Унне

                «Что было до нас, то будет после нас,
                и нет ничего нового под Солнцем».
                Экклесиаст, Ветхий Завет
   
Воины арко после поражения у трех холмов двигались на северо-восток без определенной цели. На Борея легла вся тяжесть поддержания порядка в войске. Он тяжело переживал поражение, почти не спал ночами, изнуряя себя заботами о воинах, о стариках, о семье. Надо держать себя в руках, помнить наставление деда Шайгу: «Отступление – не бегство, это великое искусство, не терпящее ошибок. Нужно иметь большую смелость, чтобы отступить в нужный момент, чем безрассудно идти вперед».
Часто на память приходили каждые мгновения боя у трех холмов. Все правильно ли он тогда сделал? В степи ходили слухи, что пленного вождя Уссури отправили во дворец императора Яо. Было огромное желание вернуться, найти способ вызволить вождя из плена. Но если они не смогли взять Шанду, то углубиться в столицу империи Шаньси было бы чистым безумием. За время жизни одного поколения население чунгу выросло, стало технически более грамотным, это было полной неожиданностью.
Арко двигались по территории врага, отряды Панди следовали по пятам. Два раза Борей разворачивал колесницы в боевом порядке для атаки, когда воины чунгу слишком близко подступали к ним, но те не принимали боя, быстро отступали, скрываясь за горизонт, переняв тактику степняков заманивать противника на выгодные позиции.
Однажды Дан предупредил, что нужно свернуть в сторону, иначе они окажутся в болотах Сунгари1, где дорог кроме назад не будет. Свернули налево, намереваясь выйти к Яблоневому хребту, а оттуда на Байкал, но неожиданно наткнулись на крупное войско. Незнакомые воины были одеты во все черное, держали белые знамена – символ смерти, на древках развевались лошадиные хвосты. Проводник Дан сказал, что это хунну2, воинственное племя, от которого можно ожидать всяких неожиданностей, за короткое время они могут собрать огромное войско.
– Как они относятся к чунгу? – спросил Борей.
– Бывает разное, то братаются, то бьют друг друга, – ответил Дан. – Чаще всего невозможно определить, что не поделили между собой.
– Попробуй договориться, – предложил Борей.
Дан взошел на пригорок, откуда было видно все полукольцо воинов хунну, помахал черным щитом. Вскоре оттуда последовал тот же ответ, означавший согласие на переговоры. Вместе с Даном в лагерь воинов выехал Пхэгу. Вдвоем они перешли речку и поехали в то место, откуда появлялся сигнал. Переговоры длились недолго, Дан и Пхэгу сразу вернулись. Дан сказал коротко:
– Хунну предлагают турнир батуров.
Борей, сплюнул в сердцах, сказал:
– Надо же, как раз у Симбу3 жар, он не в форме.
– Я принимаю вызов, – заявил Гор.
Борей пытался отговорить Гора, но тот твердо стоял на своем. Принесли оружие для единоборства – длинное копье и меч из Варвар. Гор отказался от кольчуги и щита. 
– Кольчуга не защитит от удара батура, а сдерживать движение будет сильно. Я как в бою буду налегке.
С лагеря хунну на поляну выехал батур в бронзовых латах и шлеме с узким вырезом глаз. Голова и плечи его коня тоже были покрыты желтыми пластинами. Конь под хунну шел мелким перебором, отчего создавалось впечатление тяжелого и неровного бега.
Гор скинул с себя верхнюю одежду, взял в руки копье, за поясом в ножнах был бронзовый меч. Рядом с хунну он выглядел мальчиком для битья, но опытный взгляд легко улавливал в неторопливых движениях и в ровном беге коня уверенность и силу. Батуры сошлись на поляне для приветствия, скрестили копья. Из лагеря хунну послышалось:
– Бат – ур... Бат – ур4!..
Батуры разъехались, повернули коней и поскакали навстречу друг другу. Гор легко уклонился, копье противника взметнулось вверх. При промахе противник теряет больше сил, чем при попадании. Гор старался увидеть слабое место противника. Снова разъехались, сошлись с ударами копьев. На этот раз он отклонился и незаметно кончиком своего копья задел закрылки правого плеча батура. Как и ожидал, закрылки отлетели в сторону, оголив плечо противника. При следующей встрече он уверенно направил острие своего копья на оголенное плечо. Короткий удар – и правая рука батура свесилась вниз, уронив копье, кровь залила его грудь.
По правилам поединка, при появлении крови бой останавливался. Гор подъехал к батыру, помог сойти с коня.
– В следующий раз, – сказал батур, – я тоже скину лишнюю одежду, которая защищает в бою от случайных ударов, но в турнирной встрече бесполезна.
Гор не понял его, но дружелюбно кивнул головой. Из лагеря алтайцев неслось:
– Гор!.. Мансе5!..
Воины хунну, как требовал обычай, признали поражение, подхватили раненого батура, повернулись и исчезли в мареве пыли, поднятой копытами их коней. Приняв во внимание слова Дана, что от хунну можно ожидать всякое, Борей не решился углубляться на их территорию, развернул повозки и приказал двинуться в обратном направлении, на восток.
Через два дня пути у подножия холма, заросшего кустарником и редкими хвойными деревьями, открылась поляна, заваленная трупами воинов. Человек двадцать низкорослых мужчин стаскивали трупы в большую яму, собираясь закопать их в общей могиле. Увидев арко, люди побежали в сторону холма, что-то выкрикивая на ходу.
Борей соскочил с коня, стал обходить поляну, рассматривая мертвых. Скоро стало ясно, что это были сакэ.
– Плохо кончил Кармай, – сказал Борей.
– Но кто были их противниками? – удивлялся Гор.
– Победители подобрали своих, – сказал Борей, – скорее всего, это были хунну! Вот почему они разошлись с нами мирно, не стали испытывать судьбу вторым сражением. Можно сказать, сакэ своей гибелью отвели от нас кровавую схватку с хунну, хоть на этом большое спасибо. Предадим тела погибших земле, вечером соберем поминальный ужин, пусть земля им будет пухом!
– Надо узнать подробности у тех, что скрылись на холме, – предложил Гор.
По приказу Борея воины арко продолжили собирать тела сакэ в общую могилу. Всех внимательно разглядывали, чтобы найти Кармая или Бальтазара, но их так и не нашли.
На холме среди деревьев была небольшая деревня примерно из двадцати дворов. Навстречу алтайцам вышел старик в сопровождении десяти довольно рослых воинов. В руках они держали копья с каменными наконечниками, одежда была из шкур зверей. Когда арко приблизились к ним, они подняли руки вверх ладонями к небу, запели довольно гнусаво, очевидно, традиционное приветствие.
Борей сошел с коня, подошел к старосте, протягивая руки вверх. Незнакомцы повторили жест руками, заулыбались.
– Кома – сказал он, показал на себя, – Борей.
– Айна, – ответил старик, – Буцо6
Землянки айна были крыты тростником и замазаны глиной. В яме на полу горел костер по-черному. В доме не было посуды, пищу нанизывали на прутья, обжаривая на огне. Маринэ есть отказалась, Мирык хватал куски, рвал зубами полусырое мясо – проголодался.
 В деревне нашелся молодой парень, который кое-как понимал алтайский. Борей расспросил его о судьбе сакэ. Парень объяснил, что два отряда встретились довольно далеко отсюда. Хунну вначале отступали, но этим только раззадорили сакэ, которые не заметили подошедшие к холму крупные силы противника. Те окружили и быстро разгромили их.
– Кармай готовил людей к смерти, – сказал Борей, – вот и получил то, к чему стремился.
Он рассказал Гору кратко о соревнованиях, где Кармай рассуждал о необходимости готовиться к общей смерти.
– Да, но ни Кармая, ни Бальтазара так и не нашли, – сообщил Гор, – староста говорит, что небольшому отряду сакэ удалось вырваться из окружения.
– Ни Маринэ, ни Алану не стоит говорить, что это были сакэ, – предупредил Борей.
Староста Буцо постелил шкуры на пол землянки, принес раскрасневшиеся угли, задраил снаружи окна и двери дерюгами, только после этого ушел, пожелав всем спокойной ночи. В землянке стало тепло, запах костра и жареной пищи раздражал нос, но успокаивал. Мужчины впервые за несколько последних дней спокойно уснули. Проснулся Борей от стона, быстро поднялся на ноги. Жена держалась за живот, зажав во рту рукоятку плетки, сдерживая крик.
– Что, началось? – спросил Борей.
Он быстро подошел к двери, выглянул наружу. Увидев охранника, приказал найти повитух. Возле землянки появились старик Хо и Гор, унесли спящего Мирыка. Подошел староста Буцо, его попросили принести дрова, как можно больше дров. Узнав, в чем дело, староста позвал своих женщин. Борей ходил возле землянки, не находя себе места, брался за что-то, снова начинал ходить.
Воины вкопали возле землянки два треножника, притащили из повозок бронзовые котлы, натаскали в них воду. Старик Хо разжег под котлами костры. Томительное ожидание прервал разорвавший тишину утра крик новорожденного.
– Воды, давайте больше воды, – сказала мудан, выглядывая из-за дерюги.
– Кто? – спросил Борей.
– Девочка, голосистая, разве не слышите?
– По-моему, все дети кричат одинаково, – сказал Борей.
В это время солнце выглянуло из-за горизонта, осветив крышу землянки. Низко над горизонтом слева от солнца продолжала гореть утренняя звезда.
Старик Хо поздравил сына с дочкой, сказал:
– Солнце и рядом утренняя звезда, это к счастью. Род медведя увеличился,  пусть ее имя будет – Унне.

В честь рождения дочери Борей решил дать людям отдохнуть пару дней. На всякий случай повозки расположили вокруг деревни в полном боевом порядке, воины накосили травы и устроили шалаши. Возле дома старосты поставили войлочную палатку, где разместились Борей с сыном и Гор. Вечером позвали в палатку айнов в гости. Буцо привел троих родственников, знакомство началось с подарков. Айнам подарили керамическую посуду. Особенно они обрадовались объемистым кувшинам с крышками для хранения воды. Из пяти больших кувшинов, подаренных алтайцами, два староста отослал себе, остальные раздал прибывшим на пир родственникам. Буцо через переводчика объяснил, что у рода айна нет проблем с хранением воды, для этого имеются бурдюки и пузыри, удобные при переездах. Зерно – вот это проблема, мыши прогрызают мешки, зерно сыреет на земле, для зерна лучше всего большие кувшины.
– А зачем вам зерно, у вас же нет посуды, чтобы готовить из зерна пищу? – удивился Борей.
– Сейчас увидите, – сказал Буцо и что-то шепнул парню-переводчику. Тот вышел из палатки, скоро вернулся с небольшой керамической посудой с заткнутой пробкой, – вот это наше блюдо, для чего нам нужно зерно.
Борей открыл пробку и понюхал. В нос ударил запах крепкой браги, ни с чем не спутаешь.
– Веселящий напиток, – сказал Борей.
– Огненная вода, без него ни один айна не выйдет надолго в море.
– А вы бываете на море?
– Море – наш дом, – ответил Буцо, – мы рождаемся, живем и умираем на воде. Мы хороним близких в пещерах на берегу моря, чтобы они видели нас из другого мира и приходили на помощь, когда в море бушует шторм.
– Но в море вода соленая, говорят, разъедает кожу.
– Это неправда, море всегда ласковое, а воду моря можно и попить, только надо знать – как? Есть такой сорт тыквы, похожий на мочалку. Мы сушим их и берем с собой. В соленой воде мякоть разбухает, но не впитывает соль.
– Мы слышали, что люди в море быстро гибнут.
– Человек живуч, без воды он может прожить десять дней, без пищи больше месяца. На море он гибнет не от недостатка воды или пищи, а от страха. На море рыбы, осьминоги, кальмары и еще тридцать три тысячи видов растений и животных, которые годятся в пищу. Но самое ценное – это ракушки, которые могут утолить и жажду, и голод. Раковина ценится всеми народами, ими мы рассчитываемся за товар. Есть ценные раковины с каменьями, которые отливаются удивительным светом и дарят людям здоровье и долголетие. Я говорю о жемчуге, которого в море много.
С этими словами Буцо достал из кармана ожерелье из крупных жемчужин, подавая Борею, сказал:
– Это подарок вашей супруге в честь рождения дочери. Она и наша дочь, потому что родилась в нашей деревне. Я не знаю, как вы назовете девочку, но у нас она будет называться Айна. Весть о том, что в племени арко родилась наша дочь, мы разошлем всем айнам,  где бы не находились.  Наша дочь всегда найдет отеческий прием в нашем доме.
– Пусть будет так, – сказал старик Хо, – а вы тогда по нашим обычаям будете названным отцом ребенка, и обязаны опекать ее наравне с родителями.
– Хорошо, – сказал Буцо, – моя жена Киа8. тоже согласится быть названной матерью девочки.
Все весело встали, Борей и Буцо налили в керамические стаканчики браги, обменялись поклонами до земли. Выпили и стаканчики разбили о валун, оказавшийся в углу палатки, произнесли заклинание:
– Пусть наше слово будет крепче этого камня, а жизнь нашей дочери будет такой же яркой, как белая лебедь на небе в яркий солнечный день. Оминь!..
Гости засиделись допоздна, айна угощали своими блюдами, запивая крепкими напитками. Несмотря на простоту приготовления еды, морские блюда были разнообразны. Тут были хрустящие сушеные травы с привкусами соленых сухарей, скользкие морские грибы, сладковатые коренья, сушеные рыбы, мидии, петушки и устрицы. Принесли на деревянной тарелке соленого угря, обжаренного на костре. Тарелку поставили на стол и раскрутили. Остановилась тарелка, голова и хвост угря встали напротив Гора и высокого айна, по имени Танар9.
– Побратайтесь, с этого дня вы угры – братья, – сказал Буцо, наливая брагу.
Гор и Тана выпили в обнимку. Вышли на круг и потоптались в танце, подражая движению угря в воде. Буцо и старик Хо постукивали бамбуковыми палочками.
Староста Буцо увел старика Хо ночевать в свою землянку, все остальные легли вокруг затухающих углей, насыпанных на валун, и провалились в хмельное забытье. Гору приснилось море, будто летит он по воздуху над водой. Впереди  берег, а на нем острозубая башня. Надо облететь башню или взлететь выше, но нет сил. Летит он прямо на стены,  удар в плечо. Боль… Гор открыл глаза, холодный воздух студил плечо. Огонь костра не грел, угли покрылись пеплом. Борея рядом не было, верно ушел к жене и детям. Голова трещала, кровь клокотала гулко в шее под ухом. Он встал, осторожно обошел спящих мужчин, вышел из палатки.
Утренняя прохлада дохнула в лицо, заползла за ворот, вызвав дрожь в теле. Начало светать, белые столбы света на востоке взметнулись вверх над холмами. Некоторые люди не видят эти столбы света, а он различал их начало и конец на небе. Разминаясь быстрым движением, вспомнил ночной сон. Эта башня снилась ему часто, она была не просто башней из сна, он различал в ней все извилины, повторяющиеся каждый раз. Наверно, это и есть он – гора, духом которой он станет после жизни.
 Гор осмотрелся по сторонам. Вокруг деревни стояли повозки, возле них наскоро сбитые шалаши из трав, где отдыхали сейчас воины. Крыши землянок айнов, проступавшие на фоне неба низенькими контурами, были не намного выше шалашей. За повозками стреноженные кони щипали траву, у холмов маячили воины охраны.
Он обошел ближайшую повозку, увидел невдалеке своего коня. Конь протянул в его сторону голову, раздул ноздри, с тихим ржанием побежал навстречу. Он подошел к нему, похлопал по шее, освободил путы на ногах, ухватился за гриву и вскочил на его спину. Конь понесся по степи галопом, только ветер засвистел в ушах. Сделав большой круг вокруг жилищ, он остановил коня, стреножил и пустил снова пастись. Утренняя скачка разогнала похмелье и головную боль, стало легко на душе.
Весь день алтайцы ели и отдыхали, общаясь с жителями деревни. Молодые айны были почти на голову выше алтайцев, но при этом имели раскосые глаза, широкие скулы, небольшой нос и пухлые губы. Старики айны преображались, черты лица становились тоньше, волосы не просто седели, а приобретали русый оттенок и курчавились, носы и губы утончались, очевидно, предками айна были арии. Гор стоял сзади старика Хо, слушал мягкий говор Буцо, торопливый и невнятный перевод мальчика-толмача.
– Наши айна везде, где море, – говорил Буцо, – живут на берегах, на островах. На плотах из тростника наши предки племени «и» плавали отсюда через океан на другой континент, где тоже живут айна. Чтобы совершить такое путешествие, надо хорошо знать течения в океане и дружить с духом ветра. Сейчас уже никто не совершает такое путешествие по бурным волнам океана.
– Откуда древние айна знали течения и ветры в океане?
– Наши предки – великаны, – сказал Буцо, – они умели делать железные корабли, в которых размещались десять тысяч человек. Один из таких кораблей, ковчег, построил великий айна Ной, чтобы спасти людей при потопе. Эти корабли плавали по всем морям, в любую непогоду. Великаны и научили айна плавать в океанах, благодаря им наши предки заселили земли, расположенные за морем.
– Есть ли на восток отсюда свободные земли, не занятые другими племенами? – спросил старик Хо.
– Недалеко есть священная гора Тхэбексан10, за ним к востоку от реки Ляохемь находится земля Чехэ11. С трех сторон та земля окружена морями. Земля богата, природа красива, лугов и гор там много. Живут дикие племена ди, жун и мань12. Как и айна, эти племена не пользуются глиняной посудой, не знают гончарное дело, некоторые племена даже не знают, как развести огонь.
– Может быть, стоит двинуться туда и устроиться нашим племенам вместе, у наших народов есть чему поучиться друг у друга? – предложил старик Хо.
– Нет, – ответил Буцо, – зимой мы живем в горах. На море дуют сильные ветры, на берегу очень сыро и холодно, дети там часто болеют. Зимой лучше быть под защитой горных духов наших предков. Весной, когда закончится время штормов, мы пойдем к морю, призовем духов ветра Пхунсин, отправимся в плавание.
Весь следующий день арко посвятили сбору, чтобы двинуться в дальнейший путь. Вечером в середине деревни айна устроили прощальный костер, где долго сидели за разговорами. Молодые соревновались в борьбе, стрельбе из лука.
Старик Хо говорил Буцо:
– Вначале приняли вас за дикарей, не одеваетесь в ткань, не пользуетесь керамической посудой. Едите руками, не держите ни лошадей, ни овец. Но за два дня близко узнали друг друга, и словно всю жизнь прожили бок о бок. Иметь таких соседей было бы великим благом и счастьем.
– Мы, айна, ценим дружбу. Встретившись в застолье, становимся верными друзьями. В трудную минуту уступим последнюю лодку. Вы, арко, тоже нам понравились. Идите вдоль реки Ляохэмь, пока не дойдете до моря. Весной мы спустимся по тому же пути, там встретимся. На пути будут две-три деревни, но туда не заходите, там живут псы Пэдана13, которые считают его хозяином всей этой местности.
Осень прощалась золотом своих листьев. Подул холодный северный ветер, раскачивая голые ветви на деревьях. Погода ухудшалась с каждым днем. Арко заторопились скорее к морю, чтобы до сильных морозов успеть построить хотя бы землянки, заготовить дрова на зиму, подумать о пище.
Борей заглядывал внутрь крытой повозки, где жена укутывала на ночь в меха Мирыка и Унне.
– Как дочь? – спрашивал Парим, обеспокоенный тем, что у жены было очень мало молока, а другую пищу девочка отвергала.
– Ничего, сегодня капризничала меньше.
Маринэ сама ухаживала за детьми, упорно не пускала внутрь повозки никого, оставляя место для мужа. Ехали вдоль горных ущелий, поэтому Борею редко удавалось поспать. Места были незнакомые, дороги скользкие, конные разъезды прощупывали впереди путь хотя бы на день вперед.
Некстати простудился Гор после утренней скачки. Как все очень здоровые люди, он болел редко, но всякий раз тяжело. Вот и на этот раз лежал в соседней повозке в горячке. Старик Хо отпаивал его травами, но ничего не помогало.
К морю выехали внезапно, оно открылось прекрасной синевой огромного купола. Слева берег уходил в горизонт скальными грядами, о который вода вздымалась вверх пенистым прибоем, справа на пологом спуске волны откатывались мелкой рябью, обнажая невысокую песчаную косу. Большинство алтайцев видели море впервые, стояли и восхищенно смотрели на воду и на небо, сливающиеся на горизонте в единое целое. Многие кинулись к воде, опустили в воду руки, ополаскивали водой лицо.
– Да, море – не озеро, стоило пройти пол – земли, чтобы увидеть такую красоту, – сказал старик Хо.
Гор выглянул на море из-за полога повозки. Жар у него прошел, боль ушла в кости. Он осторожно спустился на землю и пошел к берегу моря. Шагать было трудно, пятки упирались о грани камней, подошвы утопали во влажном песке. Опустил руки в воду, она была холодной и жесткой.
Подошел старик Хо, сказал:
– Я хотел увидеть море, теперь могу спокойно двинуться в последний путь к предкам.
– Подожди, отец, – сказал Гор, – море еще не завоевано, для этого потребуется не одна человеческая жизнь племени арко.

