Три Терпсихоры

Иногда мы выбирались из своего посёлка в гости к маминым сёстрам во Владивосток. Как же я любила такие поездки! Несмотря на трудности, которые ждали нас на маленькой железнодорожной станции Шмаковка.
 
Сначала нужно было туда доехать на автобусе. А это минут двадцать-двадцать пять в кромешной тьме. Потом выстоять очередь в кассу, где билеты продавались без указания мест. «Почему?» – спрашивала я у мамы. «Потому что станция промежуточная», – отвечала она. Но самое страшное начиналось, когда поезд приближался к перрону. «Стоянка поезда – две минуты!» – объявляли по громкой связи. Пассажиры срывались с мест и бежали к железнодорожным путям. И тут снова объявляли: «Нумерация вагонов – с хвоста поезда!» Если у нас был указан в билете первый или второй вагон, то приходилось бежать сломя голову в конец состава. Трудно рассчитать, где примерно остановится последний вагон, если не знаешь, где это обычно происходит. Перрон заканчивался, и люди бежали по каменистой насыпи, обдирая каблуки. Не успеешь добежать – поезд ждать не станет.

 Но посадка в поезд – это единственное неудобство за всю поездку. Остальное было просто волшебно.

Однажды, когда я была третьеклассницей, мы поехали во Владивосток с мамой. Ранним утром вышли на железнодорожном вокзале Владивостока. Здание вокзала похоже на сказочный терем. Мама сказала, что Владивостокский вокзал – уменьшенная копия Ярославского вокзала в Москве.
Через каких-то полчаса мы оказались в гостях у средней маминой сестры тёти Маши. Была суббота. Выяснилось, что для нас с Наташей куплены билеты и днём нас поведут в цирк.
 
А вечером мы поехали в гости к старшей сестре мамы – тёте Ане. Ехать нужно было электричкой от станции Моргородок.
– Надо поторапливаться, – сказала тётя Маша. – А то…
– А то что? – цепляюсь я за её фразу.
– А то не успеем билеты купить, и нас поймают контролёры.
– И что тогда с нами сделают? – уточняю.
– В милицию отведут.
– Будут допрашивать? – картинка допроса уже вовсю рисуется в моём воображении.
– Ну, не знаю насчёт «допрашивать», – говорит тётя Маша.
«Ух, какое приключение!» – думаю я.
Мы успеваем купить билеты, садимся в электричку и едем. Но всю дорогу я думаю о том, как бы это всё было, если бы нас отловили контролёры.

У тёти Ани к нашему приходу уже был накрыт стол.
– Галя, Мария, проходите в комнату, я сейчас на кухне закончу, – говорит она.
Мама и тётя Маша располагаются на диване перед телевизором, что-то обсуждают и громко хохочут.

Я слоняюсь по двум комнатам, разглядываю обстановку. Мне скучно. Как же невыносимо скучна жизнь без приключений! Я выруливаю на кухню.
Там доваривается картошка и тётя Аня режет хлеб. Я сажусь у стола на табуретку и говорю проникновенным шёпотом:
– Если бы Вы знали, сколько страху мы сейчас натерпелись!
Глаза тёти Ани распахиваются от удивления:
– Какого страху?
– Рассказать? – шёпотом спрашиваю я.
– Конечно! – переходя на шёпот, отвечает тётя Аня.
Она уже порезала хлеб и теперь присела в ожидании рассказа на краешек табуретки. Её голубые глаза все во внимании.
– Ну, вот. Мы бежали всю дорогу, но так и не успели купить билеты. Совсем немного времени нам не хватило, – обостряю я напряжение. – Но тут подошла электричка. Что делать? Конечно, ехать. Не ждать же на морозе следующую!
Тётя Аня поторапливает:
– И что?
– Заходят в вагон контролёры, и некоторые люди поднимаются и переходят в другой вагон – убегают от контролёров.
– А вы?
– А мы сидим дальше! Вот зачем, спрашивается, мы сидели? Кто нас там держал? Могли бы перебежать тоже. И никто бы нас не поймал.
– Так что дальше? Не тяни резину! – волнуется тётя Аня.
– Ну, вот, подходят они к нам, говорят, чтобы предъявили билеты. А билетов-то нет! Пройдёмте, говорят, с нами, сейчас мы вас в милицию сдадим.
– Да ты что? А что, купить билеты у контролёров нельзя было?
– Наверно, нельзя. А тут остановка, и милиционер как раз прогуливается, такой, по перрону. Ну, нас ему и сдали. «Ах, вот вы, голубчики-зайцы, – сказал милиционер, – а ещё приличные женщины! Пойдёмте-ка со мной. И не вздумайте убежать».
– Как? Так и повёл? – в глазах тёти Ани плещется ужас.
– Так и повёл! – подтверждаю я.

Кульминация истории задумывалась в комнате пыток. Но я немного не успела дорассказать и предупредить тётю Аню, чтобы она помалкивала, тоже не успела. Потому что на пороге кухни появилась моя мама и спросила:
– Может, что помочь надо?
– Нет, ничего не надо. У меня уже всё готово, – тётя Аня поднялась с места и стала перекладывать дымящуюся картошку в глубокую фарфоровую миску.
Мама взяла тарелку с хлебом, и мы двинулись в сторону комнаты. По телевизору выступал Хазанов, и тётя Маша смеялась до слёз.

Когда все расселись и разлили себе в бокалы вино, а мне – лимонад, хозяйка сказала тост:
– За встречу!
Взрослые выпили. Я тоже маленькими глоточками цедила свой лимонад и смотрела на тётю Аню взглядом гипнотизёра. Не помогло.

