Мышеловка

 Больше всего на свете Зелена ненавидела себя за глупую надежду, которую питала в любой, даже, казалось бы, самой безнадежной ситуации. Больше всего на свете она презирала себя за это. Она жаждала создать проклятье, которое в итоге удалось Регине, но все равно надеялась, что будет кто-то, кто сможет ее от этого отговорить. Она проклинала мать и сестру, а все равно страстно желала, чтобы они ее полюбили. Она видела в Аиде жестокого тирана, держащего всех в плену, но все же пыталась разглядеть в нем что-то хорошее, чего он, без сомнения, был лишен.

       Сейчас ее глупая надежда стала абсолютно глупой. Глядя в холодные, жестокие глаза Аида, она не видит возможности пощады для Круэллы. Испуг, который читается в глазах чокнутой злодейки, хотя Круэлла, как всегда, храбрится – ничто, по сравнению с той безнадежностью, что от нее исходит теперь. Лишь на мгновение Круэлла прикрывает глаза, уже в следующую секунду сжав зубы, когда он больно хватает ее за локоть.

       - Аид… - неподдельно испугавшись, шепчет рыжая ведьма, отступая на шаг назад. – Аид…

       Он удостаивает ее лишь мимолетным взглядом, говорящим, чтобы она не смела дергаться и мешать ему вершить свое правосудие.

       - Так-так-так – нарочито растягивая слова, театрально вздыхает Аид. – Вы же не думали, что у вас получится обмануть Дьявола, дамы, ведь правда? О вас, мисс Де Виль, я был гораздо лучшего мнения. Такая умная женщина не могла попасть в такую ловушку.

       Он осторожно касается ее шеи, трогает ее ладони, как будто приглашает к ласке. Взглянув на Круэллу, Зелена понимает, что в ее глазах нет вины, сожаления, боли или страха. Только злость и откровенный вызов.

       Ох, Круэлла. Безумная женщина. Ей нужно каяться теперь. Просить прощения, отрицать. Делать что угодно, только бы сохранить положение таким, каково оно есть, не хуже. Но, вероятно, она не собирается делать этого. Скорее, наоборот – жаждет очутиться в реке потерянных душ.

       Вероятно, Зелене никогда не понять ее. Никогда.

       Он все еще сверлит свою ослушавшуюся противницу взглядом, она все так же вызывающе смотрит в ответ, и лишь только Зелена, почувствовав себя несчастнее, нежели когда-либо еще, мечется, с мольбой смотря на внезапных противников. Без малейшей надежды их образумить.

       Аид пролил крови больше, чем кто-либо из знакомых ей магов за всю свою жизнь. Эти несколько недель, что они все вынуждены провести в его царстве, а по сути, у него в плену, бесконечно льется кровь. Реки крови. Моря. Океаны. Осознание того, что кровь эта проливается из-за нее, во имя ее, и что, послушай она настойчивого совета противницы и убеги отсюда с самого начала, Круэлла бы тоже не стояла сейчас перед владыкой тьмы, а по сути – на эшафоте, убивает Зелену.

       - Круэлла, - она медленно качает головой, - пожалуйста.

       Они обе знают, чего она просит. Упасть на колени перед мрачным, одержимым страстью богом, покрывать поцелуями руки, умолять, взывать, упрашивать, кричать, чтобы пожалел, пощадил, но… Наивно даже хоть сколько-нибудь надеяться, что такая женщина, как Круэлла, станет делать это. Не нужно знать о ней много или быть с ней хорошо знакомой, чтобы понимать – в борьбе отчаянного жизнелюбия и бесконечной гордыни, неспокойного бунтарского духа и разума, победят гордыня и бунт. Тем более, что человеку уже мертвому вряд ли есть, за что еще цепляться. А человеку, слетевшему с обрыва и, наверное, умершему еще в тот момент, как ее столкнули в пропасть – тем более.

       Круэлла – о чудо! – все же удостаивает ее взглядом, но в нем нет ни тени раскаяния или смягчения. Эта женщина попросту совершенно не знает, что это такое. Все земные чувства ей неведомы. Любая слабость в любом ее проявлении для нее чужда. И бунтующий рот, открывшийся в кривой ухмылке, Зелену только в этом еще больше убеждает. Как убеждают ее в этом и следующие слова Де Виль:

       - Прости, дорогая. Мы слишком разные. Я не прошу у палачей пощады.