      Глава 2.
      Волчонок в крае тигра

В одном из селений Маньчжурии к имперской повозке подъехал охранник-тысячник и доложил, что дорогу преградили дикари. Собёль выехал вперед, где увидел баррикаду из бревен, за которой выглядывали полуголые люди в звериных шкурах и с каменными наконечниками копий.
– Эй, почему не даете проехать? – крикнул Собёль.
– У нас приказ Пэдана никого не пускать без его разрешения, – послышалось из-за баррикады.
Собёль грозно крикнул:
– Как смеете перечить наместнику императора, кто такой Пэдан, дающий такие приказания?
– Мы испытали Пэдана на своей шкуре, ему платят дань 70 племен. А кто вы такие мы не знаем.
– Сейчас узнаете, кто такой наместник императора, – сказал Сёволь, отъезжая назад к повозкам.
Пока шли разговоры, охранники подкатили напротив баррикады пять катапульт, собрали остатки камней из повозок. Матадор проверил прицелы, дал команду открыть огонь. Камни катапульт со свистом полетели к бревнам, баррикада затрещала. При втором залпе она рассыпалась по всему проему дороги. Туда кинулись охранники с пиками, но за баррикадой они увидели только спины убегавших дикарей. Дорога освободилась, враждебных воинов догонять не стали. Снова потянулось плато с пересечениями плоскогорий и крутыми перевалами на горных хребтах. Ночами стояла мелкая изморозь с легкими пушинками снега, которая днем таяла, только в низинах да с теневой стороны холмов оставались белесые полосы, куда не заглядывало солнце.
Уссури с удовольствием оставлял повозку, садился на коня и отъезжал на охоту по пороше, предоставив возможность Жужи учить принцессу языку арко. Чаще всего с ним выезжал Собёль, который оказался отличным следопытом. Уссури тоже разбирался в следах, оставленных зверями на снегу, однако Собёль умел читать их во времени, и что еще важней, был наделен охотничьей интуицией.
Следы волка уходили налево, но Собёль продолжал гнать коня прямо к зарослям кустарника. Уссури еле поспевал за ним, другие участники охоты далеко отстали позади. Вскоре Собёль на всем скаку потянулся за луком, доставая из колчана стрелу. Уссури сделал то же, хотя впереди в кустарниках ничего не было заметно. Но вот промелькнул хвост волка, меняющего направление бега. Почти одновременно оба охотника натянули луки и пустили стрелы. Волк покатился по инерции, издав короткий визг. Кони шарахнулись в разные стороны, не слушая поводьев. Охотники спешились, бросили упирающихся коней, побежали к раненому волку, на ходу доставая ножи. Однако они не понадобились, дело было сделано. Стрелы обоих стрелков угодили в цели, одна торчала из глаз, другая прошла через горло волка. Подъехали охранники, подвели успокоившихся коней.
– Надо поискать, здесь должно быть волчье логово, – сказал Собёль.
Чутье не обмануло его, из норы под старым деревом, росшим над обрывом, охранники достали трех слепых волчат. Волчата были двухнедельные, едва открыли глаза, от прикосновения ладонями волчата принюхивались и инстинктивно сжимались в комочки.
Уссури взял самого крупного волчонка, направился к своей повозке, чтобы сделать подарок Иннэн. Открыв дверцу, положил к ее ногам живой комочек.
Волчонок тут же начал обнюхивать вокруг себя предметы, натыкаясь на них головой при сильной тряске. Когда он наткнулся на ичиги, принцесса Иннэн поджала под себя ноги.
Служанка налила в чашку воды, обтерла волчонка.
– Погладьте его, посмотрите, какой он хорошенький!
Иннэн прикоснулась кончиками пальцев до твердого лобика волчонка. Он лизнул руку и, уткнувшись головой в ее ладонь, стал искать сосок.
– Волчонок признал вас за мать! – воскликнула служанка.
Собёль всюду по пути находил нужные сведения. Поговорив как-то с жителями одного из небольшого поселения, он сообщил Уссури, что глубокой осенью отряд воинов, по описанию похожих на арко, прошел к устью реки Лиган.
– Это Борей, – обрадовался Уссурин, – едем туда.
– Но это в другой стороне, – возразил Собёль, – до  Чосон осталось немного. Доедем туда, пусть люди обосновываются, а в Лиган проедем потом небольшим отрядом.
Собёль, конечно, был прав, но по мере приближения к Чосону он стал проявлять беспокойство.
– Что – нибудь случилось? – спросил Уссури.
– Да, – ответил Собёль, – доносится слух, что вохайцы подошли к Чосону, нам надо спешить.
Скоро отряд разведки доложил, что Чосон окружен вохайцами, готовящимися к штурму селения. Известие о близости сражения преобразило Уссури, он стал энергичным и деятельным, приказал разбить стоянку, оставил в ней весь лишний обоз с женщинами и небольшую охрану, сам проследил за приведением в порядок колесниц и катапульт, в окрестном предгорье собрали камни и двинулись на Чосон. Уссури, отчитывая тысячников за нерасторопность, думал:
«Как не хватает Борея при колесницах, Гора при катапультах, вместе показали бы, на что способны воины арко!»
Селение Чосон был расположен на излучине реки Луанган1. Город опоясывала глиняная невысокая стена, построенная больше как защита от наводнения, чем боевое сооружение. Воин, разбежавшись, мог свободно запрыгнуть на стену. 
Отряды вохайцев окружили Чосон со всех сторон, но больше всего их было у южных ворот. Все ждали результата переговоров, которые велись во дворце короля Хондо. Во главе делегации вохайцев был грубоватый и несдержанный тысячник Пугало2. Он стучал палкой по алтарю для жертвоприношений и требовал только одного – скорейшего отречения короля Хондо и признание королем Чосона малолетнего Протора3, второго сына короля вохайцев Амура.
Король Хондо был непреклонен.
– Даже если у меня останется только один воин, а остальные предадут, королем Чосона не бывать вохайцу!
– Но, мой король, – возражал сановник Исагин1, – судный час приближается, наследники ваши не торопятся, а кто-то должен нами править! Так пусть будет пресловутый Протор, хоть станет меньше врагов.
– Ты, Исагин, ничего не понимаешь в политике, уроки жизни для тебя прошли даром. Посади на трон малолетнего вохайца, но править будет его дядька Невера4, который высосет из вас последние соки и пустит по миру голышом. Чосон сравняется с землей, чтобы не стоял на пути вохайцев, которые во сне видят все Приморье у себя за пазухой.
Сановник Исагин все же не терял надежды, обрабатывал немощного короля Хондо, прельщенный обещанием Пугало открыть для чосонцев торговые дома по всему Амуру.
«До чего упрям этот Хондо, – думал Исагин, – вохайцы живут припеваючи, не обижаются на своего короля Амура. Даже воинственное племя мохэ подчинилось им, платят дань и свободно торгуют со всеми соседями. Почему чосонцам не договориться с Амуром и не торговать с вохайцами?»
Сановник Исагин был купцом средней руки. В условиях общего развала часто приходила мысль добиться своего силой, даже был разработан план – человек двадцать ближайших дружков вторгаются во дворец и требуют от короля отречения. Но Исагин был труслив, при одном воспоминании о грозном Хогуксине5, верном страже порядка короля Хондо, его бросало в дрожь. Он знал, что у Хогуксина повсюду осведомители, и с памяти не стирались картины жестоких публичных казней тех, кто поднимал руку на короля Хондо.
Исагин вышел в коридор, где толпились приближенные короля и вохайцы.
– Король еще не пришел в себя после вчерашнего удара.
– Но мы не можем больше ждать! – взревел Пугало, – Наши дружины устали бездействовать у стен города.
– Подождите день – два, – умолял Исагин, – король очень плох, неизвестно, доживет ли до ночи. Симпатия людей к вашим воинам только возрастает, так что все обойдется самым наилучшим образом.
Пугало отвернулся от Исагина, по его команде вохайцы гуськом вышли из дворца, демонстративно направились к воротам городской стены.
Появление колесниц и катапульт Уссури словно громом поразило обе стороны в Чосоне. Две тысячи воинов с флагами Хуа-Ся выдвинулись вперед, катапульты ударили глиняными снарядами по отряду вохайцев у южных ворот. Собёль достал флаг Чосона, на котором было изображено солнце, помахал им. В городе узнали его, оттуда донесся радостный гул. Вохайцы спешно покидали занятые ими позиции и уходили на север, откуда пришли. Последних воинов вохайцев гнали юноши, забрасывая камнями. Воины Уссури вошли в город стройными колоннами. Старосты районов вышли с приглашением занять лучшие дома Чосона.
На следующий день король Хондо объявил праздник по случаю изгнания вохайцев. Повсюду задымили костры, запахло вареным мясом, воинов Уссури чевствовали как героев. В покоях дворца возле больного короля собрались Собёль и Исагин, чтобы обсудить дальнейшие шаги.
– Я благодарен тебе, – сказал король Собёлю, – во время привел чунгу, их помощь в изгнании вохайцев неоценима.
– Надо благодарить Исыгина, – сказал весело Собёль, – он смог на два дня задержать штурм, искусно заговаривая этого Пугало.
– Каковы дальнейшие планы Уссури, – спросил король Хондо, – куда он дальше направит свои колесницы?
– Он намерен остаться, – осторожно сказал Собёль, – Уссури женат на сестре императора Яо, который назначил его наместником восточных земель.
– Но Поднебесная, – сказал король, – находится далеко отсюда, зачем Уссури задерживаться в наших землях?
– Император Яо, – решил сказать откровенно Севоль, – хочет сделать Чосон столицей своих восточных земель.
– Я так и предполагал, – как бы про себя прошептал Хондо, – но тогда чем чунгу лучше вохайцев? Мы не отдадим свои земли ни тем, ни другим.
– Но, мой король, – сказал Собёль, – чунгу размножились, завтра сюда млгут послать бесчисленные отряды, сколько вохайцам и не снились. Если не Уссури из племени арко, придет другой, тогда нам мало не покажется. Я думаю, нам выгодно создать между Китаем и Чосоном небольшое государство для Уссури, которое уменьшит аппетит вохайцев и поможет защититься от всесильного императора Яо. Лучше пожертвовать малым, но сохранить большее. Пока император Яо занят делами на Хуанхэ, отношений с Хуа-Ся нам не обойти. Племена наши разрозненны, император Хонёнбек обещал подкрепление, но его не видно.
На следующий день после праздничных торжеств король Хондо объявил, что в благодарность за спасение Чосона от вохайцев правобережные земли реки Ляоган впредь будут называться Уссури. На противоположном берегу Луангана, прямо напротив Чосона, было разрешено заложить столицу – Танин. Главой города Уссури назначил Собёля, которому поручил вести строительство. Скоро новое государство Уссури признали Хуа-Ся и Вохай, а также соседние племена.
Воспользовавшись оттепелью, Уссури решил съездить в устье реки Лиган в поисках арко. Причина была веская, необходимо получить от матери родительское благословение на свадьбу, без чего женитьба считалась недействительной.
Императорская повозка снова катилась на север, только теперь поставленная на полозья, а охранники вытаскивали ее из снежных заносов. Рядом с повозкой верхом ехали Уссури и Собёль, осматривая вокруг в надежде увидеть что-либо интересное. Навстречу попадались небольшие дома с камышовыми покрытиями. Жили в них чжурчжэни, которые занимались рыбной ловлей и собирательством. Отапливались дома по-черному, гончарного дела они еще не знали.
За обедом проезжали достопримечательность края – трехглавую гору Тхэбэксан.
– Светлая гора считается священной, – рассказывал Собёль, – на его самой высокой вершине растет священное дерево Тан6, по которому боги спускаются с неба к алтарю жертвоприношения – Синдансу7. Лес вокруг считается обителью духов и священным градом Синси8.
– Что за люди живут в этих селениях? – спросил Уссури, разглядывая две деревни у подножия горы, расположенных друг против друга.
– Это жрецы, шаманы и гадалки. Люди идут к ним зимой и летом, несут свои болезни, жаждут облегчения  судьбы.
Лошади, легко бежавшие под звон колокольчиков, мимо горы сами пошли чинно и торжественно, словно понимая, мимо какой святости они проходят. Гора блестела, освещенная солнцем, устремляя в небо трехглавую вершину. Собёль объяснил, что издавна тройка – священное число веры, у арко зовется Самсон9, представленный в трех лицах – владыки неба, его посредника и первого предка людей. Фетишем Самсона считалась тыква горлянка, камушек и мешочек риса. В основном к горе идут женщины, желающие иметь ребенка. Прежде, чем совершить обряд поклонения Самсону, они берут взаймы одежду у многодетных матерей, обматывают ее вокруг пояса. В качестве жертвоприношения духу горы используют белую бумагу или хорошо очищенный рис, кладут в специальное помещение для родов. А чтобы бумагу не сдуло ветром, подпирают обточенный морем камушек. Ежегодно эти вещи надо заменять новыми. А еще, кроме риса, на алтарь раскладывают морскую капусту, нитки, солому и ножницы.
 – Столько тонкостей, – сказала Иннэн, – как это все люди запоминают?
 – Наши предки оставили книгу, которая называется «Кора10», – сказал Собёль, – там все написано. Свидание с Корой – это восхождение на одну из вершин Тхэбексана. Если совершить одно восхождение, получишь отпущение грехов, если побываешь на всех трех вершинах – не попадешь в ад в последующем перерождении, а если совершишь ритуальную кору трижды по тридцать шесть – 108 раз, то вырвешься из круга Сансары. Душа тогда будет наслаждаться вечным блаженством в раю, что находится в нефритовом дворце повелителя неба.
 Главных жрецов деревень звали Мауль и Пэдан. Уссури решил познакомиться с ними. Заехали в селение Чундон, в селение Мауля. Он радушно встретил Уссури, внимательно выслушал историю женитьбы на принцессе Иннэн.
 – Как звали лекаря и звездочета императора Яо? – неожиданно спросил Мауль.
 – Чундон, – с удивлением ответил Собёль, – как и ваше селение, это удивительное совпадение.
 – Ничего удивительного, – сказал Мауль, – прежде, чем стать лекарем и звездочетом императора Яо, Чундон двадцать лет жил и обучался в нашем селении. Ко мне привела его бабка перед своей кончиной, так как не на кого было оставить, он был круглой сиротой. После обучения, как очень перспективного лекаря, я послал его к императору Яо. Так вот, своим успехом вы должны благодарить именно Чундона, который заметил благоприятное совпадение звезд вашей судьбы со звездами императором Яо и содействовал вашему возвышению.
– Будет ли счастлив мой брак с Иннэн? – спросил Уссури.
– Сколько вам лет?
– Двадцать, – ответил Уссури.
– Нет, – перебил его Мауль, – вы на год старше.
Действительно, перед самым выездом из Таннина Уссури справил день рождения, но совершенно забыл об этом.
– Через три года жена родит сына, – сказал Мауль, – но вместе с ним она уедет к брату в Хуа-Ся. Звезды на вашем небосклоне удивительно совпадают со звездами императора Яо, его покровительство вам обеспечено. Дальнейшая судьба зависит от правильности решений в соответствии с судьбоносными числами 3, 7 и 11.
– А что означают эти числа? – спросил Уссури.
– Тройка – единение судеб, подобно трем главам горы Тхэбэксана, ваша удача рождается в семерке звезд Большой Медведицы, но спускается с небес через одиннадцать кругов ада, в которых верховодит дама. Через нее ваше благополучие, вы прославитесь, вашим именем будет наречен весь этот подлунный край. К сожалению, сын ваш будет часто болеть и в возрасте 15 лет может покинуть этот мир. Если он переживет этот год, то проживет до 90 лет, став правителем южного государства. Чаще советуйтесь с лекарем императора Чундоном, больше него никто не сможет оказать вам помощь.
 Уссури слушал оракула и кивал головой, хотя многого не понял, но от расспросов воздержался, чтобы не показаться назойливым.
 К Пэдану заезжать не стали, поехали дальше. Дорогу к устью Лигана отыскал Собёль, справляясь во встречных поселениях. За сутки до их появления Борей уже знал, что люди в золотой повозке с китайскими флагами в сопровождении небольшого отряда всадников движутся вниз по руслу. 
Небольшой город перед наездниками открылся внезапно. Дома строились из камня и глины, дерева и камыша, прижимаясь к холмам, защищающих их от ветра. Между холмами открывался чудесный вид на море. Многие дома строились под козырьками нависающих уступов скальных пород, которые укреплялись каменными стенами. Дома арко можно было узнать сразу по высоким трубам над крышами.
 Ветер и Гор встретили вождя Уссури на дороге далеко от города Корё. Обратно ехали в широкой имперской повозке, весело перебивая друг друга, рассказывали о прошедших событиях. Прошло немного времени после битвы у трех холмов, но как круто повернулись судьбы братьев: Уссури женат на сестре императора Яо, у Борея заботы о всех арко, вытянулся Мирык и появилась Унне, Гор занимался строительством нового дворца.
Правда, дворцом трудно назвать небольшое строение, но все же там были предусмотрены зал заседаний Совета старейшин, жилые комнаты для матери рода Чолла, старика Хо и семьи Борея. Сам Гор занимал небольшое помещение в антресоли и продолжал жить отшельником.
К роду кома пришли еще два рода арко, поэтому Совет старейшин решил на новом месте строить город, наименовав его Корё, и впредь называться королевством. Предстояло поднять на ковер короля, так что вождь Уссури появился в самое нужное время.
Уссури въезжал в город с двойным чувством. Вглядываясь в лица встречающих, он чувствовал, как незримые нити родственных связей протягиваются прямо в душу. Но с другой стороны была принцесса Иннэн, император Яо и только что закладываемый город Танин на берегу реки Луанган.
Принцесса Иннэн с любопытством смотрела через окно на море, Уссури же больше интересовал сам город. Он невольно сравнивал Корё со своим Танином, который проектировался китайцами, приехавшими вместе с принцессой Иннэн. Город был из камня и обожженного кирпича, центр представлял в основном общественные постройки, куда входили караван-сарай, огромные склады, зернохранилища, купальни, с размахом закладывался Дворец правителя. Корё строился без плана, дома прижимались к скалам, как бы стараясь быть незаметнее, огораживаясь от улицы легкими камышовыми навесами. Огромных зданий не строили, даже дворец вождя не отличался своими размерами. Арко еще не испытывали землятресений, но инстинктивно выбрали высокое место и не строили больших зданий. Во всем была видна традиция кочевого образа жизни.
Уссури с волнением встретился с матерью Чолла. Он соскочил с повозки, упал перед ней на колени, обнял мать. Сердце его дрогнуло – прошло всего полгода с момента расставания, а как она постарела за это время! Или мать всегда выглядела так, да сын не замечал ее годы раньше?
Иннэн подошла к матери, тоже припала к ее ногам.
– Уж не чаяла увидеть невестку! – сказала мать.
 Потом Уссури навещал многочисленных родственников и друзей. Мать Чолла увела принцессу Иннэн в свои покои, стала расспрашивать, как доехали, не трудна ли была дорога.
– Хо! – отвечала на все Иннэн единственным словом, которое она хорошо запомнила на языке арко.
– Да, ты же не понимаешь по-нашему, – сокрушенно вздохнула Чолла, – если бы мой сын стал королем Корё, вы жили здесь в одном доме со мной, успокоилось бы мое сердце. Но нет, вам подавай звезды со всем поднебесьем, такие все упрямые медведи.
 Принцесса Иннэн почувствовала взгляд со стороны, повернулась в сторону двери. Там стоял мальчик лет семи, удивительно похожий на Борея, смотрел на Иннэн широко открытыми глазами. В двери появилась мать мальчика, сказала ему с укором:
– Мирык, нехорошо подглядывать в комнату бабушки.
– Заходи к нам, Маринэ, – сказала Чолла, – познакомься с китайской принцессой, которую привез Уссури.
 Маринэ была прямой противоположностью Иннэн, вечно была в движении, сама ухаживала за своими двумя детьми, энергично убирала предметы на свои места, которые сын успевал разбросать по всей комнате.
 Слуги внесли вещи Иннэн, среди которых были подарки, приготовленные родственникам мужа. Свекровь внимательно перебрала их, стала сравнивать со своими припасами.
 Маринэ показала Иннэн свой последний наряд, который подарил ей Борей. В новой модели складок меньше, значит,  материал экономился, но рукава по-прежнему длинные, почти до пола – пока выпростаешь руки…
 Мирыка больше всего заинтересовал волчонок, который открыл глаза и весело перебирал своими ножками, стремясь куда-нибудь спрятаться, он явно не любил шумные компании. Мирык находил его и снова помещал в центр комнаты на свет, проникающий из окна сквозь марлевую занавеску.
 Вещи помогли растопить некоторое отчуждение, которое всегда возникает вначале. Иннэн была чунгу, а Чолла всю жизнь была уверена, что хуже племени быть не может. «Что поделаешь, – вздыхала она, – именно из этого племени единственный сын выбрал себе жену!»
Одна женщина родит человечество, две женщины удивят мир, а три женщины – это базар, который отметает все предубеждения. Прошло взаимное отчуждение, женщины рассматривали тончайшие шелка, которые видели впервые, скоро в комнате послышался смех, хотя объясняться приходилось на пальцах.
Маринэ сказала, что необходимо взглянуть на ее малышку, повела всех в свои покои. Унне лежала в деревянной люльке среди одеял. Служанка дремала, покачивая люльку, но девочка не спала, выпростав из простыни руки и ноги.
Иннэн всегда была неравнодушна к маленьким детям, погладила полные щечки ребенка. Та потянулась губами, подтягивая ручонками руки Иннэн.
– Все тянет в рот, – сказала Маринэ с улыбкой.
– Ребенку все ново, весь мир для него должен быть съедобен.
Вечером принцесса Чолла встретилась со стариком Хо.
– Вот что, староста, приехал сын, привез невестку. Люди устали, строя жилье, но все как-то устраивается. Надо выбрать короля и устроить праздник.
– Никаких праздников! – отрезал старик Хо, а у самого смешинки в глазах, – завтра все будут трудиться: мужчины пойдут ставить сети, а женщины всю ночь работать мешалкой, чтобы брага подошла быстрее.
– Вредный старик! – сказала Чолла. – С выбором короля все тянешь, отделываешься шуточками. Вспомнил бы, сколько тебе лет.
– Завтра Совет, – напомнил старик Хо, – по твоему настоянию, не опоздай на начало заседания.
На следующее утро старые и новые старейшины рода собрались у старика Хо в полном составе. На заседание Совета старейшин не допускали женщин, только матерей родов, так что Чолла и две женщины других родов сидели чуть в отдалении от мужчин. Староста Хо торжественно открыл Совет. 
– Сегодня мы должны, – сказал он, – поднять на ковер государя Корё. Напомню, что мы обязаны рассмотреть всех, кого предложат старейшины родов. Король будет избран, если против него не будет возражать ни один старейшина и матери родов. Прошу называть имена.
Как и ожидалось, были названы: Уссури, Борей и Гор.
Первое слово предоставили вождю медведей Уссури.
– Все вы помните, – тихо начал говорить он, – по моему настоянию мы двинулись в поход на Чунгук. Были трудности, но вместе мы их преодолели. У трех холмов потерпели поражение, и судьба разделила наш род. Со мной в моем новом городе Танине сейчас 2000 арко, а вы здесь начали строить город Корё. Я служу императору Яо, вы хотите стать королевством. Можно ли нас объединить снова? С вами говорит Уссури, наместник восточных земель императора Яо. Предлагаю каждому стать воином Поднебесной Хуа-Ся. Я гарантирую надел земли, твердую оплату воина и необременительную службу. Вождь медведей погиб в бою у трех холмов, вместо него появился более могущественный наместник императора Яо, женатый на его сестре Иннэн. Я буду защищать интересы племени арко до последнего вздоха, но быть королем Корё быть не могу.
После Уссури выступил Борей.
– Я получил послание, – начал говорить он, – от короля Чосона. В послании король Хондо жалуется своей племяннице, моей жене, на свое здоровье, перед уходом в мир предков изъявляет желание встретиться с внуком Мирыком, чтобы оставить ему трон Чосона. В этом случае я должен быть при нем регентом. Я намереваюсь выехать вместе с вождем Уссури, поэтому от королевского трона Корё вынужден отказаться. Все вы хорошо знаете моего брата Гора, который отдает много сил строительству нового города. Пусть он воссядет на ковер короля Корё.
 Сообщение Борея было полной неожиданностью. Все стали кричать, перебивая друг друга, шум стоял невообразимый. Старик Хо постучал по барабану, предоставил слово последнему кандидату на трон Гору.
– Выбор короля, – сказал Гор, – дело ответственное. По праву старшинства трон должен принадлежать вождю Уссури, но он является наместником императора Хуа-Ся. За ним следует мой брат Борей, но его призывает король Чосона. Пусть Борей едет, но ведь еще неизвестно, чем поездка обернется. В этих условиях всем нам надо набраться терпения, куда нам торопиться. Давайте подождем, я еще очень молод, поэтому мне королем становиться еще рано.
– Все трое дали самоотвод, – заключил старик Хо, – выбор не состоялся. Придется мне на старости лет тянуть ношу. Но никто не умер, наоборот, радость в доме – приехал вождь Уссури, и не один, а с красавицей женой. Это родство с чунгу закрывает вражду между нашими народами. Зажжем праздничный костер, пусть дух Матвана обретет долгожданный покой, во всех мирах воцарится мир.
Три дня арко праздновали на общественной поляне, пили брагу, ели хэ из рыбы и угощались деликатесами, привезенными наместником китайского императора.
Иннэн быстро привязалась к Маринэ и детям. Между женщинами возникло взаимная симпатия, хотя они были совершенно разными. К примеру, утром Уссури умывался холодной водой во дворе, но служанка не подала во время полотенце. Пока та бегала в комнаты, Иннэн топала ногой и кричала на нее. Маринэ же ни на кого не надеялась, вечно была в движении, ни о чем не забывала, сама заранее вешала полотенце в нужное место так, чтобы Борей с пол оборота натыкался на нее. И так во всем остальном.
Иннэн с удовольствием агукала Унне, развлекала Мирыка, который был сама энергия. Он рос сильным и подвижным мальчиком, все вещи в доме становились игрушками. Только что он был рядом, как его надо было вытаскивать из-под стола, заваленного вещами, а в следующее мгновение снимать с высокого шкафа, куда он залез, соорудив ступени из стола и нескольких ящиков. Все вещи в комнате Маринэ и бабушки Чолла, куда был открыт ему доступ, кочевали в течение дня из одного угла в другой.
Наблюдая за Иннэн, Чолла вздыхала. Не о такой невестке мечтала рано овдовевшая царица, но что делать! Как-то она сказала невестке:
– Вам с Уссури надо скорее завести своих детей.
– Хорошо, – улыбалась Иннэн, внутренне сомневаясь, подходит ли ее ответ к непонятным словам свекрови.
Вечером, когда все население Когурё все ещё пило брагу и угощалось с общих котлов, Маринэ подняла тревогу. Мирыка нигде не было дома, он исчез. Борей позвал мужчин, стали искать по всему городу. Одна девочка сказала, что видела Мирыка на берегу моря. Бросились туда, и действительно нашли его там.
Мирык махал рукой в сторону моря, прощаясь с призрачной горой. На его шее висело ожерелье из огромных жемчужин, а в руке он держал редкой красоты раковину.
В это время на море огромная скала, расцвеченная оранжевым и зеленым светом, медленно погружалась в море. Ушли под воду расположенные по периметру круглые иллюминаторы, в следующее мгновение вся скала скрылась под водой, оставив на поверхности огромную воронку, куда устремились крутые волны.
– Это чертовы огни, – сказал шаман, – море ждет жертв, иначе быть беде.
– Нет, – сказал Мирык, – там мои друзья, они мне дали вот эти подарки.
Дома, когда взрослые немного успокоились, Мирык рассказал, что с ним приключилось. Он играл в комнате с волчонком, как вдруг увидел детей – девочку и мальчика. Мальчик был ровесником Мирыка, а девочка старше года на три. Оглядев комнату, мальчик сказал Мирыку:
– Меня зовут Иравата, а это моя сестра Тонхэ. Ты играешь с собачкой, хочешь поиграть с нами?
 – Это не собачка, а настоящий волк.
 Дети взяли Мирыка и волка, подошли к окну и легко поднялись в небо, полетели в сторону моря. Мирык видел внизу дома, улицы города, пролетели мимо большой поляны, где гуляли взрослые. В море они опустились на скалу, не открывая дверей, очутились внутри него в небольшой комнате. Комната имела круглое окно, стены светились голубоватым светом. Она вся была заставлена камнями, ракушками, невиданными растениями. Волчонок чувствовал себя неуютно,  жалобно жался к ногам Мирыка.
– Вы боги, которым мама и бабка молятся утром и вечером? – спросил Мирык.
– Нет, мы люди, – ответил Иравата, – но только наш дом находится под водой, и мы умеем летать по воздуху.
– А почему, – спросил Мирык, – твоя сестра не разговаривает с нами?
– Она разговаривает, только хочет быть взрослой, разговаривает про себя, разве ты не слышишь?
– А вот она ругается, – сказал Мирык, – разве вам разрешается ругаться про себя?
Тонхесси засмеялась и повесила Мирыку на шею ожерелье с большими жемчужинами. В комнату вошла женщина, недовольно сказала:
– Зачем вы привели мальчика? Его родители в тревоге, все люди на берегу ищут его.
– Ома, мальчик с волчонком хочет поиграть с нами, – сказал мальчик, – Тонхэсси сейчас ругалась про себя, а мальчик услышал. Верно, она стала уже совсем взрослой?
– Сейчас же отведите мальчика с волчонком на берег, – строго приказала женщина, – отец будет очень недоволен вашим поступком.
– Ну вот так всегда! – пробурчал Мирык. – Никого в гости нельзя пригласить.
Дети взяли Мирыка за руки, без видимых усилий все вместе оказались за стенами острова, полетели над водой и медленно опустились на берег.
Мальчик на прощание протянул Мирыку красивую морскую раковину.
– Мы твои друзья, – сказал он, – если тебе будет скучно одному, подуй в эту раковину, и мы прилетим к тебе.
 Дети помахали Мирыку рукой, легко поднялись в воздух, скрылись в сторону светящейся скалы. Скала словно ждала этого момента, сдвинулась с места и стала удаляться в сторону моря.