– Что же это вы так? – вдруг спросила тётя Аня и обвела сестёр проницательным взглядом.
– Как? – удивлённо воскликнули моя мама и тётя Маша.
– Едете с ребёнком и не успеваете купить билеты? Вон сколько страху ребёнок натерпелся в этой милиции! Неужели нельзя было как-то договориться, купить билеты у контролёров в вагоне? Ведь можно же!
Моя мама поперхнулась вином, а тётя Маша постучала её по спине, осторожно поставила свой бокал и молча уставилась на меня.
– Это кто тебе сказал? – спросила мама тётю Аню. – Про милицию?
– Ну, вы бы, конечно, мне не сказали!
– Всё понятно, – сказала мама. – Опять фантазии, враньё.
 
– Что? – тётя Аня стала сверлить меня глазами, и было очень похоже, что вот-вот просверлит насквозь, потому что у меня появилось нестерпимое желание заползти под диван и там остаться на какое-то время.

– Подумаешь, девчонка сочинила историю, – примиряюще сказала тётя Маша. – Может, она когда-нибудь станет писательницей.
– Когда-нибудь, может, и станет, – грозно сказала моя мама, – а сейчас она встанет и отправится вон в тот угол. И она посмотрела в тёмную прихожую. – Быстро вставай и марш туда!

Я нехотя вылезла из-за стола, где осталось много всего вкусного. Особенно меня огорчило, что я не успела попробовать торт «Наполеон», собственноручно приготовленный хозяйкой дома.
Из прихожей мне была видна часть комнаты и прекрасно слышны все эпитеты, которыми меня наградила тётя Аня:
– Ну и врушка! Маленькая врушка! Галя, это же может плохо кончиться, такое наглое враньё! Ты за неё берись немедленно!
– Не волнуйся, Аня, я за неё возьмусь. Придумывает вечно чёрт-те что! – пообещала мама.

И только тётя Маша снова сказала, чтобы они не цеплялись к ребёнку и что когда ребёнок фантазирует, ему веселее жить. Но мама и тётя Аня не желали, чтобы мне было веселее жить, и ещё минут пятнадцать обсуждали мою детективную историю. Потом, правда, беседа перетекла в другое русло. Про меня как будто забыли. Я стояла в прихожей между дверью и вешалкой и безумно хотела попробовать торт «Наполеон». Тётя Аня вышла на кухню поставить чайник и, проходя по прихожей, качала головой осуждающе: «Ну и вруша! Это ж надо!».

Мне уже хотелось поскорее уйти. Наконец застолье закончилось, все попробовали торт и напились чаю, и не по одному разу. Мне предложили чай с кусочком торта, а мама сказала, что не стоило бы давать врушкам торт. Я его, конечно, съела, но без ощущения счастья. Просто торт и торт. И никакого счастья.

Было уже совсем темно, когда мы засобирались уходить. До электрички нужно было доехать на автобусе.

Небо было чёрно-синего цвета, как будто кто-то неуклюжий разлил по нему чернила. И на этом чернильном фоне медленно летели к земле хлопья снега. Я вздохнула полной грудью и почувствовала радость от того, что мне не надо больше слушать, какая я врушка.

Стоять на остановке было холодно. Мы подняли воротники пальто и стали пританцовывать на плотно утоптанном снегу, пытаясь отогреть ноги, которые сразу стали коченеть. Прошло пять минут, десять – автобуса не было. Мы с надеждой всматривались в отдалённый конец улицы, откуда он должен был появиться. Бесполезно.
 
Вдруг тётя Маша вспомнила вслух:
– Галя, а какое лицо было у Ани, когда она про милицию говорила! – и захохотала.
Вслед за ней прыснула мама, а я, глядя на них, тоже засмеялась.
А тётя Маша сказала голосом тёти Ани: «Галя, это же может плохо кончиться, такое наглое враньё», – и выпучила глаза.
Мы покатились от хохота. А когда отсмеялись, мама сказала, что неплохо было бы, если бы поблизости отыскался туалет. И мы с тётей Машей с ней согласились. Мороз крепчал, автобус не ехал, туалет не появлялся. У меня стало грустно и беспокойно на душе. К тому же, сильно замёрзли ноги.
 
– А если встать вот так, – и тётя Маша обвила правой ногой левую, – то в туалет совсем не хочется.
– Да? – спросила я недоверчиво и повторила этот балетный номер.
– Точно, что ли? – смеясь, спросила мама и сказала: Надо попробовать. Всё равно тут никого нет.

Представляю ощущения таксиста, который сквозь завесу снегопада увидел под фонарём три фигуры в позах, отдалённо напоминающих балетные.
Он остановился, приоткрыл дверцу и спросил:
– Девочки, вас подбросить?
«Девочки» хранили молчание. Судя по времени ожидания, автобус должен был прийти с минуты на минуту, мы всё равно уже замёрзли, поэтому, видимо, было жалко тратить деньги на такси.
– Ну, так что? – нервно спросил таксист. – Едем или как?
И тётя Маша ответила:
– Или как!
– Три Терпсихоры, ёлки-палки! – зло рявкнул таксист и уехал.

И мы опять засмеялись, хотя это могло грозить лично мне последствиями ввиду отсутствия рядом туалета.
– Мам, как он нас обозвал? Какими-то психами? – спросила я.
– Нет, Терпсихорами. Начитанный какой попался таксист, – улыбнулась мама.
И в ответ на мой вопрошающий взгляд пояснила:
– Терпсихора – это муза танца.
– Ого! – сказала я.
Тут подъехал автобус, и мы поехали домой к тёте Маше.

Там и выяснилось, что девочка, то есть я, действительно, имеет большие задатки, чтобы стать «пис-сательницей». Во всяком случае, так сказала мама, стирая в ванной мои колготки и рейтузы.