Как я был писателем

               
                Валерий Недавний
               
                Как я был писателем
                1               
  Сидели мы как-то с кумом Дмитрием во дворе нашего дома, под беседкой винограда. И как у нас в станице водится, вели за стаканом доброго вина разговоры.  Вспомнили механика Василия, который на днях перебрал коробку передач, на машину кума. Потом перешли на обсуждение личности Садама Хусейна, враждебно настроенного к США. Заговорили о станичных новостях. И тут Дмитрий к удивлению моей жены заговорил о соседке. Анна Сушко, или как женщины с нашей улицы её называли - Нюрка, была привлекательной вдовушкой, за которой, как и за всеми одинокими женщинами тянулся шлейф сплетен и домыслов. Жила Аннушка через улицу, напротив нашего дома и работала в колхозе птичницей. Дмитрий замолчал, потянулся к кувшину и по случаю выходного дня, в очередной раз наполнил стаканы чихирём. Так у нас в станице казаки издавна вино называют, и закурил. «Интересно, что на этот раз он выложит?» - глядя на задумчивого друга, гадал я. Ждать пришлось недолго.
 - А ты знаешь, к ней приехал писатель, из Ставрополя.
 - Ну и что из этого? – насторожился я, понимая, такая забубённая головушка как мой кум вряд без надобности упомянул бы о писателе. «Уж не ревнует ли он свою бывшую пассию к приезжему писателю?» - закралась у меня мысль. От станичных женщин я слышал, что Дмитрий в молодости ухаживал за Анной. И даже хотел жениться на ней, но что-то не сладилось у них. Для проверки этой догадки я спросил у кума:
 - Старый или молодой писатель?
 - Да так, пожилой мужчина.
По безразличному тону ответа, я понял, писатель, как потенциальный противник, не представлял для весёлой вдовы опасности.
 – Видимо, писать о ней будет в газету, - высказал я предположение. - Что ни говори, а Аннушка женщина работящая, в передовиках ходит. Наверное,  власти решили пригласить в колхоз журналиста, чтобы он написал о ней очерк. Вот он и приехал.
Однако Дмитрий на мои рассуждения, не ответил. Он сидел занятый, какими-то своими, невесёлыми, мыслями.
 - А ты знаешь, какие бабки они зашибают? – посмотрел на меня Дмитрий.
- «Началось», - уныло подумал я, предчувствуя, что хороший вечер наверняка  им будет испорчен. Из  общения с другом знал, перебирая лишку, Дмитрий всегда заводил разговоры о деньгах. И по-человечески понять его можно было. Четверо дочерей и жена Клавдия, беременная пятым ребёнком, требовали от него пополнения семейного бюджета. И это не позволяло куму расслабиться и в минуты отдыха.
 - Давай Митя выпьем за будущего наследника, - предложил я тост, стараясь отвлечь кума от мрачных мыслей.
Знал, с каким нетерпением друг ждёт рождения сына.
 - Пока дождусь сына, пенсионером стану, - помрачнел Дмитрий.
Настрой кума мне был понятен. Злые языки поговаривали, что и в этот раз Клавдия разрешится дочерью.
 - Мить, ты меньше баб слушай, - подбодрил я кума. - Вот увидишь, сын родится, наследник у тебя будет. Вырастит, отслужит в армии, женим его. Внуки пойдут, столько радости, - не уставал сочинять я, успокаивая его.
Я ещё надеялся, что Дмитрий, выпив пару стаканов доброго чихиря, забудет о жизненных невзгодах. Однако я ошибался. После принятого стакана вина, кум вытер ладонью губы и продолжил разговор на больную тему.
 - Что ни говори кум, а гребут эти писаки деньгу и, притом, немалую. Не то, что мы с тобой.
В высказывание его была нескрываемая зависть к образу жизни пишущей братии и явное недовольство своей профессией и условиями жизни.
 - А почему бы Борисович тебе не заняться этим делом? – кум смотрел мне в глаза, ожидая ответа.
От неожиданности и нелепости такого предложения я даже растерялся. «Неужели он не понимает абсурдности своего предложения?»
 - Мить, ну какой из меня писатель? – шутливо пытался возразить я. - Для этого талант нужен. Я бы сказал способности, природный дар, как минимум знания, - пытался я уйти от разговора на эту тему.
 - Вечно у вас интеллигентов какие-то закавыки в голове, - обиделся кум.- Ты же написал фельетончик в районную газету, о Лёшке нашем мотористе, – наседал на меня кум. - Ребята из мастерских читали, им понравилось.
