Золотая пыль

Зажми в ладони лист осиновый,
Скажи волшебные слова,
И вспыхнет небо светло-синее
И золотистая трава.

Ступай босая и незрячая,
Угадывая первый шаг.
Все нелюбимое - оплачено,
А все любимое - за так.
(Вика Ветрова)


- А как ты видишь, Джаел, что  у этой девочки сложится, а у той нет?
Я разговариваю со старой цыганкой Джаел о женских судьбах, об удачной доле или наоборот.
- Золотая Пыль, - отвечает она.
- Что за пыль? Это что-то мистическое или оберег какой?  - не понимаю я.
- Приходи вечером в цирк к нам, будет много детей. Сиди и смотри. Не разглядывай,  как одеты или,  что говорят.  Смотри в лица,  смотри в глаза,  смотри на руки. Дождись,  пока первое детское возбуждение стихнет, когда будет третий номер с факелами и огнем, и смотри.
Вечером я пришла в шапито пораньше, чтобы занять место, с которого мне будет видно как можно больше детей. Народу набралось много. В провинциальном городке приезд цирка всегда событие. Все семьи с детьми спешат за новыми впечатлениями. Детвора бегала по проходам, смеялась, толкалась, кричала. Наконец, началось представление.
Действительно, пару номеров маленькая публика была неугомонна. Но вот свет погас, и на арену вышли артисты с факелами и огненными шарами. Стало тихо. Всполохи огня озаряли то одни лица, то другие. Я внимательно следила за детьми. Все действо длилось минут 10. Зажегся свет. Я снова посмотрела в зал. На некоторых девичьих лицах я видела не прошедшее еще впечатление очарованности увиденным,  на других -  испуг. Пожалуй, в той или иной степени можно сказать, что все выражения лиц у девочек делились на два – восторг и радость, и на испуг и напряжение. Был, правда, и переходный вариант. Выражение восторга, радости и сопричастности волшебству перетекало в выражение сомнения, упрямства или даже злости. И как бы говорило: фигня это все! Я не дура в такое поверить! Я уже большая!
В антракте я зашла к Джаел в гримерку. Она пила чай, мокая в него сухарь.
- Завтра еще раз приходи и сама третий номер погляди, а как свет зажжется, достань зеркало и посмотри на себя.
Я пришла. Посмотрела. Достала зеркало и заглянула в него.  Напряженное, растерянное лицо. Я снова пошла к Джаел.
 По дороге  я вспомнила, как в детстве  любила фильмы, где главные героини девочки, которые как бы сами по себе. Я всегда чувствовала, что в них есть какой-то «ингредиент» , который позволяет им выдерживать недовольство, а то и злорадство окружения, непонимание даже близких людей, позволяло преодолевать трудности и жить долгое время в лишениях. Уже в начале фильма было понятно, что они победят. Победят, в смысле выстоят.  Также уже в детстве я знала, что во мне этого ингредиента нет. Может, это и есть ЗОЛОТАЯ ПЫЛЬ, о которой говорит Джаел?
- Наверное, что-то со мной не то, - с досадой  сказала я ей. – У меня такое же лицо, как у многих вчерашних девочек. – Расскажи мне про Золотую Пыль.
- Что ты увидела вчера? – спросила Джаел.
- Я увидела, что кто-то из детей очень вовлечен в действо, как будто оказался там, как участник, а кого-то это пугало и напрягало.
- Но ведь там не было ничего страшного, - продолжала спрашивать цыганка, что так, как ты говоришь, напрягало этих девочек?
Я задумалась. Действительно, номер с факелами был красивый, яркий , немного загадочный, но ничего страшного в нем не было. Даже музыка была чарующая, не агрессивная. И тут я вспомнила, что в юности фильмы про девочек и девушек «самих по себе» меня стали раздражать. «Ассоль» вызывала у меня желание «дожать» до реальности, чтобы она очнулась от фантазий, и я уже понимала жителей деревни, которые ее доставали и смеялись над ней. Тогда я считала, что просто я выросла и стала честнее смотреть на жизнь. На самом же деле, как я сейчас начала осознавать, такие героини давили на мою пропажу. Мне так стыдно и больно было ощущуать эту ноющую дыру, что я не Ассоль.
- Каждая рожденная девочка – Чудо мира, - спокойно сказала цыганка, пришивая к своему костюму какое-то замысловатое рукоделье. – Сам мир – Чудо. Разве мы можем понять, как он живет, рождает, умирает и снова рождает? Почему муравей, почему лев, почему трава, почему море?  Девочка все это знает сразу, что именно муравей, именно трава, именно лев, именно море.  Без языка. От Чуда рождается Чудо. И в этом малом чуде, как в капле воды весь океан. Зачем капле узнавать океан, она состоит из него. Это ведь так просто! Я вижу вокруг таких девочек Золотую Пыль. Пока Пыль есть, она все видит, знает и слышит. Она вплетена в мир. Ее невозможно обмануть. Это больше, чем твоя многоумная голова, - сказала она и залилась звонким  смехом.
Я злилась.
- Ну и кто спёр эту Пыль? – не скрывая уже раздражения, прошипела я.
- Да разве есть такая сила, чтобы спереть твою Пыль? – не переставая смеяться, ответила Джаел. – Сама отказалась. Что-то тебя соблазнило. Променяла свое сокровище на цветной фантик. Так бывает, что не все девочки понимают, чем владеют. Думала, обретешь что-то получше.   А потом всю жизнь себе доказываешь, что не продешевила. Теперь только жить да завидовать тем, кто Сокровище сохранил.
Что-то сжалось у меня в груди, и я вдруг  зарыдала.  Почти завыла.
Джаел спокойно сидела на старом плюшевом диване и также спокойно продолжала шить. Она не кинулась меня утешать, и не отстранилась в назидании. Просто продолжала шить.
- Тошно как-то мне, - тихо проговорила я.
- Я понимаю, обокрасть себя на всю жизнь, сочувствую тебе, - цыганка посмотрела на меня просто и так тепло, как будто обняла.
Теперь я  тихо плакала. Принять, что столько лет я казалась   самой  себе,  было невыносимо тяжело.
Вернувшись домой, я достала с антресолей свой детский альбом. Я ненавидела свои детские фотографии. Я виделась  себе на них какой-то ущербной или нелепой. И стрижка, и платье, и выражение лица – все вызывало во мне отвращение.
Я открыла альбом. С первой фотографии на меня смотрела кроха годовалого возраста с большим пупсом в обнимку. Огромные заплаканные глаза, растерянность и беззащитность. Потом второе фото, уже постарше и уже какая-то выученность и правильность осанки, лица и взгляда. Скучное заурядное фото. Потом третье, четвертое, ясли, садики, зоопарк, качели. 
И вот я четырех лет, сижу на даче в майке и трусах на «козлике», такой качалке из согнутых прутьев и деревяшки посередине. И в этот момент я перестала себя оценивать, говорилка стандарта заткнулась во мне, и воцарилась тишина. Прошла минута, другая, еще… Эту фотографию я считала одной из самых нелепых, стеснялась ее и не показывала друзьям. И вдруг…ПЫЛЬ! Я увидела вокруг этой девочки прямо на фотографии ЗОЛОТУЮ ПЫЛЬ!
Я захлебнулась от чувств. Поднесла снимок поближе, потом отвела подальше. ПЫЛЬ! Вокруг этой девочки ЗОЛОТАЯ ПЫЛЬ.
И фотография начала меняться на моих глазах. На меня смотрело лицо, сквозь которое я видела Птицу, Траву, Муравья, Море и Небо. «Господи, это же чудо какое!, - восклицала я. Бескрайняя нежность к этой девочке. Удивление. Долгое разглядывание. Узнавание. Слезы.
Восторг и благоговение не прошли и на другой день. Я едва дождалась вечера и побежала к Джаел. Та, едва взглянув на меня, расплылась в улыбке и обняла меня, прижав крепко и долго к себе.
Говорить ничего было не нужно.