Глава 3. Ко-Чосон

Заря едва высветила  крону лиственницы, росшей  прямо напротив  окна,  а невидимая в его ветвях пичужка залилась долгой трелью. Мирык  проснулся, потянул одеяло на голову, намереваясь досмотреть чудесный сон. Он старался не менять положение  головы,  скорее  погрузиться  опять в забытье,  и тогда сон  вернется.
Хорошо оказаться дома, ощутить заботливую руку матери,  вытянуться   на отапливаемом лежаке,  и ни о чем не думать, отбросив  всякие  заботы в сторону. Но ни о чем не думать Мирык  разучился,  даже через возвращающееся сновидение он вдруг вспомнил  вчерашний уговор с Когонь о рыбалке,  с сожалением отбросил одеяло и резко, по военному,  вскочил на ноги.
Темень ночи пряталась  в углу комнаты, где стоял ночной столик. Это был его столик детства, в верхнем шкафчике он прятал  детские   секреты  от вездесущей  сестрицы  Унне.  В темноте он выдвинул потайной ящик, нащупал на дне белую тряпицу  с завернутым  подарком  кузнеца.  Это была пара крючков, выкованных из блестящего металла упавшей звезды. Он подобрал железный метеорит в устье реки Тэдонган, долго носил в сумке под седлом, теперь  пригодился.
Дядя кузнец долго колдовал над ним,  раздувая кожаные меха над горящими угольками. Крючки получились что надо: крепкие  и упругие, с острым зубчатым наконечником, леска – китовый ус длиной в 10 локтей – не снасть, а мечта рыбака.
Мирык  оделся,  прихватил  тряпицу,  прошел  коридором до комнаты  Когонь.  Братец   спал, съежившись  от утренней свежести, медвежья накидка  валялась  далеко в ногах.
– Соня Гонь, пора вставать! – крикнул Мирык.
Он  набросил  накидку   на спящего  брата  – никакого результата! Тогда он сам навалился всем телом сверху. Когонь замычал, пытаясь сбросить  навалившуюся тяжесть.
– Показалось медведь, – недовольно  пробурчал Когонь, – а это, оказывается, ты не даешь спать.
– Вставай, соня! Утро уже, забыл уговор?
Когонь  проснулся, нехотя  стал натягивать  одежду. Он протянул  Мирыку  припрятанную деревянную  кружку  с наживкой, приготовленную сестрой   Конджу еще с вечера. Мальчики вышли во двор, где возле хозяйственных построек был высажен бамбуковый куст. Мирык отрезал обсидиановым ножом,  подарком  кузнеца,  два толстых полусухих стебля бамбука,  очистил  их от листьев. Ветки были тяжелыми, на корню долго не просыхали,  но гибкими. Когонь разматывал лески, проклиная узлы, запутавшиеся   в клубке.
– Говорил вчера, – недовольно  бормотал Когонь,  – надо приготовить  удочки,  да нет же, отложили  до утра, а теперь теряем время.
Пока приготовили все необходимое,  оседлали лошадей – солнце поднялось высоко,  весело высвечивая  редкие белые облака в синеве  неба. Незаметно уехать, как намечали,   не получилось:  проснулись  слуги, пастухи выгоняли  скотину, истопники несли дрова, над трубами в небо потянулся дымок, а у печей женщины  готовили завтрак.
Выехали задами  дворов,  чтобы сразу очутиться  в поле. Здесь можно  было пустить лошадей  вскачь,  но двигались по черепашьими шагами,  так как Когонь  так и не научился ездить верхом.
Речка  была  порожистая, заросшая  густым  камышом и молодой  зеленой  травой.  Место  рыбалки  выбрали   на расширении русла, где течение  было более спокойное, а зацепок о каменистое дно поменьше. Лошадей стреножили, пустили пастись.
Мирык  нанизал  на крючок  несколько белых личинок, забросил  и подвел леску поближе  к берегу. Затем прошел  к братцу, который  терпеливо дожидался,  когда он закончит  со своей удочкой. Когонь до смерти боялся всякой живности, не мог заставить себя взять в руки копошащих мохнатых личинок. Мирык  нанизал  наживку  на удочке Когонь,  прошел  на его место, показал,  как забросить леску. За это время  его удочка наполовину оказалась в воде, леска не натянута,  крючок пуст.
Чертыхнувшись, Мирык  нанизал  личинок, забросил крючок подальше и подвел конец лески к берегу.
Тут раздался   истошный крик  Когонь,    удилище  в его руках   согнулось  дугой, конец  дрожал от мощных  рывков. Мирык   подхватил  удилище,  помогал  удерживать удилище вертикально, не давая рыбе выпрямить его на уровень лески. После  продолжительной борьбы  она  стала  поддаваться движению лески к берегу.
– О, какой красавец! – воскликнул Мирык, увидев гибкое тело рыбы с некрупной желтоватой чешуей.
Они  подвели  рыбу почти  к самому берегу, Мирык  уже протянул   руку, чтобы захватить  за жабры, но рыба сделала рывок,  окатив брызгами ребят.
От неожиданности Когонь опустил конец удилища к самой воде.
– Подними конец! – крикнул Мирык, подбежал к удочке, но было  поздно.  Леска  слегка  ослабла,  но в следующее мгновением натянулась  струной,  и потом снова повисла  – рыба сошла с крючка.
– Везет же тебе, какой красавец! – восхищенно повторил
Мирык.
– Скажи  – не везет! – буркнул Когонь,  – а что за рыба была?
– Белый амур, – ответил Мирык.  – Удивительно,  что он попался тебе на крючок. Рыба осторожная, питается листьями камыша. Прыгает высоко, видел?
Мирык помог наживить крючок, прошел к своей удочке. Удилище снова  наполовину оказалось   в воде,   а крючок заблестел на солнце без наживки.
Больше  рыба не клевала,  что только не делал Мирык  – менял  наживку,  несколько раз переходил  на новое  место, прятался за кусты.
У Когоня  тоже было пусто,  словно  сорвавшаяся рыба заговорила остальных от поклевки.
Солнце  припекало, в сонной  хмари  жужжали  мухи и оводы,  мошка  не давала спокойно расслабиться. Мирык несколько раз крикнул, что пора кончать,  но Когонь   так увлекся, никакими силами не оторвать  от удочки.
Конец рыбалке положили сестры Конджу и Унне, подъехавшие  с воинами  охраны.  Унне ловко  соскочила  с низенькой  лошадки,  подбежала  сначала  к Мирыку,  потом к Когоню.  Убедившись,  что оба без единой  рыбы, залилась смехом. Конджу   выбрала  место под густым кустарником, расстелила на траве скатерть, стала вынимать из мешочка еду.
– Ми!  Го! – позвала она ребят, – идите кушать, наверно проголодались.
– Да нет же, – смеялась   Унне,  – они  сыты,  успели  до нашего прихода съесть  весь свой улов.
Пока  ребята перекусывали, Унне бегала между удочками, что-то говорила без умолку, запутала леску у Мирыка в камыше, а на удочку Когонь вытащила красноперку величиной с ладонь. Она подбежала к ребятам,  бросила рубку на скатерть.
– Вот! – победно  сказала она, – учить вас надо, как ловить рыбу на удочку, а еще называетесь великими  воинами.
– Как  нам   везет! – усмехнулся   Мирык, – у нас до сих пор не было даже поклевки, а твоим  уловом,  Ун, можно накормить весь Чосон!
– Смейся, смейся, – ответила она, – я еще поймаю таких рыбок штук пять, и сварю тебе на ужин жирную уху, будешь ценить заботу сестры о твоем желудке, вот увидишь!
В это время возле удочки Мирыка  послышался всплеск и удивленные  возгласы охранников. Один из них  разделся и полез в воду, чтобы распутать леску, а на крючке оказался белый амур длиной почти в два локтя. Видя, что борьба в воде разгорелась  нешуточная, другой охранник  прямо  в одежде плюхнулся  в воду, и они вдвоем с трудом выбросили   рыбу на берег.
Возвращались домой весело, с шуточками над незадачливым охранником,  взгромоздившимся на коня  в мокрой  одежде.   Все же рыбалка  с уловом – в активе  две рыбки, и обе добыча Унне.
Унне этим летом исполняется пятнадцать лет, о прошлом, лет до шести ничего не помнит, знает только по рассказам старших. Мирык смутно вспоминал переезд из Корё в Чосон, ему тогда было  восемь  лет. Борей  и Уссури еще застали короля  Хондо, но в очень плохом состоянии. Король  сразу завел разговор о престоле Чосона. Борей предложил оставить королевство  сыну Мирыку,  который  приходился королю внуком, но король сказал:
– Время не такое,  чтобы королем  стал младенец.  Если я назначу  его отца,  то внук  Мирык   все равно  наследует королевство!
Король Хондо слабеющей рукой благословил Борея, потребовал  от министра  Исагина  и всесильного дядюшки Хогуксина поклясться в верности новому королю. У него еще хватило сил собрать придворных   для присяги,  прошептать последнее напутствие Борею:
– Время  тревожное,  нужно  поддержать  твердой  рукой славу Чосона от неверных  вохайцев.
Император Хонёнбэк прибыл в Чосон  через  месяц после похорон  брата Хондо. Известие  об этом,  длинная  дорога и непокорность сына  Конди  сломило  сердце старого воина. Буквально  на  следующий  день   после  приезда  слег,  его хватил удар. В бреду он призывал  своих братьев Матвана  и Шойгу. Не прошло  и двух месяцев,  как Масаинь  пришлось хоронить  мужа в чужой стороне,  далеко  от дома.  После похорон она заметно изменилась, от прежней  надменности не осталось и следа. Она забыла придворные интриги,   все свое время отдавала  детям. Это сблизило  ее с Маринэ, они стали неразлучны, тем более, что дети подружились и зажили одной семьей.
На Борея навалились  нелегкие заботы. Во время болезни короля  Хондо   власть  пошатнулась, началось  брожение внутри страны.  Вельможи  и чиновники  успели присвоить все, что плохо лежало и попалось им под руки.
Зашевелились соседние племена, вохайцы хозяйничали на севере, на северо-западе хунну теснили Е – племя. Умирван небольшими поставками из Танина  сдерживал устремление правителей  Хуа-Ся на восточные  земли.
Борей решительно взялся за преобразования, восстановил власть короля   по всему Чосону,  отменил поборы и налоги, которые  не  поступали  в казну  благодаря  продажности чиновников, ввел подворный налог,  пропорциональный обрабатываемой площади  земли. Во внешней  политике  он поддерживал  Уссури и Гора, налаживал  торговлю с Танином и  Когурё,  запретил  чиновникам чинить  препятствия передвижению людей и товаров  с этими  городами.  Такие же отношения он стремился  установить с  хунну  и другими соседями,  но не хватало сведений о землях и проживающих там народах.
Борею  редко удавалось побыть дома, так что все заботы о  детях, как  и прежде,  ложились  на плечи  Маринэ.  Она ничуть не изменилась, была в центре всех домашних дел, но сама оставалась в тени. Мирык  и Унне обожествляли   мать, старались быть похожими на нее. Они росли детьми природы, устраивали путешествия, в которых быстро находили общий язык со всеми, невзирая на условности. В противоположность им,  Конджу  и Когонь  получили  «дворцовое» воспитание, часто болели,  с трудом   приспосабливались к переменам, но зато владели множеством  языков,  хорошо разбирались в истории,  знали толк в обычаях и верованиях разных племен.
Два года назад  Уссури вместе  с Иннэн и трехлетним сыном  уезжали в Шаньси в гости к императору  Яо. Борей приехал в Танин  на проводы,  где подробно  ознакомился с технологией тамошних мастеров по строительству каменных сооружений, с вооружением, включая  «огненные  стрелы», огонь  от которых нельзя было потушить водой. С началом оттепелей,  проводив  Уссури, Борей  спешно  возвращался в Чосон. Получив об этом известие, Мирык  и Унне поспешили к нему навстречу. Парим словно впервые увидел своих детей, как незаметно  они выросли!  Мирыку  за двадцать,  а он все под надежной  маминой юбкой,  дочери Унне  скоро стукнет четырнадцать   – замуж пора, чем не невеста!
На  следующий  день Мирыка    вызвали  в канцелярию министра. Встретил  его  Исагин,   низко  поклонился, долго не начинал  разговора,  мял в своих руках пергамент с назначением. Мирыку    поручалось   пройти  по берегу моря  Чехэ,  составить  карту береговых линий  с описанием проживающих там народов.
Маринэ   встревожилась, задание  было  со  многими неизвестными, а значит  не без опасностей. Об этом  она говорила  вечером  с мужем,  однако  Борей   успокоил  ее: в охране  более  тысячи  хорошо  подготовленных воинов  – значительная сила. Правда, Мирык настаивал только на пяти сотнях человек.
– Ответственным по составлению  карты  будет принц Когонь,  – горячо  убеждал он отца,  – он заменит  пятьсот лишних ртов, которых надо кормить, одевать  и обувать.
Унне заикнулась  о желании  участвовать  в экспедиции, но мать так   на нее   посмотрела, что она больше  не стала настаивать.
Сборы были недолгими, отряды двинулась в путь к концу лета, после муссонных дождей. Шли тремя группами, первую возглавил  Садиха,  который  должен  был с сотней  человек дойти до устья реки Амур, вторую возглавил бывалый  воин Арсен, направившийся чуть большей группой к берегу моря Дракона до устья реки Хуанхэ, с остальными воинами Мирык двинулся  вглубь Чехэ.  Он уточнял  данные  о побережье, известном  в основном  по рассказам  рыбаков,  но о глубине полуострова  ничего  не  было  известно.  Все три  группы обязаны  были  периодически передавать  данные  в Чосон, где Когонь  сводил  поступающие  сведения в единую карту.
Земля Чехэ поразила поистине первозданной красотой. Близость  моря  обеспечивала умеренный  влажный  климат. Окутанные  туманом,  устремляли  в небо кроны  реликтовых деревьв  эпохи  неолита.  Мирык  насчитал  более  300 видов,  включая  камфорные, секвои  и редкие  неизвестные породы  деревьев.  Ночами  тревожили  слух голоса тигров, леопардов и кабанов. Живописные долины были защищены от  внешнего  мира  невысокими холмами,  заросшими непроходимыми лесами. Отряд Мирыка  пробивался  через долины с красочными названиями Зеленая, Карпа и Кодипа, исследовал  величественные Алмазные  горы с блестящими снежными вершинами. Встречалось множество порожистых рек, которые переходили по бревнам, а большие полноводные реи, как Тэкдонган или Ханган, преодолевали  на плотах.
Разительным контрастом  прекрасной природы  была бедность  и отсталость  поселений людей.  Племена  были небольшие, крупные  едва насчитывали пятьдесят  человек. Чаще встречались семейные кланы из 3 – 5 домов, где патриарх, обычно самый старый человек, насаждал авторитарный порядок и устраивал самосуд. Люди кочевали вдоль крупных рек, занимаясь рыболовством и собирательством. Жители не  отличались  любопытством, между  собой  племена общались  неохотно,  чужеземцев не признавали. Они редко пользовались огнем,  посуду изготавливали из дерева  и костей  рыб и животных,  жили  в пещерах,  возле которых строили примитивные укрытия из веток деревьев и камыша, сбоку и сверху замазывая глиной. Впрочем, плетеных вещей было очень много, корзины, тарелки  и обувь отличались изяществом и практичностью.
Вдоль рек было много лесов, но люди не владели топором,  а камнем  ствол  перерубить  трудно.  Впрочем, для костров  хватало сухостоя и случайно  упавших  бревен. Когда топливо  кончалось, племя перекочевывало на новое место. Свободных  земель вокруг было вдоволь, угодий для охоты и рыболовства  хватало на всех. В горных реках были разбросаны золото и серебро,  но они  считались  пометом демонов. Шаманы запрещали подбирать их и держать у себя дома, чтобы не накликать беду на племя.
Экспедицию арко встречали настороженно, но по мере общения, благодаря богатым подаркам, быстро проникались доверием. Мирык следил, чтобы члены  экспедиции не обижали пещерников.
–  Мы  тоже были  дикими, – говорил  Мирык, – надо относиться к ним с пониманием. Мой дед Хо в Енисее владел молотком, но не знал, что такое топор. Мой отец не только владел топором,  но научился  обтесывать им колеса, умел строить жилище. Дед Хо направил отца на верный путь, и он  теперь король Чосона. Человека  оценивают не по слабости, а по силе души, в глубине которой горит искра божественного духа. Через два поколения аборигены  станут такими же, как мы, им надо помочь, это наш долг.
Во время экспедиции Мирыку запомнились две встречи. В одном селении  в Алмазных горах Мирык  остановился в бедной камышовой хижине, больше похожей на землянку. В нем обитала  семья  рыбака  Че, которому  было далеко за семьдесят.  Сын  его Чебо6   был болен,  целый  день лежал в постели, и мать ухаживала за ним.
Вечером после длительного перехода Мирык едва прикоснулся к ужину – спать, только спать! Сквозь  сон  он показал  хозяйке,  что она может забрать себе еду со стола. Ночью он просыпался дважды. В первый раз разбудил шепот. Старая  женщина  совала в рот сыну еду, уговаривая  поесть. Во второй раз, под самое утро, когда темень ночи особенно сгущается,  разбудило  рыдание,  больше  похожее  на стон. Старик   уговаривал   сына  помолчать,  так как   дома очень важный гость, который может и голову снести.
– Мне все равно, я призываю мою несравненную Наталь. Если высокий гость снесет голову, я буду только благодарить его, – очень внятно отвечал сын.
На следующий день Мирык  встал поздно, вышел во двор, разминая затекшее  тело.   От усталости,  накопившейся   в последние  дни, не осталось и следа.
Открывшийся взору кусочек земли был истинным раем. В небе светило  не очень  жаркое  солнце,  дул прохладный ветерок.  Река стремительно  несла свои воды через пороги, разливаясь    широким   горным  озером,  берега обступал девственный лес,  затянутый  легкой  дымкой.  На  краю обрыва, возле жилища рыбака, мощный дуб стоял в обнимку с развесистым орешником. Дикий  виноград  чуть-чуть не дотянулся до этой пары, закрутил  ствол боярышника и навис широкими листьями над кустом ползучей сосны и колючими стеблями диких роз. Было много цветов, нежными розовыми лепестками  радуя глаз. От ветерка  листья  виноградника дрожали, раскачивались, разносился далеко вокруг нежный запах роз, мимозы   с  терпким  ароматом  цветущих яблонь, персиков  и еще каких-то  фруктовых деревьев.
Позади дома повара разожгли костер, в бронзовых котлах варилось мясо, и запах пищи, смешиваясь с запахом цветов, навевал  ожидание  удовольствия  и покоя.  Обед подали  на низенький столик под тенью орешника. Мирык  пригласил старика к столу, тот  отказался раз, потом еще, но на третий раз сел за стол и сразу приналег на блюдо с мясом, обгладывая кости с громким чавканьем.
– Мяса много, кушайте, – подбадривал его Мирык, – вот рябчики, а это свиные ребрышки, здесь поджаренные гузки с грибами. Я не предлагаю вам рыбу, она из  вашего озера и ею, как я понимаю, вас не  удивишь.
– Как раз рыба с озера для нас деликатес,  – пожаловался Че, – в озере объявился  дракон,  который  пугает рыбаков, рвет и опустошает снасти. Довольствуемся сомами из стариц, которых дракон не ест, так как мясо той рыбы отдает тиной.
– А что с вашим  сыном?  – поинтересовался Мирык.  – Ночью я невольно  подслушал ваш разговор с ним, речь шла о девушке  по имени Наталь.
Старик продолжал выхватывать куски поджаренного мяса старческими руками, слегка обсосав, бросал собаке. Поймав кость на лету, собака бежала к конуре, но тут же возвращалась снова.
– Умный  пес,  – заметил  Мирык, – делает  запас  от обильного обеда.
– Да нет,  – махнул  рукой  старик,  – в конуре  сука ощетинилась, ей таскает еду.  Сам не ест, проявляет  собачье благородство. А насчет сына, я расскажу всю правду, если не будете смеяться.
– Сын  ваш   болен,  – заметил  Мирык, – вряд ли это покажется смешным.
Вот что рассказал старик.

