Неистовая повесть окончание главы 28-30

НЕИСТОВАЯ глава 28

У Татьяны погуляли отлично. У них всегда компании большие собираются, самогонки много. Шумно, весело и свободно. Никто никого ни к чему не обязывает, приходят и уходят, кто как пожелает. Хельга и думать про время забыла. Сидела и на всю округу разливалась о Галкиной свекрови и ее недостатках. Как вдруг прямо перед ней возникли разъяренные Галочка и Димка.

 Хельга заорала на всю Ивановскую – О, доча моя пришла, давай к столу. А та глянула, как бритвой срезала – Ты гуляй, гуляй, да не загуливайся, время второй час ночи, дети измученные, а ты здесь пируешь. Подхватили детей и ушли. – Нет, ты видишь – кричит Хельга Татьяне, видишь, как она свекрови потакает, мать видишь ли загулялась.

 А Татьяна спит прямо за столом и не реагирует. Хельга аж взбесилась, это перед кем же она старалась, соловьем разливалась. Она тут же скомандовала, Мишка, Алик, пошли домой, нас здесь не поняли. Ну, на дорожку еще стаканчик опрокинула. Пришли, а там все спят уже, только бабка на кухне сидит. Бдит, как всегда. Бабка им и сказала – Хель, вы в зале ложитесь, Галка вам там постелила. – Это еще почему, мы же в комнатке спали. А она отвечает – Дед приехал, он там спать лег, не тревожить же его, Галка так распорядилась.

Алику все едино, где упал, там и новоселье, а Хельгу зло разбирает – Врешь ты все, сука старая. Не Галка так распорядилась, а ты, я знаю. Но пошла, легла. А через три часа Алик ее растолкал – Вставай, за грибами ехать собирались. Встала, поехали. Весь день почти в лесу провели, в Калужскую область ездили, в свои леса не захотели.

Приехали, грибов привезли много, перед бабкой на стол вывалили – Вот, чисть, ты это любишь. Она спорить не стала, на стол им накрыла, чтобы пообедали, а сама села грибы перебирать и чистить. Почистила, рассортировала, говорит, что делать-то с ними? Хельга, они к этому времени с Аликом уже вторую бутылку водки уговаривали, с устатку хорошо шла, вяло отвечает, оставь так, я завтра с утра все сделаю. Ну она и оставила.

А они спать пошли. Посреди ночи встала Хельга в туалет, а бабка сидит на кухне, не спит, вышивает. Нервы так она всегда успокаивает, Галка говорит. А Хельга, как ее увидела, в ней сразу все взыграло, все обиды. Села она рядом, закурила и говорит:

– Ты вот мне скажи, нет, ты скажи, почему дед снова здесь оказался – Приехал – отвечает – То, что приехал, я вижу. Но зачем ты его пустила. Ты же сказала, ноги его здесь больше не будет. Не пустишь, а сама пустила – Моя это беда – говорит – мне ее и расхлебывать. А только он, какой-никакой, а живой человек. Я вон собаку из дому не выкину, а отца своих детей и подавно не могу. Скажи лучше – ехидничает Хельга – что на тебя никто не позарится, оттого за портки его рваные и держишься – Да нет – спокойно так и вроде как равнодушно произнесла – как с мужчиной я с ним больше двадцати лет не живу, не могу, а как человека, пусть и делающего мне больно, не могу вышвырнуть. Было бы куда, не задумалась бы. А так, что ты-то переживаешь. Свой крест я сама несу, на тебя не гружу, так что не волнуйся.

Нет, вы представляете, гордячка этакая. Хельга и завелась – Да что ты из себя представляешь, да кто ты вообще есть такая. Голь перекатная. Вот я все имею, все могу себе позволить, а ты, образования нет, добра не нажила, сидишь как клуша крылья надо всеми растопырила и кудахчешь. – А ты что нажила? – спрашивает – Ну имеешь ты образование среднее техническое, да ни одного дня по нему не работала, считай что и нет, дипломом и попу не подотрешь, жесткий.
 Ну трех мужиков сменила, ни с одним не ужилась. В чем твое счастье-то, в чем богатство? – Да у меня вон и дача, и машина и одежды на любой вкус и есть могу, чего душа пожелает. – А у меня дети, внуки, обстановка в семье теплая, духовно развиваюсь, на месте не стою. У каждого свои приоритеты. Я не считаю, что ты меня богаче, это с какой стороны посмотреть.

Ишь, духовно она развивается, а что с этого поимеешь? Хельге хочется прямо в морду ей плюнуть. А она видит, что Хельга в ярости, да спрашивает – Хеленька, а ты часом меня со своей мачехой умершей не путаешь, больно ты на меня яришься, хотя ничего плохого я тебе не делаю, забочусь наравне со всеми, во всем угождаю, да видимо угодить не могу.

Хельга прищурилась и почти прошипела – А ты догадливая, именно так, именно в тебе словно бабка возродилась. Та по-своему все делала, под меня не гнулась и ты такая же. Дочку у меня отняла, а сама сына вора своего покрываешь. – Ну-ка – отвечает – с этого места поподробнее. Что мой сын у тебя украл, где он тебя обидел?

Хельга, коль А сказала, нужно Б говорить и выпалила – Да он на работе прежней полтора миллиона украл и не вернул. А бабка отвечает, а что же его, так простили и отпустили? Чушь ты, девонька, несешь, с работы он по собственному желанию ушел, твой же муженек к его травле руку приложил, поблагодарил за то, что Димка на работу его устроил, вам помог. И с деньгами разобрались, и воров давно нашли и наказали, а Димку обратно звали, только он в этом отношении в меня, мстить за обиду не будет, но и обратно не пойдет. Так что ты зря его сейчас заодно со мной оскорбить хотела. Мелко это, Хеленька, мелко и гаденько.

