Клуб На Троих. Вне заседания. Июнь

      Филин, сладостно морщился, оттягивая блаженный момент пития, но все-таки, бережно поднес дрожащей от нетерпения рукой, посудинку с разведенным спиртом ко рту, и медленно, смакуя каждый глоточек, выцедил в свое ненасытное горло божественную влагу.

Петрович, вместе со всеми сидел на травке, перед накрытым на чистом пологе «столом», и с сомнением, даже скрытым неудовольствием, глядел на священнодействие презираемого им алкаша.

Сегодня они занимались с гуртом молодняка КРС, и после нескольких часов упорной работы, было решено сделать «технический перерыв». По крайней мере, так выразился сам Петрович, хотя по сути своей - это больше походило на небольшой обед – перекус.

Вот оттого-то и сидел, напротив ветеринара, так не любимый им скотник Филин.
Петрович огорченно вздохнул, с сомнением глядя на пластиковый стаканчик в своей руке, но все - же – выпил.

- Хорошо пошла, босс? – с малой ноткой подхалимства, поинтересовался его незаменимый помощник, Коляныч. Санитар сегодня маленько нашкодил по работе, и выслуживая милостивое снисхождение своего «патрона», был невероятно вежлив и предупредителен.

- Угу! – буркнул Петрович, закусывая кусочком розового сала с горчицей.

- Хорошо то, хорошо, Петрович! – обратился к нему сидящий рядом дядь Леша: - Да вот только в последнее время, тебя не узнать! Все молчишь, больше трех рюмок не пьешь! Не то что раньше! Как подменили тебя, после отпуска!

Петрович долго молчал, сосредоточенно пережевывая закуску. После второй стопки, он немного повеселел. В общий разговор не вмешивался, пристально наблюдая за давно знакомыми ему людьми, и вдруг, решившись на что-то, хозяйским жестом прервал «застольную» болтовню.

- Вот что я скажу, ребятки! – начал он, снова  потянувшись  за  едой: - Две недели как я возвернулся, а все молчу! Только своей, рассказал! А она, на смех меня поднимает! Не верит! А вы, как хотите! Верьте, не верьте, скажу - все как было!

Мужики притихли, закуривая кто что: кто сигарету, кто табачок…

- Знаете вы, взял я отпуск и решил махнуть в Питер, по турпутевке! Посмотреть, думаю надо, культурную столицу! Да и друзья у меня в «Одноклассниках» нашлись, под самым Питером, в колхозах, как и я - работают! Вместе учились в Ветинституте, в Троицке!

Ну и покатил я! Сынишка, что в городе живет, узнал про то, смартфон мне привез! Будешь, говорит, все интересное записывать, да фоткать!
Прибыл я значит в Питер! Как водится – вокзал, гостиница, турпоездки по городу, Эрмитаж, Фонтанка, Невский, ну и прочее!

Красиво, конечно! Очень интересно! Гляжу, снимаю на камеру, записываю, фоткаю… Есть на что посмотреть! Ну а под конец, с друзьями созвонился!

Встретились за городом, как студенты - на природе, в леске березовом возле речки. Как водится, отметили встречу, маленько! Хорошо отмечали, по нашему! Чистоган пили, не разбавляя, как в молодости! Мы ведь, все-же, ветеринары, элита деревенская! Чего нам с водочкой возиться, спирт - привычнее!

Только меня, после какой не знаю рюмки – повело! Хорошо так, повело! Ребята, глядя на такое, пошли на реку рыбку половить, а я – под березкой одеялко постелил, да и дремнул!

Просыпаюсь – мать честная! Почти темно уже! Огляделся! Что за диво – ни палаточки нашей, ни ребят, никого! А голова гудит, в глазах - зелено, ноги – круги выписывают, не держат!
Но, однако пересилился, не в первой! Побродил, покричал, да и вышел на дорогу! На проселочную… И тут, слышу – шум позади, вроде как телега тарахтит, и кони топают.
Подождал, прислушался, - точно, едут! Да только глянул я, и сразу перекреститься захотелось! Не телега то, а - карета! Четверкою запряжена! Кони вороные, с султанами, сбруя наборная – серебром блестит! А за каретой, мужики в кафтанах, с саблями, верхом на серых жеребцах!

