Смех в грустном кафе

– Ха-ха-ха-ха! – рассмеялся Блау на весь кафетерий.
– Мне не нравится твой смех. Он царапает воздух, – сказала Хильда и добавила: – Твой смех это паутина для ушей. Он похож на смерть в ля бемоль. 
Сперва его обидели её слова. Он даже хотел засмеяться вновь, чтобы сделать ей больно, но, призадумавшись, понял, что она была права. Смех у него и вправду был отвратительным – каким-то скользким и нездоровым. Подумать только, на протяжении двадцати лет он извергал из себя это тоскливое бульканье под видом веселья! Внезапно ему захотелось исправиться.
– Отныне я буду стараться смеяться так, чтобы на ботинках у людей росли ромашки, – с решимостью заявил Блау и попытался рассмеяться на новый лад.
– Xи-ху-ху-ху! – выдал он из себя, подгадав момент, когда рядом проходила официантка, но на её туфлях не проросло ни цветочка.
Блау рассмеялся иначе:
– Ча-ча-ча-чо! – и присмотрелся: ромашки по-прежнему не спешили распускаться.
– Кра-кра-кра! Прю-прю-вяк! Пфонк! – Блау смеялся и так и эдак, выворачивая язык наизнанку, вращая ртом и шевеля ушами, но цветов нигде не было видно.
– Чувствую, что дело налаживается и очень скоро на твоих туфельках заколосятся свежие гвоздики! – пообещал Блау, но это были пустые слова.
– Квить-квить! Са-са-са!
Ни на одном ботинке в округе до сих пор не проросло ни травинки.
– Я начинаю тревожиться за обилие цветов, которое в очень скором времени заполнит этот зал, – признался Блау. Его упорству можно было позавидовать: – Фальк-фа! Слюп!
На него стали оборачиваться остальные присутствующие. Официантки с тревогой перешёптывались за барной стойкой. Кто-то сделал погромче музыку.
– Гляди, у старика за соседним столиком, кажется, начало что-то пробиваться из мокасины, – с надеждой воскликнул Блау.
– Он просто шевелит пальцами, – парировала Хильда.
– Кроме шуток, с минуты на минуту от цветов не будет отбоя, – пообещал Блау. – Кербонкетти-гварк!
– Ты просто жалок! – покачала головой его спутница.
– Таркль-фвух, – произнёс он в ответ.

Прошло почти десять лет, а они до сих пор сидят в том же самом кафе под шелест его нового смеха и ждут чуда.