Надежды маленький оркестрик

В подземном переходе стоял худенький мальчишка и под гитару пел песни. Конечно же, дело не в том, какие он песни исполнял – это на вкус прохожих. Если бросают деньги, то не только из жалости, а просто – нравится. Рядом - бутылка пива, из которой парнишка изредка делал два-три глотка и продолжал свой импровизированный концерт. Рядом располагалась такого же возраста девушка и изредка подпевала, ну,  вроде тоже принимала какое-то участие.
Парочка явно не бедствовала и не доедала последний кусочек хлеба, значит, это выступление было просто криком души, а может протестом против принятых норм морали. Это выступление приносило молодым людям удовлетворение. И это здорово: дарить людям хорошее настроение, когда у тебя есть на то желание и возможности.
Здесь же доводилось видеть девушку со скрипкой, которая просто утверждалась и воспитывала характер и бесстрашие перед выходом на сцену. Часто здесь бывает и мужчина с гармонью, который явно выходит заработать деньги, но как-то не приживается это в нашем городе. Выходы его становятся редкими, наверное, заработок низкий по отношению к запросам.
Я люблю наш подземный переход, изрисованный граффити, здесь можно наблюдать интересные и затрагивающие за живое вещи. Выступления уличных музыкантов всегда разные. Увидеть характер человека, понять его поступок – всегда интересно. И вот стоит, поет очередной певец, а я вспоминаю рассказ отца о том, как во время войны музыка помогала им выживать. Он рассказывал эту историю, смеясь и с грустью. И веяло от нее чем-то добрым, светлым.
Война выматывала баб и ребятишек на работе в поле и на ферме. Трактора и машины ушли на фронт вместе с мужиками и на всех участках трудового фронта остались бабы, дети и добрый крестьянский помощник – лошадь. Первый год совсем было тяжело, порой не хватало сил уйти домой и бабы вповалку – кто,  где устроится, засыпали прямо на фермах, зернохранилищах и, бог знает, в каких местах. Дети успевали не только работать, но и учиться в вечернее время в школе, часто засыпая прямо за партой, и пожилая учительница не находила в себе сил будить мальчишек и девчонок, просто садилась рядом и плакала.
На второй и третий годы войны народ обвыкся, а, вернее, притерпелся к трудностям и уже изыскивал время для других нужд человека. Оно и не удивительно, жизнь продолжалась. Рождались люди, приходили юбилеи, возвращались с фронта мужики, правда инвалидами, кто без руки, кто без ноги, но ведь мужики, и поэтому игрались бесхитростные свадьбы. Да и в государственные праздники, после торжественного собрания, которое проводилось то на току, то на ферме,  давалось какое-никакое время для отдыха.
В этот день, а точнее вечер, трое братьев шли по тропинкам деревни. Темнело. Они старались идти в ногу, так проще и  удобнее наступать на тропинку и не сваливаться в снег. Младшему выходило особенно трудно, он семенил в валенках, которые достались ему от старшего брата, так сказать по наследству. А вот нога не успела вырасти до нужного размера. Поэтому он спотыкался, торопился, но старался не отставать, как бы это ни комично выглядело со стороны.  Да и кто зимой в столь темное время будет наблюдать за малым и умиляться его комичности.
Они сегодня шли по важному делу и их распирало от гордости за порученное дело. Старший, конечно же, взял бы на руки малого, но руки его сегодня заняты. Он нес самый важный предмет – гармонь. Гармонь тщательно завернута в старый мамкин платок, чтобы меха ее на морозе не потрескались.
Сегодня гармонь играла роль кормилицы.