Ошалел я, рот раззявил! Стою – ровно столб! А кучер, змей в синем кафтане, хлесть меня кнутом, да еще и орет, падла! Ну я в ответ, по русски, по нашему - и загнул!

Воспитываю, я стало быть, паскуду кучера, деликатно так, не шибко злобствую! А карета, вдруг - останавливается! Открывается дверка, и выглядывает оттуда мужик, весь расфуфыренный, словно фазан яркий! В парчовом, или не знаю каком, кафтане! Ленты, кружева, ордена старинные блестят, парик до пояса лохматится! Смотрит он на меня, и слушает мои наставления хаму кучеру!

- Это кто тут, так чисто - по русски говорит? – спрашивает меня.

- Ну я! – отвечаю: - Не трогай меня, и я не трону!

- А ты, кто будешь? – снова любопытствует он из под парика.

- Прохожий! – говорю ему: - Гуляю я здесь!

Завеселился, мужик парчовый, на меня глядя! А я – что? Я - ничего! Костюмчик приличный, троечка! Галстук, шляпа небольшая! Только тросточки не хватает! К друзьям собирался, не хотел – в грязь лицом ударить!

- А в город не желаешь? - спрашивает веселый этот: - Могу подвезти!

Прикинул я мозгом! Уже темнеет, дождик вроде как собирается! Друзей не видать, связи - нет! Пробовал уже, молчит смартфон мой, только светом мигает!

- Давай! – говорю: - Хоть раз, в карете прокачусь!

Сел я, едем! Бог с ними, с друзьями, думаю я! Не пропадут! До города доеду, телефон, деньги – при мне, на месте и разберусь, что к чему! Хотелось поговорить с мужиком в парике, Думаю -   кино наверное снимают, да укачало меня, замутило! Не до разговоров, а там и вовсе,  в  тепле -  придремалось!

Проснулся, будит меня мужик: пойдем, говорит, приехали!

Вылезаю из кареты! Мать родная, штормит меня вовсю! Качается земля под ногами! Крепко, знать – перебрал я спирту! Но, кой как –  а   иду!

Вижу – дом стоит, большой, широкий, окна в верху – полукруглые! И все, народ - снует, суетится! Одеты все, как-то странно, по старинному! Ну – точно, думаю, на киностудию попал!

Завел меня мужик в комнаты. А там – шум, гам, дым – коромыслом стоит! И не поймешь, толи съемки идут, толи и впрямь, народ гуляет!

В комнатах, за столами, люди сидят: в кафтанах, в чулках, париках… Ну всё, под старину! Разговаривают, «ржут» как кони, пьют, едят, и все это – так натурально, что вы и не поверите!
А мой то, в кафтане золоченом, здоровый гад оказался, тащит меня куда - то, и приволок, в комнату дальнюю! Там, за столом, человек с десять сидят. Курят трубки, булгачат меж собой, и по русски, и еще – по какому не понять… Вроде как, по немецки!

Вытолкнул меня мужик на середку, и говорит:

- Вот минхерц, чудо раздобыл я для тебя! В дороге нашел!

Говорит, а сам скалится! Не старый еще, вижу! Зубы крепкие! А тот, к кому он обращался, обернулся. Глянул я, и обомлел! Представьте, кафтан на нем - зеленый, плечи – широченные, а из них - голова торчит,  как шарик маленькая! И усы, ровно как у кота, вверх топорщатся!
Даже по сидячему - видать, здоровенный ростом, руки длиннющие, а отвороты и лацканы кафтана – ярко красные! Жует он чего то, а усы кошачьи так и прыгают: «Вверх – вниз! Вверх – вниз!»

Рассердился я! Повело меня снова! Спирт, он ведь штука коварная, быстро не «отпускает!» Да и накурено тут до одури, духота!

- Вы ребятки, хорошим делом, видать занимаетесь! – вежливо так, говорю я им: - Кино делаете, а все же, у нас на Руси, так людей не встречают! Угостить надо, а потом разговоры вести! Еда, я вижу, у вас не бутафорская, может и винишка, кружечка - найдется! А я – не чудо! Я уважаемый человек, а человек – это звучит гордо! Деньги у меня есть, надо -   заплачу по ресторанным расценкам!

Полез я в карман, за кошельком, а тот, с усами кошачьими, как заржет, словно конь стоялый! Ржет, и пальцем в меня тычет! Ну и остальные, стали надо мной, подсмеиваться! Только, тихонько, от чего то! Деликатно так, посмеиваются.