Сказала так и спать ушла. А Хельге на душе погано, господи, что я натворила, и зачем, думает. Пошла она немного погодя, растолкала Мишку и Алика, уезжаем сейчас же. А время семь, спят все еще. Ну, они быстро собрались, наскоро перекусили. Хельга грибы в кастрюлю сгрузила, дома приготовлю. Пошла нарвала в огороде специй нужных, заодно кабачков с чесноком и луком прихватила и уехали. Можно сказать, сбежали.

А днем Галка позвонила, сказала, чтобы они больше на дачу ни ногой не совались. Вот так все вышло боком, а почему? Да все бабка эта, колдунья чертова, виновата. Она так все подстроила, уж Хельга наревелась из-за нее, Долли рассказала, нажаловалась, да подруга и говорит, ты, мол, сама в колодец и плюнула, сама виновата. В своем дому не разгребешь, а в чужой поучать лезешь.

Чуть с Долли не рассорилась, потом опомнилась, что это я, ровно с цепи сорвалась. Ну и начала она рвать и метать, Мишке подзатыльник отвесила, на Алика наорала, брату позвонила, нажаловалась. А брат хохочет, – Ты, Хель – говорит, как была бешеная, так и осталась. Сначала мосты сожжешь, потом жалеешь. И ведь прав, что она неуемная, но ведь не сама же, это точно бабка наговор какой-то сотворила, оттого все и плохо у них. Сунулась Любе позвонить, хотела к ней погадать поехать, а там номер не отвечает.

Поехала без договоренности, только там другие люди живут. То ли съехала Люба, то ли случилось что. А разыскать теперь невозможно, фамилии Любиной она не знает. Такая ниточка оборвалась.

А Алик между тем огня в полымя добавил, съездил к другу в баньку в Можайск, да оттуда в деревню ночевать приехал. Стал там пьяный в доску права качать, бабку оскорбил, я, мол, за семью заступаюсь, обязан семью защитить. А потом Димку с грязью мешать начал, Галка с Димкой встали, угомонить его хотят, а он чуть не с кулаками на них, ты шлюха, на Галку кричит.

Вот Димка и не выдержал, вон из нашего дома и из нашей жизни. Тот собрался и как был пьяный в ноль в Москву погнал. Галка ночью позвонила, сказала, встречай своего, он никакой домой поехал, как бы в аварию не загремел. Не загремел, добрался и спал до утра прямо во дворе, в машине.

Только Хельга, душа неугомонная, если задумала что, обязательно исполнить должна. На работе с бабами поговорила, ей одна и посоветовала в Ярославскую область, в село к бабке знакомой съездить, уж такая колдунья, говорит, не скоро сыщешь, все предугадывает точно. Собрались в ближайший выходной, Долли за Мишкой приглядеть попросили, да поехали. Далековато, но надо.

Обратно от колдуньи ехали, смирнехонько сидела Хельга, все услышанное переваривала. А услышала не совсем лестное, что, мол, сама она себе наибольший враг. Никто ее не сглаживал, она сама себе вредит. Натуру, мол, менять надо, да что они все заладили, менять менять, сговорились что ли? И еще сказала бабка, что снова перемены ее в жизни ждут, и удар она получит от человека ближнего к себе. Как понимать, кто этот ближний.

Мишка, Галочка, Алик, а может, Василий? Не назвала от кого, но сказала, что очень близок этот человек и если она сама не переменится, то удар скоро грянет. Вот как тут поступить, в чем она перемениться должна, кто ей удар готовит?

Уже на подъезде к Москве стукнуло Хельге в голову. Говорит Алику, – мы с тобой хотели по деревням рядом с Галкой дом присмотреть, может, купим, давай прямо сейчас и съездим заодно. Он не отказался. Заехали в две деревни неподалеку от Борисово. Посмотрели дома на продажу, места-то она знает. Приценились, да вполне купить можно, только свой участок продать, а здесь купить. Предварительно и обговорили все. Когда назад ехали, попросила в Борисово заехать, да не к дому, а на кладбище. Хочу, мол, своих навестить.

К могилам одна пошла. Алик в машине остался, она и сама не звала его. Подошла, памятники стоят чин по чину, могилки ухожены и цветы свежие стоят, Галка, похоже, была, а может и бабка приходила. Они вроде бы обе здесь бывают, говорили. Не соврали. На отцову могилу и не смотрит, оперлась на ограду, смотрит в глаза материнского фото – Ну, здравствуй, вот пришла я к тебе. Пришла сказать, что это ты меня обрекла на муки жизненные, это ты виновата, что у меня одни несчастья, да неприятности. Как я тебя ненавижу, сил нет передать. Теперь-то вижу, твоя я дочь и лицом на тебя похожа и неистовостью. Твой огонь во мне горит, и сжигает меня. Ты любить не умела и мне любви не дала. Ненавижууууу...

Оттолкнулась резко от ограды и пошла восвояси, не замечая женщины в стороне, смотревшей на нее явно осуждающе. Видимо, слышавшей ее слова. Ехали до дому долго молча, Хельга курила и тянула пиво из банки, Алик, пока она ходила, затарился. Он и выпивши водил машину уверенно. Навык у него давний.

А дома с тех пор все хуже и хуже пошло, подозрения Хельгу мучают, кто он враг неведомый, что удар ей нанесет. Даже к Галке поехала, повинилась за тот случай в деревне, я, мол, сама не знаю, что на меня нашло, но плохо мне. Потом сказала, что дачу хочет продавать. Дочь ей документы отдала, научила как правильно объявление составить, да где выставить и фото и описание. Зять рекомендовал через агентство продавать, да ей жаль, агентству много отстегивать за посредничество придется. А дочь говорит, а ты и так и так пробуй, где быстрее. Так и решила поступить.

