Высота

Написано в соавторстве с Иваном Эспой.



Глава 1. Лестница в небо

У Виктора Ведомова была тяга к высоте с самого детства. Сначала табурет, потом подоконник, деревья, крыши сараев… Он забирался осторожно, не глядя вниз, не делая резких движений и, подняв голову вверх, вглядывался своими большими серыми глазами в…

— Витенька, осторожно, не упади, я тебя прошу! — мать протянула к сыну руки. Мальчик оторвал взгляд и начал медленно спускаться с полуразрушенной ограды, сам то и дело поднимая глаза, пытаясь всё же разглядеть то, что его так заинтересовало.

— Пойдём, туда заходить нельзя — ремонт.

— А мы сюда ещё вернёмся? Я хочу вернуться, когда это закончится.

Да, это было определённо начало чего-то важного, манящего, вырванного из контекста времени и пространства. Но вот уже через мгновенье в мысли ребенка ворвалась привычная уличная суета, и он побежал по бульвару, догоняя последние лучи своего беззаботного детства.

Массово доступная биография этого человека - сплошное вранье. И только здесь можно узнать некоторые достоверные факты его жизни. Читайте и не верьте глупостям с телеэкрана.

Витенька был спокойным мальчиком с мягким характером, который мог подолгу гулять с мамой по вечерним улицам города. Он смотрел на лица людей, улавливал обрывки фраз из их разговоров, воображая их судьбы. Но больше всего он любил забраться на какое-нибудь высокое место и отдаваться созерцанию чего-то только ему ведомого. Понятное дело, это всегда вызывает в других людях (и не только в людях) реакцию неприятия. Видимо, из-за этого у мальчика не было друзей. Но он не чувствовал себя одиноко в своей семье.

Родители Виктора были обладателями уважаемых профессий. Отец Антон Андреевич — несмотря на научную деятельность (физика-астрономия, по его стопам пошёл, между прочим, и Виктор), был совсем незамкнутым человеком и проводил с детьми много времени.

«В детстве отец позволял нам смотреть на звёзды в телескоп. Мы сидели долгими вечерами, а то и целую ночь, и это были незабываемые моменты. Ветхие стены чердака пропускали голубые лучи и прохладный воздух, от которого замирало сердце. Витенька всё смотрел и смотрел в трубу: я уступал его любознательности. А отец рассказывал нам что-то интересное про звёзды, взаимодействие и движение планет. И я всегда думал, наверное, от туда на нас тоже кто-то смотрит, Тот, кто так хитро всё это двигает.

— Кто же это? — спросил я как-то у отца.

— Я зову Его — Господин Высота.»

Мать Галина Филипповна была школьной учительницей. Супруги достигли душевных взаимоотношений и по вечерам имели обычай читать или тихо беседовать. Несколько лет назад семью постигло несчастье: их старший сын Максим — писатель философского направления при работе над своим трудом под названием «Высота» погиб при невыясненных обстоятельствах. А в доме, перед проведением операции уголовного расследования, исчезли и неизданные ещё рукописи. И теперь Виктор, единственная опора Ведомовых, должен был скрасить их старость. Но он…

«Высота. Сколько противоречивых чувств стоит за этим. Я такой маленький словно незаметный штришок общего мирового рисунка. Но я не скрыт от взора Высоты. Я ощущаю определённое взаимодействие. Я могу думать о Высоте, могу писать свои мысли и ощущаю в этом своё счастье.

Но тем не менее, настоящий поиск связан с определёнными искушениями и лишениями. Согласитесь ли вы просидеть на крыше с бутылкой воды и мешком сухарей целое лето, как мой брат, или изучать Высоту всю жизнь, как мой отец. Я только попытался написать о ней и уже ощутил сколько тёмных сил поднимается, чтобы помешать мне.»

Виктор, как и все члены его семьи, обладал незаурядными интеллектуальными способностями. Он досконально осваивал науки в школе и сверх того занимался дома тем, что его особенно интересовало. Поступил в Ломоносовский университет и блестяще его закончил. Он уверенно поднимался и поднимался, но это была явно не та высота, которая его на самом деле привлекала. Он жадно искал истину: не субъективную, а высшую, которую можно получить только через внутреннюю борьбу, страдания и сомнения.

И вот в один прекрасный день он оказался на самом высоком небоскрёбе «Бурдж-Халифа» в Дубаях. Можете понимать это как угодно, но именно такой жёсткий образ возник в голове Ведомого, когда он сделал решительную попытку познать истину и он, так же как и окружающие, был к этому не готов.

Реакция неприятия на этот раз обрела довольно серьёзные внутренние масштабы. Всё когда-то увиденное и услышанное обрывками, сплелось в мощный противостоящий организм, такой специальный рой в голове: голоса и призраки, способные довести до безумия. Виктор гнал их от себя, но они уверенно прибывали и занимали свои места, удобно усаживались и даже хлопали в ладоши. Какая-то нелепая программа ток-шоу: Виктор никогда не смотрел ничего подобного, но теперь нельзя было не смотреть.