       Черт, черт, черт, черт! С досады Зелена едва ли не топает ножкой. Да что ж такое-то! Ладно Регина и вся эта свора доблестных героев, воспитанных на сказках. От них ничего подобного ожидать бы и не стоило. Они слишком верят в какие-то жертвы во имя добра и справедливости и, наверняка, именно так принимали свою смерть и свое поражение – с постулатами милосердия на устах, чем только смешили Аида. Но Круэлла! Неужели так сложно хотя бы сыграть раскаяние, если не можешь его почувствовать?

       Раздосадованная, Зелена прикусила верхнюю губу, почувствовав саднящую боль от ранки, которая тот час же образовалась.

       - Ну так что, мне уже начинать петь прощальную песню перед тем, как подохнуть, дорогой? – голос Де Виль просто бесяче-спокойный. Похоже, находясь на лезвии ножа, в миллиметре от гибели, эта безумная женщина все равно решила позлить противника. Она либо до умопомрачения храбра. Либо до крайности безумна. Миллс пока так и не поняла, чего в Круэлле больше.
       Усмехнувшись противнице так же дерзко, как и она ему только что, Аид вкрадчиво-ленивым тоном продолжает свою изощренную пытку:
       - О нет, сделай милость. Избавь меня от своего мерзкого фальшивого пения. Мертвее чем здесь все есть, уже быть не может, так пощади мертвых, которым все таки пока повезло больше, чем тебе, и они еще не плавают в Стиксе.
       - О, какой спич! – цокает языком Круэлла, получая очередной презрительный взгляд от своего палача. – Тянет на Нобелевскую премию мира, дорогой. Браво.
       - Закрой свой поганый рот – скаля зубы, словно аллигатор прежде чем сожрать свою хрупкую жертву, реагирует Аид, впрочем, получает очередной пинок от упрямой собеседницы.
       - Как странно, дорогой, - она пожимает плечами, - тебя вполне устраивал мой рот еще совсем недавно, когда ты с превеликим удовольствием использовал его в интимных целях. А тут он вдруг стал поганым. Ладно, я это учту.

       Снова обратившись к Зелене она с издевательской улыбкой бросает:

       - И тебе посоветую тоже это учесть, дорогая. Не старайся сильно для него. Все равно не оценит.

       Все, что остается рыжей ведьме – просто качать головой, борясь с желанием бежать отсюда немедленно, сломя голову, даже если это будет последний поступок в ее жизни.

       Ужас становится совершенно животным, когда Аид в один щелчок пальцев перемешает их троих к Стиксу. Еще щелчок – и Круэлла уже висит над пропастью, привязанная к раскатистой скале, от которой до страшной смертоносной реки – рукой подать.

       - Я не желаю на это смотреть! – почти орет Зелена, не смотря на то, что получается это уж слишком истерично. А кто бы не истерил на ее месте?

       Но Аид, кажется, попросту забыл, что она здесь и разглядывает свою жертву с таким упоенным восторгом, с каким дети смотрят на новую желанную игрушку. Облизав губы, повелитель мертвых делает несколько шагов вперед – нарочито медленных, гулких, больным эхом раздающихся в голове у Зелены, и, когда они с Круэллой поравнялись и очутились совсем рядом, протягивает руку. Для казни. Зелена с силой щурится, и, кажется, готова вот-вот закрыть уши, чтобы не слышать воплей Круэллы, когда ее будут жрать крокодилы, или другая гадость, несомненно водящаяся в этой реке, сейчас кажущейся такой спокойной.

       Она вдруг стала откровенно трусить, и, по большому счету, единственное, чего ей сейчас хочется – не исчезнуть, нет, потому что из этого мрачного места просто нет выхода, в чем она сегодня имела возможность убедиться, а упасть на землю и закатить грандиозную истерику, стучать кулаками, бить ногами и сорвать голос до конца – как некоторые дети, когда им не дали то, чего они желают. Глупо, но со своими эмоциями Зелена справиться не может.

       В руках Аида зажегся огненный шар, пока еще крошечный, но это – только прелюдия. О нет, кошка еще не наигралась с мышкой, мышелов еще не услышал ее последнего дыхания и жаждет увидеть предсмертные конвульсии своей маленькой и беззащитной жертвы.

       - Прежде чем ты умрешь, Круэлла Де Виль, я желаю услышать ответ на один единственный вопрос и тебе не помешало бы хоть раз в жизни быть честной, лгунья: на кой черт ты это сделала? Зачем помогала Зелене сбежать? Из сентиментальности, которой в тебе нет? Не заметил, что вы – великие подруги. Так зачем?

       Зелена готова к обвинениям в свой адрес. К проклятьям. К увещеваниям, что ее зад просто не желали здесь видеть. К заверениям, что она посягала на престол. К чему угодно, только не к тому, что слышит теперь.