Агентство покупателей нашло, только все как один на цену не согласны, говорят, завышена, больно земля худая, не ухоженная, сплошная глина, нужно бы цену скостить примерно на полмиллиона, но Хельга решила, что агенты ее обмануть хотят, чтобы побольше нажиться, и от их услуг отказалась. А кто к ней по объявлениям стал обращаться, того же самого требуют, цену сбавить. Она ни в какую. Участок и повис. С нее деньги за долг банку уже сдирают и с пенсии и с пособий на сына. Только зарплата и остается для житья. А дачу не трогают, потому что дача на дочь оформлена, не ее имущество. Вот ведь, не зря тогда словчила, как чувствовала.

Да тут еще Алик перестал деньги домой приносить, я, мол, говорит, кредит за машину гашу, тебе-то нечем, так что не придерешься, а остальные-то где, кричит Хельга, ты за машину 18 тысяч отдаешь, а зарабатываешь сорок пять. А он отвечает, а обедать, а бензин приобретать, за так что ли. В общем, выходит, мужик денег никаких ей не дает. И сама Хельга чувствует, рушится все в ее жизни, в зеркало смотрит, ох старею. Послушала совета девчонок молодых на работе, побежала, ботокс губ себе сделала, морщины подтянула, сама себе нравиться начала, а Алик ржет, губищи-то накачала, синие, отсосанные.

 Она кричит, дурак, это сойдет, а красота останется. Правда, о том, во что ей эта красота обошлась, промолчала. Да тут Мишка с ножом к горлу пристал, компьютер уже старый, не тянет, обновлять нужно, а где денег брать? Тут как раз Василий опять объявился, я, мол, сынок, куплю тебе компьютер, раз мамка не может. Хельга и побежала к Долли в долг просить, мол, сама куплю, а с Васьки потом втридорога сдеру, вот и хорошо будет.

Долли дала, она купила и Василию позвонила, мол, так и так, компьютер купила, привози отдавай столько-то. А он, гад, ржет, ну и умница, что купила, а я то тут при чем. Я тебе ничего не должен. Нет, ну подстава так подстава. Не только не нажилась, а еще и потеряла. Она к Алику, с ножом к горлу, ты, мол, должен мне денег дать, я у Долли заняла, и все ему обсказала. А он ей говорит, а кто тебя просил инициативу проявлять, инициатива наказуема, выкручивайся сама. Тебя сынок доит как хочет, а я его капризы оплачивать не нанимался.

Тут уж взрыв по полной программе у Хельги и случился. Стала она орать на него, что мало того, что он пьет, да за ее счет живет, мало того, что она из-за его подлости подругу потеряла и банку выплачивает, мало того, что он явно по бабам шляется, а ее и сына постоянно нотациями да поучениями занудными изводит, так еще и помочь жене в беде отказывается, а сам и машиной ее пользуется и крышей над головой. В общем, все высказала, матюгами обложила и кончилось все хуже некуда.

Алик ее избил, разбил холодильник, вышиб стекло из двери входной и ушел. Она избитая, вот уж все в ее жизни было, но никто – ни первый, ни второй муж руки на нее не поднимали, а этот... позвонила дочери, они с Димкой тут же примчались. Она ревет, Мишка в угол забился, перепуганный.
Дочь и спрашивает, ну, что делать будешь? А она говорит, гнать его буду в шею. Вещички его собрала, Димка их в машину погрузил и на работу Алику отвез, а потом привез ей ключи от квартиры, он их у Алика отобрал. А ее машину Алик не вернул, сказал, я за нее плачу, я и ездить буду. Потом, мол, через суд поделим. Нет, ну не гад.



НЕИСТОВАЯ глава 29

Вот когда до Хельги доходить стало, кто тот близкий, что удар ей нанесет. Так ударил, дальше некуда. Хельга недолго думая все документы и на машину, и на квартиру и на дачу, сгребла да Галке отвезла, пусть, говорит, у тебя полежат, целее будут, а то если этот гад приходить станет, а он такой, еще и документы все сопрет, иди потом доказывай, что это твое. Дружков-то у него много, возьмет и переоформит на себя. Галка с Димкой урезонивают, ну это уж ты перегнула, уничтожить, да, может, чтобы тебе потом собирать трудно было, а переоформить, за так, да по дружбе ему не удастся. Ну ладно, соглашается, главное пусть у вас полежат, мне спокойнее. Галка отвечает, пусть лежат, есть не просят.

И с денежным вопросом все хуже и хуже делается, кругом одни долги. Вот и из дачного кооператива позвонили, у вас, мол, задолженность за свет и землю, неважно, что участком не пользуешься, а платить, пока он на тебе, нужно. Куда бежать, где деньги брать. Она опять Галке, вы, мол, заплатите, туго мне сейчас, а я потом, как дачу продам, вам все и верну. Галка с Димкой заплатили и каждый месяц стали туда за электричество определенную сумму и за охрану участков отдавать. А тоже ведь лишних у них нет. Хельга понимает это, а сделать ничего не может. Загнала себя в угол.

Вот Галка с Димкой по новой участок на продажу и выставили, и странно, но покупатель быстро нашелся. Правда предлагает девятьсот тысяч только, да Галка говорит, что деньги, которые они вносили туда, она себе изымет из суммы. Хельга возмутилась, мне деньги нужны, а вы меня обирать? Не берем же мы себе твое, а только свое, затраченное вернем. Нет, я не согласна, кричит, мне почти крохи достанутся. В общем, покупатель уплыл.

А когда Хельга остыла да опомнилась, попросила Галку ему перезвонить с согласием, Галка ответила, я перед человеком один раз краснела, больше позориться не хочу. Сама теперь ищи покупателя, сама мучайся.
И чего в позу встала, что, мать не может сомневаться, не имеет права передумать? Гордые все пошли, нетерпимые.