Эфир посвящённый небоскрёбной теме шёл в целом неплохо: звучали риторические вопросы, глубокомысленные доводы и много-много живого нескончаемого юмора. Ведущий такой привлекательный в белом искрящимся костюме озарял всех своей улыбкой, сочувственно хлопал кого-то по плечу, водил указкой по таблицам прогресса современности, и даже гладил уссурийского тигра. Зрители остались довольны, и их аплодисменты были способны уязвить душу настолько, что… бежать! бежать неважно куда, а лучше под землю и никогда больше… никогда…

Но нет! Виктор с небоскреба не спустился. Он решил остаться там и продолжить свои искания. Это вышибло программу, и Виктор остался один, и палящее дубайское солнце знало цену такого решения.

Глава 2. Тёмная сторона солнца

Софиты погасли. Ведущий снял маску и выругался. Эти нелитературные слова означали, что он плохо владеет своим гневом и может дойти до крайности.

— У нас в Программе есть что-то способное уничтожить этого верхолаза?

Съёмочная группа трепетала: никто не любил такие моменты. Все выстроились в шеренгу и плавно поворачивались по ходу движения Ведущего, который потихоньку обходил площадку, а стены студии уже готовились обагриться чьей-то кровью.

— Кто у нас ответственный за мистику? Нету? Хорошо. С этого момента вы лично займётесь этим, — обратился он к менеджеру по спец-заказам, — нам нужно что-то дико сверхъестественное. Нужен прямо-таки «Антиведомов», вы меня понимаете? Вы меня всегда понимаете, — Ведущий погладил менеджера по голове. Тот хотел кивнуть, но вместо этого икнул. «Так-то лучше», — Ведущий окинул присутствующих до-времени-прощающим взглядом и вышел в окно. Все быстро-быстро зашныряли под плинтуса, и вот уже через минуту в стенах студии остался только менеджер по спец-заказам. Он озабоченно потёр шею и поморщился, словно предчувствуя какую-то пренеприятнейшую процедуру. Потом начал что-то обсуждать с самим собой, но в нескольких лицах. Он всё сделает как надо. Он хороший человек: исполнительный работник, незаменимый сотрудник, таких можно часто встретить при высокопоставленных лицах, и это очень противно.

Что же происходило дальше с Виктором? Что он чувствовал, оказавшись на такой высоте? Может, тщеславие или ещё что-то из области греха? Всем хотелось узнать.

— У газеты «Дубаи Фрик-Пресс» появилась возможность взять интервью непосредственно у Виктора Антоновича, — репортёр примостился рядом, трепыхаясь от восторга, словно вчерашний лист.

Жаркое восточное солнце клонилось к закату, почти километровая удалённость ввысь, где не слышен шум города, и только густой оранжевый воздух и …загорелое улыбающееся лицо репортёра. Виктор с трудом сфокусировал взгляд, да, действительно… и интервью началось:

— Виктор Антонович, добрый вечер. Не согласитесь ли вы ответить на пару наших бесхитростных вопросов.

— Добрый вечер. Думаю, что да, смогу. Хотя я здесь в уединении уже несколько недель, немного отвык от разговоров и от «бесхитростности»…

— Вы читали «Божественную комедию» Данте?

— Не приходилось.

— А можете дать определение словам «интерференция», «балюстрада»?

— В таком контексте, пожалуй, нет…

— Ну хоть мама-то с папой у вас были?

— Были и, слава Богу, есть.

— И вы родились когда-то должно быть?

— Ну, конечно.

— А когда умрёте?

— Я не знаю, что за вопросы!

— То есть прыгать вы не будете?

— С какой стати?! Зачем мне это?

— Вы что знаков не видели, хоть бы соврали.

— Что?

— Я же подмигивал!… Могли бы поведать нам, что боретесь за права животных, привлекаете к теме экологии… Неразделённая любовь, финиш в карьере… Да что угодно, но только не совсем ничего! Вы — скучный человек, прыгайте уже.

— Вы меня подталкиваете?

«И всё-таки он упал: наконец стали ясны результаты одного из популярных веб-тотализаторов. Известная гадалка мадам Жакоэлео предсказала падение в последнее воскресение июня или июля человека с небоскрёба Бурдж-Халифа. Однако, мэр города, заявил, что это ерунда, и он примет все меры, чтобы подобного не произошло. Охрана небоскрёба была усилена, а внизу установлены смягчающие удар устройства. После последнего воскресения июня сторонников мадам Жакоэлео стало заметно меньше. Но вчера в последнее воскресение июля с Бурдж-Халифа упал Агат Крисми, 28-летний журналист из местной газеты. Каким-то чудом выживший после падения со столь значительной высоты, он помнит только, что о чём-то говорил с человеком, чьё имя начинается на букву V…

— «V» — Это «victory» — победа, — предупреждает мадам Жакоэлео.»

