История про ловцов молний

   Спина у меня сегодня болит, наверняка, к дождю. У старых людей всегда ноют кости и суставы когда надвигается плохая погода.

   Дед потер одну руку о другую, так, будто умывал их или пытался согреть.  Я знал, что у него часто болят суставы, но ни разу не слышал, чтобы он жаловался. Суставы на его руках были большими, как будто вылепленными из шариков глины, а кости, как тонкие ветки ивы, воткнуты в них. На мизинце и безымянном левой руки никаких глиняных шариков не было, и я не знал, хорошо это или плохо: ведь они не болят?

   Когда я был моложе, я часто попадал в бури, не умея предсказывать погоду. Несколько раз за время службы в Синем легионе молния ударяла и сжигала дотла дерево, возле которого я стоял. В Гелиссах-Хутане так однажды начался пожар, который не могли успокоить до середины следующего месяца, когда начался другой сильный ливень. Но мне самому всегда везло. Молнии целились и целились в меня, но всегда промахивались. Может быть, оттого, что я знаю, как их изловить.

   Однажды я отправился в путешествие по восточному побережью Семнадцати. Запад я нашел скучным и пустым, разве что нечастые набеги зверолюдей на маленьких лодках до сих пор разбавляют жизнь Бусукбараты и северного побережья Кемайласана. А вот восток мне всегда казался загадкой. С востока пришли наши предки, основали первое государство, Бесарию, и думали, что правят целым миром. Они тогда и знать не знали, что есть земли за Криттскими хребтами, что есть Селатания и Кетакутан, для них целым миром было одно только восточное побережье. Цари их назывались Царями Мира. Теперь-то мы знаем, что это далеко не так, что мир гораздо больше, чем мы привыкли видеть на карте, и есть еще множество неизведанных земель и островов. Многие, тем не менее, утверждают, что древние цари были намного умнее нас. В красном дворце сейчас хранятся картины и скульптуры древних людей, и никто не скажет, что они хоть сколько-то уступают современным.

   Этим и привлекал меня восток. Все загадки нашего существования пошли именно оттуда. Я обогнул Бумипахит вдоль северных границ, потому что возвращаться в Данаи-Бесаф у меня не было никакого желания (хотя, кто знает, как бы повернулась моя жизнь, если бы я все-таки свернул на Данаи-Бесаф-джалан), и оказался в Лелухуре, самой красивой провинции Семнадцати. Конечно, теперь львиная доля дворцов и музеев перекочевала в Бусукбарату, но внутренней, исторической красоты Лелухура Бусукбарат-кепале все равно никогда не отнять.

   Вдосталь насмотревшись на следы и развалины предков, я отправился в Буайян. Как учат нас учебники, именно в Буайяне высадились первые кочевники и нарекли себя царями. Откуда они пришли, к чьему племени принадлежали – на это история не дает ответа. Понятно только одно: они пришли с еще более дальнего востока, из-за океана, над которым поднимается утреннее красное солнце. Сколь бы Семнадцать ни снаряжали экспедиции на восток по Северному Бесарийскому морю, ни один из кораблей не вернулся, и мы до сих пор не знаем, что же в действительности находится там, откуда восходит солнце.

   В Буайяне мне нравилось все, и солнце, и воздух, и сами люди. Люди строят там на побережье маленькие деревянные домики, насквозь продуваемые ветрами, и верят, что так они могут разговаривать с предками. Построить такой домик можно в считанные дни и поселиться, не зная забот, в колыбели нашей цивилизации, но желающих не так уж и много, скажу я тебе. Сейчас всем плевать на предков, все хотят быть жителями Бусукбараты, а Буайян сейчас в упадке, разве что туристы со всех семнадцати время от времени стекаются, чтобы решить загадку своих предков.

   Старые дворцы Буайяна – настоящее произведение древнего искусства. Древние привезли с собой удивительную технологию строительства, так что мы до сих пор не можем ее воспроизвести. Все части дворцов вращались, приводясь в движение невидимыми мощными механизмами, безостановочно движущиеся ленты днем и ночью перевозили пассажиров, а в вечерний час дворцы сияли такими красками, что Красный дворец позавидовал бы. Самыми счастливыми считались люди, проживающие в городах, близ вращающихся дворцов, превращенных теперь в музеи и резиденцию Буайян-кепалы. Ох, и красивые же эти дворцы! Сейчас, может быть, только один сохранил свое былое величие, и то, он больше не вращается, и ленты замерли, и потеряли свою надобность. И, пожалуй, я знаю, почему.