Вон и Мишка чуть что зубы кажет. Раньше ныл, за нее цеплялся, до 12 лет в кровати вместе спал, иначе не заснет, а теперь огрызается, не слушает, живет в своем мире замкнутый. Иной раз поесть и то забывает. А чуть что, срывается и к отцу уезжает. Она поревет, звонит, уговаривает его обратно прийти. Он покочевряжится, а потом наверное с отцом разругается и снова к ней. Да только с каждым разом все более наглым и грубым становится, чуть что, посылает ее так же, как она его посылала. Вот ведь, знала, что так будет, да не думала, что так скоро.

А в квартире у них новые соседи объявились, вьетнамцы. Муж-то почти по-русски не говорит, а жена бойко чешет, подружились они с Хельгой, а вот с Аллочкой нет. Ну, да Аллочка с годами все страннее и страннее делается. Уже почти не работает, пенсию получает и иногда заказы на перевод от издательства. Правда теперь не они за ней бегают, а она к ним ходит клянчит, а все почему, тихое пьянство в одиночестве, так не проходит. Хотя Хельга внутренне осознает, что сама не лучше, но кто ж захочет даже себе в таком признаваться.

Так вот, Алик-то и вправду ходить повадился. Хельга уж всех просила, не пускать его в квартиру. Дважды с работы приходила, замок на двери в комнату вскрыт, грубо вскрыт. Значит, ищет он там что-то, значит недаром она документы отвезла, спрятала у детей. Так вот, вьетнамцы его не пускают, а Аллочка, вот ведь сучка подлая, нарочно ему открывает, у себя привечает, да стакан наливает. И костерят они Хельгу на все лады. Хельга недавно совсем с Маринкой чисто случайно встретилась, с его второй женой. Она как раз ходила в суд, документы на развод подавать, да там в суде с Маринкой и столкнулась. Маринка секретарем там работает. В судьи не рвется, мне, говорит, в секретарях спокойнее.

Вот они и разговорились. Маринка ей и говорит, что заранее знала, чем их замужество кончится. Так как Алик обычный ловелас, приспособленец. Мать его говорила, что он большей частью у бабушки воспитывался в Питере, а они маленького его на Север не брали. Поселок тогда только строился, ни садика, ни школы не было. Вот он и вырос набалованный, а когда к матери с отцом попал, уже подростком был, абсолютно неуправляемым. Выпивать рано начал. И сладу с ним никакого. Его отец и в армию определил там же, с целью исправления, связистом. Да не исправился. Набрался внешнего лоска, так чтобы людям глаза отводить, в доверие втираться. Первую жену он таки охмурил. Там они жили, а потом, после рождения второго ребенка, сына, в запой ушел конкретный. И изводил ее невероятно. Она его и выгнала, развелась с ним. К тому времени отец с матерью уже в Петергоф перебрались и он к ним подался.

А отец суровый, офицер как-никак, стал настаивать, чтобы тот работал, а не баклуши бил. Я, мол, тебя содержать не обязан. Ну Алик и пошел на водителя учиться. Потом в такси работал в Питере. Там и с ней, Маринкой познакомился, обаял ее. Услужливый такой, внимательный. Она с первым мужем хорошо жила, но умер он у нее, операция прошла неудачно. Осталась она вдовой, с дочкой жила. Вот они в Питер-то на экскурсию приехали, на отпуск.
Хотелось и самой все посмотреть, и дочке побольше показать. Дочке-то уже тринадцать лет было. Он их и повозил везде, ухаживал так красиво и широко, что она повелась, да и согласилась замуж за него пойти. Приехал он к ней в Москву, расписались, Маринка его к себе прописала. Он и к дочке как отец родной относится и к родителям его они ездят как к своим. А там и первая жена с детьми отдыхает. Мать Аликова ее к себе привечает, словно сыновью вину заглаживает. А он с дочкой родной хорошо общается, а на сына никак не реагирует и не смотрит даже.

А потом, через три года и Маринка сына родила. Ждали ребенка, он ее чуть не на руках носил, а как Алешка родился, его словно кто подменил. Стал пить, сначала потихоньку, а потом все сильнее и сильнее. А после уже, когда Маринка начала возмущаться его пьянками, начал рукоприкладством заниматься. Маринка сначала терпела, стеснялась кому-либо признаться, что беда у нее такая с мужем. А как Алешке шесть лет исполнилось, кончилось ее терпение. Выгнала она Алика в шею. Полгода ушло на развод. Их все помирить пытались, но потом развели и ведь он все хотел жилплощадь у нее оттяпать, да не выгорело ничего. У нее квартира приватизированная, она до него успела это сделать, так что выписала, с трудом, но выписала.

Вот так Хельга узнала, что муж ее три года по Москве неприкаянным тыркался, дуру искал, которая клюнет на него и жильем обеспечит. И нашел в итоге ее. А заодно Хельга узнала и куда деньги ее, предназначенные как взносы в банк, ушли. Алик ее разлюбезный Машке, падчерице своей, помог, подарок свадебный сделал, на мотоцикл дал. Вот какую щедрость за чужой счет проявил. Но ведь не пойдешь же теперь отбирать да доказывать, что деньги это твои. Вот так ее муженек делишки свои обтяпывает, чтобы в глазах других хорошим казаться.

А развод-то их тоже нелегко ей дался. Правда, она все документы о своих и его доходах предоставила. Не поленилась, поездила по всем местам его работы и собрала, по всем статьям вышло, что большую часть времени он за ее счет жил, вот какой «заботливый» оказался. Так что развели их, избавилась она от захребетника, и развели без дележа имущества, получилось, что не он наживал, а она. А про то, что на дачу он давал, не докажешь, дача не их и расписки никакой нет.

Он теперь не просто так к Аллочке-то ходит, он каждый раз Хельгу цепляет и изводит. На предмет, чтобы она ему документы на машину отдала, ведь он платит за нее, значит ему половина принадлежит, а за вторую половину он, мол, ей постепенно отдаст. Ага, отдаст, держи карман шире. Она ему и говорит, ты мне сначала украденное верни, потом о машине говорить станем. Он ее в углу в коридоре припер и бутылкой на нее замахнулся, но ударить не успел.