— Скоро к власти придут гадалки, — Ведущий бросил на пол пачку газет и вскочил с трона. В его покоях царил полумрак и вечная мерзлота, и вся атмосфера разительно контрастировала с гламурностью телеэфира. По углам большого зала горели факелы, едва освещая высоченные стены. В совсем недоступном для света месте стояла интерьерная виселица, и только петля, покачиваясь от сквозняка, иногда попадала в пределы видимости. Сам правитель синюшно-серый, словно прогоревшая головешка, принялся метаться по залу, но вдруг притомившись, рухнул на трон и замер. Некоторое время он только дышал и моргал. Но тут судорога снова схватила его телесную оболочку: Ведущий вскочил и зашагал взад-вперёд.

— Что Вы думаете? — наконец спросил он в темноту.

От портьеры отделилась смутная фигура психиатра. Он делал вид, что напряжённо думает, но на самом деле пытался скрыть хихиканья, которые бессовестно раздирали его из-за принятых таблеток.

— Снимите его, снимите! — застонал Ведущий.

Слизнев Артур Ксеропонтович — штатный програмный психиатр — хотел предложить Ведущему несколько способов справиться с неврозом: аквапарк, гольф, стрипклуб… но всё было как-то низко, как-то не дотягивало. Можно, конечно, устроить теракт, это кому хочешь поднимет настроение, но слишком хлопотно. Ничего не придумав, психиатр высыпал на ладонь горсть таблеток и запихнул себе в рот. Потом поднял с пола газету и усевшись на подоконник, придавив задом кусок портьеры, стал читать. За окном сверкнула молния и ударил гром.

— Скажи, в чём моя сила? — Ведущий замер, расставив руки.

— Вы — сама сила, вы — власть мира. Никогда не устану это повторять, — психиатр лениво слюнявил пальцы, листая газету, и не обращал внимания на вспышки и раскаты.

— Так почему я так беспомощен перед ним?

Сказать, что Ведомов был не от этого мира, было бы слишком непонятно; сказать «Ну и Бог с ним», пожалуй, кащунственно; «плюньте на него» — вроде самое оно, но при неврозах это грозило быть оплеваным. Нужно что-то абстрактно-математическое, как «дважды два — равно сколько хотите». Размышляя таким образом, психиатр продолжал листать газету, пока не наткнулся на фотографию застыло-улыбающегося ведущего на фоне каких-то нулей:

— Ваша Программа если смотреть в масштабе пострадала всего на миллиардную долю процента, — наконец нашёлся психиатр, — не велика потеря.

— А реакция? Реакция!

Ведущий боялся реакции. А Слизнев считал, что совершенно напрасно: вот в газетах чёрным по белому было написано много страниц какой-то хрени, что народ веселится и ждёт третью мировую или конец света. Артур Ксеропонтович беззаботно стал вычитывать всё, что попадалось на эту тему.

Из газеты «Пищеварительный трактат»:

«Вся это шумиха определённо выгодна продуктовым торговым сетям, таким как «Жёлтый шлак» и «Мутоген», которые наживаются на «спичечно-солевом ажиотаже». Из разговора случайных прохожих:

— А вы уже закупались спичками, солью, крупами?

— Зачем?

— Вы разве не в курсе? Грядут невероятные катаклизмы.

— А что такое? Опять из-за Сирии раздор среди сильных держав, или нашли новый календарь, который заканчивается?

— Нет, это из-за «чёрта на колокольне».

— Это который на Бурдж-Халифа забрался-то? Да какой-то высший смысл в этом определённо есть.

— Вот и запасайтесь пока не поздно, баран.

— Курица!»

Население поделилось на две партии. Одна, которую противники назвали «курицами» носятся по магазинам, покупая продукты и товары первой необходимости. А другая партия, названная в ответ «баранами», слоняются по улицам неприкаянными и говорят друг другу, что всё это суета сует но, определённо, какой-то смысл в этом есть».

«В магазине на улице Советская в городе Верхний Псков сегодня произошла массовая драка покупателей. В ходе драки в качестве оружия были использованы палки колбасы и французские булки. Десять человек госпитализированы с травмами головы от банок с консервированным зелёным горошком».

Из «Военного мира»:

«Министр иностранных дел России обсудил с премьер-министром возможность отдать Курильские острова японцам.

«Пусть порадуются напоследок, жалко что ли» — говорит премьер-министр. Подобное предложение поступило в МИД после того, как Соединённые Штаты Америки продали России Аляску за тысячу долларов.»

«Победа в какой войне? Военные США, России, Китая, Великобритании, Франции, Германии, Ирана, Турции, Мексики, Египта, Саудовской Аравии и Ватикана готовиться к войне.

«Никому не нужна эта война, — поведал по секрету нашему секретному корреспонденту один генерал секретной службы, — но деваться некуда». Страны в срочном порядке решают против кого будут воевать, и по какой причине.»

Из газеты «Религиозный молодой человек»: Мэр Дубая предпринял попытку насильно снять так называемого «чёрта на колокольне» с крыши небоскрёба «Бурдж-Халифа». Но против этого объединённым фронтом выступили христианские, мусульманские и иудейские общины Дубая, заявляя, что это знак свыше и не следует светским властям вмешиваться в дела религии.»

