Зелёные тропки июня

I

В лесу так много солнечного света – ах, кто же эту радость нам сберёг?
Зелёный Бог, весёлый странник Лето шагами мерит даль родных дорог.
Цветы под ним не клонятся – взгляни-ка, и поступь так легка и неслышнА...
Под пятками босыми земляника румянится, как будто влюблена.
Всё небо к ночи в ягодном сиропе, его не полонит сегодня мгла…

…Я – стёклышко в твоём калейдоскопе, осколок изумрудного стекла.
(Зелёный цвет и в сердце и во взоре ещё горит, не выцветший от слёз).
Найди меня в затейливом узоре, услышь в траве и шелесте берёз.
Огромен мир, а нас в нём очень мало, но вряд ли кто любил тебя сильней.
И если бы совсем меня не стало, мир стал бы лишь чуть меньше зеленей.
Ты в год другой найдёшь слова другие, быть может, цвета моря и огня, -
Душевные, от сердца, дорогие. В которых нет и не было меня.
И будет стих иным и песня новой, прекраснее, и жарче, и нежней...

Над лесом догорел закат лиловый, запел в дубраве древней соловей,
И вместо солнца грустное светило на землю льёт густое серебро.
...В чернильнице зелёные чернила, макаю в них гусиное перо,
Пишу… и на письмо не жду ответа.  Ни слов не жду, ни сказок, ни тебя.
Зелёный Бог, печальный странник Лето ушёл в закат дорогою дождя.


II

Бусинка зелёного стекла, ладожского древнего отлива. Не к красе – заветною была, путь хранила долгий и счастливый. В ней шумел густой дремучий лес,  бубенцов таился звон печальный, шёпот трав и тихий взор небес, бой далёкий, голос твой прощальный, плеск воды и шелест белых крыл…  На заре, когда так ясны росы, Дед её когда-то подарил девочке у Волховского плёса. Я подарок долго берегла, называла радостью своею и всегда отважною была.
А с тобой – от нежности немею. Всё забыла, веря и любя, жаркий взгляд не отводя от Солнца. Если любишь – отдашь себя всю навек, до капельки, до донца...

Что имеем – вечно не храним, оттого и слёз полна дорога. В ранний час туманов белый дым от реки до самого порога стелется, и в сердце тает грусть.
Зря ли я тебе себя дарила? Брось меня под ноги – покачусь, расскажу, как не было, как было….
Кроется последняя стезя между трав густых – а я и рада.
Потерять меня уже нельзя, я всегда, мой Свет, с тобою рядом.


III

Вновь серебристые нити дождя свой выплетают узор за окном. Я никому не скажу, уходя вслед за кружащимся веретеном, где же дорога моя, где мой дом, где те цветы, что сплетала в венок. Мы их с тобою отыщем потом, где-то за скрытыми смыслами строк.
Ну, а сейчас – пой, гуляй до утра, помни: не крест над тобою, а крес!
В огненно-медные кудри костра падают звёзды с промокших небес. Нынче – лишь добрые знаки везде, время для песен протяжных и грёз. Я наш огонь развожу на воде, вольно дыша терпким запахом гроз, льну всей душою к родимой душе, (ночь так прозрачна, так нежно бела!..)
Там, где два сердца едины уже  – пусть заплетаются нынче тела. Вся я  твоя – до зари обнимай!  Росы на травах горят, как янтарь.
Жарь, разгорайся, Огонь, поднимай радужных крыльев слепящую ярь! Тесно в груди – будто птица парит, бьётся, поёт - как ей дать замолчать? Разве до смерти, когда так горит в сердце любви незакатной печать?!

Дождь… Омывается Солнцеворот влагой небесной и влагой земной. Снова зелёную тропку прядёт Вещая Пряха в чащобе лесной: там изумрудная вьётся кудель, да колокольчик тихонько поёт.
Кто же качает твою колыбель, кто, ненаглядное Солнце моё?
Тот, кто хранит до поры дедов меч,  кто жеребёнка ведёт под уздцы…

Макошью в нАузы будущих встреч связаны наших тропинок концы. Все позабыла я ночи свои, те, что прошли в безутешных слезах. Здесь  так надрывно гремели бои, ну, а теперь – только нежность в глазах. Ну, а теперь, этот хрупкий уют оберегая от бурь и от бед, редкие звёзды над лесом поют, небо волной накрывает рассвет -
Коль распогодится нынче к утру, знать, мы не зря ворожили с тобой.
Вдаль по рассыпанному серебру завтра уйду я зелёной тропой, нежность улыбки и радость тая в песне о том, что иду не одна.