- Ты кто? – спрашивает  усатый: - Ты чей будешь?

- Я ничей! – гордо отвечаю: - Отродясь, сам по себе – живу! Мальцев - я, Петровичем кличут! По турпутевке, в городе! А вот ваша личность, мне чего-то, очень знакомая! Наверно, в фильме каком, видел! Ну так что, нальете?

Что-то, сразу тихо, в комнате стало. Усатый даже нахмурился! А мой, в парике, взял меня за ворот, тряхнул легонько, и шипит со злобой: «Ты не забывайся, мужичок! Перед кем речи, вольные ведешь!»

- Вы - вот как! – разозлился я: - Кино – кином, а переигрывать - не надо! Определяйтесь, или я с вами, или ухожу! Мне и без вас, нынче тошно!

Тут и вовсе, в комнате как в погребушке, тихо стало! Муха звенькнет, услышишь! Не пойму, что не так?
А только, усатый артист, как заржет снова! И тут началось! Хохочут, собаки серые! Думал, колики их желудочные, хватят! Весело им, а мне не до смеха! От дыма и шума, голова гудит и кружится! В общем, все признаки похмелья!

- Ну Алексашка, ну - удружил! - хохочет длинный.

- А я знал, минхерц, что потеха будет! Ты глянь на него, как вырядился! Не по нашему! Вот и подобрал, тебя Государь, повеселить!

- Ну так, сади его за стол! Сади, чего держишь? Да налейте ему, чего ни будь!

- Тебе чего налить? – спрашивает тот, который Алексашка, это мой – значит!

- Пивка бы мне светлого! А еще лучше, вина белого, если есть, конечно!

- А венгерское, будешь?

- Венгерское – буду! Если белое! Эх и было время! В 83-84 годах, что-то Союз с Европой задружил, и хлынули к нам, на прилавок – вина! Испанские, венгерские! Вот тогда, я попил досыта! «Токайское», «Кечкемет», малага, мускат – чудо как хороши были! – пустился я в воспоминания: - А что? Вино не дорогое было, зарплата позволяла!

Рассказываю я, и примечаю, что опять, тихо стало! И смотрят все на меня, как-то странно, с интересом каким-то нездоровым! Алексашка, даже графин наклонил над кружкой, а не наливает! Замер!  Тоже  на меня уставился!

- Все правда! – говорю им: - Еще – ром, с Кубы был! «Негро» прозывался. Хороший ром, крепкий и вкусный! Пятнадцать рублей стоил, и емкость приличная – 0.7 литра!

Еще тише стало! Ничего не понимаю! И усатый «минхерц» глядит на меня,  как-то не хорошо…

- Ты, минхерц, вроде здесь как за старшего! – вежливо говорю я ему: - Так скажи, пусть льет! Чего он замер! Раз взялись, так - угощайте!

У длинного, глаза и без того круглые были, а тут и вовсе, чуть из глазниц не полезли! Так он весь, ко мне и подался! А Алексашка, вдруг взбеленился отчего то, тряхнул меня здорово, да как заорет!

- Ты чего, падаль, городишь? Страх потерял, холоп!- орет, а сам смотрит на усатого: - Я его сейчас, зашибу! Дозволь, минхерц!

Ни хрена себе, поворотец, думаю я! А усатый, вроде как успокоился, сел на место. Откинулся на спинку стула, закурил трубку, и с интересом так, прищурился, на меня глядя…

- Оставь его! – махнул рукой: - А ты, пей – да рассказывай дальше! Ты что-то, про вино говорил, про 85 год! Продолжай!

Выпил я! Ох и доброе вино оказалось, прямо огнем по жилам прошлось! Закусил, свиной колбаской. Вкуснотища, и где только ее взяли – сделали! Такая, только в деревнях водится, и то, далеко не каждый сможет приготовить.

Вытер я руки какой-то тряпицей, и продолжаю!

- Вы господа артисты, что-то заигрались! Переигрываете, маленько! Холопов у нас нет, демократия! А я, человек в годах, шестой десяток идет! Не по нашему так, не по людски, не по Расейски! А продолжать мне, нечего! Что было, то и ели, пили. Студентами были, водку пшеничную брали, за пять десять! Дороговато, конечно, для нас было, стипендия всего то 40 – 45 рубликов, а водка - пятерку стоила! Ну, скидывались… Зато, килька, семь копеек за кило! Маринованная, вкуснотища, вот и брали на закуску! И хлебушек, одиннадцать копеек – черный! Чем не жизнь? Вы наверное, не застали этого! Перестройка хренова, все разбила, едва государство не погибло!