— Ха-ха-ха «чёрт на колокольне», ой, не могу. Можно мне в туалет? — Слизнев сдвинул колени и на полусогнутых ногах засеменил к выходу, попутно кривляясь, — Скорра конец сфета, а я так и не съездил оттохнуть в Таиланд. Зафтра фойна, а я так и не просил курить. Доннер унд блитцен!

Психиатр скрылся в туалете, а Ведущий закрыл лицо руками и провёл ими вниз, безобразно оттягивая веки и щёки, было похоже, что сейчас он снимет очередную маску, а уж что будет под ней… Из туалета доносилось гнусавое пение, на время приглушённое звуком смывного бачка. Затем снова этот тошнотворный мотивчик какой-то немецкой песенки.

— Он не попадает в ноту — вынес свой вердикт Ведущий.

Глава 3. Эмоциональная пустота человечества

Дело в том, что идея снять ролик с падением Ведомова и пускать его перед каждым рекламным блоком возникла спонтанно, практически за несколько секунд до казни менеджера по спец-заказам у него самого же. К съёмкам решено было приступить немедленно и все присутствовавшие, включая палача, чтобы хоть как-то заполнить, появившуюся вследствие несостоявшейся казни эмоциональную пустоту, последовали на съёмочную площадку.

Режиссёр Балдон Дублье недовольно оглядел двух каскадёров:

— Это что ещё за братья-акробаты?!

— Видите ли, мисье Балдон, — менеджер по спец-заказам не совсем уверенно стоял на ногах, и чтобы скрыть это, принялся обнимать режиссёра, — на некоторых снимках в сети Ведомов с бородой, а на некоторых — без неё. И Ведущий хотел, чтоб были сняты оба образа. Как говориться, на любой вкус. Потому что наш Ведущий уважает свободу выбора телезрителя, — менеджер тряс режиссёра за плечи и энергично мигал глазом, намекая, что Ведущий лично присутствует на съёмочной площадке, но режиссёр не понял этих намёков, и очевидно, эта недальновидность его и сгубила.

— Не могу прийти в себя, всё так сумбурно… К тому же у нас есть большой ассортимент накладных бород. Бред какой-то… Ладно… — Дублье устало развёл руками, — вот здесь ваш «небоскрёб», компьютерщики нарисуют его после, ваша задача красиво спрыгнуть с этого подиума. Всё понятно? Начали…

Режиссёр долго бегал, ругался и махал руками, как это полагается режиссёру. Снимал дубль за дублем, но всё было не то:

— Безобразие! Это не человек с небоскрёба прыгнул, это я не буду говорить, что упало. Ещё дубль. …Что вы дёргайтесь, как наркоман? Ваш персонаж — настоящий герой! Он человек, вся жизнь которого разворачивалась в трагедию! И сейчас — развязка! Ещё дубль! … В этот раз вы ужасно переигрываете. Точно рвётесь спасать красотку от лап гангстеров. Вы что уже по-людски упасть не можете?! Bordel de merde!

— Кажется, я сломал руку.

— О Господи, за что мне всё это?! — в отчаянии режиссёр схватился руками за голову, метнулся в одну сторону, потом в другую, потом вскочил на подиум, рухнул с него и так и остался лежать лицом вниз. Ведущий подошёл к бездыханному телу и потыкал в него указкой:

— И кому это пришло в голову взять режиссёра француза? Где наш проверенный Немалевич Данченко?! — Ведущий оглянулся на съёмочную команду, и все сразу начали оглядываться, пока не остановились наконец на уборщице, которая кажется была готова провалиться сквозь землю вместе с ведром и шваброй. — Всё! Хватит! — взбесился Ведущий. — Вы не можете сбросить чучело с небоскрёба?! Я сам лично займусь этим! Я вам не бульон-бурбон. Это будет шоу, которое войдёт в историю человечества, а не ваша порнография с накладными бородками! Bordel de merde! — Ведущий схватил микрофонную стойку и начал крушить всё вокруг, но тут ему доложили о том, что возле Бурдж-Халифа задержан интурист провокатор.

Всё дело в том, что мировая ситуация несколько отличалась от предложенной в СМИ. У прогрессивно настроенных слоёв общества была вполне адекватная реакция на восхождение Ведомова. Среди молодежных организаций находились активисты, которые хотели ближе подойти к сути проблемы, раскрыть тайну «синдрома высоты» и пообщаться лично с Виктором Антоновичем. С этой целью в Дубаи прибыл его соотечественник, предводитель радикально-материального движения «Мозговой штурм». Он подал официальное прошение мэру города, в котором изъявил желание подняться на небоскрёб и побеседовать с Виктором Ведомовым. Мэр дипломатично проигнорировал прошение. Не получив официального ответа на свою просьбу, предводитель предпринял неофициальную попытку проникнуть на небоскрёб, и был задержан службой порядка. Приняв радикальные особенности его характера за сопротивления органам власти, служители порядка были вынуждены доставить провокатора в участок. Ожидая следователя в комнате для допроса, предводитель делал в блокноте какие-то заметки, и весь его облик иллюстрировал радикально-материальный мыслительный процесс. Ни серые стены с отсутствием мебели, ни жужжание мухи, ни холодный свет лампы не могли привести в упадок его мозговую деятельность. Наблюдавшие за этим через зеркальное стекло Ведущий и психиатр настороженно молчали. Наконец Ведущий патетично произнес:

— Вот он — последняя надежда человечества. Так сказать, лицо прогрессивной молодежи. Как считаешь, он опасен?