Давно  это было,  жили мы в землях,  где  правил  Пэдан. Надо сказать, Чебо у меня тихого нрава, муху не обидит. Шел он однажды из леса с вязанкой дров, наткнулся  на раненую косулю.  На  шее у нее торчала  стрела  с печатью  Пэдана. Он   принес  косулю домой  и стал ухаживать,  но лучше бы не делал этого. Косуля быстро поправилась, да злые языки донесли  Пэдану,  что его добыча у нас дома. Явился  Пэдан с телохранителями,   потребовал  свою стрелу и добычу, да вдобавок назначил  штраф – пятьдесят мешков риса. Такого богатства   у нас отродясь  не бывало,  еле сводили  концы  с концами с двумя-тремя мешками  риса. Стали умолять дать нам три дня на молитвы: может, кто сжалится,  даст взаймы требуемый  выкуп.  Пэдан  согласился  ждать только  сутки, ушел, оставив у дверей охрану. Ночью, бросив нажитое, тихо вышли  через окно,  и пошли  – куда глаза глядят. Вела нас косуля, и привела на берег этого чудесного озера. На берегу валялись  бревна,  принесенные речным  потоком.   Собрали их  и  поставили   домик,   стали жить, не зная горя. Много ли  старикам  надо – горсть риса, да одну рыбку, что в озере довольно, а фруктов в лесу полно. Соседи пожилые и тихие, сын заготавливал  им дрова. Можно век жить незная  печали, да сын  вдруг загрустил,  скучно  ему стало.  Тогда  косуля повела его на другое горное озеро, еще прекраснее нашего. Туда прилетали  восемь  небесных  фей,  сбрасывали  одежду и целый  день веселились  в воде. Вечером  феи  надевали крылья,  набирали  чистейшую воду озера в бадью и улетали к себе в небесный  чертог.  Косуля подсказала, что делать – сын незаметно  подкрался и  спрятал  одежду одной из фей. Настало  время  улетать, а одна  фея  не может взлететь на небо. Семь сестер долго кружили над ней, но когда солнце скрылось за горизонт, феи улетели, оставив сестру на берегу. Тогда сын   вышел   к ней,  объяснился в любви  и привел домой. Стали они жить, появились от того брака  дети. Фею звали  Наталь,  она  была верной  супругой  и радовала  нас послушанием и кротостью.  Сестры часто  прилетали  к нам, купались в озере.  Появился третий ребенок,  и Наталь как- то попросила вернуть ей одежду для чистки.  Чебо поверил ей, указал место, где спрятал одежду. Под ближайшей  горой была пещера,  а в ней   золотой  котел,  в котором  хранилась одежда. Наталь оделась, накинула на плечи крылья,  которые не потеряли   волшебную  силу, взяла  по ребенку  на руки, третьего зажала между ног и улетела в небо. Сын огорчился, но Косуля, видя его горе, подсказала выход. Чебо незаметно пробрался  в бадью, в которой  феи  таскали  воду на небо, выдержал путь до звезды Тай-И. В  нефритовом дворце он встретил  детей и супругу, и зажили  они  вместе счастливо. Как-то он спустился на чхоллиме на землю, чтобы навестить нас. Старуха приготовила кашу из риса и красной  фасоли, и нечаянно опрокинула котел с похлебкой  на спину  коня. Конь  испугался,   коснулся  копытами  земли,  и уже не мог подняться на небо.  С тех пор сын наш болен,  целый  день лежит в постели,  не ест и не пьет, но каждое утро рыдает и, глядя на небо, зовет свою супругу Наталь.
– Я правильно понял,  – спросил  Мирык, – ваши внуки небожители?
– Да, это правда,  – ответил  старик,  – потом  шаманка сказала, что по небесным законам феи только после рождения четвертого  ребенка  могут вернуться  на небо,  отсюда все напасти свалились на сына.
Поразмыслив, Мирык  сказал:
– Надо помочь вашему сыну, если не воссоединиться с Наталь, то, по крайней  мере, устроить свидание  с ней, повидать детей. Ведь именно таково его желание?
– Это было бы великим счастьем, – отвечал старик, – но нет дороги на небо простому смертному, никто не может ему помочь.
Мирык  давно  намеревался встретиться  с друзьями,  с которыми  не виделся с прошлой  осени. Он достал раковину и дунул в нее.  Через  мгновение из воздуха перед  ними появились улыбающиеся друзья Иравата  и Тонхэ.  Старик удивился, повалился перед ними на колени.
– О, небесные  духи, – взмолился  он, – можете забрать меня  со старухой,  мы свое прожили, но дайте здоровье  и счастье нашему сыну.
– Мы не духи, – успокоил  старика  Иравата,  – только живем  далеко  отсюда,  на дне океана,  появляемся по зову нашего друга.
Мирык  за пятнадцать  лет дружбы уже довольно  сносно научился телепатии,  так что через мгновение друзья были в курсе дел с Чебо.
– Я знаком с Наталь, – сказал Иравата,  – она последняя и любимая  дочь  Хванина.  Трое  ее мальчиков  живут  в Нефритовом дворце на звезде Тхэыльсон. Наталь сердита на мужа за то, что он спрятал одежду, сам не предложил вернуть ее, а ей пришлось просить. Придет время, и она простит его, но когда – трудно сказать. Ведь сказано: женщина  – темная материя  в абсолютно темной комнате. Мы, конечно, можем доставить Чебо в небесный дворец,  но что из этого получится – предсказать  трудно.  Лучше ему подождать   на Земле,  не торопить события.
Рано  утром арко покидали  гостеприимное селение  у горного озера, на которое спускались небесные  феи. Вслед им слышались  рыдания Чебо и его призывный зов к Наталь, прекрасной фее – матери его детей.
Мирык встречался  с вождями  больших племен чин, ма и пён,  населявших  южную часть полуострова,  которую они называли Самчхоли.  Его отряд вышел к селению Пу, откуда по преданию, каждое утро появлялось солнце, чтобы целый день освещать  землю. Здесь люди тоже жили небольшими родами,  но они умели строить  очаг и поддерживать  в нем огонь. Теплый климат позволял получать урожай риса дважды в год, так что нужда обходила эти земли.
Селение Пу, где остановилась экспедиция, раскинулось вдоль берега моря. Время выпало удачное,   жители отмечали  праздник урожая.  Три  дня  они  пили  рисовую брагу,  ели  мясо  с густым  бульоном  из  общих  котлов, усталые ложились  в тень высоких деревьев в густой роще, забыв  дорогу  домой.  На  три  дня  женщины  выбирали себе мужчин  по собственному  желанию,  семьи  на время праздников не существовали.
Мирык  преподнес  в подарок  вождям племен  бронзовые топоры  и ножи,  в благодарность  жители  делали ответные подарки. Девушки  приходили толпой, зазывая молодого красивого вана в рощу. Ему это было не по душе, он старался не выходить  из дома,  обрабатывая  собранный материал. Работы  было много,   все увиденное  не удержать в памяти, а что-то терять не хотелось. Общался  он только с хозяйкой дома,  тетушкой  толстушкой, которая  любила  поговорить, отлично готовила еду и знала обо всех в Пу.
На второй  день его от работы  оторвала  связная  между отрядами Сония. Была в экспедиции такая должность, куда допускались женщины из местных жителей, знавшие язык и обычаи аборигенов. Она открыла дверь без стука, чего раньше никогда  не бывало.
– Принц   Мирык, –  сказала  она  взволнованно, – выслушайте  меня,  требуется  ваше вмешательство, иначе может случиться беда.
– В чем дело, Со? – спросил он.
– Пойдемте, – сказала она, – наши воины могут натворить такое, что потом греха не оберешься  с местными жителями.
Они вышли из дома, прислонили дверь жердью от собак или  свиней,  которые  стаями  бродили  по улице.  Прошли праздничную поляну, где было полно народа, вышли к берегу небольшой  речки,  заросшей  травой.  На ее берегу застали человек двадцать воинов арко.
– Что здесь творится?  – дернул за руку Мирык  первого встретившегося воина.
– Там девка, – отвечал он, – пошел двенадцатый, вот это да!
Увидев Мирыка, воины кинулись вон. За кустом  у самой  воды осталась девушка.  Она лежала раздетая,  с закрытыми глазами, похоже, без сознания.
– Они могли замучить ее до смерти,  – сказала Сония, – мы во время пришли  ей на помощь.
Она накинула на девушку кусок блестящей ткани, валявшейся рядом,  стала брызгать  на лицо водой.  Открыв глаза,  девушка  по-детски чмокнула  губами,  облизывая воду. Мирык  и Сония  поставили  девушку на ноги,  но она покачивалась, словно куст от ветра, так что пришлось  с двух сторон поддерживать ее.
– Где твой дом, – спросила Сония, – куда тебя вести? Девушка крепко обхватила Мирыка  за шею, прильнула к нему всем телом, отталкивая  Сонию,  промычала:
– Домой нельзя, бросьте меня здесь. Там братья изобьют до смерти, они  считают, что я только их собственность.
Что делать?  Не бросать же ее в таком состоянии!  Сония жила в общей  воинской палатке,  так что направились к жилищу, где остановился Мирык.  Сония уложила девушку в постель, обещала прийти утром пораньше.
Мирык  всю ночь  не ложился,  систематизируя данные нескольких  отрядов при неярком  свете масляной  коптилки. Иногда,  невольно,  его взгляд обращался  в сторону спящей девушки.  Комната  была  жарко  натоплена, она  сбросила одеяло  на пол. Ее руки прижимали полные  груди, упруго вырывающиеся из блестящей  одежды,  тело ее   светилось матовой белизной.
Под  утро он,  разглядывая  рисунок  береговой   линии южной  оконечности Чехэ с множеством  островов,  поймал взгляд девушки. Она проснулась, не шевелясь,  смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Он подошел  к ней,  потрепал  большие  кудри смоляных волос, тихо спросил:
– Хорошо выспалась,  красавица?
– А не очень,  – ответила  она,  – коптилка  мешала,  не привыкла я спать при свете. Правда, очень устала, двенадцать мужиков изрядно потрепали мое тело.
– Ты хочешь сказать. двенадцать воинов насиловали тебя?
– Зачем насиловали? – улыбнулась она. – Не хотела бы, не ложилась. Там только двое настоящих мужиков, остальные так себе, суют словно тряпочку.
– Хочу спросить,  – перевел  он разговор,  присаживаясь на край кушетки, – что за материал, из которого сшита твоя одежда?
– О, это тайна,  – ответила  она,  – хотя секретов  нет. Гусеница  ест листья  тутового дерева,  выпускает  тонкую паутину, наматывая   кокон.  Из кокона  вылетает бабочка, откладывает  яйца,  а из  яиц  вылупливаются гусеницы, которые поедают листья тута, и все повторяется сначала. Моя  мать  распутывает  нить  кокона, ткет  из  него  эту ткань.  Я могу принести  вам целый   рулон,  если хорошо попросите.
– Принеси, – сказал он, – у меня есть сестра примерно твоего возраста, зовут ее Унне. Она очень обрадуется такому подарку. Я Мирык, но ты можешь звать Ми, как зовут меня дома. А как тебя звать?
– Меня зовут Бидань,  как и ткань, но дома зовут просто Би. Вы говорите о сестре, – с усмешкой сказала она, – а разве ваша жена не обрадуется такому подарку?
– Наверняка обрадуется, – ответил он, – но только пока у меня нет жены, и, надеюсь, не скоро будет. Наша страна, где я живу,  в опасности, предстоят  большие  войны,  в которых жены только помеха.
– Почему же? – удивилась она. – Ведь хорошо, когда жена рядом, и меньше капризничает, чем сестра.
– Но сестра у меня не капризная, – заметил он.
– Ложится сразу, как только захотите? – спросила она.
– Как  это «ложится»? – не понял  он. – Сестра  у меня сумасбродная, но со смешинкой во рту, лучше не попадаться на ее острый язычок.
Она посмотрела на него пытливым взглядом.
– Бедный, оказывается голодный, – со вздохом сказала она,  – ну, ничего, у меня познаете женскую радость.
– Ты это о чем, Би? – спросил  он,  – у меня  радость – хорошо  выполненная работа,  которую  поручил  король Чосона,  мой отец.
– Это разве работа, – удивилась она, – рисовать тушью на камышовом листе? Вот на уголке красивое  личико,  у нас за такой рисунок полагаются удары бамбуком по пяткам. Нельзя рисовать человека, его душа может уйти в рисунок.
Мирык стал объяснять значки, обозначавшие горы, реки, долины  и моря.  Би рассеянно слушала  его, положив  руки на его колено,  ладонью поддерживая  бумагу. Взглянув на ее рассеянный взгляд, Мирык понял, что его слова отскакивают от ее головки, словно горох от стенки.
Скоро пришла Сония, чтобы отвести девушку домой, но ей стало совсем  плохо. Все ее тело покрылось испариной, сотрясала рвота, сильно болел живот.
– Пусть останется  до вечера,  – решил  Мирык, – меня все равно  весь день не будет дома,  предстоит  встреча  со старейшинами и охотниками, чтобы расспросить о дальних островах. Оставь ее, Со,  пусть  поправляется.
Сония была неплохой хозяйкой, только Мирык ушел, она быстро навела порядок в доме, приготовила хороший завтрак. Бидань  набросилась на еду, поела с аппетитом, чмокая  на всю комнату.
– Сто лет не ела, – сказала  она, – после мужчин всегда хочется есть. У тебя есть муж или мужчина?
– Нет, я еще не замужем, – ответила Сония.
– Это даже хорошо,  Со,  – обрадовалась  Бидань,  – ты очень красивая, у меня двое братьев – настоящие мужчины, хочешь замуж за них?
– Как  это? – удивилась  Сония.  – Замуж можно  выйти только за одного.
– Как это? – надула губки Бидань. – У нас можно завести двух, трех и даже четырех мужей. Если они братья, тем лучше, не будут ревновать. Мои братья стали мучить меня в неполные девять лет,  но строго по очереди, без драки.
– Ты живешь со своими братьями,  – удивилась Сония, –
разве такое возможно?
– А у вас, – в свою очередь спросила Бидань, – разве братья не мучают по ночам своих сестер до женитьбы?
– Нет,  – сказала  Сония, – у нас  это   нельзя  между родственниками по крови.  Кто совершит  такой  грех, того Повелитель Неба накажет, а старейшины казнят или изгонят из  племени.  И я не хочу замуж здесь, так  далеко от дома.
– Что плохого, что далеко от дома? – удивилась  Бидань.
– После замужества мужья последуют за тобой,  переходят в племя жены.
– А у нас, – сказала  Сония, – любящих  родственников изгоняют  из племени, а  жена  должна следовать за мужем. И мне рано замуж, я не думаю об этом.
– Какие глупости, – махнула рукой Бидань, – я все время только и думаю о замужестве, хочу здорового ребенка. Я уже рожала, но была слишком молода, ребенок появился хилым, и вскоре умер.
– Это повелитель  Неба наказывает. – сказала  Сония, – нельзя жить с единокровными родственниками.
– Ты говоришь, – спросила  Бидань,  – что любовников – родственников  изгоняют  из племени, а  девушка, выйдя замуж из другого племени, уходит за мужем? В обоих случаях племя  остается  в накладе,   это не справедливо.  С такими обычаями скоро в племени девушек не останется.
– У нас такой обычай, – сказала Сония, – девушка познает мужчину только после замужества, и по жизни всюду следует за ним.
Днем за Бидань пришли братья, но она прогнала их, заявив, что останется здесь еще на одну ночь, так как очень больна. К вечеру ей стало лучше,  она даже совершила  небольшую прогулку в лесочек.  Вернулась  она  поздно,  сама сварила рисовый суп, накрошив туда собранные в лесу  коренья.
Мирык, не сомкнув глаз в прошлую ночь, едва притронулся к ужину, свалился на тахту и мгновенно уснул. Бидан гладила его руки, прикорнула рядом и тоже уснула. Утром рано она ушла домой, но вечером явилась  к Мирыку  с корзиной еды.
– Хочу отблагодарить  за гостеприимство, – заявила она, - еду приготовила сама, прошу оценить мои блюда.
Она выложила на столик жареное мясо, коренья и слегка ошпаренные листья  одуванчика, приправленные рисом. Все было очень  вкусно,  так что в его руке так и мелькали деревянные палочки.
– Почему ты ничего не ешь? – спросил он.
– А я поела, – ответила она, – дома все горячее, по дороге немного  остыло.  Я люблю пищу  прямо  с огня.   Многие ленятся поддерживать  очаг, для этого  нужно много дров. У нас,  слава богу, трое мужиков,  заготавливают  дрова впрок. Почему ты ешь и не чмокаешь, верно, не очень было вкусно?
– Нет, все очень вкусно, – ответил он, – у нас просто не принято  чмокать.
– Да? – удивилась она, – если я ем без чмоканья, моя мама обижается,  считает, что зря старалась.
Она замолчала, наблюдая,  как он пьет мелкими глотками сладкий хмельной  напиток.  Два дня, занятый своими делами, он не очень обращал внимание на Бидань. Но хороший вечер и сытный ужин настроили его на лирический лад, он как бы впервые увидел ее раскосые глаза, подернутые поволокой, по-детски пухлые губы, ямочки на щеках. Девушка в свете вечерней зари была обворожительна. Встав со стола, он  потянулся к ней.
– Не так быстро, – тихо прошептала  она, отстраняя  его руки, – я хочу насладиться медленно, по кусочку. Можно, я буду обращаться на «ты»?  Давай  сначала  разденемся, поглядим друг на друга. Какая у тебя белая кожа! И сильное тело, только очень напрягаешься.
Он имел небольшой  опыт  общения  с женщинами, но прежде не получал того удовольствия, о котором с восторгом говорили мужчины. На этот раз было все по-другому. Он сразу почувствовал, как  что-то  внутри  нее двинулось  навстречу, сначала слегка прикоснулось, потом нежно обхватило головку и затрепетало. Было желание слиться  с каждой клеточкой  ее податливого тела. Внутри нарастала дрожь, достигла такой глубины, что невольный крик вырвался из горла. В ответ он услышал ее ответный  стон, перед глазами все закружилось, руки ослабли, он  свалился на нее без чувств.
Очнулся он от легкого содрогания, она сначала тихо, потом все громче начала смеяться.
– Ты что, – недовольно сказал он, – смеешься надо мной?
– Да не над тобой, – ответила она, – вспомнился смешной случай. Вот думаю я, почему после этого мне весело, хочется смеяться,  а вы, мужики, всегда очень сердиты?
– У тебя богатый опыт, – буркнул он, – наверно,  оттого, что мы напрягаемся, а вы лежите и вспоминаете смешные случаи.
– Видишь, ты сердишься, – с улыбкой сказала она, – не надо дуться, иди ко мне, обними крепче еще раз.
За вечер она отняла все его силы, без остатка. Никогда  он не впадал в такую сладкую истому, не чувствовал себя таким разбитым. Говорил о чем-то, на полуслове проваливался в сон, словно в бездну.
Утром   он открыл  глаза,  встретил  ее нежный  взгляд с поволокой.
– Ты что, – сказал он, – не спала всю ночь?
– Я чувствую, эта ночь особая в моей жизни, здесь, – она положила ладонь на свой живот, – от тебя перешел червячок, который превратится в нашего  сына, и вырастет он таким же умным и сильным, как ты.
– А может, – сказал он с иронией, – отцом ребенка будет один из моих двенадцати воинов, что забавлялись с тобой на берегу речки?
– Не надо злиться, – с улыбкой отвечала она, – там было баловство, а ведь нам ночью было так хорошо! Мы, женщины, умеем считать дни, когда можем понести.   Там было пусто, а сейчас такое огромное желание иметь ребенка,  что небеса не откажут.
– И часто возникает   такое желание?  – спросил  он. – А другие желания у тебя бывают?
– Бывают…  – эхом повторила  она,  – хочу встретиться  с тетушкой,  сестрой  моей мамы,  которая  живет на большом восточном  острове, хочу...
– У тебя тетушка живет на острове? – живо перебил он, – как она попала туда?
– О, это семейная  тайна. – сказала она, – поцелуй, если хочешь услышать чудесную историю.

Тетушку звали Сео-нё, она была искусной ткачихой. Это она впервые размотала золотистую нить кокона шелкопряда, соткала из той нити чудесную ткань. Многие пытались узнать секрет  щелка,  но племя  Пу свято  хранило  тайну. Тетушка вышла   замуж не за простого  человека,  принца  Ёно-ран. Однажды  дядя Ворон  пошел  за морской  капустой,  и вдруг перед ним возникла  скала, которая доставила его на остров, где он стал правителем. Тетя Ворона,  не дождавшись мужа, пошла  на   берег и обнаружила  его шелковые  шаровары. Когда она поднялась  на скалу, та начала двигаться и также привезла  ее на тот остров.  Супруги  встретились, но в Пу неожиданно перестали светить солнце и луна. Шаман  сказал, что это произошло потому, что духи солнца и луны в образе хранителей тайны шелка покинули  страну. Тогда снарядили корабль и послали рыбаков на остров с просьбой, чтобы дядя и тетя  вернулись.  Но они отказались, сославшись  на волю небес, и предложили  взамен взять с собой сотканный тетей Вороной шелковый платок для жертвоприношения. Жители совершили  жертвоприношение, и в Пу снова засияли солнце и луна.

– Там, за морем есть много больших островов, – заключила  рассказ  Би,  – рыбаки  на лодках с парусами часто бывают там, но женщин  с собой не берут – морской царь может разгневаться, наслать тайфун. После тети секрет изготовления щелка знают моя мать и несколько сестер, нас тоже учат всем тонкостям изготовления шелка.
– Скоро работа закончится, – сказал Мирык, – поедешь со мной в Чосон, в страну утренней Свежести?
– Нет, – твердо ответила она. – женщины у нас  не уходят в другое племя, такой поступок покроет семью позором.
– Хорошо,  – сказал  он,  – я тебя не забуду, приеду на больших кораблях, и мы вместе отправимся навестить твою тетю, что живет на островах. Будешь меня ждвть?
- А  как ты думал, чтоб не сойти мне с этого места!
Секрет шелка не волновал Мирыка, но острова на востоке очень его заинтересовали. Он обязательно построит корабли, на которых  откроет  новые  земли  за морями.  Пока  он не представлял, что речь идет не об отдельных островах, а о целой стране с названием Ильпон  – Стране Восходящего Солнца.
Работа по составлению  карты шла полным  ходом, когда Мирык со своим отрядом вернулся в Чосон.
– Как ты возмужал,  Ми, – ахнула Унне, встречая его, – сразу видно, что много каши съел из воинского котла.
– Нет, – подхватил Когонь,  – воинская пища грубовата, чтобы человек так раздался. Это женщины Чехэ его кормили сладкими фруктами, вот он и располнел.
– Го, зубы не заговаривай, – огрызнулся  Мирык, – лучше скажи, как идет работа по составлению  карты?
– Как нельзя  лучше, Ми, – ответил серьезно  Когонь,  – готовы десять карт по районам, на выходе общая карта всего Кыктоня. Из  твоих посланий получилась  неплохая  карта Чехэ, ты потрудился на славу. Правда, от Садиха  уже третий месяц нет никаких известий, пропал где-то возле озера Ханка. Это впервые с ним такое, обычно он раз в месяц аккуратно присылал вестовых с донесениями.
– Послали туда узнать, в чем дело? – спросил Мирык.
– Конечно, – ответил Когонь, – ушли два отряда, и от них пока никаких  известий,   ждем день на день.
Мирык  был намерен  сам двинуться  к устью Амура, но Маринэ  категорически возразила:  два года не был дома, ребенку требуется отдых.
– Какой же я ребенок? – взывал Мирык к матери, – Шесть тысяч  ли за моей спиной, я уже женился, скоро внук у тебя появится.
– Да! – всплеснула руками Маринэ, – а где же твоя жена, что-то не вижу  ее, где ты прячешь ее от нас?
– Племя такое, – сокрушенно отвечал Мирык, – у них не положено  жене следовать за мужем, считается позором  для семьи.
Мирык, краснея, доверительно  поведал  матери  о ночи, проведенной с Бидань. Впрочем, о ее страсти к мужчинам он говорить не стал, но мать провести было не просто, она видела все его потайные  уголки души, словно смотрела в зеркало.
– Неизвестно, будет у нее от тебя ребенок,  – сказала Маринэ, – и таких жен у тебя будет достаточно, как и мужей у этой Бидань. Вот и получается, что ребенок ты еще, совсем ребенок...
Рыбалка  в обществе  Когонь  скоро  надоела,  хотя дядя – кузнец  наковал  еще дюжину  стальных  крючков.    В честь Мирыка   была назначена  королевская охота, в которой  вся добыча предназначалась ему.
Вначале он принял это известие безразлично, но когда услыхал, что готовится загон на тигров, он  заинтересовался. Ему еще не приходилось  участвовать в охоте на тигров. Готовились  серьезно,  несколько дней дядя – кузнец готовил   особые боевые стрелы и копья,  Мирыку подарили  нового  коня,  тренированного именно  для охоты на тигров.
Загонщики рыскали в горах, выгоняя на ближний холм все живое. Они, кроме копий, в руках держали красные полотнища, от которых  волки  и тигры  убегали прочь.
В загон попали не менее трех тигров,  так что охота обещала быть славной.  Если бы знать, что случится с его сестрой, Мирык зарекся бы участвовать в подобном мероприятии. Матерый тигр затаился за камнем, не решаясь,  какое направление выбрать. С трех сторон раздавались крики загонщиков, щелканье трещоток, а со стороны  прогалины было тихо, но оттуда порывы ветра доносили запахи конского пота и этих двуногих, которых он  не любил, побаиваясь.
Слева тянулась полоса невысоких зарослей, которые упирались прямо в холм. Тигр сначала рысью, а потом ползком пошел по заросли, где сухие стебли камыша хорошо маскировали его пятнистую  шкуру. Его острое зрение давно приметило на конце  зарослей  парня  с девушкой на конях,  беспечно занятых разговором.
Тигр внутренним чутьем уловил, что здесь, на стыке между бывалыми охотниками и трещотками, меньше всего опасности. Он полз к холму медленно и осторожно, часто останавливаясь и нюхая воздух. Пятнистая шкура сливалась с местностью, заметить его было очень трудно.
Считалось, что в этом направлении появление тигров маловероятно, поэтому  у холма поставили Мирыка с Унне. Первой тигра заметила Унне, она вскрикнула. Ми- рык  по ее крику понял,  что тигр близко,   по-военному быстро выхватил лук.
Тигр уже преодолел  половину  расстояния полета  стрелы. Мирык  натянул  тетиву,   выпустил стрелу, почти не целясь, объект был очень крупный. Тигр споткнулся, но тут же сделал огромный прыжок в их сторону. Вторая стрела  вылетела почти одновременно со стрелой Айны. Мирык успел выпустить третью стрелу, взялся за копье,  натягивая вожжи рвущегося коня, как мощный удар в плечо выбил его из седла. Падая, он заметил, что конь Айны понес ее к холму, следом за ним стелилась пятнистая шкура тигра.
Мирык сгруппировался, вскочил на ноги, чтобы не оказаться раздавленным конем, на который  пришелся основной удар. Конь рухнул, передние ноги вздрагивали, задняя половина его тела была без движения. По всей видимости, удар тигра прошелся по хребту коня, слегка задев плечо Мирыку.
Несколько охотников вскачь неслись за Унне,  двое подъехали к Мирыку.
– С вами ничего не случилось? – спросил пожилой воин. Мирык без слов выхватил у него вожжи, вскочил на его лошадь.
От сильного удара камчи по крупу лошадь встала на дыбы, потом понеслась, понукаемая всадником. До подножия  холма было добрых три-четыре  ли, там были   несколько всадников, среди них вскачь несся отец. Мирык  еще издали приметил  на земле  полосатую шкуру тигра. Подъехав ближе, увидел  две стрелы на шее,  две торчали из груди, каждая должна была быть смертельной.
– Где Унне? – обратился к нему Борей.
– Конь  под Унне испугался,  – ответил он,  – понес  ее сюда, тигр не догнал ее, она должна быть где-то поблизости.
Увидев на плече сына кровь, Борей приказал врачу заняться раной, сам  с остальными направился к  холму.
Унне искали до темноты, но ее нигде не было. На следующее утро расширили круг поисков, заглянули в ущелья, куда мог занести испуганный конь – все безрезультатно.
Собаки ищейки  вначале уверенно брали след коня Унне, но, дойдя до холма, беспомощно бегали по кругу, то ли земля была особая, то ли трава перебивала запахи.
Паксу, умеющий видеть местонахождение хозяина по его вещам,  ничего не мог сказать,  словно пелена застилала  его глаза. Он лишь уверял,  что девушка жива, находится близко, но в месте очень темном, ничего нельзя разглядеть.
Отчаявшись, Мирык  достал свою волшебную  раковину, дунул в нее, а в ответ – молчание. Он дунул еще сильнее, опять безрезультатно.
– Неужели  раковина  потеряла  свою силу? – прошептал он вслух.

