Главы 1-3

  Люди, рождаются непохожими друг на друга и внешностью и складом темперамента. Но с того времени, когда они, начинают осознанно воспринимать свое существо, желание удачи в жизни, становится свойством, одинаковым для всех. Мера же удачливости, каждым определяется различно. И понятие степени удачи, сложившись в малолетстве, как и собственно отношение к ней, остаются почти неизменны в человеке, с течением жизни. Может быть, именно отличие оценок собственной удачливости и разностепенность для каждого значимости удачи в его жизни и есть то, через что определяются отличия людских характеров и жизненных устремлений. Кому-то, удачею кажется хотя бы то, что он, в последний момент, успел запрыгнуть в отъезжающий от остановки троллейбус. Другой же, признает удачу лишь в чем-то большом, могущим враз изменить всю его жизнь и именно, изменить к тому, о чем он мечтает и думает. Наверное, способность находить удачу в малом, напротив неспособности к этому - отличает людей жизнерадостных, от людей угрюмых, всегда недовольных своим положением и вечно ожидающих подходящего случая, чтобы это положение изменить, но, не умеющих этот случай распознать и оттого, всегда его упускающих.
  Антон Смолин был из числа людей жизнерадостных. И потому, встреча с очередной удачею, не представлялась ему чем-то исключительным, а вкупе с его убежденностью в своем везении, была для него явлением даже закономерным, если не сказать - предсказуемым.  Подчиняясь некому скрытому чутью, подчас,  ведомый им неосознанно, Антон оказывался в нужном месте и в нужное время.
 Всего три недели назад, он остался без работы, уволившись из компании, в которой проработал без месяца шесть лет. Будучи человеком не только ответственным в отношении к своему занятию, но и по-настоящему увлеченным своей профессией, устроившись в компанию, Антон довольно скоро завоевал уважение сотрудников и доверие руководства. Его умение держать себя с людьми просто, но не нарушая определенных границ, за которыми заканчивается профессиональное и начинается личное, его способность к решительному действию, изобретательность и живость, с которою он вникал в любую сложную ситуацию - благодаря всем этим качествам, по прошествии четырех с небольшим лет работы, Антону была предложена должность главного инженера.
 Согласившись, Антон с энтузиазмом принялся за работу в новом для себя качестве. Прекрасно разбираясь в технической части, имея немалый практический опыт, он видел многие недостатки и делал все необходимое, по его мнению, для улучшения работы.
 Но, через год, со сменою руководителя, как водится, начались и изменения в устоявшемся порядке. 
 Желая, будто-бы создать некий задел, с целью обеспечить компанию работой, в непростое время, новый директор, стремился заключить как можно больше договоров, часто, даже не оценивая - как бы следовало - ни самой работы, ни расходов.   Количество объектов, которые обслуживала компания росло; согласно этому, увеличивался и объем работ. А выполнять, приходилось тому же составу работников. Возникала путаница. То тут, то там, оставались и накапливались недоделки. Люди, уставали более, от бестолковости такой работы, нежели от самой работы.
 "Что поделаешь..." - отвечал директор, на просьбы Антона об увеличении штата, - "Время такое... Сложное время... Неопределенное. Вы же, Антон Викторович, не хуже меня знаете, как зыбки нынче договоренности и как часто, когда кажется - все уже решено, договоренности эти, срываются.  Поэтому, я не могу раздувать штат. Ведь, всем нужно платить. Платить постоянно. А из чего же мы будем платить, если объемы, вдруг снизятся ? А временных работников, я набирать не желаю! Нет у них того чувства ответственности, каковое воспитанно в работнике постоянном"
 Поработав еще и окончательно уверив себя в том, что надеяться на изменения к лучшему не приходится, Антон, приняв  решение об уходе, словно бы нарочно - в утро понедельника, явился  директору с тем, чтобы уведомить о своем намерении.