 - Не фельетон, а заметку о передовике производства, - поправил я его, злясь в душе на друга, для которого не существовало разницы между статьёй, заметкой или очерком.
 - Не злись! – затягиваясь дымом сигареты, примиренчески сказал он. – В отличие от тебя, я институтов не кончал. А вот ты Борисыч мог бы писать, - посмотрел он на меня  и с сожалением произнёс, - А жаль!
 - Чего тебе жаль? – обиделся я.
 - Тебя. Мог бы писаниной подрабатывать лишние бабки.
 Из рассказов Клавдии, я знал, выпив лишку, а это для кума было литра два чихиря не меньше, он засыпал. А на другой день ничего не помнил. Полагаясь на утверждение кумы, я решил напоить друга, чтобы он забыл о своём предложении. Пропустив с ним ещё  пару стаканов вина, я ещё надеялся, что как человек курящий кум быстро опьянеет и заснёт. Однако Дмитрий хоть и захмелел, но застолья не торопился покидать. Расплёскивая вино, он тянулся ко мне со своим стаканом и заплетающим языком  поинтересовался:
 - Так ты будешь писать или нет?
Поняв, что кум уже дошёл до нужной кондиции, я кивнул ему головой.
 - Буду, Митя писать рассказы, повести, романы, - рисовал я другу благостную картину будущего, довольный тем, что мне удалось впервые споить кума.
Дмитрий выпил за добрые начинания и вскоре «отключился». Проводив кума, домой я с облегчением вернулся домой. «Посмотрим, - радовался я – вспомнит ли он после этого о нашем разговоре?» И в этом была моя ошибка.
                2
    Я уже было, забыл об обещание, которое дал Дмитрию. Наивно полагаясь на заверение Клавдии, что её муж ничего не помнит на другой день после пьянки. Когда через неделю вваливается к нам в дом Дмитрий с чемоданчиком странной формы.
 - Ставь Борисович магар! – с озорной лихостью известил он нас женой о своём приходе. Да так громко, что котёнок Тишка, дремавший на диване, с испуга выскочил в соседнюю комнату. – Вот достал, в районном сельпо, - ставя на стол покупку, сказал он. – По блату,- подчеркнул кум, потирая руки в предвкушении похвалы.
   Это была портативная пишущая машинка. Сердце моё дрогнуло под недоумённым взглядом супруги. Она с подозрительностью смотрела на происходящее. В душе я помянул Клавдию нелестным эпитетом и приготовился к нелёгкому объяснению с супругой.
 - Одна была, - раздевшись и усаживаясь за стол, стал объяснять нам Дмитрий историю приобретения покупки. – Деньги у меня были, те, что Клодя на коляску для новорожденного собрала. Вот я, и решил купить машинку, думаю, тебе Борисыч  она сгодится. Говорю продавцу, дайте мне эту машинку. А она мне: – «Продана». Тогда я ей червонец, она и отдала.  Довольный покупкой Дмитрий повернулся к моей супруге. - Так что кума, если есть деньги, верни их мне. Не то Клодя спросит…
 - А что с ней делать? – спросила супруга, глядя на пишущую машинку.
Она как я заметил, была явно недовольна покупкой. Назревавший было скандал, к моему удивлению был Дмитрием быстро улажен.
 - Поверь, кума, из Борисыча выйдет отличный писатель.
- «Господи, до чего же наивны, бывают женщины», - поразился я переменам, происходящим с моей супругой. Минута назад жена была готова выгнать нас с кумом и  машинкой из дома, а теперь с нескрываемым вниманием слушала перспективы, рисуемые Дмитрием. Возможно, она уже видела себя женой известного писателя. А может, купалась в роскоши нарядов, приобретённых на мои гонорары. Кто знает? Но то что не получив от неё нахлобучки, мы с кумом пили коньяк, припасённый ею к особому случаю, помню точно
      С появлением пишущей машинки, жизнь моя резко изменилась. Возвратившись с работы, я не узнал детской комнаты. Жена переоборудовала её под мой кабинет.
 - Посмотри, какой мы тебе с Митей письменный стол купили, - похвалилась она передо мной очередным приобретением.
 - А это я у Зиночки, секретарши парторга, выпросил, - показал Дмитрий на лежащие рядом с машинкой пачку бумаги и копирки.
 - Теперь только пиши, дети мешать не будут, - напутствовала супруга.