   В столице Буайяна, Пикиране, я прожил несколько недель, не переставая удивляться красоте здешних мест, и познакомился  с другим прийя, который, как и я, участвовал в войне с селатангами, а потом, неудачно женившись, решил отправиться путешествовать по Семнадцати. Его звали Отак, и родом он был не то из Гелиссах-Хутана, не то из Бумипахита (помню, потому что он рассказывал, как они держали оборону своих столиц от селатангов). После осмотра всех достопримечательностей Буайяна, и убедившись, что история первых царей для нас так и не стала яснее, мы решили отправиться в Рахасию. Конечно, мало кто отважится добровольно посетить загадочные Рахасские земли, особенно когда там начались стычки с рабочими из Нижней Критты, но мы уже заскучали от незыблемой роскоши восточных дворцов.

   Однако до границ Рахасии мы не успели добраться. По дороге в Рахасию расстилалась большая равнинная пустошь Телантар. Пересекать ее нам показалось весьма скучным и трудным занятием, тем более что в Телантаре отродясь не было ни единой дороги и тропинки, но при этом ходят страшные легенды, так что мы решили обойти пустошь с севера, по Даун-Хидуп-джалан, так, чтобы Телантар все время была слева от нас. Как раз тогда, когда мы второй день были в дороге, разразилась буря, какие бывают обычно у побережий: черная, холодная и громкая. Посовещавшись с Отаком, мы решили искать убежище в первой же попавшейся деревне. Для этого я поднялся на западный холм, отделяющий зеленое побережье Буайяна от пустоши Телантар, чтобы осмотреться, не идет ли дым из печных труб где-нибудь по близости к дороге. Но вместо того, чтобы рассматривать окрестности вдоль Даун-Хидуп-джалан, я обратил свое внимание на пустошь. На сотню хад раскинулась впереди пустошь, лишь только мелкие сухие неплодоносящие кустарники тянут свои короткие ветки, да вьются поземкой колючки. Далеко видать с холма, хоть и гроза застилает все небо. Все небо над Телантар покрыто черными тучами, и десяток молний жалят ее высохшую грудь. И вот что я заметил: ровно в центр пустоши молнии бьют чаще всего, иногда по две-три штуки за раз, так что образуют белую светящуюся паутину, сходящуюся к земле, как огромная воронка. А вокруг летает маленькое блестящее пятнышко, вроде мотылька. Мне стало чрезвычайно интересно, почему молнии бьют туда. Я позвал Отака, но Отак сказал, что там берут начало земли Рахасии, а что за чертовщина творится в Рахасской буре, лучше добрым людям не знать. К тому же, в двух хадах на восток виден дым из печных труб, а в Буайянской деревне нас точно примут и обогреют. Я, было, согласился с ним, но в последнюю минуту вспомнил, что никогда не стоит брать себе попутчика, ибо не будет у вас двух одинаковых мнений, и если я укроюсь сейчас в деревне, загадка Телантарских молний так на всю жизнь и останется неразгаданной. Тогда я вздохнул, и отослал Отака в деревню, сказав, что еще до окончания бури я вернусь, и пусть он готовит место и ужин для меня. А сам направился в центр Телантар, чтобы узнать, в чем же все-таки дело. Долго я шел, опасаясь, что и меня поразит молнией, но, я уже говорил, удача спасала меня всегда. Мокрые колючки изорвали в клочья мои и без того ветхие челаны, которые я одевал в путешествие, и изранили ноги. Но я был чрезвычайно упертым прийя. В молодости это простительно. Очутившись на расстоянии видимости, моему взору предстал высокий батанг, вроде тех, что мы ставим на крыши для отвода молний, только вдвое или втрое больше. И молнии, как и следовало ожидать, бьют именно в него. Но об этом я мог бы догадаться, и не совершая путешествие к центру пустоши. Куда занятнее было другое. Подбираясь ближе к огромному батангу, я и сам оказался наиболее видимым на открытой местности, раз уж мне негде было спрятаться. И тут я понял, что за блестящее пятно курсировало в воздухе вокруг воронки из молний. Ко мне тут же подскочил человек, сидящий верхом на неведомом существе, вроде маленького грокха, увешанного гирляндами и огоньками. У человека была смуглая кожа, как у селатанга, а на голове его блестел шлем, украшенный такими же огоньками, как и маленький грокх. В руках человек держал маленький батанг и, как только приблизился, принялся тыкать в меня им и кричать.