 Не выказав явного сожаления по этому поводу, директор, небрежно, как он и обычно это делал, ставя свою подпись на документах, глянул на Смолина, поверх своих очков-хамелеонов и размашисто расчеркнувшись, спросил только: "И, к кому же?". Но, тут же, будто спохватившись, что этот вопрос, может представить его профессиональную ревность, как личную слабость, он, придав своему лицу, вид безразличный, словно бы его, в данный момент, занимало совсем иное - нечто более важное - переведя взгляд на настенные часы, проговорил, почти не делая пауз меж словами: "Впрочем, мне - все равно. Дела сдадите Краеву и можете быть свободны." 
 Если в кабинет, Антон Смолин входил хоть и без сомнений, но все же, с известным сожалением, какое бывает у людей, самовольно оставляющих привычное для себя, то выходил он, уже совершенно освобожденный от этого чувства. Нет, он и не думал, что директор, сперва удивившись, после, станет его уговаривать остаться; что у них, завяжется долгий разговор и возможно, в этом то разговоре и найдется тот компромисс в подходе к работе, которого он,  добивался несколько последних месяцев... Нет. Антон достаточно изучил  этого человека и ничего подобного от него не ждал.  Но, в глубине души, он надеялся на хотя бы малую, скупую благодарность за  свои труды. Но, не получил и этого.
 Сдать дела Краеву... Краеву! Этому бестолковому, самонадеянному дураку, Краеву! Да лучше бы, доверить все любому рядовому специалисту - из моих, чем этому Краеву! Он же.., светодиод  от лампы накаливания отличить не умеет...  Дела ему сдать!
 Смолин быстро шагал по коридору. Спокойную утреннюю уверенность в нем, сменило негодование.
Резко провернув ключ в замке кабинетной двери, он прошел и резко опустился в мягкое кресло.  Посидев несколько секунд, откинувши голову на подголовник, Смолин порывисто выпрямился, бесцельно повыдвигал один за другим ящики стола, громко хлопая ими, будто желая на них спустить всю свою досаду. Ему было досадно. Досадно то, что все что он сделал, все к чему приложил так много сил, опыта, а главное - времени, весь тот порядок, заведенный им - все, будет нарушено  этим некомпетентным, неприятным никому из работников,  человеком. Более же всего, жаль ему было, того доверительного склада отношений между работниками, который устоялся при нем и основою которому, было взаимоуважение. Ему было жаль людей, за которых он, привык быть ответственным. Он продолжал чувствовать эту ответственность и ему, была противна мысль о том, что он бросает этих людей, будто предавая их.  Когда он только задумался об уходе, эти мысли не приходили к нему, но в тот момент, он очень остро почувствовал свою причастность к судьбам людей, с которыми работал все эти годы. Ему, вдруг, захотелось увидеть всех, поговорить с каждым, улыбнуться каждому, поинтересоваться их заботами, поблагодарить каждого. Ему казалось, будто так, он хоть в малой мере, искупит  вину, которую он тогда почувствовал перед ними. 
 Продолжая сидеть за столом, Смолин на минуту представил себе, как он будет вводить в курс дел Краева. Ему увиделось лицо его - с часто моргающими глазами, до смешного серьезное, когда речь идет о какой-нибудь ерунде, понятной всякому стажеру и с наигранным, беспечно-залихватским выражением, когда говорят о сложной, многоуровневой системе защиты, требующей самой тщательной проработки. Тут же, вспомнилось лицо Краева, каким оно бывает, когда войдешь в его кабинет, второпях, без стука  - глянет так, точно оторвали его от решения некой вселенской задачи...
  В тот день, Антон, собрав всю имеющуюся у него документацию, касающуюся текущих и частично, предстоящих работ, передал ее Краеву, для якобы, предварительного ознакомления, и сославшись на необходимость посещения объектов - для прояснения полной картины настоящего положения, покинул здание конторы. 