Унне не растерялась, когда конь бешеным  галопом стал уходить от тигра,  дала ему полную  волю. Увидев, что тигр отстал, она натянула поводья, чтобы притормозить, но конь словно сбесился, пронесся мимо холма и дальше,  до начала скальных выступов.
Густая трава сменилась  редкой порослью  мелкого  кустарника, и конь внезапно отступился и провалился в незаметную яму. Летели вниз недолго, по времени на счет хватило бы пальцев рук, но от удара о гранит конь остался лежать без дыхания. Унне упала на него, так что верный друг спас ее своим телом.
Она стала кричать,  но никто  не откликался. Площадка, где она очутилась,  была крохотной, в длину меньше  десяти шагов. Отвесные стены тянулись ввысь, сужаясь наверху, так что взобраться по ним было невозможно. С одного конца площадки была глухая стена, чуть влажная, с другого вниз обрывался  колодец, в который упали лук со стрелами и нож из твердого металла. Звук камня,  брошенного на дно, Айна не слышала, но оттуда явственно доносился плеск воды, очевидно, там протекала  подземная река.
Тело коня успокаивало, попона служила и подстилкой, и одеялом.  Она прижималась к шерсти друга и спала, но запах разложения с каждым днем усиливался. С трудом она оттащила тушу коня к колодцу, сбросила вниз. С отверстия наверху упала веточка полыни, она обсасывала ее, почти не ощущая горечи. В нище пещеры она обнаружила три луковицы с небольшими дольками какого-то растения, это был целый пир. Особенно  трудно было без воды. Она облизывала  влажный гранит,  там же в ямочки  скапливалась жижа – смесь глины с влагой, она тщательно  соскабливала ее и с наслаждением глотала. Но даже этой глины было совсем немного.
С отверстия сверху едва был виден  дневной свет, по которому она определяла  день и ночь. Через две недели она уже не понимала, спит  она  или  бодрствует.  Из  колодца порой  чудились  видения,  временами  поднимались испарения,  которые  были насыщены непонятными запахами, кружившими голову. В такие  моменты  она  боялась  подходить к колодцу,  забивалась  в дальний  конец  площадки. Но долго там оставаться не могла, скала  дышала холодом. Приходилось  возвращаться  к теплу, преодолевая  мучительный страх провалиться  в колодец, из которого вверх поднималось тепло.
Однажды она услышала едва различимый писк. Она поползла туда, откуда раздался звук, и в сумрачном свете увидела шевелящийся комочек  живого существа. Это был мышонок, неизвестно как оказавшийся на площадке пещеры.
В детстве, когда Унне была совсем маленькой, в тыквенный сосуд попала живая мышь. Она разглядела через горлышко сосуда бусинки  блестящих  глаз. Они казались   такими   симпатичными. Унне  просунула   руку в горлышко,   взялась  за мышонка. Тут же последовал  душераздирающий  визг,  мышонок вцепился  своими  острыми  зубами в ладонь. Унне трясла рукой,  пытаясь  сбросить  сосуд, но рука застряла. На крик сбежались все, кто оказался  рядом, охали и ахали, пока не появился отец. Ударом кулака он разбил сосуд, мышка соскочила на пол и юркнула за угол. На ладони Унне остался   небольшой  след от укуса, который  даже не кровоточил, но с тех пор она  при виде мыши поднимала  невообразимый визг.
В едва различимом свете пещеры мышонок был маленьким  и беспомощным. Былого страха не было, она взяла его на руки и стала согревать своим дыханием. На влажной стенке пещеры  она расковыряла лунку, куда в течение дня скапливалась вода. Мышка попила оттуда, хватило и ей сделать глоток. При этом Унне разговаривала, и за много дней забытый собственный голос успокаивал  ее. Ночью  она боялась раздавить мышку телом, нечаянно повернувшись, с беспокойством просыпалась и трогала комочек. Через день мышка стала бегать по площадке, издавая писк, а еще через день куда-то пропала.
Она не представляла, сколько  прошло  времени.  Однажды с колодца донесся шум трещотки.  Звук его, разорвав тишину, мгновенно смолк, потом послышались голоса людей. Думая, что это наваждение, она попыталась крикнуть, но голос не слушался,  настолько  она ослабла. После нескольких попыток она выдавила из груди нечеловеческий стон.  Люди уже уходили дальше, она крикнула  снова.
– Кто там, – прозвучало снизу, – откликнитесь, если вы люди.
Она крикнула еще раз, потом от непомерного усилия провалилась забытье. Словно во сне она чувствовала, как ее отпаивали, стаскивали  с площадки, куда-то несли.  Все происходящее воспринималось смутно, сквозь сон, неужели это происходит с ней?

Очнулась Унне   в большой   комнате,  долго не решалась открыть  глаза,  таким  ярким  казался  свет. Вокруг  люди кричали друг другу, словно набатом  колотили  по голове.
– Можно  говорить тише, – прошептала она, – зачем же так сильно кричать?
Заметив,  что губы девушки шевелятся, к ней наклонился парень.
– Вы что-то сказали? – спросил он, наклоняясь к её губам,
– повторите еще раз, я  не расслышал.
Она открыла глаза, и в первое мгновение ей показалось, что  рядом  сидит  ее братец  Мирык, усмехается  над  ее беспомощностью. Она  встрепенулась, попыталась  сжать кулачки.
– Ничего, Ми, – сказала она как можно громче, – я быстро наберусь сил, и задам тебе, вот увидишь.
– Как  она,  что говорит? – спросил  подошедший к ним мужчина средних лет  во всем белом.
– В бреду, учитель, – сказал парень, – угрожает кому-то.
– Она на грани полного истощения, – сказал учитель, – чаще давай бульон, но по ложечке, и больше чистой воды. Уму непостижимо, как она смогла выжить в таких безнадежных условиях.
Парень  просиживал возле нее все ночи, а днем исполнял обязанности по службе,   принимая  посетителей.  Ближе  к вечеру удавалось прикорнуть  где-нибудь   в уголке,  чтобы потом всю  ночь следить за ее состоянием. Странно, Унне чувствовала  себя  хорошо,  зрение  и слух воспринимали окружающий  мир даже более ярко,  чем прежде.   Она все слышала,   видела вокруг с закрытыми глазами.  Вот только тело лежало без сил, она не могла заговорить с  парнем,  что сидел рядом, пошевелить руками.
Она  легко  отделялась  от тела,  и тогда поднималась к потолку,  сверху взирая  на парня,  дремавшего  у постели. Затем  вылетала  из дома,  гуляла по саду, ходила даже на дальнюю речку,  смотрела,  как ребятишки на ярком солнце купаются  или удят  рыбу.
Возвращаться  в тело не хотелось, она вникала  в тихую жизнь  в палатах,  наблюдала  за своим спасителем, который продолжал дежурить возле ее тела. Она видела  яркую цветную ауру людей, а вот  на другой стороне горы Тхэбэксана встречала людей и с черной  аурой.
Скоро Унне   поняла,  что она не ходила по земле,  как  прежде,  а плыла по воздуху, попадала  в желаемое место без каких-либо затруднений, почти мгновенно.
В селении  Чундон  было не так много коренных  жителей, тысячи и тысячи паломников располагались у подножия  трехглавой  горы,  совершая ежедневный обход и восхождение на вершину к алтарю под священным деревом Синдансу, по которому небожители спускаются на землю. Унне попыталась  проникнуть туда, но не смогла, воздух перед ней сгущался, все возрастающая сила отталкивала от горы.
Недалеко от селения из холма вытекала подземная река. На его берегу она нашла кости своего коня, рядом  витал его дух. Она поблагодарила дух коня за свое спасение.  Вместе с  теплым  дыханием   воздуха она  поднялась вверх по течению реки до колодца. Огромное расстояние для нее оказалось  не преградой. Теперь  она поняла,  почему   с колодца веяло теплом, согревавшим ее во время заточения.
Поднявшись из пещеры через сужающееся отверстие наверх, она  попала  в заросли,  где они  с Ми  беспечно ожидали тигра. Потом она  побывала  дома,  где родители  и родные  были безутешны  из-за  ее исчезновения. Не выдержав,  она стала бить  кулачком по голове Ми. Она кричала ему, что жива, не надо ее оплакивать. «Все мужчины бесчувственные чурбаны», - заключила она.
Оставив Мирыка, который не чувствовал ее рядом с собой, она решила вернуться в свое тело. И в следующее  мгновение грудь ее глубоко вздохнула, на щечках появился румянец.
   Она открыла глаза, улыбнулась парню,  который  старался  вернуть ее к жизни,  попросила воды.
   – Вы очнулись, сейчас дам попить,  – сказал он радостно.
    Парень тут же побежал к учителю. Пришел паксу, осмотрел ее зрачки, пощупал пульс,  выразил удовлетворение.
– Как вас зовут,  можете вспомнить, где ваш дом?
– Меня  зовут Унне,  – ответила  она,  – я дочь короля Чосона.  Дома  все оплакивают меня, пошлите весточку, что я жива.
– Будет исполнено, принцесса Унне, – сказал учитель. – Потом расскажете, как это угораздило вас попасть в колодец. Ваш спаситель постарался дважды: он настоял, чтобы подняться по подземной реке, когда вода вынесла труп вашего коня с золотым седлом,  потом он вырвал вас из пасти смерти. Обычно в таком состоянии не возвращаются на белый свет.
– Учитель,   я  слабое отражение  ваших знаний  – сказал Ёсуги14.
С этого дня учитель назначил более активную терапию, разрешил легкий моцион по палате.
Унне  удивила  парня,  она  сразу назвала  его по имени Ёсуги, назвала учителя  Мауль, перечислила имена больных рядом, чем они страдают, какие меры надо принять,  чтобы они  выздоровели.  Многое  совпадало  с мнением Ёсуги, но некоторые  из ее заключений были  противоположны предпринимаемым мерам.
Потихоньку Унне  начала  вставать,  прохаживаться по храму. Однажды в клинику Мауля пришла безутешная женщина, сморщенная старушка,  убитая  горем.  Она  привела  дочь, которой  исполнилось 12 лет. Месяц  назад,  когда  умер муж,   ночью дочке   привиделся  дракон.  Она испугалась  и с тех пор онемела,   не могла выговорить  ни слова.  Ёсуги осмотрел девочку,  пошел к учителю за советом. В это время в приемную вошла Айна. Она увидела девочку, потрогала ее горло. Взглянув на окно,  за окном на жердочке сидел петух. Айна показала на петуха, сидевшего на жердочке.
– Сидел петух на пне, а заяц на жердочке.
Девочка  рассмеялась, и из ее горла вылетел  плоский каштан, который она проглотила той ночью, когда испугалась дракона.
– Петух не на пне, – сказала она, – и заяц не на жердочке.
Вернулся Ёсуги, а девочка весело разговаривала с Айной. Лицо ее, круглое, как луна, светилось в улыбке, ямочки  так и прыгали на щечках.
– Познакомься, Ёсуги, – сказала Айна, – девочку зовут Поль15.  Ей нравится этот храм, хотела бы остаться здесь.
– Мне  как  раз нужны  помощницы, – сказал  Ёсуги,  – пойди, позови ома, я хочу поговорить с ней.
Вошла  женщина, морщины на лице  разгладились, она была не так уж стара. Ёсуги предложил ей остаться с дочерью в храме прислужницей.
– Справлюсь ли я с работой? – сказала она с беспокойством, – ведь, кроме домашнего очага, я в жизни ничего не видела.
– Об этом не беспокоитесь, – сказал  Ёсуги,  – главное, от вас потребуется  старание  и  аккуратность.  Прокипятить ножи и иглы сможете? Девочка у вас большая,  для нее тоже найдется дело. Кроме бесплатного питания и ночлега, будете в месяц получать мешок риса. Согласны?
– Конечно, мы согласны! – ответила женщина, – завтра с утра придем с вещами. Вот, небольшой подарок для вашей помощницы, которая чудесным образом вылечила дочку.
– Э, нет! – сказал  Ёсуги,  – если я узнаю,  что вы взяли плату от больных, или  передали какие-то подарки, сразу без разговоров вернетесь домой.
Женщина потупила взор, растерянно поглядывая на Унне.
– Зачем  ты так, – с укором  сказала  Унне,  – она ведь с благим намерением.
– Благими намерениями вымощена дорога в ад, – сказал Ёсуги, – а вы, принцесса, просто чудо – лекарь. Не понимаю, как это вам удается. Даже учитель прислушивается к вашему мнению.
– После  пещеры  у меня  появился внутренний  голос, – призналась Унне,  – он подсказывает  мне,  что я должна делать или говорить. Иногда вижу картинки, что нас ожидает впереди, и они ни разу меня не обманули.

Учитель Мауль   послал  нарочного  в Чосон  с известием об Унне.  Через  две недели  прибыл  королевский кортеж  в сопровождении трех тысяч  воинов.  В священное селение Чундон  запрещалось ступать с оружием,  поэтому  воины  в поле накосили траву,   поставили   шалаши,  остались  там в ожидании.
Унне была почти здорова. Получив известие о приближении королевского кортежа, она вышла им навстречу. Первой, кого она увидела, была мать.
– Унне, как ты исхудала! – воскликнула Маринэ, обнимая ее.
 – Что ты, ома, – с улыбкой отвечала Унне, – после веточки полыни и трех головок чеснока в течение месяца я выглядела действительно ужасно.  Сейчас  поправилась благодаря бульонам, что варит повар специально для меня.
Борей,  как  всегда,  ласково  потрепал  дочь за волосы, братец Ми потерся о ее щеку,  Конджу и Когонь  закружили было, подхватив Унне с двух сторон, но спохватились, взяли осторожно  ее под руки.
– Я не хрустальная, – смеялась Унне, – не разобьюсь.
На следующий  день гости еще не успели   отдохнуть с дороги, Мауль пригласил  на осмотр своей гордости – только что отстроенного храма. Величественное здание, окруженное со всех сторон  приемными покоями, в центре  венчала многоярусная пагода с острым металлическим шпилем наверху.
– Ваш храм вызывает  восхищение, – заметил  Борей,  –
величием он уступит только горе Тхэбэксан.
– Моя гордость не здание, – махнул рукой Мауль, – в нем паломников принимают мои ученики. Они – продолжатели моего дела, их усилиями возведен этот храм, именно ученики
– вот где моя настоящая гордость!
Ученики  Мауля  действительно совершали  чудеса. В палатах над больными совершались операции с применением бронзовых  ножей  и иголок,  обсидиановых скальпелей  и простейших бамбуковых шин, с помощью которых зашивали раны,  удаляли   гной,  ампутировали больные  органы  и конечности. Дантисты  скрепляли   шатающиеся зубы с соседними   золотыми  нитями    и   пластинами. Широко применялись иглотерапия и тепловое воздействие, водо–  и грязелечение. В исключительных случаях делали сложные операции  – дробление  камней  в почках и мочевом пузыре, даже трепанацию черепа.  В   качестве  анестезирующего препарата  применялся сок  мандрагоры, были  известны анестезирующие мази   из сои,  кордицепса и хитиновых оболочек морского краба. Телесное  воздействие иглами и настоем из трав  только  начальная стадия обучения.  На него отводилось  пять лет. Потом  в течение семи лет ученики  познавали человеческую  душу, умению манипулировать ее состоянием. На середине обучения получались колдуны  и знахари,  знатоки  магии  и амулетов. На последний этап допускались  только  особо одаренных, после которого  обучение  считалось  законченным. Им  из рук Учителя вручалась грамота высокого звания Пакса – жреца и шамана,  лечащего людей любого звания вплоть до вождей и императоров.
– Завтра, – сказал Мауль Борею, – в честь вашего приезда трое учеников пройдут Великое испытание.
– А в чем его суть? – поинтересовался Борей.
– Это  неизвестно, – ответил  Мауль,  – ночью  будет решение  Высших  сил,  оно  станет  известно  только  мне в предутреннем  сновидении.
Рано утром, когда заря только-только  коснулась небосклона, и легкий туман еще клубился на горе Тхэбэксан, Мауль повел троих учеников  вверх по горным  кручам. Вот и ветер с горы Халласан   увлек ночную прохладу далеко в долину, стало совсем светло, а звуки в горах особенно сильны и распространяются на большое расстояние.
Среди  испытуемых  самым  молодым  был Ёсуги,  Унне внутренне волновалась за него.
– Крепись! – напутствовала она, провожая своего спасителя до крутого подъема на гору, – я вижу тебя возвращающимся со славой, которая войдет в историю храма.
Мауль с учениками  поднялись почти до середины  горной кручи,  остановились на площадке перед головокружительной пропастью.  Стало ясно,  в чем будет испытание. Площадка нависала над рекой, вытекавшей из глухого подземелья.
На берегу, недалеко  от пропасти, собрались  ученики  и немало жителей селения, пожелавшие поддержать учеников Мауля. Они образовали семь кругов, разожгли внутри костры, взялись за руки и, постепенно убыстряя темп, стали напевать:
Семь звезд Большой  Медведицы,
И вы, – Солнце, Луна  и Земля!
Пошлите  сынам своим удачу.
Нашей  силой приумножим их силу!
Снизу было видно, как Мауль давал ученикам последние наставления. Взошло  солнце  окончательно, высветив трехглавую вершину священной горы.
Один  из  испытуемых  подошел  к  краю  пропасти, поклонился в сторону  учителя,  и,  не  повернувшись к нему спиной, опрокинулся в пропасть.  Он летел быстро к  земле,  переворачиваясь через  голову,  у самой  воды коснулся  ногами  ее поверхности,   оттолкнулся и взмыл вверх в воздух, но уже на пол высоты  уступа горы,  снова опустился, взлетел и встал на землю. Он выдержал Великое испытание, хотя способ был известен, не вызвал удивления присутствующих.
Второй  ученик  разбежался  и прыгнул в пропасть  под углом, развел руки в сторону и в парении кругами опустился на берег, заслужив более высокой оценки.
Настала  очередь  Ёсуги.  Он  поклонился учителю, подошел  к краю пропасти, поднял  руки вперед. Он расслабился, собрал  всю свою силу воли в солнечное  сплетение, застыл  на мгновение и… исчез с площадки. В то же мгновение он оказался  внизу, прямо напротив  Унне. Только тогда медленно опустил  руки,  словно  после прыжка,   широко улыбнулся.
– Получилось!  – не веря  себе,  воскликнул  он радостно.
Мауль спрыгнул вслед за ребятами с площадки, халат его от вращения  образовал купол,  который  плавно опустил его на землю прямо возле Ёсуги.
– Поздравляю!  – сказал  он,  хлопая   по плечу Ёсуги. – Ученик превзошел учителя, и я очень рад этому. Ты заслужил высшей  оценки, которой  в моей  школе  еще  никто  не добивался.
– Учитель, – признался Ёсуги, – но я не могу объяснить, как это получилось.  Мне только очень хотелось очутиться внизу.
– А не надо понимать, – сказал учитель, – самое главное, что ты это можешь. Потом вспомнишь, что делал и чувствовал перед исчезновением там, наверху.
Подошел Мирык, пожимая  руки Ёсуги, сказал восторженно:
– Я тоже много летал,  но только за руки с друзьями. Они умеют летать по воздуху и мгновенно   перемещаться туда, куда захотят.
– Познакомьте меня с ними, – попросил  Ёсуги, – все же хочется  узнать, как это у меня получилось.