 - Будешь писать, не забудь про тот случай, когда мы охотились на озере на уток, и ты провалились под лёд.   
                3
     Признаться, проза давалась мне нелегко. От известных писателей, к которым я имел смелость обратиться за советом, писем не приходило. Но я не унывал, чувствуя поддержку жены и кума. Десяток первых рассказов я разослал в редакции солидных журналов и газет, наивно веря в их публикацию. На работе, как я заметил, ко мне стали проявлять интерес. Вероятно, этой популярности я был обязан соседкам, разносившим обо мне всякие небылицы. Главный инженер, ранее не жаловавший меня, теперь при встрече жал мне руку.  Председатель колхоза, как мне передали по секрету, вызвал к себе, в кабинет начальника отдела кадров и попросил его принести ему моё личное дело. После этого, к нему, в кабинет вошёл секретарь парткома. О чём он с ним вёл речь, мой доброжелатель не знает. Возвращая, личное дело кадровику, председатель сказал:
  - Направьте его на курсы повышения квалификации. Желательно на курсы журналистики. – Подумав, добавил, - Если таковых не будет, посоветуйтесь с секретарём парткома.
Как я понял, председателю колхоза по душе пришлась идея сделать из меня пишущего человека.
 Однажды женщины нашего края улицы сидели на скамейке и вели разговоры. Дотошная соседка Верка,  спросила у кумы, Клавдии:
 - Клава, а чего твой Митька зачастил к заведующему мастерскими?
 - Да ну его! – отмахнулась от неё, скрытная по натуре Клавдия, не желавшая посвящать женщин в наши дела. – Ходит, значит надо.
 - Вот, вот, - не отставала от неё досужая Верка. – А может он к его жене клинья подбивает, когда Борисовича не бывает дома. А она у него баба видная, горячая. Смотри Клава, как бы чего не вышло? – задела Вероника куму за живое.
 - Типун тебе на язык! – вспыхнула Клавдия. – Если хочешь знать, он с Геннадием Борисовичем книгу пишет, - забыв об осторожности, выдала она нашу тайну.
Верка-почтальонша, как её прозвали женщины за способность разносить по дворам сплетни, даже рот раскрыла в удивлении. Оправившись от неожиданной новости, она тут же нашлась с ответом:
 - Бреши больше! – и чтобы уколоть куму насмешливо добавила: - Да твой Митька и пару слов без ошибок не напишет. А вот заглядывать под чужие юбки он известный мастер.
       А тем временем почтальон приносила нам бандероли и фирменные конверты. Всё это вызывало  уважение к нам со стороны соседей. Но мало кто знал, в них возвращались мои рукописи. Ответы редакций, как правило, оканчивались стандартной фразой: - «К  сожалению, опубликовать ваш рассказ не можем. Желаем творческого успеха».
 - Вот гады! – возмущался Дмитрий, читая ответ. - Такую повестушку «зарезали».
 - Не повесть, а рассказ, - морщился я, недовольный тем, что за время совместной работы, кум так и не научился определять жанры художественной литературы.
Добросовестно отсидев со мной несколько часов времени за столом, Дмитрий в одиннадцатом часу ночи возвращался домой. Уходя, кум советовал мне:
 - В этот раз, Борисыч посылай в районную газету. Там редактор, я узнавал у ребят, любитель охоты, думаю, напечатает. Только тот рассказ пошли, где мы с тобой  в бурунах на зайцев охотились.
- Хорошо Митя, - соглашался я с ним, уже не веря в успех.

                4

        Дмитрий уходил домой, поминая недобрым словом редакторов, а я продолжал просиживать до полуночи, постигая искусство прозы. А утром, жена, собираясь на работу, недовольно ставила передо мной тарелку холодного борща
 - А что на второе? – спрашивал я у неё.
 - Котлеты возьмёшь в холодильнике, - раздражёно отвечала она, причёсываясь перед зеркалом. – Мне их подогревать некогда. Чай стоит на плите, варенье, сахар – найдёшь.
Не скрою, такое отношение меня обижало. Но я старался быть выше бытовых неурядиц, помня наставления известного прозаика. Он один из многих писателей, к которым я обращался за советом, ответил мне письмом.