Эта гармонь досталась их старшим братьям по случаю. Старый ее хозяин услышав, как на ней играет один из братьев, передал ее ему в руки и сказал, что она, наконец-то, обрела своего хозяина. Эту гармонь пытались выиграть в карты, выспорить, но ни к чему хорошему это не привело. Можно было конечно попробовать и в карты выиграть, да только в семье существовало негласное правило: в карты не играть. Появилось это правило, говорят, после того, как  мать, в крови которой бежала цыганская кровь, в карты проиграла за один вечер лошадь и выиграла корову. После этого им и пришлось перебраться из родной деревни в этот совхоз. Как бы то ни было, но удивительного звука гармонь оказалась в семье. Учились играть на ней все старшие братья, учились играть бережно и аккуратно. Перед войной по праздникам до самого утра не смолкала гармошка и лилась мелодия по ночным улицам. Никто не обижался – уж больно хороша была музыка. Гармонисты меняли друг друга, и казалось, что это один исполнитель без устали удивлял совхоз своими причудливыми выкрутасами.
Младшим инструмент конечно же не давали, берегли. Но те присматривались и запоминали. Пальцы в карманах так и бегали в поисках клавиш. Только после того, как трое старших ушли на фронт, мать бережно достала гармонь и передала старшему из оставшихся братьев. Берегите.
Помаленьку научились и погодки играть на гармони. Конечно же, им не хватало опыта играть так, как играли старшие, но довольно сносно исполняли ряд наигрышей и напевов, которые позволяли под гармошку и попеть и поплясать.
Сегодня они шли на свадьбу. Фронтовик, вернувшийся с фронта без ноги, быстро нашел себе молодую невестушку, отвел ее в сельсовет, где и расписались. И сегодня пришло время для свадьбы.
С гармонистом особо не заморачивались и пригласили братьев. Те сразу согласились. У них свой интерес был. Об этом секрете все знали, но смотрели на это, закрыв глаза. В то время существовало негласное правило: гармониста на гулянке кормили. Мальчишки были хороши тем, что не пили, а по переменке играли весь вечер. Один играет, а другой ест. Ну, а младшенького с собой брали, много ли ему надо…
Дверь со скрипом открылась, и в клубах пара впустила троицу в избу. Народу набралось прилично, все с нетерпением ждали. Но старший прошел в красный угол и поставил гармонь на стул – пусть отойдет с мороза, а то и повредить можно и звук не тот. Садитесь, покушайте, мальчишки.
Удивительное дело – хозяйка. За многие километры отсюда шла война, да и в тылу все было нацелено: все фронту. Последний кусок отдавали воину спасителю, но в такие моменты, откуда что бралось. Бабы со всех домов стаскивали последние припасы и, поколдовав над продуктами, накрывали стол. Конечно же, особого изобилия не наблюдалось, но картошечка, соленья присутствовали, чуть ли не в изобилии. Стояло на столе даже сало, порезанное мелкими ломтиками – почитай деликатес; настряпаны вкуснейшие пельмени из картошки и сала с луком. Лежал нарезанный крупными ломтями ржаной хлеб.
Братья важно и, не торопясь, начали кушать, не показывали, что голодны. А народ во все глаза смотрел, молодуха даже ладонью потрогала меха: согрелись ли. И вот первый гармонист взял гармонь и сел на табурет. Гармонь попробовала себя в руках гармониста и залихватски залилась «Камаринской». Бабы бросились в пляс, музыка заметалась по горнице и вместе с бабами в каком-то отчаянии пыталась отыскать в этой сибирской глуши частицу нелегкого бабьего счастья. Пусть война, пусть тяжело, но пусть знает вражина, – ничто не сломает русского человека. И пусть не всегда пальцы попадают в лад, и иногда мальцы пускает петуха, зато, сколько старания у маленьких гармонистов.
Далеко за полночь гости угомонились, и кто где устроились спать. Уже  сегодня с утра их ждал тяжелый деревенский труд, который не допускал отдыха ни на один день.
Гармонисты шагали домой: один так же нес завернутую гармонь, второй тянул санки, взятые напрокат  до завтра, со спящим младшим братом. Дома не спала, ждала мать.
 Быстро раздела и уложила младшего и даже не заметила, когда успели старшие раздеться и нырнуть под одеяло, только сопели по переменке, наверное,  так же, как играли на военной свадьбе.
Мать смотрела на спящих детей с гордостью не за то, что себе стали пропитание добывать, а за то, что радость людям дарили.