Дождь умывает родные края, где на заре так звенит тишина…


IV

Под полной луной древний старец - Туман седокудрый - на росных полях для русалок готовит кровать. А ночь так светла, будто тёплое летнее утро, как странник прохожий, осталось в траве зоревать.
Заснул бог Купала в зелёной своей колыбели под шёпоты трав и лесных колокольчиков звон. И лебеди с криком прощальным над ним пролетели да скрылись в заре цвета славных, рассветных знамён.

Душа не спешит вслед за ними в заветные дали, привязан к земле и так короток выпавший путь…  Предутренний час – час пророчеств и вещей печали, и сердце томится, и мне, как всегда, не уснуть…
Золой покрывается то, что цвело и горело, всё тише слова,  всё острей и пронзительней сны...

И вдруг над рекою кукушка протяжно запела!.. Давно не слыхала её -  с позапрошлой весны.

Скажи мне, вещунья, любимая Живина птица, осталось ли время для радостных песен и строк? Кораблик бумажный сложу из последней страницы… Что ж ты замолчала, иль вправду кончается срок?
Кораблик волне подарю – пусть несёт к океану (все реки мне – сёстры, любой доверяю вполне). Цветов собирать и венка заплетать я не стану, огня не зажгу и пойду в зоревой тишине - светлы мои тропы:  то лугом шагаю, то садом, то Солнце мне светит, то падает в руки звезда…

Успеть бы обнять тех, кто рядом. И тех, кто не рядом. Не рядом, но в сердце – любим и лелеем всегда.

Крылата душа – много легче усталого тела. Рассыпались по полю бусы оставшихся дней…
- Скажи мне, кукушка, а сколько…
Ну вот, улетела...
Растаяла ночь в жарком свете купальских огней.

Но с новой зарёй дух наполнится новою силой, мне Боги подарят два ярких рассветных крыла. А спросят:  "Любила"?  «Всем сердцем, - отвечу, - любила! И счастлива очень, пускай и недолго, была»!


V

Кружу своё веретено, гляжу то ласковей, то строже. Мне то, что было так давно, сегодня в сотни раз дороже -всё, что дарил и что писал среди осенней нежной ночи, пока никто не отобрал,  не осквернил и не изрочил.

...А птицы стали гнёзда вить, и времени осталось мало. Свиваю в солнечную нить всё, чем жила и чем дышала. Прядитесь, сказки, чудеса, узоры судеб и событий, лесов дремучих голоса, дождей серебряные нити!

Вдали - недобрая метель гудит, огонь задуть не смея. Моя последняя кудель травы июньской зеленее.
А тройка мчит через века – так глАдка зимняя дорога. Суровый голос ямщика вот-вот раздастся у порога. И кто-то – зол. А кто-то рад. А бубенцы всё ближе, ближе… Я новой осени наряд уже наверно не увижу.

Кружись, моё веретено, не останавливайся даже. Ведь мне сегодня всё равно, каким узором тропка ляжет.


VI

Тропа-тропинка, куда ведёшь сквозь отблеск заката в ночь? Где правда наша – там чья-то ложь, сумеем ли превозмочь? Где царь, где пленник, где раб, где князь?  - Всё скомкалось в суете.
А я босой ухожу, смеясь, к последней своей версте. Привычно в праздники замерзать – нелепый узор пути.
Мне что-то нужно тебе сказать… Не помню, о чём. Прости.

Был день зелёным, а ночь бела, в такую б – не спать, а петь. Я слишком многого не смогла на этой тропе успеть. Хотелось вместе, а вышло – врозь, рассыпала все дары. Но там, где сеяла искры вскользь, сегодня горят костры. И значит, где-то остался свет, и стало чуть меньше тьмы. И, может, кто-то нашёл ответ, который искали мы.

Жалеть? О чём же? Звенеть в тиши мне мало, да повезло. Жила нелепо, но от души, лжецам и врагам назло. И меч не падал, и взор не гас - не веришь? Сейчас смотри! Весь путь короткий – не путь, но пляс по алой парче зари.
В дыму и пламени, во хмелю, судьбы на самом краю тебе шепчу я: люблю, люблю!..
И даже почти пою.


Рецензии