  Спустя неделю, Антон любезно согласился свозить в поликлинику соседку с ее малышом -  на улице было холодно и сильно мело. Дожидаясь их на первом этаже, и расхаживая от вынужденного безделья взад - вперед, он обратил внимание на неработающее табло информации. И выведав в регистратуре, что табло не работает уже давно и что пока, при поликлинике нет постоянного человека, который бы отвечал за состояние всей информационной сети, а только, приходят люди - по приглашению, Антон, быстро рассудив, что эта работа - его то и дожидается, решил: не упускать случая.  Правда, ему не удалось застать на месте главного врача.  Разузнав у секретаря все,  что ему нужно было  знать и  оставив, на всякий случай, номер своего телефона, пообещал: непременно явиться на следующий день.  Но, уже через пару часов, ему позвонили. В чуть низковатом женском голосе, слышалось что-то такое, что с первых же слов, способно внушить уважение к его обладательнице и заставить почувствовать выработанные опытом - твердость характера и проницательную пытливость - вместе, призванные безошибочно оценивать, анализировать и принимать решение.   
- Антон Викторович?
- Да. Слушаю вас.
- Здравствуйте. Ермолова Лидия Владимировна. Главный врач второй детской поликлиники.
Антон на мгновение замешкался, решая какой тон ему выбрать. Он, не ожидал  разговора с  самим главным врачом, а предполагал, что предварительный звонок, следует  ожидать от  секретаря.
- Да, да, здравствуйте Лидия.., - только что слышанное отчество, странно забылось.
- Владимировна, - со строгой отчетливостью, послышалось из динамика телефона.
- Да, простите. Лидия Владимировна, - произнес он твердо.  Как замечательно, что вы, так скоро позвонили!  Я..
Строгий голос Лидии Владимировны, холодно прервал его речь, - Антон Викторович, давайте обойдемся без лирики.  Вы, оставили секретарю лишь  свой телефонный номер. Ни резюме, ни сведений о последнем месте работы. Я, не могу  догадываться  об уровне вашей квалификации. Вы понимаете?
Смолина внутренне покоробило - уже давно, никто не говорил с ним похожим образом. С ним могли не соглашаться, спорить; иногда, он видел, что на него даже злились... Но, при всем - считались с его авторитетом и относились к нему с несомненным уважением. И даже Краев, с его избыточным высокомерием, не позволял себе говорить подобно. Смолин был задет. Задет за живое - за профессиональную гордость. Задет женщиной! Женщиной, в глаза его не видевшей, ничегошеньки о нем не знавшей. И эта женщина, в сущности, уравняла его с каким-нибудь  студентом-бродягой, который тычется во все двери - лишь бы пристроить куда-нибудь свой безопытный, свежевыучившийся талантик.  Точно лев, получивший увесистую оплеуху от львицы, Антон, внутренне съежился, напрягся в сдержанном протесте, желая, но не смея дерзнуть ответить,  соответственно своему возмущению.
 - Лидия Владимировна, сегодня утром, я по случайности оказался в поликлинике и невольно, обратил внимание на неработающее табло информации.  Так уж совпало, что недавно, я оставил прежнее место работы.  Думаю - подробности, мне разъяснять не стоит, но мне представляется, что для вашего учреждения - а я, потрудился справиться о положении дел, - мой опыт, будет весьма полезен. К тому же, учитывая то обстоятельство, что вы звоните мне напрямую, я могу заключить, что заинтересованность наша обоюдна.
 По образовавшейся короткой паузе, Смолин понял, что его ответ, был вполне достоин обращения, и пробудившийся в Антоне азарт игрока, требовал скорейшего тому подтверждения.
- Да-а, - несколько растянуто, произнесла Лидия Владимировна, - поликлинике, крайне, нужен опытный специалист. Давайте условимся о том, что мы побеседуем с вами завтра, в девять тридцать.
Сосредоточенное в ожидании лицо Антона, переменилось - торжественная улыбка, говорила о том, что игра, почти уже выиграна; осталось лишь, поставить победную точку. 
- Прекрасно! Это время меня вполне устраивает, - точка была поставлена!
- Договорились, Антон Викторович. До свидания.
- До встречи, Лидия Владимировна.

