шум  выпущенной из смесителя водяной струи, а еще через пару секунд донесся голос Евгения Карловича. - Давайте вообразим, что мы в институтской аудитории. Я в роли профессора, вы – на этот момент – мой единственный студент… Так вот, я прочту вам одну маленькую лекцию. Говорю «маленькую», хотя она может показаться вам длинной. Но совсем уж коротко, ограничиться парой-другой предложений все-таки не смогу. Тема очень сложная. Далеко-далеко не бесспорная. Отчасти, в определенных кругах даже запретная. Вообще, принято считать, что даже заикаться об этом в приличном обществе не комильфо: осмеЮт, осудят, а то ведь и в Кащенко могут… Вообще, так уж в человеческом общежитии испокон века повелось, что, тех,  кто не придерживается стандартной, общепринятой точки зрения, стоит только громогласно заявить о том, что думает иначе, тут же поспешат причислить к сонму сумасшедших. Вот и сейчас, молодой человек, перед вами, считайте, сумасшедший. Впрочем, я думаю, для вас это уже не открытие. Маргарита Анатольевна, мне кажется, с вами уже поделилась… Поделилась? – Девочкин не нашелся, что сказать, но Евгений Карлович как будто особенно-то и не рассчитывал на то, что получит какое-то подтверждение. Подтвердил сам. – Поделилась… Впрочем, она сама… Также не без греха. Хотя и в смягченной  версии. Или все-таки, объективности ради, скорее, все же сочувствующая. И все  это еще более осложненное ее особым отношением ко мне.  Не было бы этого отношения, не было бы, пожалуй,  и сочувствия… Так вот… Такова моя вводная, а теперь – к телу моей лекции. .
Евгений Карлович замолчал. Молчание его длилось несколько минут. Наконец, вышел из ванной комнаты, завязывая кушак на надетом  сейчас на него халате. На ногах резиновые шлепки.
-Чуточку подсохну и начну облачаться по-дорожному. – Сел в кресло. – Еще одну минутку. Мне надо сосредоточиться. – Опустил голову на грудь.
На розовом после горячего душа лбу пощаженные  полотенцем бусинки влаги. В таком положении, без движенья, оставался еще несколько минут. Может, оставался б и дольше, если кто-то не подошел к двери, не подергал ручку.
-Заперто! -  недовольный Евгений Карлович.
-Это я, - голос Маргариты Анатольевны.
-Я понял. Что вы хотите?
-Просто напомнить. Через четверть часа, не позже, мы должны выехать. Если, конечно, мы не хотим опоздать.
-Нет, не хотим. А пока оставьте нас… - И от того, что Маргарита Анатольевна не спешила отходить. - Да-да, пожалуйста, сделайте такое доброе дело: оставьте. Не стойте у меня над душой.
Подождав, когда Маргарита Анатольевна, выполнит его просьбу… или, скорее, уже не просьбу – требование… то есть отойдет от двери:
-Итак, перехожу к изложению обещанного. Самого главного… Если я спрошу вас: «От кого произошел человек?» Вы мне, безусловно, не задумываясь, ответите: «От обезьяны»… На какое-то количество процентов вы будете правым. Но отнюдь и далеко не на все сто. Поделюсь с вами кое-кого шокирующим… Человек человеку рознь. Да, у подавляющего большинства населяющих эту землю, действительно, их непосредственным предком являются, так называемые,  приматы . Я не буду с этим спорить. Но существуют особи, их на огромное количество меньше, чем первых, которые берут свое начало в совсем ином источнике… Я не стану, юноша, засорять вам голову детальным описанием, как и по каким законам это размежевание произошло. Избегу использования незнакомой вам терминологии. Ограничусь самым важным. У большинства  их далекими предками являются, действительно, те, что до сих пор скачут по деревьям. У меньшинства… назовем их двоюродными  братьями  и сестрами первых – те, что  до сих пор пребывают в недосягаемых глубинах океанов… - В этом месте Евгений Карлович поднялся с кресла. Зашагал по номеру. Ему, очевидно, не сиделось на месте. – Так вот… Прапрапредками этой, куда как более малочисленной части человечества, были не обитатели современной Африки или Австралии, а те, кто уже миллионы лет назад населял необозримые пространства подводного мира… Населяют до сих пор. Хотя уже и в ничтожно малых количествах. Самые упрямые, самые стойкие, находящие в себе силы  бороться с враждебными им законами эволюции. Самые грубые оценки их популяции: от нескольких сотен, до нескольких тысяч. Мне посчастливилось пару раз наблюдать издалека за их немногочисленными колониями. Да, они держатся семьями. Да, наблюдал, но  только издалека. И на огромной глубине. Не говорю никому об этом и, тем более, нигде не пишу, потому что боюсь. Понятно, что не за себя. За них. Можно себе только представить, что с ними станет, во что их обратят, если станут целью… мишенью… попадут  в объектив таких, как наш  покойный бойкий репортеришка.   Но что такое этот жалкий человек, которого уже нет,  по сравнению с другими куда более крупными, хищными, кровожадными двуногими чудовищами?..  Да, я называю их чудовищами… убийцами… и у меня есть основания их так называть. Теперь-то вы понимаете, как это было важно? В нашем конкретном случае.  Та, наша русалка,  с которой нам посчастливилось встретиться… Она приплыла к нам из бездонных глубин… Что ее заставило, я до сих пор понять не могу… Но что было бы, если б она стала жертвой?.. 
-Следователь и меня допрашивал, - вырвалось из Девочкина. - Как и вас. Но меня раньше.
-Что вы говорите? – поразился  Евгений Карлович.
-Но я ему  ничего не сказал.
-Кретин! - Евгений Карлович   шмякнул себя кулаком по лбу. – Это не о вас,  простите. Я о себе. Какой же Я кретин! Мне должно было бы обсудить это с вами еще до.  С опережением. Как нам с вами… Но хорошо то, что хорошо кончается… Или как? По вашим ощущениям. Они оставят нас в покое?
Девочкин осторожно согласился, хотя подумал при этом о Руслане Ивановиче. Еще один важный свидетель. И Евгений Карлович как будто услышал Девочкина.
-Да. Руслан Иванович… Но с ним-то у меня как раз состоялся разговор. Я обрисовал, чем ему… или, точнее, всему его бизнесу может, примерно, грозить, если начнется этот великий шум, когда «все гости будут к нам». Он умный мужик, и будет поступать по уму… Но какой же вы молодчага! Как же у вас смекалки хватило?
Евгений Карлович нахваливает Девочкина, вот Девочкин и  решил задать ему уже какое-то время не дающий Девочкина вопрос:
-А отчего вы как-то сказали, что  вы сирота при двух родителях?
-Да?.. Я так сказал?.. Н-не помню. Впрочем, неважно. Но по сути это так и есть. Да, я жил фактически без  здравствующих на тот момент отца и матери.  Несмотря на то, что я был у них единственным и неповторимым.  Да, они больше не хотели иметь детей и не чаяли во мне души. Но они были, что называется «трудоголиками». У них была еще одна привязанность: геологоразведка. Романтики. Исходили всю  западную и восточную Сибирь. Меня, в основном, воспитывала бабушка… Словом, jни  спасались тайгой, я же  нашел спасенье  в подводном мире. .
Девочкину хотелось задать еще какие-то вопросы, но из-за двери донесся голос Маргариты Анатольевны:
-Господа! Все! Пора. Закругляйтесь. Если не хотите остаться с носом. Я могу помочь...
На что от Евгения Карловича незамедлительно последовало:
-Обойдемся.

(Окончание следует)