Времена года
Я ненавижу осень. В осени я кричу надрывно слепым шизофреником следующие слова: «Нахуйвашмир». Кричу. Но не услышан. Или услышан. Разницы нет. Или есть.
Потом осень утекает и наступает зима.
Я люблю зиму. Можно мотануть двадцать километров на лыжах в субботу с утра. И потом растеплять себя, впаявшись в батарею коченелыми пальцами. Там ещё терпкая хвоя, сочные мандарины и секс втроём на седьмых этажах.
Ненавижу зиму. За молчание. За мёртвое молчание, за стылые, леденящие слух твои слова о том, как меня нет. Как меня нет в твоей жизни. Во вчерашнем декабре ты касалась меня опасным шёлком губ твоих. Я становился честным бескорыстным утопленником чёрного бездонного омута глаз твоих.
Весна начинается с апреля. Я люблю весну. Весной случается совпадение дат и високосный год. Весной у шизофреников обостряется их личная шизофрения. Но общественная и публичная шизофрения тоже обостряется весной. Люди жизнерадостно звонят в горячую линию аэропортов своей Родины и сообщают о заложенных взрывчатках. Посадки отменяют и в этот момент я болтаюсь между небом и землёй. Или между тем и другим.
Приходит лето и посадки разрешают. И я сажусь. Сажусь, не успев доложить, за что я ненавижу весну. Весну я ненавижу. И я сажусь в лужу. В луже тепло. Особенно, если это какое-нибудь южное море с солью внутри. Я люблю лето за соль. Она на краюхе ржаного хлеба. И нихуя не в море.
Не знаю, кто посыпал соль в солёное море, но летом я на севере. То есть там, где нет лета. Вот за это я люблю лето. Я ступаю в хрустящий ягель и взвожу курок гладкостволки. В её стволе раковин столько же, сколько же в раковине моей души. А моя душа и есть раковина, в которую каждый может вымыть чашку. Ненавижу лето.
И я стреляю в голову. В ту самую секунду, когда, казалось, могла бы наступить следующая осень. Которую я люблю и ненавижу. Как и всё остальное.
Свидетельство о публикации №217062201296