   -Ты кто такой и что тебе здесь нужно?

   Я ответил, что я простой прийя, проходивший мимо и заблудившийся в буре.
-Убирайся отсюда подобру-поздорову! – завопил человек, пытаясь перекричать раскаты грома.

   Я собрался, было уходить, но тут человек с кожей селатанга вдруг взмыл в воздух на своем маленьком грокхе, а в следующую секунду молния ударила в его маленький батанг, который он тут же выпустил из рук. И человек, и грокх, и батанг заискрились, и упали на колючую землю, рассыпавшись как гроздья винограда, один поле другого. Над ними долго хохотал гром.

   Я подбежал к упавшему человеку. Он дышал, но был без сознания. Я не знал, как помочь ему, крупные капли дождя и без того холодили его лоб, так что я всего лишь перевернул его на спину так, чтобы у него не отекли ноги и руки. Зато я успел осмотреть маленького грокха. Оказалось, что, хоть у него и есть четыре ноги и голова, он не живой, а представляет собой сложно выполненную машину из смеси металла и легкого стекла. Стеклянные вставки в боках и голове этого устройства сверкали, когда молния ударяла где-то в долине, и я мог видеть в них  свое отражение. Из такого же материала был выполнен и маленький батанг, и он больно ужалил меня, когда я попытался взять его в руки. Из боковой сумки селатанга выпало несколько запаянных склянок, вроде тех, что держат у себя на полках торговцы, и которые светятся, если их хорошенько встряхнуть. Внутри же этих так и сверкали маленькие молнии, и даже был слышен тихий приглушенный гром. Я наклонился, чтобы рассмотреть поближе такую диковинку, и вдруг почувствовал, что в спину меня ужалил не то гигантский тарантул, не то сама молния. Я упал на землю, но оказалось, что это другой человек, экипированный так же, как и тот, что лежит на земле, и с такой же темной кожей, бьет меня по спине батангом.

   -Что ты наделал?! – в ужасе закричал на меня новый человек.

   -Это молния ударила его! – оправдывался я.

Второй человек приблизил своего механического грокха к земле, спрыгнул с него и принялся осматривать раненного. Потом он тяжело вздохнул и покачал головой.

   -Раз уж ты здесь, придется тебе помочь дотащить его до палатки, – сказал мне он.

   Я не стал спорить. Вдвоем мы уложили бедного селатанга на его маленького грокха, второй привязал к поясу его опасный батанг, собрал обратно в сумку все выпавшие склянки, и мы отправились в сторону западного холма.

   Я шел по колючкам и тащил за собой механического грокха с поклажей из раненного селатанга и его экипировки, а второй ехал рядом верхом на своем грокхе, который парил в воздухе, даже не цепляясь за колючки. Механический грокх оказался невероятно тяжелым, так что я с трудом переставлял ноги, пока мой новый знакомый не догадался пристегнуть его ремнями к своему грокху, тогда мне сделалось намного легче.

   -Именно поэтому мы всегда ходим подвое.

   -Вы – громобоги? – спросил я, на что человек рассмеялся.

   -К сожалению, никакие мы не боги, хотя в каком-то смысле, и можем управлять стихией. Но вот что бывает, если зазеваться хотя бы на пару секунд, - и он кивнул в сторону селатанга, лежащего поперек спины грокха.

   Через некоторое время мы добрались до палатки, установленной под холмом, за которым начинались зеленые заросли Буайяна. Там мой новый знакомый расседлал механического грокха, снял свой шлем и стянул с лица тонкую сетку, так, что оказалось, что он вовсе не селатанг, и кожа у него не темнее моей.

   -Это все нужно, чтобы не умереть на месте, если в меня случайно ударит молния, - объяснил мне человек. – Меня зовут Гурух, а моего коллегу – Дэру, и мы ловим молнии, чтобы питать ими вращающиеся дворцы Пикирана и Биарана и других городов.

   -Отчего же Дэру без сознания, если у вас есть столько противомолниевых приспособлений? – спросил я.

   -Ему не повезло. Все-таки у нас самая опасная профессия. Зазевавшись на секунду можно запросто лишиться рассудка, и никакие шлемы и сетки не спасут.
Гурух с грустью посмотрел на еле дышащего товарища.
-Так или иначе, - продолжал Гурух, - сегодняшний улов должен быть доставлен в ближайший город, иначе все дворцы лишатся своей роскоши.