- Ну так, при Брежневе было! – продолжаю водочный экскурс в историю: - После него, андроповская появилась. Четыре ноль семь, или четыре тридцать стоила, не помню точно! Но только, дрянная водка была! Чем новый Генсек, хотел народ удивить, не понятно! Не угодил, и помер! А там, Меченый закрутил! Такое завертел, что как говорят мои друзья хохлы – и на голову не натянешь! Мать родная! Решил с Лигачевым, народ протрезвить! Заводы виноводочные закрыли, виноградники – под бульдозер… Водку по талонам, как сахар, выдавали! Народ в очередях давился, по головам ходили! В ресторанах, только шампанское подавали! Вот так-то, что мы пережили!

Рассказываю я им, а сам, уже и третью кружечку винца, пригубливаю. Славное вино, и закуска добрая, натуральная! А слушатели мои – трубки из ртов пороняли! И глядят на меня, каждый по разному! Один, в парике до пояса, на немца похожий, даже пальцем у виска покрутил!

«Ну и хрен с тобой, морда не русская! – думаю я: - Тебе, нашу душу – не понять! Сидишь среди порядочных людей, так - сиди! И не крути пальцем! Ничего, я тебе еще – выскажу, и санкции ваши, припомню!»

Только вижу, люди эти, порядочные – на меня и вовсе странно глядят. Мин Херц, вроде как, даже загрустил!

- А скажите мне, - говорит: - Где у нас сумасшедшие содержатся? Не припомню чего-то!

- Так особо – нигде! – отвечает ему «мой»:- Слышал, под Архангельском, инвалидный дом, при монастыре имеется. А так, вроде больше нет! Не знаю точно!

- Значится, без призора они болтаются! Не дело этак! Надо указ писать! Напомни мне об этом. Сдается мне, первого пациента такого заведения, мы сейчас наблюдаем!

Обидно мне стало. Да и графинчик от меня отодвинули. И сами, вокруг меня, пошире раздвинулись, словно я теленок диспепсийный.

- Ну вы это зря, ребята! – говорю им: - Я вам по людски представился, имя назвал! Что вам, паспорт показать? Жаль, в гостинице его оставил. Зато я номер Советского паспорта наизусть помню! Два ФЛ – 523489. Вот так! По компьютеру проверить можете, если в базу данных внесено было!

Говорю, и прямо чувствую, накаляется атмосфера! Чего они нервные такие! Ну а мне, терять нечего, я ведь не вру! Все как есть объясняю, как на духу! Как родному брату!

- Биографию могу рассказать, если интересно! – продолжаю толковать: - Родился в 61 году, в Челябинской области. Отучился в школе. Мать домохозяйка была, отец шофер, тракторист. В 78 году поступил в Троицкий Ветинститут, сейчас его в Академию переименовали! В 1983 году, получил диплом, потом армия! А дальше – работа! Тридцать два года, ветеринарным врачом отпахал! Год в год! В кои то веки, отпуск взял, в Питер выскочил! А тут – на тебе! Умные люди в дураки меня записали! Вы, братцы артисты, действительно заигрались! – погрозил я им пальцем: - Ну выпил я, с кем не бывает! Вы и сами, тоже ведь, не водичкой балуетесь!

Говорю, и чувствую что перегибаю, а остановиться не могу. Понесло меня! Вино, на «старые дрожжи» упало, вот и захмелел я опять. Не сильно, но все-же, основательно!
Вижу, а в комнате и вовсе не весело стало! Похоже, что только мне одному хорошо. Алексашка, словно черная туча, надо мною сзади навис. Минхерц, с нездоровым любопытством глаза вытаращил. Даже немец притих. Сидит пучится, икает. Должно быть, пива кислого хлебнул.

- Ты братец, соды пищевой покушай! – говорю я ему: - Натрий хлор! Как специалист рекомендую, враз отпустит! И пиво кислое не жри, салом халявным не закусывай! Не помрешь! У нас, от ваших санкций, тоже изжога бывает, и если сода кончается, то мы друг другу - кукиши показываем! Тоже помогает. Хочешь попробовать? - и сунул я ему, импортному, кукиш под самый нос! Знай наших!