Потом я в который раз пошла смотреть представление. И впервые узнала, что такое быть включенной в происходящее. Улыбка не сходила с моего лица. Я вспоминала Ассоль, Дикую собаку Динго, Валентину ( Глеба Панфилова), фотографиями которой был увешан весь мой детский квартирный мир, и поняла, что между мной и ими нет больше никакой разницы.
Оказалось, что даже не нужно времени, чтобы это счастье усвоить или переварить. Оно не исчезло не на завтра, ни через неделю, ни через год. Оно вернулось как законность. Я назвала это УНИКАЛЬНОСТЬЮ. Вернуть себе свою УНИКАЛЬНОСТЬ.
Цирк пробыл в нашем городке еще несколько дней. Я пришла проститься с Джаел. Она протянула мне какую-то вещицу и сказала: это тебе от меня. Это была шелковая блузка с замысловатым рукоделием на груди. – Боже, какой чудо!, - воскликнула я. Рукоделие оказалось вышивкой Райской птицы. – Ты уже все знала? – с притворным осуждением закивала я головой. -  А ты думала, я шарлатанка что ли? Всю правду расскажу, позолоти ручку, - и Джаел снова рассмеялась.  Мы обнялись.
- Я принесла яблоки и мед для Яшки. Пойду угощу, - сказала, подмигнув, я.
- Оно, конечно, угости. Теперь не зашибет, - также подмигнув мне в ответ, хихикнула  Джаел.
Яшка был медведем, который с группой цыган подвязался в цирке с номером про табор, то есть ходил на задних лапах и изображал танцевание. Нрав у него был непредсказуемый, как говорится от любви до ненависти даже не шаг, а пол секунды. Меня раньше он не привечал. И даже мои дары в виде пива  ко мне его не располагали. Ближе метра я к нему не подходила. Теперь я знала, что и яблоко возьмет. Я не ошиблась.
Машины отъезжали, шатер был убран, медведь ворчливо заходил в фургон. Одного цыгана не досчитались, говорят «подвлюбился» в местную начальницу. А та ему ответила взаимностью. Цыгане за любовь. Никто его искать не стал.
Я долго смотрела в след отъезжающей веренице фургонов и газелей. И впервые никакой печали при расставании, которая раньше заливала меня по макушку, не случилось. Жаркий июль, солнце в зените и в его лучах витала, переливаясь и щекоча мои ноздри ЗОЛОТАЯ ПЫЛЬ.