Письмо на старый адрес...

            Здравствуй.
            Давно не писала тебе. А когда-то, помнишь, как часто перелетали письма из одного города в другой, из одного государства в другое?
            Нет-нет, не забыла. И даже не то, чтобы «дела» …
            Ну, ты понимаешь.

            Вчера вечером по «Культуре» показывали концерт: Рахманинов, симфоническая поэма «Остров мертвых» и 2-ой концерт для фортепьяно.
За роялем – Мацуев.
             Помнишь, ты прислал мне фотографии нашего города, в котором я давно не была? Новый музыкальный театр, афиша: завтра вечером концерт Мацуева.
             В ответном письме пошутила: «Жаль, не можем сходить на концерт». Обычный треп, ничего больше. Два инженера - какой там Мацуев! От зарплаты до зарплаты.
              А на следующий день ты прислал мне запись его концерта. Множество крохотных кусочков, с подробной инструкцией, как их собрать в один файл: интернет у меня был медленный, часто срывался и скачать большой объем было нереально. Я очень несентиментальный человек, и, уж конечно, совсем не плаксивый, но тогда… Первый раз за долгие-долгие годы: вот так, мгновенно исполненное желание.
              Ладно, это всего лишь воспоминания. Я о другом.

              Про симфоническую поэму.
              Не хмурься, пожалуйста. Знаю: ты весь насквозь такой позитивный... И предпочитаешь думать лишь о хорошем. Словно это такая большая мудрость: считать, что жизнь не имеет конца.
             А я слушала оркестр и плеск волн медленно, но верно приближал меня к острову, на котором высились скалы, гнулись верхушки кипарисов. Был ли там покой? Не знаю, не уверена, но свет там был, это точно.

              Конечно, я полезла в интернет.
              Вещи – символы своего времени. Символом моего детства были семь белых фарфоровых слоников, выставленных на полочке буфета или комода. В нашем доме их не было (считалось - мещанство), а мне так хотелось подержать в руках и погладить самого маленького. Когда подросла – появилась мода на Хемингуэя. Портрет бородатого седого мужчины в белой рубашке с расстёгнутым воротом, висел у меня над столом. Подняв глаза, я каждый раз рассматривала кисть его руки с тонкими, длинными пальцами. Мама говорила: «Аристократические». Хэма она не читала, но мои увлечения уважала.
               Поиски того, что было символом времени, в котором не было нас и наших близких, напоминают сказку: «Пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю, что» …

               Но ведь было же что-то.

«Все меньше тех вещей, среди которых
Я в детстве жил, на свете остается.
………………………………………….
Где «Остров мертвых» в декадентской раме?
Где плюшевые красные диваны?
Где фотографии мужчин с усами?
Где тростниковые аэропланы?»
Арсений Тарковский, стихотворение «Вещи». Красные диваны и мужчин с усами отбросим. А вот картина «в декадентской раме» …
Говорят, в конце девятнадцатого - начале двадцатого века репродукции картины «Остров мертвых» швейцарского художника Арнольда Беклина стали чуть ли не обязательным украшением европейских домов, можно было их увидеть и почти в каждой продвинутой семье России. (Словно портрет Хэма в наших шестидесятых.) Почему? Наверное, есть ученые-социологи, которые могут красиво сформулировать, как настроения в обществе влияют на то, какие именно вещи сопутствуют людям в быту.
            Один искусствовед сказал грубовато, но, как мне кажется, точно: «Когда люди живут сыто, они очень любят рассуждать о смерти и подобных материях».
             Ах, декаданс – декаданс… Прошлое искусство слишком реалистично и примитивно, оно изжило себя. Пришла мода находить утешение и наслаждение в изящном: грусти, тоске, печали…

              Ну, что ты смеешься? Положим, ты и в начале двадцатого века был бы не одинок. Маяковский терпеть не мог эту картину, но все же не промолчал:
«Со стенки
                на город разросшийся
                Беклин
Москвой расставил «Остров мертвых».
Знаю-знаю, Маяковский – не твое, но Ильфа с Петровым ты когда-то цитировал мне наизусть. А вот это помнишь:
«В квартире преобладали темно-коричневые тона. Над пианино висела репродукция с картины Беклина «Остров мертвых» в раме фантази темно-зеленого полированного дуба, под стеклом. Один угол давно вылетел, и обнаженная часть картины была так отделана мухами, что совершенно сливалась с рамой. Что творилось в этой части острова – узнать было невозможно».
Да-да, квартира гадалки, к которой пришла мадам Грицацуева…

            Надо отдать должное художнику: он написал пять(!) вариантов картины для разных заказчиков. Не копируя сам себя. Сюжет оставался постоянным: ладья Харона приближается к маленькому скалистому острову с кипарисами; но менялся фон, освещение, композиция. Где-то была игра светотени, где-то торжествовал мрак. Верхушки кипарисов то были неподвижны, то гнулись под порывами ветра… (Хотя разве на том острове мог быть ветер?) Кому-то больше понравится один вариант, кому-то другой, кого-то все пять оставят равнодушным…

            Немецкий график Макс Клингер создал офорт, воспроизводящий третий вариант «Острова». Этот черно-белый вариант картины и попался на глаза Рахманинову. Сколько людей видели одно и то же, но лишь для великого музыканта офорт зазвучал…

            «Сочиняю я медленно, - писал Рахманинов. - Долго гуляю на лоне природы. Мои глаза охватывают отблески света на свежей от дождя листве, тихий шепот деревьев в лесу, или я наблюдаю бледные оттенки неба на горизонте, и в душе возникают голоса - все сразу. Не так, что капля здесь, капля там, а все разом - вырастает целое. «Остров мертвых» написан в апреле и мае. Когда он возник, как это началось? Как я могу сказать? Он возник во мне. Я его принял как дорогого гостя и записал…»
            
            Ну, что ты опять смеешься? Конечно, я прочитала все это в интернете. Интересно, где я могла бы лично встретиться с Сергеем Васильевичем или Беклиным, чтобы взять у них интервью? Да, искусствоведы и музыковеды все это знают, но ведь мы с тобой простые технари. Ты бы и сам мог найти это в интернете? Не сомневаюсь. Но ты бы не захотел, а мне было интересно, вот и делюсь с тобой. Мы ведь так давно не разговаривали о музыке. И так давно не ходили вместе на концерты. «Вместе» - это когда ты у своего компьютера, а я у своего. Но все равно вместе.  Дело ведь не в том, на каких стульях мы устраиваемся поудобнее перед началом концерта. 

            Сам Рахманинов вспоминал, что если бы сразу увидел оригинал, то, возможно и не сочинил бы свой «Остров мертвых». Черно-белый вариант картины ему нравился больше. Неудивительно. В музыке всегда есть то, что невозможно выразить ни словом, ни цветом. И симфоническая поэма Рахманинова намного более многопланова, чем первоисточник, вызвавший ее к жизни. Нет в ней умиротворения, нет тишины и красоты увядания… Есть бесконечное, до последней пронзительной ноты, стремление жить.
             Впрочем, каждый услышит свое. Ты не пожалей двадцать пять минут, послушай.* Только, уж пожалуйста, до конца, ладно?         

И прости меня за это письмо. Не хмурься. Мне захотелось рассказать тебе о вчерашнем концерте в память о том, первом нашем, который ты прислал мне.
А музыка – она больше, чем память…         
«Там Истина – оголена,
И не испорчена словами,
И хочется любить, и жить,
И всё отдать, и всё простить…
Бывает и такое с нами». **




* http://www.youtube.com/watch?v=y5CwwPuam4I

**В. Гафт. «Музыка», посвящение Светланову.