- Ладно! – говорю я им: - Спасибо за угощение! Пора мне, ищут уже поди! Всех ментов, на уши подняли наверное!

Стал я подниматься, да не тут то было! Ручища Алексашкина, как прессом меня в стул вдавила. Сиди говорит, и не дергайся, а сам спрашивает у минхерца своего, дескать что делать с ним будем, со мною то есть!

А минхерц тот, что то совсем задумался. И не сердится, и не смеется! Смотрит на меня своими глазищами, а они у него как у рака – страшные, неподвижные! Не по себе мне стало!

- Отвези ка его, Алексашка, в домишко мой! В кабинет! Поговорить с ним желаю! Попозже!

- А может его, мин Херц, в пытошную свезти? Огонек там разожгем, дыбку наладим! Быстро расскажет, чего наплел, наврал нам здесь! Дозволь, Государь!

- Ты, Светлейший Князь, готов всю Россию на дыбу загнать! – покосился усатый на икающего немца: - Который раз упреждаю, не усердствуй! Сам знаю что делать! Раз велел, так доставь! Я скоро буду…

…Не очень хорошо вышло. Затолкали меня в какую то бричку, руки за спиной веревкой стянули. Светлейший выкликнул охрану, и повезли меня по какому то селению.
Темно! Ночь, она хоть и серая, да не вижу я почти ни чего. Помутилось в глазах у меня, страшно стало. Уж слишком натурально все выходит.

Ехали долго. То улицы, то перекрестки, а где и вовсе, пустыри болотистые. Дома самые разные, и каменные, и деревянные. Разбросаны широко, местами – кучками стоят. Воздух нехороший, тиной пахнет. Кой где, солдаты с ружьями стоят, смоляные бочки, факелы жгут.

Нет брат, подумал я! Не может быть, что бы для съемок фильма, такие декорации отгрохали. Второй час уже едем, а они все тянутся. Ленфильм, это не Голливуд, бюджет не тот, что бы так на кино тратиться! Так что тогда, все это значит? И ведь, не сон это! Во сне, так по кочкам не трясет! Вот оно как! И охрана, дернись не так, враз - вязы свернут! Это я уже начал понимать.

Думаю, мог бы я в ту ночь и умом тронуться, да алкоголь помог! Выпимший, он ведь ощущения, страх - теряет. Не совсем, но теряет!

Остановились возле небольшого домика, под кирпич крашеного. У дверей, два усача – солдата стоят. И все! Завел меня Алексашка в кабинет. Огляделся я. Домик деревянный, полы крашеные, потолки низкие. Но чисто, опрятно. Мебель самая простая, какая в деревенских избах стоит, самоделка. В углу – станочек, вроде токарный. Поделки разные, из дерева и кости. Стол, бумагами, да картами географическими завален. В общем, и впрямь – кабинет! Не то что у нашего нынешнего начальства. У нас ведь как? Шишка местного разлива, а кресло под его зад, из Германии, спецрейсом везут! Вот так то!

Сижу тихонечко на лавочке, а Алексашка, крупными шагами ходит, меня стережет, сердится. Ох, как не хорошо глядит!

И вот тут – то, ребятки, и начал я соображать! Да так, что в пот кинуло!
Все к одному! И «мин херц», и Алексашка князь, и город новостроенный. Вроде стал понимать, а смириться не могу! Не могу, и все тут! Ведь, три сотни лет, нас разделять должны!
Но все же успокоился, попритих! Ведь не молод уже я, пожил! А старость, она почти всегда мудрая! «Будь что будет! – думаю: - Двум смертям не бывать! Жаль, своим весточки не подать, связи нет! Откуда связь в 18-м веке!»

С часок так просидел, а может и больше. Только слышу вдруг, подъехал кто-то, и сапогами по половицам забухал.

«Минхерц» вошел в кабинет. Под притолокой двери пригнулся, не по росту ему. Сел за стол, пальцами по нему постукивает, и на меня посматривает. Внимательно – внимательно! Прямо насквозь проглядает, как рентген!

На шум, вошла женщина, в платок кутается, заспанная, зевает, рот ладошкой прикрывает! Подошла к минхерцу, нагнулась над ним, в макушку его поцеловала.