Мауль обычно не вел политические переговоры ни с одним из правителей, приезжавших  в Чундон.
– Мы  открыты  для всех, – говорил  он,  – лечим  тело, восстанавливаем равновесие  души и укрепляем дух независимо от того,   из какого  племени    явился  к нам страждущий.
Борей  знал об этом,  в беседах не затрагивал  вопроса  о политической ситуации вокруг Чосона, однако как-то Мауль сам заговорил  об этом.   Встреча происходила  в павильоне, расположенном у самой горы, ярко освещенной заходящим солнцем. Небольшая беседка стояла на возвышении, сливаясь настенной росписью с окружающей  природой. Борей сидел напротив  хозяина  за невысоким резным  столиком,  по-восточному скрестив ноги. Девушки в синих халатах подавали горячий напиток, заваренный цветами растений.
– Вполне  объяснимо, – говорил  Мауль,  – почему император  Яо хочет наложить  свою руку на все восточные земли. На севере от Хуа-Ся простирается пустыня,  с запада и юга поджимают  горы Кунь-Лунь  и Гималаи.  Население оседлых  племен  в долине  Хуанхэ растет  быстро,  скоро достигнет  десяти  миллионов человек.  Уссури с супругой Иннэн – слабое  противодействие его устремлениям, оно способно  сдержать   аппетиты  чунгу до поры,  до времени.
Единственная надежда сохранить свободу – объединить все племена дунь, и совместно  противостоять внешним врагам.
– Пока  об этом можно  только мечтать, – ответил Борей, открывая  перед  Мауль  карту  Кыктоня, –  пока  Чосон рассчитывает только  на Танин и Когурё. Самое мощное племя хунну теснит на нас Е – племя с запада. Вохай занял наши северные земли  и с вожделением  устремляет взор на все оставшееся. У правителя  этого племени  слишком  много наследников, они смотрят на юг. Мы у них на пути, приходится с ними воевать. Племена Чехэ на востоке малочисленны, к тому же под сильным влиянием Пэдана, с которым невозможно найти общий язык.
Мауль внимательно рассматривал  раскрытую  перед ним карту Кыктоня,
– Откуда у вас эта карта?  – спросил  Мауль,  – Что-то подобное я видел здесь несколько месяцев назад.
– Это невозможно, – ответил Борей,  – она только  что нарисована из данных,  которые  собирал  мой сын два года, посетив все эти места.
– Но я видел такую карту, – возразил  Мауль, – недавно я встретил  юношу,  который  показал  мне ее. Правда,  она была чуть подробнее, с отметками  даже очень  маленьких селений. Помнится, юношу звали Хванун, с ним я говорил о распространении Мама Сонним – натуральной  оспы. Юноша  очень хорошо  был осведомлен  о распространении этой болезни  в Кыктоне. Я просил  его перерисовать  карту, но он отказался, сославшись  на запрет Высших сил.
– Такой  карты  быть не может,  – сказал  Борей.  – Разве только боги взглянули  на Кыктонь  сверху, и перенесли  на пергамент. А где юноша сейчас, встречался он вам снова?
– Нет, – ответил Мауль, – больше я его не видел. Вы говорите, Чосон поддерживает дружеские отношения с Танином  и Когурё. Это потому, что сейчас там правителями ваши  братья.  А письменный договор с ними существует?
– Нет, – ответил Борей,  – письменный договор имеется только  у Уссури с императором Яо, о других письменных источниках  в Кыктоне  я не слышал.
–  Напрасно, – сказал  назидательно Мауль,  – сегодня Уссури есть,  а завтра  его может не быть,  и с вами  такое может случиться,  не дай бог. А Танин  и Чосон  останутся, и все придется  начинать  сначала.  Здесь мои помощники приготовили небольшой  договор,  если он устроит вас, мы подпишем его.
Борей  взял в руки пергамент,  прочитал  содержание. Он попросил  калам18, чтобы тут же подписать его.
– Разве вам, – спросил Мауль, – не надо посоветоваться с супругой или с сыном,  наконец, с приближенными?  То, что написано каламом,  не вырубить  и топором.  Мы  долго размышляли над этим текстом, советуем  не торопиться с подписанием.
– Я ехал сюда, – ответил  Борей,  – если говорить откровенно,  не ожидая такого теплого приема. Пусть вас не смущает моя решимость. Человек  иногда  размышляет полжизни,  чтобы  сказать решающее  слово за мгновение. А я стремился  к такому объединению всю жизнь.
Текст договора был  коротким.
«Совершено:   год *, 7-ой луны, 15-ый день. 
Борей, король Чосона, Мауль, повелитель Чундона,
Решили:
Чосон и Чундон объединяются в единое  королевство – Ко-Чосон.
Борей – король Ко-Чосона.
Мауль Духовный отец Ко-Чосона.
Совет Старейшин решает  все спорные  вопросы.  Совет назначается Королем  и Духовным  отцом на 4 года по 10 человек с каждой стороны. Председатель Совета избирается на 2 года, его сменяет представитель другой стороны. При равенстве  голосов  Совет  принимает решение, за которое проголосовал  Председатель.
Король Чосона Борей, Король Чондона Мауль»
В связи с созданием королевства Ко-Чосон был объявлено трехдневное торжество,  Однако  обстановка  в Чосоне  не располагала  Борею  расслабиться, на следующий  день он собрался в обратный путь. Пришло сообщение, что крупный отряд вохайцев движется в направлении Чосона.
Мирык тоже хотел ехать, чтобы завершить экспедиционные дела. От Садиха по-прежнему не было никаких  сведений – отряд из ста воинов пропал, словно канул в воду. С Арсеном тоже беда – жители  Хуанхе захватили  отряд, требуя выкуп.
Борей и Маринэ в сопровождении небольшой личной охраны уехали в Чосон на следующий день. Мауль, провожая, благословил королевскую чету на счастливое возвращение в Чосон.
– О детях не беспокойтесь, – заверил  Мауль,  –  Унне скоро встанет совсем на ноги, Мирык организует достойную администрацию в Чундоне.  Три  тысячи  воинов,  которых вы оставляете  под его властью, примерно  равно числу всех жителей, которыми владеет Пэдан, притом  его я беру на себя, так что можете не беспокоиться.
– Мирык  очень  молод,  – сказал  Борей,  – рос  под крылышком матери,  так  что я крепко  надеюсь,  что вы передадите ему искусство мудрости.
Маринэ  переживала  за детей, впервые  она оставляла  их без своей опеки.
– Не беспокойся, ома, – успокаивали ее дети, – мы уже выросли,  когда-то надо начинать  самостоятельную жизнь.
– Знаю я вашу самостоятельность, – отвечала она, утирая слезы, – Унне совсем еще ребенок, завтра же натворит глупостей целый короб.
– Ома, мне уже шестнадцать лет, – успокаивала Унне, – вспомни, ты в четырнадцать  уже была замужем!
– В том-то  и дело,  – сказала  мать,  – если  бы ты не отвергала сходу женихов,  я была бы спокойна за тебя, и не было бы этого проклятого  колодца.
– Ой, ома, не вспоминай об этом, а то мне становится  дурно.
– Ну, не буду, – Маринэ погладила щеки дочери. – Держись за Мирыка, все же он старше  тебя,  и слушайся  Мауль,  он теперь наш духовный отец.
Праздник кончился, родители уехали, и для Унне  потекли скучные дни. Мирык  был занят  административными делами, Ёсуги лечил паломников, так что оставалась  одна радость – отдых у подножия  горы Тхэбэксан. Айна присмотрела там площадку недалеко  от речки, устроила небольшую беседку из бамбука, настелила сухие душистые травы, ложилась на ковер и всматривалась на проходящих паломников. Большинство были женщины, которые одалживали у многодетных матерей одежду, трижды обходили гору, оставляя в священных пещерах мешочки риса и детские одежды. Затем они поднимались  на вершину горы, совершали жертвоприношение у алтаря волшебного дерева Тан, прося у небожителей либо здоровья детям, либо ребенка.
Совсем  молодая  женщина, совершив  кору,  собиралась переправиться на другой берег,  уже собралась  садиться  в лодку. Унне она чем-то  приглянулась, помахала  ей рукой. Девушка приняла это как приглашение, охотно откликнулась и пришла в беседку. Она скромно села на подстилку из травы, погладила ладонью ковер.
Унне поставила перед ней свое любимое блюдо – жареную кукурузу, слепленную в шар медом.
– Угощайся, отдохни немного, – сказала она. – Меня зовут Унне. Вижу, ты идешь одна, не страшно в дороге?
– Очень вкусно! – ответила девушка, пробуя угощение. – Я дочь правителя страны Хонтхо, зовут меня Ко – младшая.
– Отсюда следует, – улыбнулась Унне, – что у правителя той страны есть еще одна дочь,  Ко – старшая.
– Да, – улыбнулась  девушка,  – есть у меня  сестра.  До замужества мы жили на острове, чтобы никто  нас не сглазил. Но вот сестру забрали во дворец к родителям.  Прослышал о красавице, равной фее, Ильмунгван Парымунним20, что жил на юге острова  Чеджудо21. Вид у него был внушительный: на голове шишки  величиной с кулак,  глаза сверкают,  как у феникса, борода торчит  клином  вверх. Пустит  стрелу из лука – появятся 3 тысячи  воинов,  пустит вторую стрелу – исчезают  воины.  Этот Парымунним знал,  что творится в каждом  уголке Земли,  был сведущ   в звездах   и спорил с самими  небожителями. Прилетел  он на синем  облаке, посватался  к сестре. Стали жить они во дворце родителей. Вскоре после свадьбы привезли меня. Увидел Парымунним, что я краше сестры, полюбил меня, а я была совсем глупая, быстро  поддалась  на его уговоры.  Мы бесследно  исчезли из родительского дворца. Ко – старшая  прибегла  к магии, вознеслась  на связке  можжевельника и прибыла  на гору Холласан,  где и обнаружила  нас. Пустила она стрелу, но я с помощью  магии напустила  такого туману, что кругом стало темно. Старшая  Ко вынуждена  была уступить, и я воткнула веточку можжевельника на край обрыва.  Она превратилась в большого петуха, который  своим криком  разогнал  туман. Ко  – старшая   перед отбытием  злобно  заявила,  что брак наш  будет бесплодным. Живу я с Парымуннимом  много лет, прилетаю  с горы Холласан  попутным  ветром  на гору Тхэбэксан, совершаю кору и жертвоприношение, но ребенка все нет. Обратно  возвращаюсь  на остров  Чеджудо разной оказией, даже пешком, потому что ветер тут бессилен,  он дует только в одну сторону.
– Видно,  сильно  разозлилась сестра,  – сказала  Унне,  – тебе может помочь Мауль, почему не обращалась к нему? Он кудесник и многое ему известно.
– Нет, – ответила Ко–младшая, – Парымунним запрещает мне обращаться к Маулю. Поговори с ним, может, есть выход из тупика.   Я буду ждать совета Мауля  до завтра  в твоей беседке, если позволишь.
Вечером  Унне пересказала Маулю историю  сестер Ко, спросила  о причине  бесплодия.  Мауль  долго  смеялся, услышав бесхитростный пересказ Унне.
– Ах, женщины, – не  мог успокоиться Мауль,  – до чего хитроумны,  чтобы узнать правду. А она вот в чем, Ко – младшая - человек, хотя владеет некоторыми секретами магии,  а Парымунним – дух. Пока  дух не превратится в человека, у них не может появиться ребенок. Им могут помочь небожители, которые материализуют дух, но Парымунним в крупной ссоре с ними, небожители отказались помочь ему.
На следующее утро Унне передала  Ко – младшей  слова Мауля. Девушка долго обдумывала то, что услышала от Унне.
– Ну, дух ветра! – сказала  она решительно, – покажу  я ему, кто виноват  в бесплодии.  Дам ему такого нагоняя,  мало ему не покажется.
– Как же ты сладишь с духом? – удивилась Айна, – ведь человек перед ним бессилен,  особенно  если это дух ветра.
– Это так, – ответила Ко-младшая, – но только на первый взгляд. Я прожила с Парымуннимом не один год, знаю все его слабости.  Дух ветра всесилен,  может наслать холод и зной, разразиться  тайфуном.  Но с нами мысли,  которые  быстрее ветра. Мысль защищает и карает, духи боятся их, потому что живут в паутине мыслей. Приезжайте на остров Чеджудо, на гору Холласан. и увидите, как я сладила с духом ветра. Будут у нас наследники, встретим как родственников, ведь вы арко, а мы ко. Значит, мы родственники!
Унне  проводила  Ко-младшую до самой  переправы. Лодочник, молодой  парень,  усадил  девушку  на  корму, сверкнул Унне  своей белозубой улыбкой,  оттолкнул  лодку от берега длинным  шестом.  Опираясь  им о дно,  уверенно направил  лодку на другой берег.
Судьба девушки  взволновала Унне.  Мирык, услыхав ее рассказ о сестрах–соперницах и духе ветра, многозначительно изрек:
– Ун, тебе еще рано  знать  это,  но ребенок  появляется после  испытания либо  невиданного наслаждения, либо убийственной горечи. В зависимости от этого миру является либо гений, либо злодей.
– Ми, я бы хотела, – мечтательно  сказала Унне, – чтобы у меня были самые обыкновенные дети, где-то в промежутке – ни злодеи и ни гении!
– Для этого выйди замуж за обыкновенного мужика,  – сказал  Мирык, – будет он проводить вечера за чаркой горького, утром вставать недовольный, сморкаться в постель, ты будешь поколачивать его скалкой, а вечером будет льстить или снова сядет за чарку. Лучше найди  сказочного принца  на золотом  коне!
– Ми, – отвечала она, – почему не на железном  коне,  а может быть на нефритовом? Вы, мужчины, придаете большое значение  внешним признакам.  Скажи,    пожалуйста,  чем золотой конь лучше железного?
– Так это ты заказала  железного  коня?  – спросил  он, – Возле входа в храм появился железный  конь,  все ломают голову, зачем он там понадобился.
– Да! – заинтересовалась Унне. – Правда, был у нас спор с Ёсуги,  что в Чундоне  не найдется  столько  железа,  чтобы отлить  коня в натуральную величину.
– Значит,  это Ёсуги постарался, – заключил  Мирык, – он талантливый ученик  Мауля,  возможно, станет  его преемником. Ун, достоин  ли Духовный  отец Чосона  быть твоим мужем?
– Я думаю об этом,  – задумчиво  отвечала  она,  – но заглядываю к себе в душу и в сердце с именем Ёсуги, но душа и сердце молчат.
– Хорошо, Ун, – перешел на серьезный тон брат, – думай, у тебя еще уйма времени, но только в храме. Временно  тебе запрещается ходить к горе Тхэбэксан, в селении  появился тигр-людоед,  загрыз уже двух женщин  и одного мальчика. Пытались  поймать  его, но словно  оборотень,  он исчезает при виде преследователей. Охрана в тревоге, а больше сотни воинов я не могу выделить на твою охрану.
– Ми, – удивилась Унне, – меня охраняет сотня воинов?
– Неужели  ты думала,  – сказал  Мирык, – принцесса Ко-Чосона ходит одна  по  селению  среди  паломников, неизвестно откуда прибывших к горе Тхэбэксан?  Просто воины не бросаются никому в глаза, работают рядом с тобой проводниками, носильщиками и провожатыми. Каждый вечер я получаю подробный отчет начальника охраны, что ты делала, с кем встречалась,  даже о чем вела беседу. Я обратил внимание, что рядом с тобой часто замечали парня в желтом халате, на котором изображен дракон с высунутым красным языком. Ун, кто это может быть? Хочу дать приказ о его задержании, чтобы выяснить, кто он такой, что ему нужно.
– Я заметила  его, Ми,  пока  не надо вмешивать  в мои отношения твою охрану, – попросила Унне, – завтра я буду в беседке в последний раз, хочу встретиться с парнем в желтом, сама поговорю с ним.
– Поступай, как  хочешь,  Ун, – сказал  Мирык, – но прогулки  к Тхэбэксану  надо прекратить, пока  не изловят тигра-людоеда.
На следующее утро Унне,  как всегда, отправилась  к горе Тхэбэксан, по пути любуясь буйством золотых красок осени, вступившей  в свои  права.  Ей нравилось  это время  года: деревья желтые,  листья  в медленном  кружении  заполняют воздух и устилают землю.  Прохладный ветерок  нагоняет волны на желтую ниву, раскачивает деревья, только могучие кедры и сосны стоят твердо, выделяясь своими темно-синими кронами на фоне голубизны чистого неба. Унне тихо напевала придуманные ею слова:
«Ветер – ветерок, Шалунишка – браток, Умыкнул двух девиц красных, Поссорил  сестер напрасно!»
Она погрозила  пальчиком в пространство духу ветра,  и тут заметила рядом юношу   в золотом халате, о котором  не переставала  думать. Он   принял  движение   рукой  на свой адрес, приблизился к ней.
– Вы что-то хотели мне сказать? – сказал он.
– Нет, – ответила Унне, – это я духу  ветра, который  на острове  Чеджудо поссорил  дух сестер,  взяв замуж сначала одну, затем другую.
– Да, я слышал эту историю, – отвечал юноша, – Высшие силы в наказание отняли у них возможность иметь ребенка.
– Но это так жестоко! – сказала она, – семья без детей все равно, что дети без родителей.
Он взглянул на нее немного осуждающим взглядом.
– Все, что делают Высшие силы, – сказал юноша, – всегда во благо, и их решение никогда не бывает жестоким.
– А здесь вы ошибаетесь, – вспыхнула  Унне,  – меня преследовал  тигр, вместе с конем я провалилась в колодец, где чуть не погибла,  находясь  трижды  по семь дней   без воды и пищи. Разве это не проявление жестокости  Высших сил? Вы посмотрите  на этих паломников, они  идут сюда бесконечной толпой,  каждый  со своей  болью,  на которой печать жестокости  судьбы. Каждая  букашка,  кузнечик  или бабочка,  такие красивые  создания, в клюве птички,  и та же птичка  в клюве сокола – вопиют о жестокости мира, которую создали Высшие силы. Разве это не так?
Возбуждение охватило Унне, щеки ее раскраснелись, глаза полыхали огнем, готовые метать гром и молнию,  испепелить юношу, посмевшего защищать жестокие решения Высших сил.
Он смотрел на нее с удивлением  и улыбался. Несколькими движениями ладоней  вокруг  себя  собрал  негативные колебания, сбросил  их на землю. Воздух вокруг посветлел, прекрасная осень вновь расцвела   золотом   и теплом,  Унне сразу успокоилась.
– Посмотрите на   мир добрым взглядом,  каждому в нем хоть один раз выпадает  великое  испытание. Одним  дается маленькое  испытание, но   пользы  от него меньше,  другим выпадает   великое  испытание, но пользы  от него больше. В результате мир становится  чище,  звезды выше,  а человек прекраснее. Вы подверглись  тяжкому испытанию, но взамен получили   ясновидение, познакомились с замечательной школой Мауля, встретились с прекрасными людьми – своим спасителем Ёсуги и учителем Маулем. Как следствие, возникло королевство Ко-Чосон, в котором ваши отец и брат обретают новые  возможности. Подумайте,  разве этого мало? И это только начало, последствия испытания еще не закончились.
– Вы говорите так, – с удивлением сказала Унне, – словно сами участвовали в событиях. Я принцесса Унне, дома зовут просто Ун, а кто вы, откуда знаете все обо всем?
– Меня зовут Хванун, – ответил юноша,  – хочу возвести на вершине  горы Тхэбэк   небольшой  уголок с садом.  Отец обучил меня лекарскому искусству, так что в меру своих сил стараюсь помочь людям. Мне хотелось бы с вами совершить восхождение на вершину горы, чтобы вы оценили мой уголок.
– С удовольствие  принимаю приглашение, – ответила искренне Унне,  – но сейчас  ваше желание  не исполнимо. Мой братец запретил посещение горы из-за тигра, который в селении  нападает  на людей. Пока его не изловят,  мне не разрешают приходить на гору.
– Буду молиться   Высшим  силам,  чтобы это произошло быстрее, – сказал Хванун.
– Говорят, – сказала она, – тигр напал на двух беззащитных женщин. Вот вам еще один пример жестокости подлунного мира.
– Все в руках Высших сил,  – ответил он,  – возможно, женщины  были  не настолько  праведны, чтобы защитить себя от тигра.
– Но,  – воскликнула Унне, – пострадал  и ребенок,  ему не было семи лет,  он как мог провиниться перед Высшими силами?
– Ребенок  гибнет  до помолвки, то есть до семи  лет, в трех случаях: либо он обладает сверхъестественной силой, и становится Арён22, или прорицатели похищают его душу для ворожбы,  но чаще всего  его уносит на тот свет бабушка, не в силах расстаться с любимым внуком.
– Но  все эти случаи   несправедливы по отношению к ребенку! – воскликнула Унне.
Хванин не стал отвечать ей, только развел  руками.
– Я пользуюсь  услугами очень  опытного  садовника, – перевел он разговор, – разрешите в ваше отсутствие кое-что здесь подправить.
– Пожалуйста, – ответила  она,  – если это обойдется недорого, моя мама в ужасе от моих трат.
 – Об этом не беспокойтесь, мне будет достаточно, если вы останетесь довольны.