Вьетнамец выскочил, руку его перехватил и потом взашей из квартиры вытолкал. Если бы не он, точно Хельге с разбитой головой, а то и мертвой быть. Уж она на Аллочку наорала. А потом жалобу в милицию отнесла, на его действия и на соседкины потакания. А участковый пришел, поговорил и сказал, если он в вашу комнату не заходит, то соседей навещать имеет право, а вот если хулиганить начнет и приставать, тогда звоните. Аллочка аж расцвела, что съела?

Поначалу муженек-то у падчерицы перебивался, но там ребенок, грудничок, квартира однокомнатная, вот муж Машкин и стал ворчать на неудобства. Алику и пришлось съезжать, искать пристанища. Какое-то время на работе, в гараже обретался, а после нашел бабенку себе в ближнем Подмосковье, правда, тоже приезжую. Она полдома снимала и на рынке торговала, откуда-то с Западной Украины бабенка. Вот они вместе жили, вместе пили, а он ей товар подвозить помогал на своей машине, за это она его и кормила и содержала. Правда, поизносился он, исхудал жутко, на тень свою стал похож. Страшный, обросший и воняет от него, как от помойки. Но хорохорится, что тебе кум королю.

А потом в очередной его приход к ним Хельга исхитрилась, пока он у Аллочки в комнате пьянствовал, да вроде как с ночевкой собирался остаться, вытащила она у него из кармана куртки ключи от машины, да скоренько Димке позвонила, чтобы немедленно подъезжал. Димка через час был, на метро напрямую, от Южки до Тимирязевки. Да и спешил, видимо, думал, что случилось у нее. А она его просит перегнать машину в соседний двор, за гаражи, в кусты пока поставить, там место такое, днем с огнем не найдешь, глухой двор. А завтра, мол, перегонишь ее к себе на работу в гараж, и пусть она там до поры до времени постоит. Димка машину перегнал, все как она просила сделал, и не заходя к ней уехал. Так она просила, чтобы его никто не просек. Сама-то она машину водить не умеет, на нее и не подумают, а выходила, ну так что, в магазин вниз бегала, вон конфеты и батон прихватила, не придерешься.

Утром Алик встал, Хельга услыхала и к окну, смотреть, что будет. Правда, за штору встала, а то второй этаж, видно ее хорошо. Вот он вышел, видно, вид помятый, по карманам шарит, видимо ключи ищет, а потом голову повернул, а машины нет. Вот он забегал, туда-сюда, за угол побежал, в соседний двор заглянул. Обратно мчится, Хельга от окна в глубину комнаты отскочила. А вскоре в дверь ее застучали, она лениво так, вид делая, что только проснулась, открывает.

А он с налету, где машина? – У тебя надо спросить, ты же на ней ездишь, где оставил не помнишь? – Убью сука – кричит – это ты сперла – Да, ну обыщи где она, ты ее здесь видишь? Вон, под диван загляни – издевается Хельга. – А ключи, кто у меня из кармана спер – кричит – Понятия не имею, о чем ты вообще. Не знаю я никаких ключей, никаких карманов – Я в милицию заявлю, орет – Заявляй, твое право. – А ты документы на машину мне отдай, без документов заявление не примут – Еще чего – отвечает Хельга – ты вот денежки мне на стол положи, которые ты якобы за кредит по машине платил. А то из банка звонили, сказали задолженность за полгода, так-то ты платишь, а все орешь, машина моя. И вообще иди отсюда, а то милицию вызову.

Когда Алик трезвый, он руки распускать побаивается, а тут еще и сосед из комнаты вышел. Алик как его увидел, тут же к выходу побежал, а ей кричит, попомнишь меня, сука.
А ей что делать, банк названивает, теребит, если теперь и они в суд подадут, ей что, вешаться. Собралась и поехала к Галке с Димкой. Мишка ехать отказался, за компьютером сидит, отстань от меня, говорит, мне твоя машина к жопе не припекла. Ну да, ему машину водить не придется, у него зрение катастрофически падает, очки корректирующие носил, а теперь уже линзы контактные. А все компьютер этот проклятущий, да ведь не вытянешь его из-за него.

Вот она Димке с Галкой и говорит, давайте я доверенность на вас оформлю, а вы пользоваться машиной будете и платить за нее дальше, а то никому она не достанется, отберут и продадут. Зять говорит – Мать, с тобой связываться, как с фальшивой монетой, опасно – Это почему еще – возмутилась Хельга. – А потому – отвечает, – что ты человек непредсказуемый, сегодня так, а завтра эдак, все равно, как с дачей. Мы платить будем, я наверняка в нее вложусь, вон он машину-то раздолбал за пять лет, половину менять надо, а ты потом передумаешь, полегчает тебе материально и машину обратно заберешь, а денежки наши плакали – Что-й то ты подозрительный такой стал – Да ты сама и научила, своими вывертами, – отвечает.

Так-то вот, дети родные не доверяют, да нешто ж мать когда детям плохо сделает, обманет их – Ой, мать – Галка вступила – не раз ты нас то с одним, то с другим прокатывала. Так что не затевайся. В общем, пришлось с ними к нотариусу и в банк и обратно к нотариусу ехать, все честь по чести на Галку оформлять. Реструктуризацию провели и владельцем в банке, ответственным за платежи, Галочку поставили.

Стали они по пятнадцать тысяч в месяц платить. Ну Димке и правда в машину много вложиться пришлось. И резину муженек пережег ездой своей, и салон уделал и два замка на дверях так раскурочил, что двери менять пришлось, и царапины шлифовать и систему кондиционера менять. И так по мелочи много чего постепенно набралось. Да, дорого машинка обошлась, не берег ее Алик, мотал в хвост и в гриву.