- Ты, ужинать будешь, Петенька?

- Сыт я, Катенька! – а сам, ласково так, руку ее поглаживает: - Поди, отдохни! Дела у меня!

Мать родная, все к одному! Да ведь это – царица! Та самая, которую у солдат, отняли! Ну, то что ее мужики под телегами поваляли, не беда! Вон у нас в деревне, есть такие, что с молоду, на них как говорится – клейма ставить негде было! А потом, замуж повыходили, такие матроны стали, что  при  их  виде -   робость берет! Да еще и наших баб, уму разуму поучают! Бывает такое! Так что, совет да любовь, царю с царицей, а только меня от такого понимания, снова в пот кинуло, и хмель выходить начал! Все, почти как у Гайдая, «Иван Васильевич меняет профессию!». Вспомнил, и хоть жутко мне стало, а усмехнулся!

- Над чем смеешься, коновал? – нахмурился царь.

- Да вспомнил, одно - кино! Комедию!

- Комедию, говоришь? Ну – ка, Алексашка, выйди, оставь нас!

- Да ты что, мин Херц! – взволновался Меншиков: - Как ты с ним один! Вдруг, колдун он, порчу напустит! На дыбу его надо, Государь! На дыбу!

- Молчи! – бешено сверкнул глазами царь: - Молчи, и вон – ступай! Много воли я тебе даю! Гляди, укорот будет, не пощажу!

Вижу, скандал, из-за моей персоны, не шуточный разгорается! Меншиков, со злобы – фыркнул так, что кота, который  в тепле, у печи лежал – как ветром сдуло! Ушел, топая ногами, словно слон из басни Крылова!

- Кино, говоришь? Ну расскажи, может вместе посмеемся!

- Не обессудь, Государь! – как-то само, вырвалось у меня. Глянул на него исподволь, вижу – головой кивнул! Одобряет значит… Дескать, понял я, что до тебя наконец - дошло, с кем дело имеешь!

- Не обессудь! – повторил я: - Раз начал, так и быть, расскажу!

Ну и рассказал! Смеялся он до слез! Хлопал по коленкам руками, переспрашивал! И смеялся, смеялся, смеялся… Чисто, так! Хорошо – смеялся!

- Так Москва, говоришь, лепота! А как тебе – мой город глянулся?

- Темновато, не разглядел! Пустырей много, болотины. Видать место не здоровое, как специалист говорю!

- Да! Лихоманка треплет народ! Но все одно, здесь городу – быть!!!

- Не только быть! - отвечаю ему: - Но и процветать! Красивейшим городом в мире, Питер станет! Уж я то – знаю, сам видел!

- Неуж-то! – царь так и вклещился, своими глазищами в мое лицо: - Расскажи!

Начал я рассказывать, и тут, как прояснило меня! Дурень я, деревенский! Рассказываю про то, что показать можно! Ведь - смартфон-то, в кармане! Связи нет, а фото, видео – открыть можно, батарейка пока еще – держится!

Открыл ему страничку. Надо сказать, поначалу с опаской, а потом – ничего, быстро освоился! Сам листать – переключать стал! Сообразительный! Царь – все таки! Видать, у них, у царей, есть что-то в крови да разуме, чего у других нету!

Долго он разглядывал! И ведь – не забавлялся! Сильно любопытствовал! Как увидит, что-то знакомое, радуется как дитя! Про другое смотрит, спрашивает меня, где, что – стоит! Когда построено!

А что я скажу? Я и сам, многое в первый раз, недавно увидал! Домик он свой увидел, в котором мы с ним находимся….Ей – ей! Кажись, слеза у него просочилась. «Сберегли, говорит! Не дали разрушиться!» И все спрашивает, да спрашивает! Даже рассердился на меня!

- Бестолковый ты человек, Петрович! – говорит: - Толком, ничего обсказать не можешь!

Я только руками развел! Ну что тут делать? Вроде и царь, а уразуметь – не хочет! Ведь сколько раз говорил, первый раз я в Питере! Откуда мне такую махину – город, за три дня узнать?

Но вроде как отошел царь, успокоился! Смартфон мне вернул. Не могу, говорит, себе оставить, кому-то показать! Не поймут, еще в колдовстве заподозрят!