   Я помог доставить раненого ловца молний в Биаран, но только не во дворец или медицинский центр, а в небольшую каморку на самой окраине города, куда с трудом может отыскать путь даже Биаранец, проживший в этом городе всю жизнь. Оказалось, что ловцы молний и их командир скрывают ото всех свое существование, и именно поэтому загадка вращающихся дворцов так до сих пор и остается загадкой.

   -Более того, - рассказал мне Гурух, когда мы, наконец, оказались в тепле, в его небольшом доме на окраине, и его жена принесла нам горячий суп из мяса грокха, - мы и сами не знаем, как все это работает. Мы просто кладем эти маленькие ампулы с пойманной молнией в центр большого каменного круга, который находится под каждым дворцом, и нажимаем на рычаг. Тогда все приходит в движение, ленты начинают двигаться, а люди радоваться. Для нас этого достаточно.
-Неужели, никто не знает, как приводятся в действие эти гигантские механизмы?
Гурух пожал плечами.

   -Ампула с молнией постепенно открывается, и высвобождающаяся молния питает механизм. Все наши инженеры так и не смогли понять, как в точности это происходит.

   -Вероятно, наши предки, построившие дворцы, были куда умнее, чем мы, раз владели таким удивительным секретом! – в сердцах сказал я.

    -Вообще-то, - ответил мне Гурух, - все эти приспособления, ампулы, батанг с молниевой тягой, летающие грокхи, - все это было найдено в землях Рахасии, неподалеку от пустоши Телантар, во владениях племен Дурджанов. В курганах, куда только чудом занесло экспедицию, возвращающуюся из Кеабадиана, всего сто пятьдесят лет назад. Рахасия – вот еще большая загадка!

   -Как же вы научились использовать все это добро?

   -Вместе со всей экипировкой были также и инструкции на неизвестном языке, все они теперь в институте Румаха, на изучении. Благо, половина из них была в картинках.
 
   -Но почему же предки, если это были они, похоронили свои технологии по ловле молний, да еще и так далеко от самих дворцов? – спросил я, но Гурух только пожал плечами, этого он не знал.

   Тогда же, в Биаране, я увидел, как приводятся в движение дворцовые механизмы. Командир ловцов молний разрешил мне наблюдать весь процесс. Под каждым дворцом располагается огромный каменный круг, вытачаный чуть менее диаметра самого дворца, и на нем нанесены самые разные письмена и узоры. Командир сказал, что ученые из Румаха считают, что там написаны имена всех тех, кто строил дворец, но так же это могут быть и ничего не значащие черточки и кружки. В центре круга расположено большое отверстие с лапками и зажимами. В одну такую лапку мы поместили маленькую склянку с невольной молнией, подкрутили зажим и опустили рычаг, находившийся рядом. Лапка с молнией ушла вниз и скрылась из виду, затем мы услышали тихое жужжание, и увидели, как сотни расходящихся от центра круга тонких бечевок заискрились, зашумели и засверкали, как маленькие молнии. Командир предупредил меня, что к этим бечевкам ни в коем разе нельзя прикасаться, и наступать на них, иначе меня ударит молния. Потом мы услышали усиливающийся скрип – это ленты пришли в движение, и этажи начали совершать свое круговое движение в разные стороны друг от друга.

   -Одной такой ампулы хватает на пару часов. В день мы используем девять таких, так, чтобы на ночь механизмы можно было отключать и давать отдых каменным дворцам.

   Я все время кивал  головой, как будто мне все ясно, но увиденные технологии были настолько непонятны мне, что даже казались уловкой или фокусом. Потом командир сказал:

   - В курганах Рахасии было найдено пять неполных экипировок ловца молний, две из них вышли из строя еще  в прошлом столетии, но мы умело разобрали их на запчасти, так что осталось ровно три в хорошем рабочем состоянии. Механический грокх Дэру от удара молнии не пострадал, сломан только ловчий батанг, который легко может быть заменен на такой же из другого комплекта. Сам Дэру еще не пришел в себя, и лекари не могут сказать точно, когда придет. Теперь у нас катастрофически не хватает людей. Но раз уж ты так кстати оказался в здешних краях, не хочешь ли ты поработать немного ловцом молний?

   Конечно, я согласился, совсем не зная, что меня ожидает на этом нелегком поприще, тем более что поиск приключений – вот была моя единственная профессия, чуть было не утраченная после Революции.