       Круэлла говорит – и то, что именно она говорит, окончательно высасывает из рыжеволосой ведьмы последние остатки жизни.

       - Мы все мертвы. Кто-то по собственной воле, кто-то убит врагами, как я. Кто-то подох, как собака, дорогой. Но она – Де Виль кивает в сторону растерявшейся Зелены, - жива, если ты не помнишь. Или предпочитаешь не помнить. И она пришла не к тебе, а за своим ребенком, которого любит. Хоть я и не понимаю за что, ведь дети – это катастрофа. Ты хочешь, чтобы она гнила здесь, как мы все, но до сих пор не понял, что она – не труп, как мы все, или как ты сам, дорогой. Если ты думаешь, что меня очень напрягало то, что я лишаюсь власти из-за твоей любовницы, которую ты держишь здесь в плену, как кусок мяса, не обольщайся. Знаешь ли, я никогда не мечтала править твоей помойкой, где даже выпивки нормальной нет. Просто хотела спасти эту глупую дуру. Мне говорили, что она коварная, но – нет.

       И снова Зелена чувствует на себе пристальный холодный взгляд.

       - Ты идиотка, дорогая. Прости. С таким вроде не поздравляют.

       Боже. Зелена отступает на несколько шагов, абсолютно поверженная.
       Чокнутая женщина, отъявленная злодейка, законченное чудовище и бесконечная дрянь, какой все знали ее, Круэлла Де Виль, косвенно, в своем стиле, странно, завуалированно, проявила заботу. О ней, Зелене – совершенно чужом человеке для себя. Безумная. Зелена бы так никогда не сделала. Но Круэлла была другой и лишь ей одной был понятен джаз, что играли тараканы в ее голове. Ей одной – но не всему остальному миру.

       И это лишь еще больше угнетает, потому что теперь заставляет Зелену чувствовать себя у Круэллы в долгу. А она долгов не любила.

       Поэтому ведьма предпринимает последнюю попытку исправить положение – бросается к Аиду, жадно покрывая его лицо поцелуями, целуя, не глядя, куда попало, и почти искренно, потому что совершенно не хочет, чтобы он опять уничтожал ту, что, судя по всему, если не уважает, хотя бы не презирает, из-за безумного чувства к ней.

       - Пожалуйста… Я прошу, пощади ее. Накажи как-то иначе, если хочешь, но пожалей. Она безумна, намного больше, чем все здесь. Безумие заслуживает поблажки.

       Аид сдается, Зелена чувствует это по жару, исходящему от его пальцев, и продолжает взывать к нему, просить, умолять. Владыка мертвых осторожно отстраняет ее от себя, тем не менее, держа в плену ее тонкие пальцы и, посмотрев на нее испытывающе, сжав губы, вздыхает.

       Еще секунду и он снова обращается к Круэлле, кажущейся теперь абсолютно равнодушной к происходящему и витающей где-то в облаках.

       - Моя дама милосерднее меня. И она просит не прекращать твоего жалкого существования. А желание моей женщины для меня – закон.

       Хлопок в ладоши – и Круэлла оказывается связанной по рукам и ногам, закованной в железные цепи. Щелчок пальцами – и скалу накрывает серый безрадостный дождь. Круэлла только и может, что мотать головой в попытке откинуть намокшие мгновенно волосы, что прилипают ко лбу и закрывают глаза.

       - Круэлла Де Виль! - голос Аида не просто холодный – нет, он ледяной. – Ты проговариваешься к вечному заточению. Ты проведешь в кандалах столько, сколько сумеешь выдержать и умрешь, закованной в них. Дождь будет стихать всего на час и я бы советовал пить дождевую воду – она какое-то время будет поддерживать твое никчемное существование.
       - Чертов ублюдок – слышится совершенно ровное, лишенное каких бы то ни было эмоций проклятье, которое звучит теперь просто как констатация факта, и пелена дождя закрывает несчастную узницу.

       Аид красноречиво смотрит на Зелену и, хоть в его глазах все так же много страсти и болезненного чувства к ней, властной жестокости там все же больше.

       - Теперь ты знаешь, Зелена, каково милосердие владыки мертвых. Совсем не то, о чем говорят в мифах, верно?

       Круто развернувшись на каблуках, он удаляется, а Зелена медленно бредет в свои покои, совершенно раздавленная и поверженная после урока от Аида.

       Она усвоила этот горький урок.
       Мышеловка захлопнулась и мышка – совсем не Круэлла Де Виль или кто-то еще.
       Мышка – она сама. Зелена Миллс. Злая ведьма Запада.