  По сравнению с работой в частной компании, трудоустройство в муниципальное учреждение, пусть и не сулило Смолину приличного заработка, но гарантировало стабильность и давало ряд преимуществ социального характера. А деньги.., деньги всегда  можно было заработать на стороне - благо, связей, могущих дать такую возможность - наработано достаточно. И Смолин, перебрав для себя все "за" и "против", решил, что ничего не потеряет. Завершающим аргументом, было признание самому себе в том, что он, несколько подустал от того напряжения, какое испытывал на прежнем месте.  Его усталость, была не столько физической, сколько нервной; и он, чувствовал необходимость успокоения психического, без которого ни работа, ни жизнь вообще - ничто не могло наладиться так, как ему того хотелось.


Глава 2

Смолин не бывал женат и сама мысль о женитьбе,  никогда не волновала его настолько, чтобы ему всерьез, захотелось укрепиться в ней и позволить этой мысли, руководить его действиями. Он придерживался  мнения, что мужчине, подобает изначально утвердить свое профессиональное положение и как следствие - материальное состояние. Под устоявшимся профессиональным положением, он понимал достижение такой степени, когда специалисту, уже не требуется самому искать возможность заработать, а нужно, только лишь выбрать из множества поступающих предложений; а уж, если самому стучаться в двери, то непременно, со своими условиями. Состоятельность же материальную, Смолин понимал не как - богатство, с присущим ему показным лоском, но, такое положение дел, чтобы не задумываться особо над повседневными тратами - тратить, хотя и умеренно, с разумной экономией, но не считая каждый рубль, и не выискивая мизерной выгоды во всякой мелочи.
 Родители Антона, к пенсии, смогли отстроить небольшой дом в пригороде Перми. Окунувшись в новые для себя заботы, они вели свое скромное хозяйство, с увлечением, какое бывает только у горожан, что с годами, начинают тяготиться городской жизнью и находят радость в создании маленького, уютного мирка, летом - утопающего в зелени, а зимою - пахнущего дровяным дымом и баней.
 Антон был единственным ребенком в семье, но родители не баловали его, и сызмальства, он приучался ко всему, что было по силам. Закончив после школы институт, молодой, полный сил и надежд,  влекомый жаждой новизны - так свойственной юной натуре - соблазнясь заманчивым иногородним предложением, которое вычитал в газете с объявлениями,  позвонив на указанный номер и разузнав об условиях, он решился уехать из родного города.  Родители не стали удерживать сына. Отец, выразил свое отношение коротко: "Была бы - дочь... Так ведь - мужик...  Пусть едет!"
  Несколько лет, Антон прожил в крохотной комнатушке бывшего общежития, в которой, едва  размещалось самое необходимое из мебели. Общежитие, когда-то принадлежало радиозаводу и предназначалось для проживания одиноких работников и командировочных. Типовой проект, для зданий такого рода, предусматривал коридорную систему с общей кухней и общей душевой, но при этом, в каждой "квартире", имелся туалет.  Видимо, из-за крохотной площади комнатушек, которые более, напоминали одиночные тюремные камеры, нежели жилье, и нестандартно маленьких окон - народная молва, окрестила здание "Бастилией". Несмотря на то, что общежитием, дом не являлся уже лет двадцать - с той поры, как прекратил работу и сам радиозавод - особенный уклад жизни, какой неизбежно зарождается в условиях пространственной тесноты и тесноты личностной - обуславливал негласный этикет сосуществования. Этому этикету, должен был следовать каждый из жильцов, и правила его, почти не менялись с течением времени.   Мир в "Бастилии", держался на терпимости  всех, ко всем.  Хозяйка комнаты, брала плату небольшую, но была строга к порядку и поначалу, визиты ее случались часто и почти всегда без предупреждения. Но впоследствии, удостоверившись в чистоплотности своего квартиранта, она стала появляться сначала все реже, а потом и вовсе, приходила только за деньгами.
 На первом месте работы, Антон продержался недолго. В то время, специалистов его профиля, во всем городе, можно было перечесть по пальцам, и потому, недостатка в предложениях не было, и при желании, не составляло труда, подрядиться сразу  в нескольких местах, да еще и брать работу на дом, или с выездом.
 Но с годами, Смолин, более стал ценить постоянство. Он все придирчивее относился к условиям работы и  стремился устраивать все, наиудобнейшим для себя образом.