Селение  охватила настоящая паника, когда число жертв тигра-людоеда превысило  десять. Ставили  заслоны,  отряд воинов с обученными собаками шли по следу,  брали зверя в кольцо,  через который и мышке  не проскочить. Несколько раз настигали,  разили   стрелами,   там оставались   следы крови,  но  непонятным образом  зверь   исчезал,  а через некоторое  время  появлялся опять,  нападая  на очередную жертву в неожиданном месте.
Ёсуги приходилось работать без отдыха, одно дело наваливалось на другое. Если пришла  одна беда – отворяй ворота, к страху перед тигром прибавились случаи заболеваний натуральной  оспой,   замаячила  угроза эпидемии. Особенно тяжело  было смотреть  на детей,   обезображенных язвами, мечущихся  в жару, умирающих десятками на день. Ученики Мауля готовили настои из жаропонижающих трав, раздавали уксус,  пропитывали специальным раствором  тряпицы, прикладываемых к язвам,  которых  вместе  с одеждами больных собирали и сжигали на кострах.
Во дворах больных спешно  готовили алтарь, на который ставили  вино,  паровой  рисовый  хлеб с красной  фасолью, фрукты,  пытаясь  задобрить  Мама  сонним. На  13-й  день после начала болезни совершали обряд провода духа болезни, изготавливали соломенное чучело лошади,  с   молитвами, парой соломенных сандалий и навьюченными жертвенными угощениями  относили  на дорогу вдали от селения,  с тем, чтобы дух мог вернуться туда, откуда пришел. Шаманки били в барабаны, совершая  два круга кута Мама-сонним.
Во  время  эпидемии ученикам  Мауля  запрещалось подходить к   членам  императорской семьи,  так что Ёсуги изредка  видел Унне,  издали  посылал   ей   привет.  После приемов  больных   он  спешил    на  окраину  Чундона,    к своему другу Тоду23, у которого четвертый год жила тигрица. Встретив их как-то на прогулке, он подумал:  «Клин клином вышибают, если охотники  не одолеют тигра,  то это может сделать  тигрица!»
Ёсуги еще не представлял  весь план,  но к осуществлению приступил  немедленно. Первым  делом он уговорил  Тода участвовать  в операции, пообещав  двух тигрят,  если что- нибудь случится с тигрицей.  Потребовался целый  теленок, чтобы в течение нескольких дней научить тигрицу выполнять определенные команды.  Был  разработан    маршрут  ее следования, места сосредоточений воинов,  договорились  о сигналах  предупреждения. Ночью  Ёсуги и Тод с тигрицей стали обходить  селение.
Осень  выдалась  сухой и морозной,  в небе без единого облака  светила  полная  луна. Звезды,  ставшие  огромными, были готовы сорваться со своих мест, чтобы пронестись  по небу яркой вспышкой. «Говорят, с падением звезды слетает последнее  «прости» хозяина,  – думал  Ёсуги,   – где-то моя звездочка,  крепко ли сидит там?  Унне видит будущее, надо спросить,  сколько мне дано жить на этом свете».
Три ночи  они ходили без всякого  результата.  Тод начал ворчать, что из их затеи ничего не получится. Но на четвертую ночь   через короткий поводок,  привязанный к   ошейнику тигрицы, Ёсуги вдруг почувствовал перемену в ее скользящей походке.   Рядом  тянулся  забор  из плетеного  камыша,  за которым  стоял глинобитный домик с чернеющим оконцем с натянутым  бычьим  пузырем.  Пройдя  еще  несколько шагов, чувствуя нарастающую  тревогу, он  собрался  подать сигнал  воинам.  Тут через  забор  метнулась  к ним  тень, душераздирающий рык среди ночи словно расколол землю надвое.  Плохо пришлось бы Ёсуги, но на пути разъяренного зверя встала не менее грозная тигрица.
Первым  пришел  в себя  Тод,  рывком  выбросил  сеть, сплетенную из жил. Сеть опустилась неточно, задев огромное тело тигра своим краем. Ударами лап тигр мгновенно разорвал ее  и с грозным рыком  метнулся в сторону, прыжками  стал уходить к горе Тхэбэксан.
Подоспели воины,  успели  выпустить  по  несколько стрел.  Дальше стрелять побоялись, Ёсуги, Тод  с тигрицей преследовали  его по пятам,  стараясь не выпустить из вида. Было очевидно, что тигр ранен, но он огромными прыжками обогнул гору и стремительно мчался в заросли камыша. Ёсуги выпустил  поводок,  подав знак  тигрице  преградить  путь к зарослям.  Тренировки прошли  не даром,  тигрица  погнала тигра на открытую поляну.
Лунный  свет сменило  бледное  зарево  рассвета,  когда преследователи взяли раненого зверя в кольцо. В безвыходном положении тигр бросился  на Тода,  но тигрица  в прыжке сбросила  тигра на землю. Ёсуги моментально прижал  шею тигра рогатиной. Тигр стал наносить  по ручке мощные удары, тело Ёсуги бросало из стороны в сторону, словно щепку в воде. Вряд ли он удержал бы рогатину, но в ней была хитроумная защелка, благодаря которой она не сбрасывалась   с шеи.
И тут случилось совершенно неожиданное. Преследователей тигра оказалось совсем немного, на них набросилось не менее сотни  вооруженных  копьями  воинов.  От неожиданности Ёсуги  не  успел  оказать  сопротивления, как  их связали веревками, с дикими  выкриками повели  к небольшому строению, открывшемуся на краю поросшего  лесом холма. Тигров загнали в металлические клетки и несли на руках. У небольшого  глиняного домика   полураздетые  люди сидели под деревом на камышовой цыновке. Рядом валялась посуда из тыкв, в которых обычно хранится  рисовая брага.
Ёсуги понял,  что в азарте погони  они попали  в Огудон, в родовое  поместье  Пэдана.  Ученикам  Мауля запрещалось там появляться.
Пэдан   при появлении пленников встал,  пошел  к ним навстречу.
– О, кто к нам пожаловал,  – воскликнул  он,  – Ёсуги, правая  рука Мауля! Немедленно развяжите  веревки!   Кто приказал  связать столь высоких гостей веревкой,  разве они пришли  к нам с дурными  намерениями? Сотник  Барима24 приказал?  Дать ему за самоуправство 10 палок по пяткам.
Несколько человек во главе с Ёсуги пригласили на цыновку, остальных  пленных  увели к землянкам на окраине Огудона. Отказаться от приглашения по обычаю нельзя, а завтрак  был очень кстати  после бессонной ночи и погони за тигром.
Пэдан был доволен гостями. Любитель поесть, он уважал тех, кто умел хорошо кушать. Он старался быть вежливым, спросил о здоровье учителя Мауля, поинтересовался успехами его школы.
– В молодости  мы были друзьями,  – вспоминал он, – я пытался  овладеть грамотой  у учителя,   да эта премудрость оказалась не по мне. Зачем чахнуть над листами пергамента, когда вокруг сама жизнь  расписывает истории  – смотри, учись  и пользуйся  ее благами.  Мы поделили  земли вокруг Тхэбэксана на Восток и Запад, и каждый на своей половине идет своей  дорогой.  Согласен,  дороги  разные,  как  небо и земля, поэтому мы не ходим в гости друг к другу, но благодаря паломникам знаем о делах соседа. Вот пришло известие, что Чундон объединился с Чосоном. Это хорошо, учение Мауля достойно  того, чтобы продвигать  его по земле. Но почему на переговоры не пригласили  меня, представителя Востока? Мы тоже хотим объединяться, хорошо относимся к Чосону. Год назад я пригласил  своим помощником Косиль  – вана, который  взялся  обустроить  наши  земли  и создает  здесь хозяйства.   Мне платят налоги   70 племен,  пришли  бы не с пустыми руками.
– Вы можете, – сказал Ёсуги, – изложить свое предложение на  пергамент,  их величества  Борей  и Мауль  изучат  и, возможно, согласятся  на ваше предложение.
– Э, – усмехнулся  Пэдан,  – если бы я одолел грамоту, сейчас ходил бы в помощниках великого Учителя, часть его славы пала бы на меня.  А так – я круглый дурак и дикарь, много ли проку от 70 племен,  если в них по три мужчины и ни одной красавицы. Говорят, в Чондон  прибыла красавица – принцесса, дочь короля Чосона.  Может, жениться мне на ней,  так сказать,  пора остепениться. Ёсуги, пойдешь  моим сватом к королю Чосона?
– Вам она не понравится, – резко сказал Ёсуги, – слишком тощая. И ест очень мало, только зелень да фрукты.
– Тощая – это ничего, – подмигнул Пэдан,  – у меня она вмиг потолстеет.  А если не пойдешь  сватом,  придется  тебе испытать свою судьбу под  лапой тигра.
– Не понимаю, – сказал Ёсуги, – при чем тут тигр?
– А вот сейчас  поймешь, – сказа  Пэдан,  хлопнув  в ладошки.
Слуги подали  беличьи  и лисьи  шкурки.  Пэдан  схватил одну из них, обтер губы и руки, резко встал с места. Роста он был огромного, телосложения крепкого. Бесчисленные следы ранений  украшали его тело. Пэдан всю жизнь воевал, но не войском, которое  создать не умел. К любому врагу  являлся сам, вызывал на поединок, и счастье до сих пор не изменяло ему. Широкими шагами он повел Ёсуги к перелеску,  за ним почти бегом в припрыжку  трусили приближенные. У Ёсуги шаг тоже был не малый, но за Пэданом он успевал с трудом.
В перелеске за возвышенностью открылась низина в виде ровной  площадки, вокруг которой ярусами были настелены камышовые сидения.  Площадка была окружена пещерами, наполовину врытыми  в землю,  лицевая  сторона  которых была  обрешечена толстыми  металлическими прутьями. В каждом  помещении находился  хищный  зверь  – тигр, медведь или барс. При приближении людей они кидались на прутья со страшным  ревом,  визгом,  рыком.  Никто  не смел приближаться к пещерам,  и только Пэдан  смело входил в клетки с кусочком мяса, и звери послушно ласкались к нему.
– Я не понимаю, – сказал Ёсуги, – зачем здесь столько зверей.
– Это мои братья, – сказал Пэдан,  – они одиночки,  не признают  над собой ничью власть. Как и я, больше всего на свете ценят свободу, но я их приручил. Могу выпустить любого зверя, приказав вернуться через двое суток, и как бы не любили свободу, на следующий день уверен – явятся в свою клетку.
– Так  это  ваши  тигры,   – воскликнул   Ёсуги,   –
безобразничают по ночам,  наводя ужас на жителей Чундона?
– Я, – развел руками Пэдан,  – не приказываю им идти в Чундон.  Что они вытворяют  по ночам – не мое дело, лишь бы вернулись во время назад, как я приказал.
– И для чего здесь столько зверей? – спросил удивленно Ёсуги, – содержание, корм – все это, наверное, обходится не дешево.
– Вечером увидишь, – ответил Пэдан,  – сегодня начало праздника урожая.  Народ  хочет веселья  и зрелища,  всю неделю здесь будут идти представления.
– Знаменитые бои с тиграми?  – ахнул Ёсуги,  – до нас доходили  слухи, но нам они казались небылицами.
– Так вот, – резко отрубил Пэдан,  – если ты не пойдешь сватом, твоя дорога в Чундон только через поединок с тигром. Обычно борцу я даю выбор любого оружия, но первому лицу от Мауля не подобает драться со зверем вооруженным.
– Я согласен, – не раздумывая, сказал Ёсуги.
Огромный  тигр лежал в своей клетке,  вылизывая  раны. Эти двуногие дважды уже преследовали его, с каждым разом применяя все более хитрые приспособления.  Кто же более хищное животное? Тигр был надрессирован против копья, он отлично умел  не подставлять  свою шкуру под стрелы. При воспоминании о рогатине,  которая  защелкнулась  у него на шее, и двуногий слабой рукой удержал его, желчь захлестывала печень, комок подкатывался к горлу. От его мощного  удара лапой не выдерживало  ни одно препятствие, хвостом ломал позвоночник буйвола, а тут слабая рука двуногого… Видно, двадцать лет – это не два года, приближается последняя осень тигриного века.
Удары   барабанов    и бамбуковой    свирели,  заунывное горловое пение этих двуногих больно хлестали барабанные перепонки. Хотелось  тишины  и покоя,  но эти  двуногие подошли  к его клетке,  накинули  аркан  на шею,  и чтобы он соскочил  с согретого  лежбища,  пощекотали копьем  по бедру. Тигр издал предупредительный рык,  не помогло – его потащили   на арену. Сразу после освобождения от аркана, тигр   встретился  взглядом  с одним  из двуногих,  который стоял в центре круга. Противники узнали друг друга, пожалуй, это было  полной  неожиданностью для обеих сторон. Тигр, словно разминаясь, сделал два круга вокруг жертвы, сужая радиус. Двуногий  не двигался,  при нем не было рогатины и тигрицы,  как в прошлую встречу, спутавшие  его повадки. Тигр внутренне  торжествовал, на что может надеяться  этот двуногий?
Тигр  сделал выпад,  отпрянул  в сторону,  стал кружить вокруг,  издавая  грозный  рык.  Двуногий  словно  не слышал его, не обращал  никакого внимания. Для постороннего взгляда  ускользало  внутреннее  напряжение человека, когда он собрал всю свою мощь в одну точку – в солнечное сплетение.  Кошки  не умеют вращать зрачками, они крутят головой в направление, куда смотрят. Выждав момент,  тигр сделал огромный  прыжок  в сторону  противника, нанеся смертельный удар лапой.  Тигр не успел моргнуть   глазом, как  человек пропал, лапа прошлась по воздуху. Тигр открыл пасть,  издал  душераздирающий стон,  от которого  земля раскалывалась надвое.  Но  огромной  силы  удар прервал его, удар кулака между глаз повалил  тигра на задние лапы. Следующий удар в то же место был еще сильнее, тигр рухнул всей тяжестью на землю. Глаза его с желтой продолговатой чертой уставились  на самого сильного  хищника   на земле, который стоял над ним в спокойном своем величии.
Ёсуги торжествовал, но не над тем, что победил  зверя. Второй раз он смог собрать всю энергию, и в нужный момент мгновенно исчезнуть, чтобы оказаться сзади зверя. Теперь он был уверен, что сможет повторить это в любое время. Правда, пока он перемещался на небольшие расстояния, но кто знает, на что он способен.
Ёсуги очнулся от своих мыслей, Тод тряс его за плечо.
– Но и силен ты, – говорил он, – тигра  свалить кулаком! Пэдан  страшно  зол,  это  был  его любимый  тигр.  Пока суматоха, нам надо найти мою тигрицу и скорее уйти отсюда.
На площадке началось групповое сражение зверей и воинов. Ёсуги хотелось помочь им, но Тод тянул его к клеткам с тиграми. Они прошли пещеры вдоль и поперек, но тигрицы Тода нигде не было.
– Они  могли оставить  клетку по пути, – сказал  Тод, – пойдем к избе, где Пэдан устроил нам завтрак.
Предположение оказалось  верным,  клетку с тигрицей обнаружили в лощине, мимо которой проходили днем. Рядом с клеткой стоял лишь один охранник с копьем. Тод подошел к нему, сказал грозным тоном:
– Почему тигр здесь, разве ты не слышал приказ Пэдана всех тигров выпустить на арену?
– Приказ  не слышал,  – отвечал охранник, – но если и так, я один. Не могу же понести клетку с тигром до арены в одиночку.
– Открывай  дверцу, – приказал  Тод, вручая ему веревку, которой вели тигра к арене, – мы тебе поможем.
Не успела дверца распахнуться, тигрица оказалась на свободе.  Она сверкнула  клыками  над головой  охранника, того моментально след простыл.  Тод накинул  на тигрицу ошейник, втроем двинулись по зарослям на запад мимо горы Тхэбэксан.
– Жаль воинов,  – сказал с сожалением Ёсуги, – 18 ребят бросили на произвол  судьбы, а сами бежим, как зайцы.
– Конечно, жаль,  – согласился  Тод,  – если   не всех растерзают тигры, то будет бой воинов, в котором выступает сам Пэдан.  Тела погибших бросят в клетки зверей, кости их зароют в общую яму. Таков обычай  Пэдана, что мы можем сделать вдвоем?
Ёсуги и Тод с тигрицей  вступили  в Чундон  под утро. Специально выставленные дозоры встретили их, доставили в храм прямо к Маулю. Перебивая друг друга, путаясь в деталях, они пересказали все увиденное на той стороне.
– Я виноват,  – твердил  Ёсуги,  – что оставил  ребят на верную погибель.
– Хорошо,  что сами  выскочили из этого ада, – сказал Мауль, – пока отдыхайте, потом более подробно расскажете о своих подвигах.
Унне, услыхав о влзвращении Ёсуги, невзирая на запреты, прорвалась к нему. Размазывая слезы ладонями, она прильнула к его щекам. Ёсуги не находил слов, чтобы выразить верной  подруге свою благодарность  за сочувствие.
– Вы обнимаете героя, – сказал Тод, – если бы видели, как он ударом кулака насмерть сразил тигра – людоеда.
– Это правда? – удивилась Унне, – конечно, ведь ты у нас такой  сильный.  Теперь  нам не страшен  никакой тигр, при одном твоем имени они разбегутся.
Ёсуги рассказал Унне, как ему удалось собрать все силы в солнечное сплетение, чтобы исчезать и появляться в нужном месте по своему желанию.
– Это  волшебство, – сказала  Унне,  – Высшие  силы наделяют  такими  способностями тех, кто  верно  служит людям.  Так говорит  мой новый  знакомый, которого  зовут Хванун.
– Хванун?  – удивился  Ёсуги,  – где-то  я слышал  это имя. О нем вроде упоминал  Мауль, когда речь шла о Мама сонним. Да, точно, у Хвануна есть подробная карта Кыктоня с распространением этой эпидемии.
– Насчет карты я не знаю, – сказала Унне, – но он сын лекаря,  и по мере своих сил   помогает  людям  излечивать страдания. Я познакомлю вас, вы оба удивительные юноши.
– Унне! – сказал уклончиво  Ёсуги. – Сейчас тревожное время,  не стоит знакомиться с незнакомыми личностями, по крайней  мере, до окончания эпидемии оспы.
– Да, конечно, – ответила Унне,  – я так и сказала  ему, когда он пригласил в свой садовый уголок, я не пошла туда.

Мирык  не притрагивался к своей волшебной  раковине, но однажды  в его комнате  появились Иравата  и Тонхэсси. Друзья радостно обнялись, но сумрачный  их вид поразил  и встревожил Мирыка.
– Что случилось, – спросил он, – почему вы не откликались на мои сигналы?
– У нас большое горе, – ответил Иравата,  – ушла от нас наша дорогая Ома.
– Куда ушла? – не понял  Мирык, а когда до него дошел смысл сказанного, схватился за голову, – Как это случилось? Она ведь еще совсем молодая!  Представляю ваше горе, мы с вами вместе, примите искреннее соболезнование...
– Мы слышали твой сигнал с раковины, – сказал печально Иравата.  – но тогда были  похороны, и мы не могли  тебе ответить. Что случилось, наверно очень важное, раз твой зов прозвучал трижды?
– Хочу вас успокоить,  сейчас  все утряслось,  – сказал Мирык, – а тогда нас  постигло безысходное горе. На охоте конь  под Унне  испугался  тигра,  унес ее в неизвестном направлении. После двух дней безуспешных поисков я решил позвать вас на помощь, дудел в раковину. Вы не откликнулись, и я решил, что она сломалась.
– И что же с Унне? – спросил Иравата.
– Представляете, – рассказал  Мирык, – она  вместе с лошадью  провалилась в   колодец,  в середине  которого оказалась небольшая  площадка. Конь погиб,  но Унне упала на него и осталась  жива.   Сверху упала веточка  полыни, случайно  на площадке  росли   три головки  чеснока,  да на стенах скапливалась влажная  грязь.  Выбраться  наверх по отвесным стенам она не могла, спуститься вниз без веревки, где протекала  подземная река,  тоже   было   невозможно. В таких условиях она продержалась  целый месяц.
Брат с сестрой многозначительно переглянулись. Мирык заметил их удивленные взгляды.
– Что-то я говорю не так? – спросил он, – Я там не был, это все по рассказам ее спасителя Ёсуги.
– Имя спасителя не совпадает, – сказала Тонхэсси.
– О чем это вы? – не понял  Мирык, – спасителя  Унне действительно зовут Ёсуги.  Он  обнаружил  тело коня  с золотым седлом, настоял на экспедиции вверх по подземной реке. Десять дней они пробирались в кромешной тьме, прежде чем нашли этот проклятый колодец с пещерной площадкой. Огромных усилий стоило снять Унне оттуда.
– Мы вспомнили книгу судеб «Кора», – сказал Иравата, – там сказано, что появится  богиня  из рода медведь  – спасительница страждущих,  которая  пройдет  Великое испытание веточкой полыни и двадцатью дольками чеснока. Мужем  ее будет сын  небесного  владыки,  у них родится первенец  – Тангун, родоначальник народа страны на востоке, в названии которой будут слова «утренняя свежесть». Но имя спасителя там названо другое. Назови трех людей, с которыми встречалась Унне перед испытанием?
– Да,  – ответил  Мирык, – я их помню  по рапортам начальника охраны – это Ёсуги, Ко-младшая и Хванун.
– О, мудрейшие создатели  «Кора»! – воскликнул Иравата, – сбывается  самое  главное  предсказание. Мы  живем  в удивительное  время,  когда  начинается создание  нового прекрасного мира Майтреи25!
– Вы хотите сказать, – спросил Мирык, – скоро наступит этот мир?
– О, нет! – ответил Иравата. – Жизнь человека лишь миг в истории цивилизации. Унне с достоинством проходит свой путь испытаний, она на пути к просветлению. Прекрасный мир Майтреи  будет создаваться тысячелетие, но потом пять тысяч лет люди будут жить в блаженстве,  счастье и любви, каких еще не испытывала жизнь на земле.
Мирык посвятил  друзей в результаты двухлетней экспедиции и затаенное  желание построить  корабли,  чтобы открыть новые острова и материки  на востоке за океаном.
– Какова цель открытий? – спросил Иравата, – если ради самолюбия  или славы,  то тут мы ничем  помочь  не можем. Если нужна карта,  то вот она,  здесь нарисованы все мало- мальски  крупные  острова.  Интерес  во встречах с новыми людьми? Так ты уже встречался  с ними,  половина  людей со
«Славии» пожелала осваивать эти земли, выгрузилась там и обживает их.
– Я должен  своими  глазами  увидеть новые  земли,  – мечтательно  сказал Мирык, – встретиться с людьми, узнать самому, чем живут, о чем мечтают.
– Для  этого  не  надо  строить  корабли,  – предложил Иравата,  – мы давно предлагали тебе пойти с нами. Сейчас наш  корабль  «Славия»  находится  у берегов  Хинди,  мы готовим большую операцию в королевстве Махадха.
– Отец назначил  меня  своим  наместником в Чондоне,
– сказал Мирык, – вместе с Чосоном  создаем королевство Ко-Чосон. Работы много, времени и рук не хватает, отец вряд ли отпустит.
– Я понимаю  ситуацию  так, – сказал  Иравата,  – после объединения земель  нужно  их благоустраивать.  Ты  не специалист по выращиванию риса или разведению деревьев, а мечтаешь  о путешествиях.  У вас есть человек,  который разбирается в земле, а вы отправили  его к Пэдану. Я имею в виду Косиль-вана, который был бы отличным наместником короля в Чондоне. Человек хорошо делает то, что умеет,  так что собирайся на «Славию». Даем тебе на сборы  месяц,  мы появимся и заберем тебя с собой.
Мирык согласился с железной логикой Иравата, примерно в таких  же словах привел  доводы  отцу. Борею  очень  не хотелось отпускать сына далеко от себя, но что делать! В его возрасте он с беременной женой был на марше от Енисея  к Трем холмам.
Маринэ   сходу отвергла идею Мирыка.
– Но, ома! – сказал он, – с Ираватой и Тогхэсси я в дружбе около двадцати лет. В случае чего, они не бросят меня в беде, тебе нечего беспокоиться.
Унне выслушала Мирыка, сказала капризно:
– А кто будет читать рапорты начальника охраны обо мне?
В последнее  время  Унне  все дни  проводила  на  горе Тхэбэксан. Солнце  еще не вставало над горизонтом, а Унне была на ногах, умывалась холодной ключевой водой, съедала пару персиков, к которым  очень  пристрастилась, и шла к своей беседке.
Она не была здесь целый  месяц,  и когда появилась, не узнала своего уголка. Вдоль всего берега речки были посажены смородиновые и малиновые  кусты,  обвешанные спелыми ягодами,  вокруг  беседки  стоял   целый  сад низкорослых вишен,   чередующихся  с яблонями и грушами,  всю землю покрывала  трава удивительно нежной свежести.
Беседка  преобразилась, она  была  отделана  ореховым деревом, скрепленным полосками нефрита, вместо скамейки стояли мягкие кресла с подлокотниками из шкуры  тигриц  с живыми глазами.
У входа в беседку ее встретил Хванун с искренней радостью.
– Кто это здесь похозяйничал? – удивленно  спросила  она,  – здесь все изменилось словно по волшебству.
– Вы сами  разрешили, – сказал  он,  – помните, при расставании я просил  вас воспользоваться услугами своего садовника. Правда,  не все он успел, я хотел, чтобы беседку оплетали ветви дикого винограда.
– Но, эти преобразования, – сказала она, – наверно, очень дорого стоят…
– Вам они нравятся? – спросил он.
– Очень! – воскликнула она. – не представляю,  как это можно было сделать за такой короткий срок.
– Вы довольны! – сказал он, – вот мы и в расчете, ведь такой  был уговор. Быть  уверенным,  что кому-то  принес добро, мысленно  насладиться этой радостью вместе – разве может быть плата дороже.
Они зашли в беседку, где небольшой  фонтанчик образовал ручеек, орошавший миниатюрный цветник. В маленьком озерце плавали разноцветные рыбки,  в клетках порхали попугаи.
Унне было легко разговаривать  с новым  знакомым, на самые  сложные  вопросы  он находил простые  объяснения. С братцем было труднее, вначале Мирык высказывал удивление, что она не понимает  такие простые вещи, потом долго и путано объяснял  свой взгляд на непонятные вещи, и все равно  до нее не доходило,  что хотел сказать  братец. А Хванун приводил  два – три примера, и все становилось понятно.  Они  говорили  о смысле  жизни,  о животных  и небожителях,  почему днем светло, а ночью сплошная темень – объяснения были простыми и очень доходчивыми.
Как-то, когда  глаза  устали  от ряби  фонтанчика, она сказала:
– Это все красиво,   но как будто  не мое. Если честно, циновка  из камыша  на сухой соломе  мне была больше  по душе.
– Нет ничего проще, – сказал он, – все прежние предметы находятся здесь.
Он  отодвинул  полог  у одной  из стен,  там лежали   и циновка, и цветочная   солома.  Он набросил  их на дорогие ковры, лег сверху, раскинув руки.
– Я тоже люблю иногда поваляться на траве, – сказал он,
– почувствовать природу, вдохнуть запах диких трав.
Циновка была широкая, она присела рядом, дотронулась до его груди…