А сам-то он злющий как собака ходит, земля слухами-то полнится. Узнал он, что машина у зятя, на дочку переоформленная, бесится. Пассия-то его погнала. Безлошадный он ей не нужен, вот он где-то совсем в глухом краю угол снимает, а пьет все больше и опускается все ниже. Правда, и сама Хельга попивает, но только пиво, однако помногу. А Аллочка съезжать из квартиры надумала, эту комнату у нее внучка та, хозяйка второй комнаты, покупает, а ей жилье в Подмосковье подыскивают. Цены взлетели и на квартиру в Москве не хватает. Вот к ней повадился сынок ее приходить. Он у нее с еще большей чудинкой, чем она сама. Лет двадцать с матерью вообще не общался, а теперь зачастил больно.

Тоже выпить не дурак, а как выпьет, полным идиотом становится. А Алик в их компании постоянно соседку накручивает, вроде того, что Хельга ведет себя с ней по-хамски, не уважает, унижает и все в таком духе.
Так ведь и подзудел, до беды гад довел. Хельга вечером пивка-то приняла, да на кухне мясо разделывала стояла, когда сыночек Аллочкин в кухню абсолютно невменяемым и ввалился. А он надо сказать, ростом-то еще выше Василия и глыбища та еще, с центнер не меньше весом.

Он на Хельгу этой глыбой и попер – Да как ты смеешь мать мою унижать и обижать, да я тебя стерва сейчас жизни научу, и заманулся на нее кулачищем. А Хельга испуганная дернулась рукой, заслониться от него хотела, да ножом ему в тело и угодила. Ранка то пустяшная, а кровь полилась. Он перепугался, видимо, крови мужик боится, вышел-то в одних трусах, почти голый. Пойди не испугайся такого. Как заверещит на всю округу, что тебе поросенок, и падает без сознания. А тут на крик и Аллочка вылетела и визжит – Убийца, сына моего зарезала. А из-за ее спины Алик зубы скалит.

Хельга смотрит на всю эту картину отупевшим взглядом, на руку свою с ножом глянула, да как нож от испуга отбросит. А он об подоконник ударился и на улицу в открытое окно выпал. Она от ужаса, ничего не сознавая, в комнату, в милицию звонит, кричит, я человека убила. Приехали быстро. Эта туша на полу сидит, воет и матерится, скорая, которую Аллочка вызвала, говорит порез обычный, полтора сантиметра глубиной, не больше. Жить будет и пластырь ему на живот налепили, а он воет, что умирает, везите его в больницу.

 Цирк, да и только, они Аллочке говорят, ну если заплатите отвезем до больницы, только его класть не будут, ничего опасного нет. А милиционер, что пришел, стал Хельге грозить, что отягчающим обстоятельством является то, что орудие преступления она в окно выбросила, улики хотела сокрыть. Ну, где ж это видано, чтобы прямо здесь на виду улики скрывали. Смешно же ведь. Но она отупела, не до смеха ей, просит только разрешить дочери позвонить. Разрешили. Галка с Димкой моментально примчались. Галка потом с ней всю ночь в милиции провела, а Димка домой уехал, дети же там одни.

В общем, кончилось все отвратительно. Ей условный срок присудили и штраф сто двадцать пять тысяч пострадавшему выплачивать. Он, правда, писал миллион, но судья только сто двадцать пять присудил. И адвокат шестьдесят с нее содрал. Галка с Димкой ей предлагали своего знакомого адвоката, но она заупрямилась, не поверила им, сама нашла. А он ее и надул. Ей потом сказали, что сын у нее на содержании несовершеннолетний, да случай нелепый не тяжелый, так что в любом случае срок был бы условным и это не заслуга адвоката, наврал он ей. А милиция, когда об отягчающих говорила, просто денег с нее слупить хотела.

А тут Долли к ней пришла и отдала ей бумаги от Люськи, что долг банку по ее иску весь выплачен и ничего она больше платить не должна. Вот Люська, о беде ее узнала и выплатила все. Квартиру продала, свой долг погасила и за Хельгу расплатилась. Стыдно Хельге, она-то Люську кляла, а та вон какая оказалась.
Только легче не стало, теперь те же деньги по иску этого урода уходят, а он к приставам ходит ежемесячно, мол, не хочу по долям получать, хочу все сразу, конфискуйте у нее машину. Алик подзуживает, не иначе. Видимо, в сговоре, решил таким путем машиной завладеть, да не тут-то было, хорошо дети вовремя настояли, чтобы на них машину переоформить, а то бы выгорела его подлое дело.


НЕИСТОВАЯ глава 30, заключительная…

Хельга встала с тяжелой больной головой. Мишки уже нет дома, в школу ушел. Во рту словно кошки ночевали, голова гудит. То ли спала, то ли в забытьи была. Но все четко помнит, вся жизнь перед глазами прошла в этом полусне. Поднялась тяжело, прошла к холодильнику, вынула банку пива, оторвала запор и жадно присосалась.

 Легчает, но мысли продолжают ворочаться и картины перед глазами плывут и плывут. Не работает она теперь. Полностью на пенсию вышла, слава богу выплаты по всем долгам закончились. Пособия на Мишку тоже скоро закончатся, осталось всего полтора года. Год учебный кончается, чего в Москве делать, от тоски сдохнешь. Наверное, рвану на дачу, лениво думает Хельга. Ну нет там ничего, но стены то стоят, как-нибудь обоснуюсь.
Присела на край неприбранного дивана, она его теперь редко застилает, и снова уплыла в недавние воспоминания...
Алик тогда, после случившегося, пропал, словно корова языком слизала. Понял, гаденыш, что не выгорело его дело, решил спрятаться. Потом Димка рассказал, что он все вокруг дома их ошивался, хотел, видимо, машину отследить и навредить. Но Димка машину в гараже, на работе держал, а возле дома Тойоту рабочую ставил. На ней ездил. Так тот в отместку, от злобы бессильной, взял и облил машину кислотой, краска вспучилась, закипела. Он, видимо, надеялся, что Димку уволят за порчу имущества, да снова ошибся в расчетах. Машину списали по старости, а Димку на мерседес пересадили.