  Еще в свою студенческую бытность, Антон выучился водить машину и получив удостоверение водителя, вскоре, приобрел свой первый автомобиль. Это был уже видавший виды "Жигуленок", и "выжав" из него последнее, Смолин продал его за символическую плату, какому-то таксисту - из армян, и был искренне удивлен тому восторгу, с которым новый владелец, осматривал и ощупывал свое приобретение. Затем, один за другим, были другие автомобили, но все они, приобретались с рук, неразборчиво, недорого - только из необходимости к постоянному передвижению.   
 Вот уже пятый год, он жил в собственной квартире - пусть не шикарной и не на центральной улице, но все же - в новом доме и довольно просторной, светлой, с большой кухней, широкой прихожей и двумя комнатами, расположенными так, что окна одной, выходили  во внутренний двор, а другой - на проезжую, но совсем нешумную улочку, по обе стороны которой, высились раскидистые тополя, а неширокие тротуарчики - тенистые летом и укрываемые искристыми арками заиндевелых ветвей зимою,  были облюбованы мамами и бабушками, для прогулок со своими чадами.
  Полностью, Антон успел обустроить только кухню. В комнатах, было почти пусто: в той, что просторнее, в углу, напротив двери, стоял двустворчатый шифоньер, рядом с ним, у стены - стул - через спинку которого, всегда было перекинуто что-то из одежды; у противоположной стены - односпальная кровать с пружинным матрацем, да небольшой журнальный столик с круглой столешницей на трех изогнутых металлических ножках, стоявший обычно у изголовья кровати и всегда нагруженный кипой всяких бумаг. Во второй комнате, не было вообще никакой мебели и она, больше напоминала склад. На полу, стояла  разная электронная техника. Какая в целости, какая полуразобрана; она, то накапливалась целой грудой, то как-то в одночасье  исчезала, и вскоре, на ее месте появлялась другая. Только в одном углу - самом светлом, недалеко от окна, стоял большой керамический  горшок с высоким - почти до потолка - раскидистым растением с широкими, темно-зеленого цвета листьями и древовидным витиеватым стволом.  Смолин не знал его названия.  Когда он только переехал в эту квартиру, кто-то сказал ему, что в доме, непременно нужно держать растения; что это, не только радует глаз, оздоравливает воздух, но еще, по тому, как хорошо они растут - всегда можно понять - есть ли согласие меж живущими в доме. Когда растения, идут в положенный им рост, цветут и не сохнут на корню - стало быть и  люди, тоже - в благополучии и довольстве. И случилось, что Антону, будто по счастливому совпадению, вскорости после переезда, предложили забрать "цветочек" из какого-то закрывающегося офиса. Он согласился, не ожидая, что "цветочек",  окажется целым деревом, и домой, его придется везти на грузовой машине.
 За пять лет, деревце разрослось еще и несколько раз, давало крупные, ярко-красные цветы, похожие на огромные розы. И хотя, искать согласия в доме, Смолину было не с кем, разве что - с самим собою - он старался не забывать ухаживать за растением, привык к нему и полюбил.
               

Глава 3

Было утро субботы. Антон, позавтракав, растянулся на кровати, закинув ноги на спинку и бубукая себе под нос что-то вроде марша, ритм которого, сам собою родился в его голове;он откинул голову на подушку и умиротворенно глядел в потолок. Ему ленилось что-то делать, думать о чем-то, что требовало сосредоточенности ума  и вообще думать... Ему хотелось мечтать.
  Прошла ровно неделя с того дня, как он с Олесей был в филармонии.
 - Олеся Михайловна.., Олеся Михайловна., Олеся... - повторял он вполголоса, медленно, растягивая по слогам.
- А не дурна Олеся Михайловна.., не дурна... - его взгляд, бродил по потолку, а на лице, появилась легкая задумчивость - ему  припоминались подробности их встечи.   
- Что то она говорила об отце., о кофе... Живет с родителями? Странно - в ее то возрасте... Интересно - замужем была? Выскочила на улицу... На этот ветер... А что она там шепнула контролеру? Почему билет оказался лишним? Почему нас пропустили с одним билетом? И я не спросил даже... Да как-то и не подумалось...