Психиатр выводил на стекле иероглифы врачебной практики, — Не знаю, не знаю… — послюнявив палец, он нарисовал жирный знак вопроса, — Но лучше ему таблеточку дать своевременно. Синюю. А ещё лучше красную.

Ведущий решил сначала всё же просто поговорить и вошёл в комнату.

— Здравствуйте. Как вас там?

— Семён Эчпочмаков.

— Какое у вас интересное имя.

— Это фамилия.

— Хм… Семён. Сеня?

— А вы кто? Представьтесь, пожалуйста.

— Называйте меня просто Ведущий. А там уж как поведёт. Ха-ха-ха. Вы интересуетесь высотными зданиями?

— Если вы не следователь, я не буду отвечать на ваши вопросы. Мало того, что адвоката не предоставили, так ещё и шоу хотите устроить. Я не поведусь.

Ведущий хотел ещё что-то сказать, но передумал и торопливо покинул кабинет допроса:

— Пусть пока посидит, выпустим когда надо будет. А нас ждут великие дела!


На следующее утро психиатр застал Ведущего за приятными хлопотами:

— Да-да именно так — двусторонние: с одной стороны розовые, а с другой чёрные! — Ведущий говорил в телефонную трубку и двигался по залу большими шагами, выписывая квадраты медленного вальса, — и протянуть на главных улицах Дубая в знак праздничного траура.

Слизнев просочился в комнату и примостился на краешке трона. Сегодня царские покои выглядели не так мрачно. Окно было распахнуто, и психиатр невольно уставился в этот пространственно-временной проём. Но ни пейзаж древнего Карфагена, ни все эти стоны и брань, (шла война с римлянами) не радовали сегодня Артура Ксеропонтовича. Через несколько секунд влетело копье и воткнулось в гардероб стиля ампир. Слизнев отвернулся от окна и погрузился в свои раздумья. В руках он сжимал конверт. Было видно, что он сильно расстроен. Просидев несколько секунд спокойно, он начал теребить бахрому на обивке трона, потом полез в карман за таблетками и выронил конверт, поднимая конверт, обронил пузырёк с таблетками: крышка отскочила, и белые шарики запрыгали по каменному полу.

— Да, да: «Помним, скорбим»… — ведущий наконец заметил психиатра. Он положил трубку и состроил гримасу сострадания.

— Ну что же вы, Артур Ксеропонтович, совсем раскисли? — Ведущий обратился «на вы» — это был плохой знак.

— Вот: посмертный диплом. Получил сегодня вместе с приглашением на роль переговорщика, — Слизнев заплакал, — За что? Вы же мне как родной были?

Ведущий кинулся обниматься. Он хлопал Слизнева по спине: раз-два-три, раз-два-три, и вот они уже закружили по залу в ритме вальса.

— От родственников всего можно ожидать, — мурлыкал Ведущий в самое ухо, — Моя тёща как-то подсыпала мне в суп кинзу, а я её терпеть не могу. Мужайтесь, Артур Ксеропонтович, мужайтесь, — сочувственно прошептал он, и вдруг неожиданно остановился и подскочил к гардеробу, чтобы вытащить воткнутое копье.

— Не знал, что у вас была тёща… — пробормотал психиатр и обессилено рухнул на пол.

Для подготовки выпуска Программы, в ходе которой планировалось проведение операции ликвидации, требовались специалисты разных направлений: группа захвата и пожарная команда, подрывники и пиротехники, переговорщики и логопеды, звёзды телевидения и эстрады, циркачи-дрессировщики, а так же исполнительницы экзотических танцев. Ведущий лично участвовал в отборе, и его активность имела результаты. Во время репетиции, принявшей ход боевых действий, погибло всего около десятка человек, среди которых оказалась певица Настасья, готовившая исполнение песни «Спустись, я всё тебе прощу». После вручения утешительных призов семьям пострадавших, организаторы поехали в ресторан отмечать успешное окончание тренировок. Всё было готово. Мир был готов к падению своего героя.