 Стал он персональщиком у владельца банка работать. Мерседес на стоянку ставил, а не у подъезда, не подберешься.
Ну, он от них и отстал. А баба та опять его к себе приняла, только ненадолго. Радостно Хельге от мысли, что вот и его жизнь наказала. Баба его от перепоя умерла, так его потаскали, нервишки потрепали, не он ли руку приложил. Работу он потерял, из-за постоянного пьянства, жилья лишился, баба же его снимала. Остался ни с чем. В Москве порядки изменились, в области тоже с бомжами строже. Уехал он, куда-то в ближние области перебрался. Да и черт с ним, была нужда выяснять куда, главное, семью их в покое оставил, и Димка с Галкой машиной спокойно пользуются.

Мишка вот теперь все дальше и дальше от нее отходить стал. Взрослеет, самостоятельным становится, чуть что, ты в мою жизнь не лезь, я сам по себе, ты сама по себе. Она кричит, да, так я же тебя кормлю. А он отвечает, родила сама, вот и кормить сама обязана. Я тебя не просил меня рожать. А распоряжаться мною как вещью ты не будешь. Хватит, поизмывалась, я ничего не забыл, как ты меня шпыняла.

 И это сынок любимый, о котором столько переживала, которому ни в чем отказа не было. Дашка и та, Хельга к ней тянется, так и сяк к себе завлекает. Та редко, но приедет, но все равно особняком держится. Ни потискать себя не дает, ни по попочке шлепнуть. Ты к ним всей душой, а они всей задницей.

Дашку бабка к себе перетянула. Вон каждое лето, а то и в другие каникулы к ней удирает. Станешь ее расспрашивать, либо молчит, либо общими слова отделывается «хорошо», «нормально» и все в таком духе. Ребята тоже о жизни своей мало рассказывают. Алешка, поганец, тот вообще, всего два раза у нее побывал, а так все у той бабки, словно я вообще не существую.

Вот ведь точно, настраивают их против меня. Мишка, тот вообще теперь чаще у отца бывает, чем дома. Что Хельге делать? Пробовала к детям и так и сяк подъезжать, даже на праздники новогодние три года подряд к ним напрашивалась. Они теперь на Новый год в деревню ездить перестали, говорят, из-за матери. Прибаливает она, не до гуляний ей, отдыхать надо.

Хельга говорит, да поди со скуки там помирает одна, я могла бы поехать, компанию ей составить. А Димка отвечает, компания ей не нужна, она в интернете общается. И что врут. Вон Хельга все время в интернете общается на одноклассниках, а бабки там нет. А Хельга все время фотосессию проводит, чем черт не шутит, вдруг найдет кого. Что-то тоскливо без мужика-то. Ну и что, что за пятьдесят уже. Жизнь-то не кончена, другие вон как живут.

Хельга вот недавно платье красное, то еще, свадебное надела, обрезала, правда, его из длинного короткое сделала, шляпу офигенную приладила, у Долли выклянчила для снимка, красную тоже, косметикой приукрасилась и селфи в сексуальных позах сделала. Лайков гору получила, только Галка посмотрела и сказала, ты, говорит, убери эту порнуху, словно шлюха подзаборная выглядишь, ничего кроме смеха и жалости не вызываешь. А Хельга убирать не стала, это она от зависти, к тому что мать до сих пор красивая, а она сама пирожок ни с чем, говорит. Не стала и все тут.

И не зря ведь не стала. Нашелся и для нее мужичок. Там на сайте и познакомились. Переписывались, а потом встретились. Одно плохо, встречаться тайком приходится, когда Мишки дома нет, а то скандал будет. Вот уже полгода так урывками и встречаются. Он у Хельги бывает, а к себе не приглашает. То ли с семьей живет, то ли еще как. Хельга и спросить боится, чтобы счастье свое не спугнуть. Он конечно тоже в возрасте, где ей теперь молодого искать, не богатый, это тоже видно, но как мужик ничего. А другого мне сейчас и не надо, думает Хельга. Главное, не в полном одиночестве.

А то Мишка вот тут орал, закончу девятый и уеду от тебя, работу найду и уеду. Господи, куда уедет-то, какую работу. Он и делать-то ничего не умеет, кроме как в компьютере сидеть. Эх, мечтала, что Мишка в институт поступит, далеко пойдет. Надежды он большие подавал. Да видно не судьба. Что за дети неблагодарные такие, я из шкуры вон лезла, зарабатывала, ни в чем им не отказывала, а они.

Вон Димку попросила вещи мои перевезти обратно на дачу, а он – Как ты себе это представляешь, на чем я кровати и диваны, шкафы и прочее твое повезу, на Ниссане, что ли. Ты машину закажи, а я погружу и разгружу на месте, без вопросов, а на моей работе грузовых машин нет. Вот так, это она теперь должна думать, а разве не они ее с толку сбили своей деревней и заставили все к ним перевезти.

Скачут мысли у Хельги с пятого на десятое, пьет банку за банкой и ковыряет свои болячки, давние и недавние. Всегда-то сентиментальной была, фильм там какой чувствительный о жизни, так сразу в слезы, а теперь по своей жизни сидит и плачет. Утекла меж пальцев, вставляли ей все палки в колеса, вредили кто чем мог. Вот так, как с самого детства не задалось, так и катится. А я разве зла кому желала? Разве чужое отнимала, а что свое требовала, так это все так. В нашей жизни не словчишь, так и останешься ни с чем, разве не так?

Нет, все правильно я делала, это они все против меня козни строили, думает Хельга. Так вот и просидела в одном нижнем белье, за мыслями своими тяжкими, до Мишкиного прихода. Пришел он, глянул на нее, губищи скривил, пробасил – Фу, насосалась уже, как всегда. – А хоть и насосалась, твое-то какое дело? На свои пью, не на твои – Да, пей, мне то что – отвечает – просто видеть тебя тошно, обрыдла ты мне.