   На время я остановился в доме Гуруха в ожидании новой грозы, ибо иначе молний достать было не возможно. Командир все это время снабжал меня инструкциями, и они вместе с Гурухом учили меня управлять механическим грокхом и справляться с ловчим батангом. Оказалось, что в штабе ловцов молний всего четыре человека, включая капитана и Дэру, от которого сейчас было мало пользы, способны изловить молнию. Капитан долго сетовал на то, что Буайян-кепала, зная о положении ловчих, не спешит пополнять штат, хоть это и одна из самых важных профессий в стране, после кепалы. Но быть кепалой, это скорее не профессия, а родовая и народная привилегия. Ибо народ сам выбирает себе кепалу, но еще не было в истории такого, чтобы кепала вышел из нищих или простых работяг.

   Жена Гуруха была печальной женщиной, совсем седая, хоть и была не старше чем я на тот момент, она варила суп или кашу, и все время оглядывалась, шарахаясь любых громких звуков. Теперь я понимаю, что она боялась наступления очередной грозы. И вот, она настала. Через две недели моего пребывания в Биаране нас оповестили, что над Телантар надвигаются черные тучи, и нам пора собираться в дорогу. Мне выдали экипировку Гуруха, а ему досталась та, в которой работал Дэру, все еще пребывающий между жизнью и смертью. Сетка, сделанная из особого каучука, была немного повреждена на затылке и за ушами, но шлем должен был скрывать эту область головы и защищать ловца от поражения молнией. Мне же досталась полностью целая сетка. Хоть она и пролежала в курганах Рахасии несметное количество лет, выглядела она лишь слегка помятой, а моя кожа в ней выглядела как кожа селатанга. Так, взяв своих механических грокхов, опоясавшись сумками с пустыми склянками, мы готовы были отправиться на рыбалку молний.

   Жена Гуруха не хотела, чтобы он уходил и, увидев нас в полной экипировке, упала на колени перед его грокхом и стала кричать, что не отпустит его.
-Отойди, жена, - сказал Гурух, но она продолжала рыдать, схватившись за поясную сумку мужа и не желая опускать ее.

   -Что же ты делаешь со мной?! – вопила она, так что мне сделалось жалко. Я хотел, было, вызваться уйти в одиночку, хоть и ни разу не был на поле с молниями с целью их изловить. Но Гурух грозно оттолкнул ее, силой разжав руки.
-Замолчи! – обругал ее Гурух. – Не смей указывать мне!

   Так мы и ушли, жена все продолжала плакать и умолять его не ходить в сегодняшнюю грозу. Но Гурух чувствовал свой долг перед Буайяном и красотой древних дворцов. Хоть он и был раздосадован произошедшим, решил не показывать виду, и был спокоен на всем пути до Телантар.

   На летучих грокхах мы быстро добрались до пустоши. Над ней уже бушевала гроза, и молнии уже били в высокий батанг посередине.

   Гурух первым подскочил к большому батангу, вытянул как можно дальше от себя свой ловчий батанг, привязал другой его конец бечевкой, такой же, какие я видел вокруг каменного круга вращающегося дворца, к пустой склянке, и приготовился. Ждать пришлось не долго. Как только в большой батанг ударила молния, Гурух, как искусный фехтовальщик, сделал выпад и уколол молнию ловчим батангом. Батанг и бечевка тут же заискрились, и в ампуле появилась блестящая молния. Затем Гурух отлетел подальше от центрального батанга, отвязал бечевку от наполненной склянки и привязал ее к новой. Потом он вернулся обратно, с ловчим батангом наизготове. Поймав так две или три молнии, Гурух дал мне понять, что теперь настал мой черед, и следующая молния – моя. Я подготовился, также привязав бечевку к пустой ампуле, и, вытянув ловчий батанг, приблизился к центру. Тут же в большой батанг ударила молния, я ткнул в нее и почувствовал, как вся моя кожа, и все, что под кожей, приподнимается. Рука, державшая ловчий батанг, онемела, и я почувствовал, как сотни маленьких иголочек впились одновременно в мое горло и в затылок. Я свалился с грокха на землю, но не потерял сознание. Гурух подскочил ко мне, но, быстро осмотрев, пришел к выводу, что со мной все в полном порядке.