Вечер. Жара немного спала, и только радужные вспышки где-то в глубине глазного яблока напоминали о том, что голова была готова лопнуть от солнечных перегрузок. Виктор снял самодельный тюрбан и провёл рукой по своим отросшим и липким волосам, и эта борода: на кого он похож? Да, он сильно изменился: загорел и исхудал, и его было трудно узнать, но главным образом из-за того, что его большие серые глаза уже не выражали ту детскую любознательность: в них таились усталость и сомнение. Почему вода не кончается? Виктор достал бутылку холодной воды, присел на пол и стал пить, с каждым глотком опускаясь и опускаясь… В глубине сердца шум деревьев и проводов, окна домов, смех и голоса, она открыла окно: «Такой чудесный вечер, а мы сидим тут. Пойдём гулять!» Да, конечно… если только возможно… Свежий московский ветер бульвара, дворник в белом фартуке и фуражке, каким-то чудом попавший сюда из прошлого столетия, любимая лавочка, но так давно…, фонарь и звук трамвая, застывая здесь на несколько секунд, если возможно, если возможно… А у Пушкина всегдашний попрошайка Власий, и господин в сером пальто спешит от него подальше и боязливо озирается, как будто не может отличить бульварного попрошайку от грабителя — не здешний, стало быть, и уйдёт и, может, не вернётся сюда и нисколько не будет тосковать по этим местам, нисколько… Или это не важно, и только в редкие минуты испытаний кажется, что сердце стремится к каким-то предметам и звукам, а это просто пьянит вода.

Виктор достал из сумки и бережно развернул бумагу, в которую были завёрнуты ровной пачкой печатные листы, ему показалось, что они запылились, но это просто пятна сумерек. Виктор засветил фонарь и несколько минут смотрел в темноту, которая резко зачернилась и отстранилась от его маленького подсвеченного мирка. Он собирался провести вечер за чтением, но на душе было неспокойно.

Вдруг небо пронзили прожектора вертолёта, и групка спасателей высадила на небоскрёб переговорщика. Он полз, прижавшись к полу и тихо поскуливал. Конструкция ходила под ним ходуном, норовя сбросить в ледяную бездну. Артур Ксеропонтович из чисто профессионального интереса обладал обширным набором фобий. Но тем не менее был отобран из кандидатов в переговорщики исключительно из-за личной симпатии Ведущего. Он вытащил из нагрудного кармана носовой платочек и помахал им Виктору. Ведомов спрятал рукописи, встал и поднял руку:

— Здравствуйте, Артур Ксеропонтович. Зачем вы здесь? Я в полном порядке, — Виктор говорил, и ему показалось, что его собственный голос звучит эхом со всех сторон, доносится из каждого уголка вселенной.

— Это всё Программа, я здесь ни при чём. Я боюсь высоты!!! — пищал психиатр, — Всё холодеет внутри. Это называется паническая атака, шок или припадок? Я не могу соображать! Снимите меня отсюда!!!

— Кажется, вы обмочились, — Ведомов отвернулся, чтобы не смущать Слизнева. А когда снова повернулся, то на месте психиатра уже стоял новый переговорщик.

— Доброе утро, Виктор Антонович. Меня зовут Семён Эчпочмаков. Семён — имя, Эчпочмаков — фамилия. Я куратор московского радикально-материального движения «Мозговой штурм». Мы хотим понять зачем вы здесь?

— Я смотрю на небо.

— Вы сократили расстояние всего на несколько сотен метров. Что это даёт вам?

— Это мой шаг навстречу.

— Насколько нам известно, это одно из многих ваших восхождений. Почему же оно так затянулось? Вы здесь уже несколько недель, — переговорщик приближался.

— Решил отдать себя полностью.

— Вы, наверное, знаете, что жёлтая пресса окрестила Вас «чёртом на колокольне»?

— Нет, я давно не читал газет. Вернее — никогда.

— Это из одноимённого рассказа американского писателя Эдгара По. — Эчпочмаков достал небольшой томик писателя, — Чёрт забравшись на колокольню небольшого немецкого городка, населённого сытыми довольными жизнью бюргерами, в полдень пробил лишний час. И они с немецкой точностью посчитали и этот удар, и пришли в ужас от того, что потеряли целый час. Это наделало много суматохи в размеренной жизни городка, — переговорщик убрал книгу и достал газету, — Вы тоже понаделали своей акцией сидения на небоскрёбе много шума.

— Я не хотел.

— Но вы пробудили не только сонных и равнодушных, но ищущих и отчаявшихся. Так девушка из нашей организации Анна Свободная залезла на здание и требует принять меры по улучшению окружающей среды синих китов. Цель благая, но согласитесь, путь для её достижения несколько экстремальный. Она не слушает мои уговоры, потому что вы стали для неё бо;льшим авторитетом, чем я. Вы стали маяком не для неё одной, в других городах тоже нашлись ваши подражатели, которые выдвигают свои требования и провозглашают свои лозунги. Вы можете решить, что в этом нет ничего плохого. Но ведь они молоды и неуравновешенны. А если, кто-либо из этих молодых людей завтра, не добившись своего, возьмёт да и сбросится вниз с крыши. Вы знаете, что тогда будет?

— Нет.