И это сынок называется, благодарность его за заботу материнскую. Одного Хельга не понимает, что это бумеранг полетел. Все, что она ему внушала в отношении неверия в людей, их эгоизма, их желания что-то с тебя поиметь, подозрительность, все теперь в отношении ее и повернулось. Сын чуть что так ей и заявляет, не любишь ты никого, и не любила. Ты от нас с Галкой откупалась только всю жизнь. Ишь, бабкины слова повторяет. Видно, в душу запали, хоть и не дружил он с ней.

Телефон зазвонил, ответила и засуетилась. Стасик позвонил, встречу назначил. Она живо живо в ванную, в порядок себя привести, начепуриться и бежать. Мишке она не нужна, а мужика упускать нельзя. А тот ухмыляется, побежала сучка на случку. Это ей-то, родной матери. Ну погоди у меня, не плюй в колодец, пригодится водицы напиться...

Она до метро быстренько домчалась, он ее уже ждал. Нашел, говорит, квартиру, у друга. И ключи показывает. Зашли в магазин, купили выпивки и закусочки и две остановки на автобусе, они уже на месте. Стасик сказал, друг в Германию на три года уехал, просил за квартирой присматривать, вот нам и уголок для встреч, где ни твоих никого, ни мне никто не мешает. Есть же люди хорошие и минуты хорошие в жизни. Хельга уж далеко не загадывает, ей бы то что есть не упустить. Мгновения ценить учится.

Своим и то пока о мужике не говорит, правда, Дашка, по ее просьбе бумаги нужные привозившая, Стасика видела, но может не поняла кто он и что. Мало ли знакомых у бабушки. Они вот со Стасиком на дачу съездили, посмотрели, что там да как. Он сказал, не горюй, приезжать буду, помогу обустроить. К Люське зашли. Помирились: кто старое помянет, тому глаз вон, Люська говорит. А она зато Стасиком похвалилась, пусть видят, не одна она, есть еще порох в пороховницах.

 Люська-то с Аликом, они вон в Яхроме свой магазинчик открыли, дело значит опять завели, поменьше, конечно, чем прежнее, но на жизнь, видимо, хватает. Алик подобрел, но, видимо, Люське настрого приказал, в дело Хельгу не брать. Мол, дружить дружи, а деловой партнер подружка твоя ненадежный. Хельга это по намекам поняла. Да не больно-то и хотелось. Мы люди не гордые, и так проживем.

Лето настало, Мишка к отцу укатил, сказал, что работу искать будет, учиться дальше не пойдет. Хельга на дачу каждый выходной ездит, а на неделе со Стасиком в Москве встречаются. Правда, хоть Мишки и нет, домой его не ведет, квартира есть для встреч. Соседи в ее коммуналке все новые. Аллочка съехала в Подмосковье, на ее месте теперь молодая живет, специалист там какой-то, в Москву обучаться, квалификацию повышать приехала.

Высокомерная, ей говорит, вы, Хельга Степановна, моих вещей не касайтесь, я ваши не трогаю. Ишь цаца. И вьетнамцы, друзья ее, уехали. Узбеки на их месте живут. Пара работает где-то в магазине. Он по ночам все больше, днем отдыхает, она по полдня, остальное дома. Тоже не сильно с Хельгой общаются и насчет Мишки замечания часто делают. Даже в квартире находиться не хочется.

Ребята в деревне у себя почти все время. С Дашкой по телефону говорила, та сказала, бабушке тяжело, еле двигается, вот мы и живем там, на два дома жить тяжелее, а так мы рядом. А мама с папой оттуда на работу ездят. Это ж надо, все время недосыпают – и из-за кого, из-за старухи. Дашка в коллеж поступила на дизайнера. Нет вот ведь, Мишка всегда умнее был, а она так себе, середнячок. А смотри, и таланты прорезались и выправляется девчонка, а мой...

На даче ей Люська диванчик отдала, на плитке готовит, столик Стасик соорудил, да две табуретки у нее в сараюшке оставались. Так что все обустроилось. В земле ковыряется, цветочки обихаживает, душу успокаивает. И то хорошо, для души иногда тоже пожить нужно. А потом снова словно душ холодный опрокинулся на Хельгу. Вот на днях буквально. Мишка у отца всего пол-лета провел, разругался из-за чего то и снова дома живет.

Так вот заявил он ей, что женится. Она так и села, онемела от ужаса. А он ведь документы в десятый класс все-таки подал. Так вот прямо и заявил, женюсь. А кто его поженит-то, или девка беременная? Не говорит. А на что жить-то будете? – Не твое дело. И сидит Хельга думает, то ли сын врет ей, дразнит ее, чтобы добить, то ли правду сказал.

Вот так и пришла в сегодня, сидит у разбитого корыта, в полной неизвестности. Жизнь почти прожита, как-никак пятьдесят шесть уже, а результат? Что ж это другим все само в руки плывет, а мне один облом. Пошла бы сейчас к Долли, поплакалась, может та, что умное подсказала. Да нет Долли, уехала она, в Америку укатила. Вот ведь, тоже не молодуха, а не побоялась, уехала, контракт заключила. Господи, все куда-то бегут, куда-то уезжают. Жизнь мимо течет, а она…

А сын-то оказалось дразнил её, подначивал специально. Не женился, дальше учиться пошёл. Только одно твёрдо сказал,школу закончу и всё, разбежимся мы с тобой. К отцу жить пойду, чтобы дальше учиться. Стало быть ей теперь только за мужика держаться и осталось. Нет другой надежды ни на кого. Видимо правильно подруги сказали не созидательница она, а разрушительница. А она всем назло жить будет. Врёте, не возьмёте...