   -Так всегда бывает поначалу, - успокоил он меня. И действительно,  уже через пять минут, отдышавшись, я твердо стоял на ногах, хоть моя правая рука меня и не слушалась. Гурух позволил мне немного передохнуть и, воспользовавшись моментом, я стал рассматривать первую пойманную мной молнию. Шипя и искрясь в ампуле, она была совсем как настоящая, и почти по-настоящему угрожала второй раз впиться в мою кожу.

   Пока я рассматривал молнию-невольницу, Гурух успел изловить уже с дюжину таких. Придя в себя, я тоже принялся за дело. Вторая молния далась мне уже без такого значительного труда и потери равновесия, а третья так и вовсе сама залетела в стеклянную ловушку. Так мы с Гурухом трудились несколько часов, пока в него самого не ударила молния. По неосторожности, от усталости ли, но Гурух принял удар на себя, так же, как и Дэру в день нашей встречи. Раздался грозный рев, к которому я, правда, уже успел привыкнуть, несмотря на затычки в ушах, ловчий батанг и грокх Гуруха засверкали, и он без чувств упал на землю. Я поспешил оттащить его подальше от центрального батанга. Гурух еще дышал, но был без сознания. Я принял решение возвращаться в Биаран, взвалив Гуруха на его механического грокха, и включив надземную тягу.

   В каморке ловчих, в Биаране, во время грозы всегда дежурил лекарь. Он осмотрел Гуруха, но ничего определенного не сказал. Это был очень тяжелый день для меня, я был совсем без сил, протащив раненого коллегу через всю пустошь и Буайянское бездорожье, так что, очутившись в отведенной для меня комнате в доме Гуруха, я тот час заснул, и мне снилось, что я сам стал молнией, и меня пытаются изловить на наживку из огромного батанга, который очень нравился мне.

   Проснувшись, я увидел жену Гуруха, всю в слезах. Она рассказала, что минувшей ночью, пока я спал, Гурух умер, а во время грозы, когда мы ловили телантарские молнии, умер и Дэру, две недели пролежавший пластом.
Тогда я понял, почему механические грокхи вместе с остальным снаряжением были похоронены в курганах Рахасии. Древние цари действительно были умнее нас, и предпочли далеко забросить то, что может легко их убить, сколь бы необходимым это ни было.

   -Древние знали, что никакая роскошь и красота, никакие волшебные технологии не могут быть куплены ценой чьей-либо жизни, - плакала у меня на плече вдова Гуруха. – Я знала, что этим все и закончится. Он семь лет проработал ловцом молний, и за это время двенадцать человек из команды погибли, собирая молниевый урожай в Телантар. А я стала совсем седая. Буайян-кепале нужны все новые и новые молнии, чтобы его страна была красивее и загадочнее всех, чтобы его дворцы светились всеми красками и радовали глаз. Но моим глазам теперь не будет никогда радости. Моим глазам теперь остались только слезы, как и женам остальных погибших ловцов.
Как же я горевал вместе с ней! Как же я жалел, что не послушал ее, когда она не хотела отпускать нас! И мне казалось, что все случившееся – моя вина. Если бы я только не свернул тогда в эту проклятую пустошь, а отправился вместе с Отаком!
Командир ловцов считал, что приобрел меня на долгое служение, пока, вероятно, со мной не случится то же, что и с Гурухом и Дэру, но я уже принял другое решение.
Прокравшись поздно ночью в склад ловцов, я разбил всех трех оставшихся на ходу механических грокхов и переломил через колено все маленькие батанги, лежащие на столе, и разбил все склянки, в которых, как в темницах,  должны сидеть маленькие молнии.

   Вот так. Древние, поняв силу и риск профессии ловцов молний, забросили ее на край света, предпочитая остаться без роскоши дворцов, но не терять своих людей в погоне за бессмысленными развлечениями. А потом пришли мы, чтобы наступать на те же грабли. Ничему не учат нас примеры других, мы ведем точно такие же войны, точно так же теряем людей, точно так же ругаемся, плачем, скорбим, так, будто с нами это приключается впервые за всю историю. Люди – очень странный народ, если так посудить.

   Разрушив все, что может причинить вред, я, не думая ни секунды, сбежал в Рахасию, как и планировал изначально. По дороге никакой бури не приключилось, и, свернув с Даун-Хидуп-джалан, я отправился в ту деревню, где должен был остановиться вместе с Отаком на пути из Буайяна. Но никакой деревни там не оказалось, только пепел от огромного погребального кострища, так что я и по сей день не знаю, что приключилось с Отаком.