— Вам не доводилось слышать о таком явлении, как «эффект Вертера»?

— Не доводилось.

— Это значит, что одно самоубийство послужит примером для других отчаявшихся молодых людей. Пресса следит за каждым случаем «крышевого бунтарства», — предводитель начал листать газету, но ветер выхватил её из его рук и унёс в мировое пространство. Виктор долго провожал взглядом этот кусок бумаги, мечущийся на ветру, а переговорщик продолжал:

— Эффект Вертера — это массовая волна подражающих самоубийств. И в первую очередь реагируют на это подростки, — Эчпочмаков достал блокнот и точным движением руки открыл нужную страницу, — В прошлом году Следственный комитет России зарегистрировал 461 самоубийство среди несовершеннолетних. В медицинском исследовательском центре психиатрии и наркологии имени Секретского говорят, что 10—14 лет — самый опасный возраст для суицидов, — он поднял на Виктора свои умные глаза, — Я хочу вас предупредить о той ответственности, которая лежит на вас. Я бы не хотел, чтобы завтра дети начали по цепочке прыгать с крыши. Я переживаю от того, что так может поступить и Анна Свободная. Мне кажется, вы не эгоистичный и не равнодушный к чужим бедам человек. Пожалуйста, покиньте уже вашу высоту. Если вы хотите убежать от каких-то проблем, то мир огромен. Если вы хотите над чем-то поразмыслить в уединении — мест внизу для этого предостаточно. Но только не тут, не на виду у всего мира. Я надеюсь, что мои слова не будут бесполезными. …Что же вы молчите?

— Потому что вы не хотите или не можете понять.

— Вы не сказали почти ничего такого, из чего можно было бы сделать выводы, — Эчпочмаков начал листать свои записи, — совсем ничего такого…

— Мне для этого не нужно говорить. Высота скажет сама за себя. Вы только начните слушать.

Переговорщик озабоченно покачал головой, потом пожал Виктору руку и, подойдя к краю площадки, сделал знак спасателям.

— Всего доброго, Виктор Антонович. Я надеюсь, что вы опомнитесь, — крикнул он и скрылся в дверном проёме вертолёта.

Глава 4. Падение небоскрёба

Напротив пика небоскреба всплыл спроецированный сюр-плазменный экран, на котором озарялась улыбка Ведущего, выдающая 25-ым кадром звериный оскал:

— Да, да, да! С вами снова Программа!

Виктор смотрел на гигантский экран, и, кажется, только сейчас, в полной мере осознал, в каком мире он живёт. Холодный отсвет на его лице был таким чуждым, таким мертвенным, таким инородным.

— Милочка, да у вас чёрти-что на голове: ха-ха-ха! — Ведущий запрокинул голову и смеялся, хаотично дирижируя указкой, — Но, право, хватит, обратимся же к нашей теме. Итак, сегодня мы говорим о… ч-ч-ч! Давайте угадаем! О вышках? О шишках? О мармеладных мишках? Нет. Нет. Нет. Ну наконец-то дамочка в первом ряду, не зря я хвалил вашу причёску: о выскочках! Конечно! Прошу вас, господин психиатр, введите нас в суть проблемы.

Камера выхватила фигуру Слизнева, он был дурен:

— Бывают такие личности, у которых возникает сомнение и некая неудовлетворенность, и как результат: поиск, — начал он разлагающимся голосом, — Сначала по горизонтали, затем по вертикали вверх, вверх. А дальше…

— А дальше, конечно падение, — нетерпеливо вступил Ведущий, — Сейчас мы скорее всего станем свидетелями закономерного падения с обольстительной высоты. Вот перед вами человек, — Ведущий взмахнул указкой, и его рука застыла в высшей точке, — которому увы недостаточно того, что предлагает ему судьба. Это восстание! И, в первую очередь, восстание против добропорядочных устоев нашего общества. Как помочь такому человеку? Сложный вопрос. Психиатр высшей квалификации, — указка метнулась в сторону Слизнева, — отвергнут за ненадобностью. Кстати, пеняю вам, Артур Ксеропонтович, на душевное спокойствие вашего подопечного, сколько лет вы ещё будете его обхаживать? У вас что нет нормальных приёмов работы с психикой?

Перед зрителями предстал крупный план сильно потного психиатра, он хлопал по карманам пиджака в поисках таблеток:

— Ну… у него гены… плюс семейные устои. Всё очень трудно подрывается, когда у подопытного есть тыл: семья, воспитание, — Слизнев всё дурнел и начал безобразно растворяться, достигнув состояния собственной лужи. Камера двинулась в поисках родителей и наконец выхватила лицо отца.

— Ай-ай-ай, Антон Андреевич, у всякого блага должны быть рамки, — негодовал Ведущий и при этом терял значительную часть своей привлекательности, — И что ж вы такие хорошие, а ваш сынок-то с ума съехал? Чтобы не скучать во время ссылки, советую вам записаться на курсы постпедагогики для неудавшихся родителей.