  Смолину, вдруг захотелось непременно узнать ответ на этот вопрос, словно этот ответ, был ключом к чему-то, что расскажет ему еще больше об этой женщине.
  Он порывисто понялся с кровати. От ленности его не осталось и следа; ее сменила жажда некого действия - неопределенного, без ясной цели, но зачем-то ему необходимого.  Походив немного покомнате, Антон остановился перед окном. Широкий подоконник, временно заменял Антону рабочий стол.  Включив ноутбук, Смолин, в нетерпении ожидая когда закончится запуск системы, нервно барабанил пальцами по краю клавиатуры. ,
- Так... Городская филармония... Есть. Дальше..., дальше...
Еще не понимая, что он хочет найти, Антон переходил от страницы к странице, бегло пробегая их взглядом, пытаясь выхватить нечто такое, что, как он был уверен, сразу должно броситься ему в глаза.
 - Вот! Белов Михаил Андреевич - художественный руководитель и дирижер камерного оркестра городской филармонии. 
Антон, хлопнул ладонью по подоконнику, и в его глазах промелькнул победный огонек, точно он, был охотником, обнаружившим искомый след зверя. 
- Интересное было бы родство... Дирижер,  педиатр  и техник-програмист. Любопытно - кто по профессии матушка..?
  Еще неделю тому назад, Смолин, едва решился набрать номер домашнего телефона Олеси; говорил  нескладно, волнуясь, боясь запутаться, испытывая необъяснимый благоговейный страх перед этой женщиной, а теперь, вспомнив о своем тогдашнем смущении, он усмехнулся про себя, уподобив ту свою неловкость, неловкости юноши - неопытного и застенчивого.  Само то обстоятельство, что Олеся с такой неожиданной легкостью дала свое согласие пойти с ним на концерт - внушало ему уверенность в себе и не оставляло для него сомнения в том, что в первую их встречу - у нее в кабинете, он произвел на нее то самое впечатление, которое заставляет женщину думать о мужчине, после даже короткого начального общения. Он вспомнил с какой холодной вежливостью она попрощалась с ним, перед тем, как ему выйти из кабинета, и эта холодность, теперь представилась ему ширмой, за которой в действительности, эта женщина пыталась скрыть, тронувшее ее волнение. И то, что она вышла на улицу, на холод - высматривать его - будучи лишь в легком платье, и то как она подалась всем телом в его сторону, заметив и узнав его - все для него, было неоспоримым свидетельством ее симпатии.
  Смолиным, овладело будоражещее чувстство, заставлявшее вспоминать все мельчайшие подробности их общения. Он, снова и снова представлял все от начала и до конца, пытаясь каждому моменту, придать определенный смысл и в совокупности всего, ему несомненно виделось одно - совершенная неслучайность каждого слова, каждого взгляда, каждого жеста... И все события, произошедшие с ним в последнее время: и его разлад с прежним начальством, и последующее увольнение, и то, что он согласился помочь соседке - свозить ее с ребенком в поликлинику, и неработающее табло, и билеты.., - все выстраивалось в стройную цепочку судьбы, и все звенья этой цепочки, должны были соединиться неизбежно, только для того, чтобы он, Смолин,  встретился с этой женщиной.   
 Теплый свет, от уже высоко поднявшегося Солнца, бил в окно комнаты, а через приоткрытую форточку, вместе с мартовской свежестью, пахнущей талым снегом, заносились звуки беспрерывного воробьиного крика, детские голоса с дворовой площадки, размеренное фырчание грузового автомобиля у подъезда - казалось, все это наполняет комнату движением, жизнью; Антон, снова подойдя к окну, откинул ограничитель с форточной рамы, и ему в лицо, резко пахнуло потоком   влажного воздуха. Он вдохнул, расширив ноздри,  глубоко, жадно, всей грудью,  точно кроме запаха этого воздуха, он почувствовал еще что-то, что витает в прозрачной голубизне весеннего неба, и ему, необходимо наполнить этим все свое существо до последней клеточки.