Унне,  после  мощного  эмоционального взрыва,  впала  в короткое забытье, когда очнулась и открыла  глаза, он нежно гладил ее живот, и боль успокаивалась.
– Ты очень красивая, – сказал он, – если бы знал, подошел уже давно, сразу как очутился в этих местах.
– У тебя было много женщин? – спросила она, прищурив глаза.
– Нет, – ответил он, – ты первая, и будешь последней. Дело в том, что я в семье второй   побочный  сын. Мачеха хорошо относилась  ко мне, словно к родному,  но все же я чувствовал разницу. И я поклялся себе, что у меня будет только одна женщина.
– А если, – улыбнулась она, – я стану злой и сварливой женой, не прогонишь, будешь терпеть ради своей клятвы?
– Тогда, – сказал он, – я заточу тебя на самую высокую гору… Нет,  в самую глубокую яму,  где ты проведешь  всю оставшуюся жизнь, питаясь полынью и головками  чеснока.
– Там,  в пещере,  – сказала  она,  – я жалела только  об одном,  что умираю, так и не познав  любви. Это, наверное, так в нас заложено?
– Помнишь, – сказал  он,  – я сказал,  что последствие испытания еще не кончились. Ты прошла через неимоверное страдание, теперь мы с тобой встретились, в моем лице обрела мужа, а что нас ожидает впереди, даже не догадываешься.
– О чем я могу не догадываться?  – вздохнула она,  – я стала женой  лекаря,  всю жизнь  к нам  будут приходить  с разными болячками. Может, прославишься, открыв эликсир бессмертия, и дети будут гордиться тобой!
– Завтра  поднимемся на гору, – сказал  он,  – кое-что увидишь. А эликсир  бессмертия  действительно существует. Ты пила  воду из фонтанчика, говорила,  что вода очень вкусная.  Так это течет эликсир  бессмертия, который  дает тысячу лет жизни.
– И рыбки,  и птички,  – спросила  она, – все, кто пил из фонтанчика, будут жить тысячу лет?
– И  даже  больше,  – с улыбкой  ответил  он,  – они бессмертны, потому что являются   духами, которые  служат тебе, явившись   в таком образе.
– Но если они бессмертны, – сказала  она,  – значит,  их нельзя убить, им не страшны никакие испытания?
– Что  значит  «убить»? – сказал  он.  – Их  телесное воплощение зависит  от тебя,  они твои рабы. Прикажи им умереть,  и они  умрут, если  такова  твоя  воля.  Даже боги живут не вечно, живут десять тысяч лет, потом растворяются в темной  энергии.  Вселенная  находится  в беспрестанном изменении и обновлении.
– Если духи служат тебе, значит ты бог? – спросила она.
– Унне,  я небожитель!  – ответил  он. – Ты родилась  в мире  живых,  есть огромный, в двадцать пять раз больший мир духов, эти миры разделяет тонкий  мир душ. Существа обитают во всех трех мирах, в каждом в свое время. Переход из мира  живых в тонкий  мир душ вы называете  смертью, одновременное существование в этих мирах запрещено. Но просветленные  могут жить во всех мирах одновременно. Здесь, на севере вы называете их Небожитель, в срединном царстве  – Сыны  Неба,  на юге – Будда.   Мы   управляем мирами,  чтобы они не захлестнули  друг друга, находились в равновесии, для чего связываем  причины со следствием, совершаем отбор более совершенных форм.
– Хва, ты говоришь, что я жила в мире живых, – сказала она, – а разве я сейчас не здесь, и то, что свершилось между нами, бесплодно,  как у Ко-младшей с Парымуннимом?
– Нет, Ун! – ответил он. – Сейчас я человек, и явился в этот мир в образе живого человека. Ты же продвигаешься к просветлению, проснулся внутри тебя подсказчик в виде внутреннего голоса, тебе являются картинки о будущем. Это значит, что тебе стали доступны миры духов и душ, просто ты не научилась переключаться, но это скоро придет, и будешь совершать переходы по мирам  в любой момент по своему желанию.
Вечером  Унне рассказала  брату о Хвануне,  ставшим  ее мужем. Мирык  встревожился, уж очень  неправдоподобны все эти байки  о мире живых и духов, не водит ли сестру за нос случайный  пилигрим?
– Завтра, – сказала она, – мы совершим восхождение на вершину  Тхэбэксана. Если хочешь,  можешь  составить  нам компанию.
– Как  назло,  у меня  назначено три важные  встречи,  – ответил  Мирык, – я могу присоединиться к вам только вечером.
– Приходи,  – обрадовалась она, – мы тебя встретим,  ты познакомишься с Хва. Не забудь, теперь он  мой защитник, так что не зарывайся перед ним.
Все эти  дни  Мирык  готовился  к отъезду.  С Маулем договорились назначить наместником короля в Чондоне Ёсуги, со дня на день ожидали из Чосона  подтверждение от короля Борея.  Косиль-ван выразил  желание  присоединить Огудон в королевство  Ко-Чосон. Борей  готовил  объединительный съезд племен сира, коре, южные и северные окчо, восточные и северные пуё, йе и мэк, на котором надо решить судьбу Чехэ. Мирык готовил документы, приглашая влиятельных вождей племен  полуострова,  приходилось  копаться  в материалах экспедиции, вспоминать имена вождей и их родственников.
Неожиданное известие  Унне  о замужестве  несколько расстроило  Мирыка. Он был рад за сестру, но сватовство, свадьба и другие мероприятия потребуют время, а его и так не хватало на окончательную обработку  экспедиционного материала,  поиски  отряда  Садиха по Амуру, возвращения Арсена и его людей из Хуанхэ. А рассылка  приглашений на объединительный съезд не терпела отлагательств. Невольно приходилось  надеяться  на помощь  друзей Иравата  и Тонхэ, которые вот-вот должны были появиться.
Назначенные три встречи, о которых он упомянул Унне, были мало интересны, Мирык  как мог, скомкал  их. Потом принял  Ёсуги, но вместо разговора неожиданно предложил ему подняться на  вершину Тхэбэксана.
– Там сестра, – сказал он, – устраивает небольшой пикник с новым приятелем, хочет познакомить нас.
Ёсуги согласился  не раздумывая.  До подножия  горы они доехали на лошадях,  на крутом подъеме пошли  пешком.  С высоты птичьего полета открывался чудесный вид на долину, прижимавшуюся к горным кряжам. Гора Тхэбэксан парила в небе, расправив крылья в виде селений  на востоке и западе. Среди  зелени  прорисовывались тропинки, оставленные от тысячи ног паломников со всего света.
Дорога  к горе для паломников – не легкая  прогулка. На  подступах  к Тхэбэксану  по  ночам  нужно  опасаться диких  кочевников. Очень  опасны  переправы  через реки, можно легко остаться навечно  на их дне. На вершинах гор, окружающих  перевалы,  затаились  духи снежных  лавин или грязевых  потоков,   сильный  ветер увлекал в бешеную круговерть  зазевавших  путников,  сбрасывая  в пропасти. В долинах  ожидали  многочисленные норы  грызунов  на участках вязкого песка, под воздействием дождевых потоков превратившихся в опасные провалы и колодцы, из которых вырваться очень трудно.
Невзирая на опасности, тысячи  паломников идут день и ночь. Они подходят к Тхэбэксану, заходят в храм, где под стелой  многоярусной пагоды  стоит священный менгир  – подарок короля Борея духовному отцу Маулю. Этот менгир привез император Хонёнбэк из Варвар. Согласно преданию, менгир заговорен магами из Атлантиды. Менгир при прикосновении дарит энергию и здоровье, освобождает душу страждущего от грехов, которых переносит  в камни  вокруг храма. Поэтому новичков предупреждают не уносить с собой даже маленькие камешки. На менгире высечена пиктограмма, которую  долгое время  никто  не мог прочесть.  Приходил оракул  из далекого  Тибета,  который  расшифровал часть надписи:   «… произойдет  гибель человечества,  земля родит могучих существ,  которые  установят  более справедливое общество». Верно ли это,  и когда произойдет  – кто знает?!
В храме трудятся сотни учеников Мауля. Паломники несут с собой усталость, озлобление  и отчаяние, взамен обретают надежду, веру и любовь. Днем и ночью трехглавая вершина горы  излучает  телепатические волны  связи  с Высшими силами,  ритуальный  обход вокруг горы  чудесным образом дарит исцеление.
Ёсуги  своими  длинными ногами  уверенно  взбирался вверх, Мирык, хоть и исходил Чехэ вдоль и поперек,  явно отставал от него. Солнце  уже клонилось к западу, но все же оно было достаточно  ярким.   Вдруг на вершине  вспыхнуло мощное зарево, затмившее солнечный свет. Мирык невольно зажмурился, а когда открыл глаза, увидел огонь, спускавшийся с вершины прямо на них. Искры от него устремлялись вверх, падали на землю и гасли, но на их месте появлялись новые. Огонь разделился  на два шара, один желтый, чуть крупнее, другой оранжевый с более нежными оттенками. Они плавно покачивались, сливаясь  и снова  расходясь,  плыли  сверху вниз.
Шар  поменьше приблизился к Мирыку,  обдал нежным теплом.  Ему показалось, что это Унне – проказница, как в детстве,   прикоснулась  до его непослушного вихря волос на голове.  Шары  на глазах у изумленных  Мирыка  и Ёсуги слились в одно, похожее на плоское веретено,  и резко взмыли вверх.
На вершине горы стало тихо, солнце продолжало освещать высокое  дерево Тан  и алтарь под его густой кроной.  Под деревом  сидел белобородый  старик  в простых   льняных шароварах, совершая молитву.
– Что это было,  отец,  – спросил  Мирык, – словно  два солнца спустились с небес и кружились вокруг нас?
– Оно так и есть, – ответил старец, – Сыны неба спустились по мировому дереву Тан и снова взлетели на небо.
– Здесь где-то должна  быть моя сестра Унне,  – сказал Мирык, – она хочет познакомить нас со свом женихом,  не укажете, где ее можно найти?
– Так вы ее брат Мирык?  Опоздали, молодые  люди,  – ответил  почтенный старец,  – Сын  неба и ваша сестра на звездном корабле  улетели на звезду Тхэыльсон, к повелителю неба Хванину,  отцу Хвануна. Они не могли вас дольше ждать, потому  что небесная  дорога  не всегда благоприятна для дальних перелетов.  Ваша сестра Унне попросила  передать извинение, что не дождалась вас, и передать,  чтобы вы не беспокоились, они скоро вернуться.
Ровно  через  месяц,  как  обещали,  Иравата  и Тонхэсси прилетели за Мирыком. К этому времени в Чондон приехали Борей с Маринэ, с ними прибыли Когонь с сестрой Конджу, которой  потребовалась срочная  помощь  Мауля  по поводу женских  недомоганий. Всю свою семью – Юко  и четырех детей – привез  Косиль-ван. От Унне  поступали  скупые сведения,  что она переболела  звездной  болезнью,  сейчас выздоравливает, учиться  в звездной  школе  и поэтому задерживается.
– Конечно, ей не надо торопиться, – с тревогой заключила Маринэ, – шутка ли, после заточения в колодце, до конца не оправившись, отправиться на другую звезду. Говорят, дорога опасна,  сам Повелитель  неба  Хванин  потерпел  аварию, вынужден был долго обретаться в горах Кунь-Луня.
– Это когда было,  – успокаивал  ее Мирык, – десять с лишним  тысяч лет назад, с тех пор техника шагнула далеко вперед, многое изменилось в лучшую сторону.
Маринэ  обратилась к Тонхэсси:
– Ничего  не изменилось!  Мне  перед отъездом  Паксу сказал,  что недалеко  от нас упала звезда,  а внутри  нашли семерых  существ,  очень  похожих на   чертей:  маленькие, смуглые,  с большими  головами  с рожками.  Все они  были мертвы,  даже спросить,  откуда они родом,  было не у кого. Сидели  бы дома на своих звездах, не понимаю, чего им не хватает. Взять моих детей, отец королевство создает, а для кого
– не понятно.  Король Хондо не знал,  кому передать власть Чосона,  ладно, он не имел наследников. А тут двое детей, и оба бегут: одна улетела на небо, другой собирается под воду…
– Но это естественно, – заметила  Тонхэсси  с улыбкой, – взрослые  хотят видеть мир согласно  их  представлениям и желаниям,   а у детей  совсем  другие ценности.   Отец создает королевство, а Мирык мечтает о путешествиях. Наш отец работает,  чтобы уничтожить  города,  а Иравата  хочет переместить остров с юга на север и создать новую страну.  И все уверены, что действуют на благо народа с благословения Высших сил.
– Как  можно уничтожить города? – удивилась Маринэ, – это же будет злодейство.
– А представьте,  – сказала  Тонхэсси, – в этих городах живут преступники.  Дети живут с родителями, мужчины с животными,  насилие   возведено в закон,  о боге никто не вспоминает. Это даже  и не люди: дома им построили, воду провели, земля дарит богатый урожай, у них рождаются дети, которых забирают, а они думают, что так устроен мир.
– Неужели такое возможно?  – Маринэ  призадумалась, – хотела бы я взглянуть на такие города, ведь можно попытаться спасти их!
– Вот видите, – улыбнулась Тонхэсси, – вы тоже не прочь совершить   путешествие.  Чего проще,  пойдемте  с нами, найдете дело по душе, увидите еще не такое на белом свете. Не только встретятся   новые земли,  сами захотите заселить их людьми. Это подобно  цветнику, которым  является  наша Земля.
– Нет! – вздохнула  Маринэ, – в нашем  возрасте  надо заканчивать начатые дела дома, а открывать новые земли мы предоставим  вам, молодым.
Несколько дней,  что потребовалось на сборы,  Иравата прогуливался  с Конджу. Мирык порадовался, что они стали друзьями.

Корабль под новым названием «Улури» встретил Мирыка не очень  приветливо. Многие  каюты  пустовали,  жильцы появлялись редко,  куда-то  спешили, не  с  кем  было перемолвиться приветливым словом.
На корабле Мирык устроил каюту по своему вкусу и тут же засел  всерьез за изучение теории единого поля. Еще на заре становления науки в квантовой механике было известно, что любой всплеск события распространяется в обе стороны от настоящего, другими словами, событие определяет не только будущее, но и прошлое. Были открыты новые поля, которые расширили понятия причинности и одновременности событий,  а время представлялось одним из видов энергии.
Последние научные идеи Ираваты  можно было восстановить  по скупым  записям, чем занялся  Мирык  в первую очередь. Исследования друга касались геологической структуры  полуострова  Индостан. Когда-то  он оторвался от африканского континента, пересек океан и  прижался  к Евразии. Он продолжал давить на материк, в результате чего и образовались величайшие пики Гималаев. К этим вершинам стекалась  энергия  геомагнитных напряжений  пластов, кодировалась и выплескивалась в небо в виде информации. Это был канал  связи  Земли  с мировыми цивилизациями. Без соответствующего технического оснащения разобраться в передающей  и поступающей  информации было трудно, однако  Иравата  точным  инженерным расчетом  пытался разгадать механизм связи, в котором угадывались временные аномалии.
Роясь  в бумагах,  Мирык  по  – настоящему  оценил величие  научных изысканий друга, которые  позволили бы двигать островами, если бы он не тратил время на борьбу с Ашваттхаманом,  прилагал  усилия  по примирению племен севера и юга. Мирык  вспомнил  совсем недавний  разговор с Ираватой, когда он на минуту заглянул к нему в каюту.
Тогда появление Ираваты без сестры удивило Мирика.
– Где Тонхесси, с ней что-то случилось?
– Нет, – ответил Тосон, – я ненадолго, у Тонхэсси просто много работы.
Увидев огорчение на лице друга, Иравата успокоил еще раз, что с Тонхесси все в порядке. Мирык стал излагать свои новые идеи о причинности и времени, о возможности получения энергии  из вакуума. Иравата  слушал его рассеянно, потом без всякой  связи  с научными  проблемами рассказал  о существовании   старейших  богов  во главе с их жрецом Ктулху. Они создали  на суше древние  города с удобствами для жизни, время от времени устраивают массовые абдукции для пополнения поданных Посейдона.
– На кого похожи эти старейшие боги? – поинтересовался Мирык.
– Я их не видел, – отвечал Иравата,  – но по имеющимся описаниям они представляют головоногих с крыльями. Они владеют секретами  атомной  технологии, массового гипноза через роботов  ракетниц, но ничего  не знают  о свойствах времени, так как  через год активной жизни вновь засыпают на острове Л’Райх мертвым сном. Твои изыскания о времени могут сейчас нам очень пригодиться. Старейшие боги сейчас просыпаются, и, похоже,  нам не обойтись  без небольшой драчки.
Мирык вспомнил о своей просьбе разослать приглашения на объединительный съезд вождям  племен  полуострова Чэхе. Тогда они затратили  на это дело почти месяц  такого драгоценного времени.  Втроем они  донесли  приглашения даже в самые отдаленные уголки Чехэ. Оставалось последнее селение  – Пу. Мирык  волновался, как  его Бидань?  Они появились возле домика, где он провел несколько счастливых дней. Тетушка толстушка была на месте, радостно встретила Мирыка. Пока  обустраивались, она  приготовила ужин и выложила последние известия обо всех в Пусане. Конечно, за время его отсутствия мало что изменилось, всего несколько похорон и свадеб.
– Как Бидань,  – спросил Мирык, – не скучает со своими братьями?
– Что  с молодой  станется,  – сказала  толстушка,  – выскочила замуж за охотника, начала набирать вес, наверно, скоро появится  ребенок.
Мирык  внешне  остался спокоен, лишь побелели уголки губ.
– Как замуж? – вырвалось у него, – она обещала дождаться меня.
– Долго  ли выскочить  замуж,  – с улыбкой  отвечала хозяйка,  – ночь одна всего-то требуется.  А обещала Бидань не меньше двадцати парням, как и я в свое время. Эх, время – времечко,  где она, моя краса, не успеешь оглянуться,  как старость глядит  в глаза.
Хозяйка  продолжала  рассказывать о событиях  в Пу, сдабривая  шутками  и прибаутками,  но Мирык  не слушал, глубоко  задумавшись.  Мать  была  права,  у Бидань  было двадцать  женихов,  и у него,  может  быть,  будет много таких невест.  Но как больно   вывернуть   душу, вытряхнуть воспоминания из памяти,  словно труху из старой корзины. Хорошо, что у него рядом испытанные друзья, которые готовы прийти  на помощь,  и сейчас вместе с ним. Надо выкинуть блажь из головы, заняться проблемами, волнующими друзей. Дома он штудировал книжки по электричеству и гравитации, которые оставлял ему Иравата,  но этого явно недостаточно, чтобы включиться сразу в работу по перемещению массивных тел в пространстве. А чем занимается Тонхэсси?  Как  ни странно,  об этом он не имел ни малейшего  представления. Она охотно говорила о работах брата, но о своих проблемах ничего не рассказывала.
Мирык украдкой взглянул на девушку, она ответила взглядом, от которого его сердце сладко замерло, потом вдруг ухнуло в бездну.   Как это он  раньше  не замечал ее тонкой красоты! В отдельности  глаза и дуги бровей, нос и губы ничем не выделялись, но при внимательном взгляде  составляли удивительно  правильную    пропорцию, характерную  для возвышенных  душ.
– За месяц я проштудировал электричество, тяготение  и гидродинамику, – говорил  Мирык, – и мне стала более или менее понятна теория Ираваты - движения плит  вихревыми силами.  Интересно было  бы двигать  остров  по  своему желанию, над чем работает твой брат. А чем ты занимаешься, Тонхэсси?
– Я помогаю брату и отцу, – ответила она, – такова наша женская  доля – помогать  мужчинам.  Ты очень  талантлив, Мирык, даже завидно  – за месяц  одолеть такие  науки,  к которым я боюсь даже близко подступиться.
– О нет, Тонхесси! – возразил   он,  – так легко от меня не отделаешься.   Иравата   как-то  сказал,  что свои научные выводы сверяет с твоими оценками. Если ты не освоила азы наук, на которых основывается теория вихревых потоков, как же можешь быть последней  инстанцией в выводах теории? По-моему, тут концы с концами явно не сходятся.
– Все просто, – ответила она, – не возражаешь, если я буду звать как в детстве – Ми?
Мирык кивнул утвердительно головой. Толстушка восприняла это  как  согласие  с  ее  словами,  с  жаром продолжила свой рассказ, не догадываясь, что собеседники заняты  собственным разговором, так  что  ее никто  не слушает.
– Так вот, Ми, – продолжила Тонхэсси, – есть «абсолютное знание»,  которое   приходит  само собой,  и пользуются  им чаще, чем представляем  об этом. Знание  всегда заключено в ответе: «да» или «нет». Вот бабка  перед нами:  говорит  и говорит,  уверенная, что   нам очень  интересно ее слушать. Но можно спрогнозировать, что скоро она замолчит на нашу радость. Для такого прогноза  не надо знать ее способности, горловые  связки  и прочее.   Конечно, это может случиться сейчас или через полчаса. Абсолютное знание – это наиболее вероятное  событие   при неполном  знании  самого объекта. Я могу знать,  при каких  обстоятельствах  можно  сдвинуть остров,  хотя не разбираюсь  в динамике  торсионных полей и их конкретное воздействие  на геологическую  породу.  Я занимаюсь  теорией   «абсолютного  знания»  много  лет, она применима в играх, гаданиях,  в науке и даже в религии  – везде, где делается выбор между вариантами.
Хозяйка  о чем-то спросила Мирыка, он взглянул на нее, хлопая глазами.
– Да вы не слушаете меня,  – ахнула она, – верно, очень устали, а я  несу несусветную околесицу  вместо того, чтобы предложить гостям отдых. Давайте в постель,  встанем завтра пораньше, успеем наговориться.
Женщина увела Тонхесси    в свою  половину,  оставив Мирыка  с Ираватой  лежать  на теплом лежаке.
– Говорливая  хозяйка,  – пробурчал Иравата,  накидывая одеяло на голову, – завтра я намерен выспаться, попроси  ее не будить меня.
Мирык  вытянулся  под одеялом,  которое  напомнило податливое тело Бидань. Воспоминание о ней было приятно, проваливаясь в сон, он видел ее широко открытые глаза… Но что это? В видении вместо Бидань другая девушка с тонкими чертами лица.
– Спокойной ночи, Ми, – улыбнувшись, сказала она.
– До завтра, Тон, – ответил он, проваливаясь в приятную темноту.


Унне за считанные дни прошла курс начального обучения и приступила  к среднему образованию. Кроме  нее в классе было восемь  юнцов,  которые  с интересом  наблюдали  за внешними изменениями,  происходящими с нею.  Еще недавно  подвижная и худенькая,  она  пополнела, плечи округлились. Самым больным моментом был быстро выступающий  животик,  даже появившиеся на лице не то угри, не то родимые  пятна ее не  волновали.
В звездном классе поддерживалась палочная дисциплина. Учитель, еще совсем молодой гуманоид с большими раскосыми глазами, примерно ее возраста, восседал на возвышении на мягком ковре. В руке у него была длинная пластиковая палка, которой  он ударял по голове ученика  за каждый промах в ответе. Считалось,  что это помогает  быстрому  усвоению знаний.  Ученики сидели на жестком ковре, поджав под себя ноги,  на коленях держали учебник.  Для Унне,  учитывая  ее положение, делалось исключение, она сидела на небольшой скамеечке, перед ней был низенький столик.
Учитель взглянул на нее, и перед Унне появилась золотая тарелочка с персиком. Ворсистый розовый бок отсвечивался розовыми лучами заходящей звезды, через кожу была видна нежная мякоть, проглядывалась даже косточка.  Унне знала, что персиковые деревья растут только на далекой земле, но персик только что сорван с ветки. Унне восхищенно схватила плод рукой,  и тут же получила  легкий   удар палочкой  по голове.
– Не рукой, – крикнул учитель, – надо работать взглядом.
Персик  в руке исчез,  вновь  появился в чашечке.  Айна взглядом  слегка  шевельнула  его,  приподняла и стала приближать к себе. Неожиданно персик изменил направление движения, описал в воздухе длинную дугу и шлепнулся прямо в лоб учителю. Ароматный  сок залил  его большие  глаза, брызнул во все стороны.
– Надоело,  – крикнула  Унне, выбегая из  класса,  – хочу домой!
Учитель провел  рукой  по лицу,   персик  вместе с соком исчез.
– Негодная девчонка, – донесся ворчливый голос учителя, – сколько  раз можно  говорить,  не ножками  надо бегать, переноситься силой мысли!
Действительно, телепортация удобнее,  но что делать, если руки и ноги действуют быстрее ее воли. На ходу она представила  кабинет Хвануна, мысленно  пронесла  свое тело через пространство. В кабинете вокруг стола несколько человек склонились над чертежом. Увидев Унне в окружении бардовой ауры, все поспешили откланяться.
– Что случилось,  дорогая? – спросил  Хванун, – на тебе лица нет, верно, опять не поладила с учителем?
– Этот  мальчишка, – пожаловалась  она,  – посмел напомнить о земле, создал такой чудесный персик. Я схватила его рукой…
– И закатала этим персиком ему в лоб, – засмеялся Хванун, сканируя  ее мысли, – опять мне придется извиняться перед ним, хоть он и мальчишка.
– Разве  я виновата,  – заплакала Унне,  – руки  и ноги действовуют  быстрее  моей  воли… Я плохая  ученица,  и ученики смеются над моим животом… Хочу домой, к маме!
– Так в чем дело? – он провел  рукой по ее волосам,  – сейчас в сторону Солнца отправляется торгово-пассажирский лайнер,  он забросит на Землю, а через два месяца я закончу проект и прилечу к тебе.
Все эти дни Хванун с инженерами работал над установкой круговой  модуляции,  так как  линейные преобразования сигналов, направляемых с земных  горных  вершин  на звезду Тхэильсон, уже не удовлетворяли возросшему объему информации. Услышав предложение мужа, у Айны мгновенно высохли  слезы, глаза вспыхнули огнем. Просто слов нет, эти мужчины настолько тупы, или боги лишены разума!
– И как ты представляешь возвращение одной к родным через полгода в моем странном положении? – сухо спросила она.
– Ах, прости! – он хлопнул себя по лбу. – Ты о земных условностях от неполной информации. Верно,  всем не объяснишь, что муж очень занят,  а подумать могут разное. Эти ваши обычаи и предрассудки – просто прелесть на фоне абсолютных знаний.
– Да, мы такие,  – у Унне на глазах опять навернулись слезы, – людям не доступно  абсолютное  знание,  как вам, богам.  Но  и ограниченные, мы верим,  мечтаем  и любим! И это прекраснее ваших бесконечных извивающихся цифр причинно-следственных связей, которыми опутан весь мир. Я полечу на землю, а ты можешь не торопиться, продолжать свой проект. Я… мы тебя не будем ждать.
Слезинка скатилась  с ее глаз, она повернулась, чтобы выбежать  из комнаты.  Пока  она сделала пару шагов,  в ее голове вдруг возник  голос учителя: «Негодная девчонка! Не ножками надо бегать…»
– Унне, что ты говоришь? – Хванун заключил ее в объятия.
– Прости  меня,  я сказал  как бог, но ведь благодаря  тебе я стал человеком.  И ты… вы мне дороже  жизни!  Ни  о чем не беспокойся, завтра мы вместе отправимся на землю,  по которой я тоже скучаю. А проект попрошу завершить Сумёна.

(продолжение читайте в романе "Тангун")