А только вижу я, не терпится ему, дальше расспросы вести! Снова я ему рассказывал. Аккуратненько так, приподнес ему, историю России. Но все же, учел я, политический расклад его времени. Начал рассказ с  Екатерины Второй! Понял я, что нельзя говорить ему о более ранних временах. Ведь вовсю живут сейчас, персонажи истории первой половины 18 века! А будут ли они жить после моего рассказа, это вопрос - большой! Так что, лучше царю знать то, о чем без вреда для дела – можно знать!

Обстоятельно перебрали мы его потомков, политику! Изумлялся, но верил! А куда ему деваться! Понял, что не вру я!
Особенно поражался нашим технологиям: флот, авиация, космос… Очень интересовался этим! Только я не инженер, не конструктор, деталей дел не знаю! А царь, снова сердится!

- Да ты, хоть что – то, можешь сделать сам? Своими руками? – ругается на меня! – Ты и впрямь, бесполезный человек!

Ну, тут обозлился и я! Не надо было это мне говорить! Да еще – два раза! Я хорошо запомнил слова зав. кафедры генетики – Гертмана Анатолия Михайловича! «Для особо «одаренных» студентов, я – тему, повторяю два раза! Третий раз – тему будете прорабатывать сами! Мальчики в армии, девочки – дома!» - так говорил он. С тех пор, я себя – особо одаренным не считал! А тут, целых два раза! Меня, состоявшегося спеца, какой то средневековый царь, как кутенка, в какашку - носом тычет!

- Зря ты так! – я помолчал, и со значением прибавил: - Государь… Зря! Я специалист в своем деле! Тысячи голов скота, через меня прошли!

Хотел и дальше продолжать, да вижу, весело царю стало! Хохочет, весело, заливисто! Даже Меншиков, голову в дверь просунул, интересуется!

- Рассмешил, ты меня коновал! Царя – напугать удумал! Ну будет тебе, не дуйся! Расскажи маленько о своем!

В запале, начал я ему, свои понятия выкладывать. Про инфекции, инвазии, диагностику и прочее…Да, только вижу, заскучал Петр Алексеич! А я, даже - возгордился, достал все-таки царя, не уступил! Заставил себя уважать! А то – коновал, коновал… Нате вам, Величество Ваше, не так уж мы и просты! Не зря, государство нас учило!

Но только рано возгордился я! Видать, на то он и царь, что-бы людей, как ветинспектор мясо на рынке, навскидку насквозь видеть!

- А ты скажи мне, какой у вас основной метод лечения? Ну когда, уже вроде как и не куда – мозгой податься!

Ну что-же! Как говориться, не в бровь, а в глаз – ударил! Помялся я маленько, но врать не стал! Не зачем!

- На крайний случай, применяем метод испытанный, народный! По татарски – «пшакотерапия», а по нашему – нож к горлу…

Я и договорить не сумел! Совсем развеселился царь! Но вскоре успокоился. Винишка, графинчик вынес, мясца холодного! Хорошо посидели!

Только вижу, гложет его что-то, а сказать – или не может, или не хочет! Но все таки спросил!

- А про меня, Петрович, ты много знаешь?

- Чему учили – знаю! Про тебя, Государь – вся Россия знает!

- И что?

- Уволь, Петр Алексеич! Не скажу! Это – твоя жизнь, и жизнь людей, в которой вы сейчас живете! Не могу! Всем лучше будет!

- Твоя правда, ветеринар! Твоя! – согласился он: - Понимаю, от того и настаивать не буду! А все-же скажи, как обо мне говорят! Я посчитал, из слов твоих – почти триста лет, между нами лежит!

- Многое, Государь! Не скрою, и хорошее и плохое! Но главное, твоими трудами Россия крепнуть начала! С тебя, многое пошло! Только, зря ты – немцев, так привечаешь! Не мало, напакостят еще они нам!

Помолчал царь, подумал.

- Что? – говорит: - И у вас, не любят они Россию?

- Нас любить не надо! – отвечаю ему: - Нас, понять надо! А они – не могут, оттого и боятся!

Обнял меня после таких слов – царь Российский! Может подвыпил, а может – расслабился, расчувствовался! Цари, они видать, то-же – люди!

- Время идет, Петр Алексеич! - говорю ему: - Пора мне домой выбираться! Ищут меня, беспокоятся!

- Ну что же! Пора, так – пора!- согласился царь, и Меншикова позвал.