«Да прав был вологодский классик» - предостерегая меня о трудностях сочинительства. И всё же подвижки в литературном творчестве у меня наметились. Я писал небольшую повесть. Герой её, колхозный инженер, пытается провести реконструкцию центральных ремонтных мастерских. Но председатель колхоза, считает эту затею несостоятельной, но всё же решается на перестройку. Понимает эти сложности и секретарь парткома. Главного героя я писал с себя, так как хорошо знал специфику работы. Повесть удалась, но не хватало лиричности в отношениях главных героев. Героиня её, колхозный экономист. Её образ я писал, ориентируясь на нашего зоотехника, старую деву. Наделив свою героиню деловыми качествами и хозяйской хваткой зоотехнички, мне захотелось придать ей красоту и привлекательность, присущие нашей контролёрше, Тани, из мастерских. Молодая, стройная гречанка с копной пышных волос и приветливым взглядом, она как никто подходила прототипом героини. В её присутствии даже грубые механизаторы становились приветливыми и вежливыми. Месяц бессонных ночей не прошёл даром. Повесть стала намного лучше. За это время я похудел, осунулся лицом и забыл, когда в последний раз спал с женой.
 - Вот скажи мне, - когда я мысленно шлифовал сцену прощания героев, заговорила жена, - может, я тебя уже не устраиваю как женщина? Тогда давай разведёмся.
Занятый мыслью как лучше сделать фрагмент своей повести я вначале не понял её высказывания. Оставленный кумом и женой, я просиживал в одиночестве над повестью до утра. Обида и боль жгли душу. Чтобы не сорваться на скандал я
 процитировал ей высказывание известного писателя:
 - Литература, - моя дорогая, - требует от человека пишущего отдачи всех сил, всей жизни. И делить это с кем-то она не будет.
 - А так значит развод! – взвилась на высокой ноте жена. Лицо ее побагровело, стало злым и некрасивым. – А я дура рассчитывала писатель из него выйдет. Ещё и стол ему купила. А он…
 - Что он? – имел неосторожность спросить я.
- Бесстыжие твои глаза, - перешла супруга в наступление. – Я как ишачка домашним хозяйством занимаюсь, а он видите, там, на работе любовь крутит. И с кем, с этой старой вешалкой, зоотехничкой. Да на неё ни один порядочный мужик не клюнет. – Чуть сбросив «пары», она  с издёвкой принялась цитировать:
 - Я обнял её. Она прижалась ко мне щекою, и слёзы выступил из её глаз. Целуя её лицо, мокрое от слёз…
 - Хватит! – не выдержал я, узнав фрагмент своей повести.
 - Я тебе покажу – хватит! – пригрозила жена. – Будешь у меня ещё в райкоме партии объясняться. Кобель «сельповский», - бросила она мне на прощание. 
И хлопнув дверью, ушла в соседнюю комнату собирать свои вещи. Кто знает, чем бы закончилась наша стычка, не раздайся в это время стук в калитку. Выйдя  во двор, я  увидел нашу почтальоншу, Семёновну.
 - А я к тебе Борисович. Уж извини, не стала бросать в ящик корреспонденцию, решила лично вручить. Возьми, - протянула она свёрток. Там в районной газете твой рассказ опубликовали. Читали мы его на узле связи, всем понравился. А правду говорят, будто ты его с Митрием сочинил?
 - Правда, Семёновна.
Едва я пришёл в себя от радостного известия, как прибежал кум с газетой в руке. А следом за ним и Клавдия. На их шум выглянула из комнаты жена с чемоданом и узлом в руке.
 - Кума, тут такая новость, - радостно встретил её Дмитрий. - Рассказ наш напечатали. Надо это дело обмыть….
Но, увидев в её руке чемодан, а в другой узел, Дмитрий замолчал. Выручила кума Клавдия.
 - А ты куда собралась? – она внимательно посмотрела на мою половину.
 - Веришь Клава, столько грязного белья собралось, что решила постирать, - заталкивая ногой, чемодан за дверь нашей комнаты, быстро нашлась супруга.
 - Бросай стирку, - поняв её истинное намерение, строго заметила Клавдия. – Давай лучше  посидим за столом и отметим успех наших мужей. Видала, - она протянула ей газету.
Убрав узел, из которого проглядывал пылесос, жена принялась с Клавдией накрывать на стол. Пока кума возилась у плиты, а кум вышел покурить, жена с желчью шепнула мне:
 - Скажи спасибо, что напечатали, не то собрал бы вещички и отправился к  своей ненаглядной зоотехничке.
   «Да, всё – таки прав был вологодский прозаик», - решил я, вспомнив строки из его письма. В которых он предостерегал меня о трудностях писательской деятельности.
               
                Ставрополь, Март, 1981 год.