- Отправь Петровича, туда – куда он покажет! Прихвати ему в дар, бочонок венгерского, самого лучшего! Вернешься, сразу доложишь! Будь что не так, сам - морду тебе набью!

- Зря ты со мной так, минхерц! – захныкал обиженный князь: - Я тебе, как пес преданный, верно служу, а ты меня…

А царь, его и не слушает. Глянул на меня, пристально так, подошел и обнял! Поцеловал, как девку – взасос! «Тьфу! – сплюнул я про себя: - Взяли в моду – целоваться!» Но стерпел, царь все-таки!

- И ты ступай, Петрович! – говорит: - Храни тебя Господь!

Хотел  я,  на  память  с  ним  снимок  сделать,  только  батарейка  подвела,  разрядилась...

В общем, перед рассветом, оказался я под теми же самими березками, на том же самом одеяльце! Вокруг, по прежнему – тишина, только  листочки  под  ветром  пошумливают! И никого! Только я,  бочонок вина даренного,  и  еще - мешок небольшой!

Меншиков, когда уезжал, кинул его мне под ноги. Звякнуло в нем что-то!

«Это тебе, государь Петр Алексеич, награду выдал! – а сам ржет, смеется как заполошный, зубы скалит: - Пользуйся, милостью царской!» Пощупал я, мешок этот, думал – золото, серебро царь пожаловал! Ан нет! Жаден он оказался, зря добро не раздает! Железяка в мешке – том, оказалась! Тяжелая, угловатая на ощупь, как звезда еврейская! И цепь при ней! К чему, я так и не понял, поленился доставать ее!

Дело к рассвету шло. Что бы не скучать, я бочонком занялся! Вот стервецы! Бочонок дали, а кружку, или ковшик какой – забыли! Ну да я – приспособился! С ладошки, из краника,  похлебал досыта!

Чудо, как хорошо, вино – было! Потом, мешок с железом под одеяло затолкал, что-бы пацаны какие на металлолом не сперли, винцо спиной подпер – и заснул…

Просыпаюсь, будят меня! Дружок мой, однокурсник! Перепуганный, взволнованный! «Ты где, говорит - был? Вернулись с реки, а тебя – нет! Одно одеяло под березой… Сутки ищем: милиция, МЧС… Водолазы, вон – реку обыскивают!»
Пришлось мне поврать, выкручиваться! Правду скажи, никто не поверит! Царь, в «дурку» не запер, так свои – точно закроют!

Менты пристали: где был, откуда бочка с вином? Кое как – отмазался! А когда вся канитель рассосалась, и винишко, мы с товарищами допивать стали, понял я, что за подарок мне царь выделил! Медаль чугунная, с цепью и ошейником! А на ней надпись – «За пьянство». Дома она у меня, в зале – на стене висит! Кто желает, посмотреть может!

И еще,  я понял - чему смеялся Меншиков. «Спасибо, говорит, царю скажешь, что не велел подарок на тебе примерить, да замком закрепить!». Вот паскудник, хоть и «Светлейший!» Да и царь – не лучше! Яблоко от яблони, одним они миром - мазаны…

Так вот! С тех пор, я больше трех стопок не пью! Как отрезало! Хочется жене на мне ту медаль примерить, да - повода я не подаю! А тяжелая – зараза! Я на весах, с Маркелычем ее взвешивал! Почти семь кило! И как ее только люди носили!

- Изверг! – заключил свой рассказ Петрович: - Про царя я…

Петрович замолчал. Филин недоверчиво крутил своей круглой головой на тонкой шее. Дядь Леша покуривал табачок, с сочувствием глядя на задумавшегося друга. И только Коляныч, огорченно шмыгнув  носом, спросил:

- Как теперь, «патрон»? Клуб наш – закрывать будешь?

- Не знаю! – отрезал Петрович: - Не думал еще! Клуб - клубом, а только медаль тогда, жена -  точно,  на мне примерит! Сраму не оберешся!

- Ну что, мужики! – сказал он чуть погодя: - Давайте по третьей, и за дело! Полно еще работы!

Разлили. Петрович, почему-то  долго сидел, глядя на стопку спирта в своих руках, словно что-то припоминая.

- А вот – есть у меня, ребятки, один вопрос интересный! Как в других странах, пьют – и работают, как у нас, или наоборот, сначала работают, а потом - пьют? У кого бы – спросить…