Показали и мать: её взгляд, направленный на экран, изображавший небоскрёб, на котором не было никакой возможности разглядеть фигурку её сына. А в памяти его упрямые слова: «мама, я не упаду, я залезал сюда сто раз». Её сын, пусть странный и своевольный, но делать его чуть ли не государственным преступником… или сумасшедшим, как можно?! Галина Филипповна на минуту прикрыла веки, растворяя в тёмном их занавесе искорки сомнений: это его выбор.

Виктор тоже думал о своих родных. Он надеялся, что внутреннего спокойствия матери хватит, чтобы поддержать отца. Конечно, он не хотел своим поступком принести семье новые страдания. И подумать только, что выпадет на долю его любимой девушки и будущей жены Наташеньки… Но он не мог иначе. Вернее, не то чтобы не мог: он ощущал сверх-логичную сконструированность, некого Высшего планирования всей своей жизни. Его семья такая гармоничная внутри и всегда неуместная в обществе… И даже смерть брата казалась ему сейчас знаком Высшего благословения на подвиг.

Ведомовы были бледны, хотя скорее чисты, но зрителям не были доступны такие нюансы. Тут супругов взяли под локти двое братьев акробатов, а имеющий способность возрождаться из собственных нечистот психиатр, своевременно восстал и одел на супругов бутафорские наручники.

— Увести, — скомандовал Ведущий и элегантно прокрутился на пятке.

Где-то в зале находилась ещё и любимая девушка Виктора — Наталья. Она как и Ведомовы была доставлена на Программу насильно. Специально нанятые для этого провожатые настигли её уже на вокзале, садящуюся в поезд дальнего следования. Куда она собралась в самой кульминации Программы, они так и не смогли выяснить, потому что девушка билась в истерике, и пришлось прямо на вокзале вколоть ей дозу шоуморфина. Последнее, что она успела сказать, это «прости», неизвестно кому адресованное.

— Так и ещё неувязочка. Что же Вы, наша любовь? Наташенька, покажитесь, пожалуйста. Хороша собой, хотя юбочку можно бы и покороче, не заняли-таки положенного Вам места в голове у Виктора, — голос Ведущего стал занижаться и закруглился каким-то двусмысленным чмоканьем. — Направьте на дальнейшую модификацию, — Ведущий проводил взглядом уносивших девушку и снова повернулся к камере, — Ну, кажется, теперь дело за малым. Виктор Антонович, взгляните уже на нас со своей высоты. Мы вас очень просим. — Ведущий подошёл вплотную: все разглядели красные сосудики в белках его глаз, уловили блеск помады, услышали его дыхание. Весь мир смотрел на своего Ведущего внимательно и послушно, неотрывно и безропотно. Виктор отвернулся от экрана.

А в это время семьдесят девять лет назад… не было таких больших экранов: из дома вывели человека и посадили в машину безвозвратно, и он был враг, и только пёс мог думать, что это не так, пёс, который сидел возле ворот храма и плакал, и его слёзы были самое ценное и, пожалуй, единственное светлое в этой картинке «светлого» будущего.

Несколько дней в штабе управления достаточно для венца, даже если под конец подписал, чего от него хотели. И это нельзя называть отречением, потому что от конвейера уже бегали по комнате цыплята и, на дне впадины так слепит электрическими фонарями того города, в котором не стоит жить: города, где рушатся святыни, восстаёт брат на брата, уходят, уходят пароходы…

«Скажите, в пользу какого государства я шпионил?» На это ответить, конечно, не могли и обливали его голову холодной водой, а потом отвели в другую комнату и предложили поспать на голом столе с пачкой газет под головой вместо подушки. Несмотря на пережитое, он всё-таки заснул. А когда проснулся, то его уже ожидал начальник Секретного отдела, подписать сочинённую ложь о шпионаже. Но он только посмеялся над этим требованием. Потерпев фиаско со своим почти двухнедельным допросом, его возвратили в подвал ГПУ. Он был совершенно обессилен голодовкой и конвейером, и когда его выпустили в уборную, упал в обморок на грязный и мокрый пол.

— Ну что же вы, Виктор Антонович, о чём задумались? — послышался голос ведущего и вернул Ведомова в эфир, — Это ваш звёздный час. Народ смотрит на вас. Что вы можете поведать своему народу? — Ведущий взмахнул указкой, — Покажите нам, пожалуйста, биографию героя. Ну вот, в 15-м: все …ют, а вы куда опять смотрите? И в 16-ом, и я вас умоляю, в 17-ом всё туда же! Подумайте хоть о своих родителях, что ещё тут можно сказать, кроме участи вашего братца? — Ведущий сделал вид, что ему невыносимо печально. Он вздохнул, выдержал паузу и вдруг выкрикнул в коленопреклонённом выпаде:

— Но давайте уже оставим прошлые ошибки! Сейчас время всё исправить! Спускайтесь, идите к своему народу. Идите к своему Ведущему!

— Я иду по другому пути.

— Что за бред?! Вы никуда не идёте. Вы торчите там как заноза в …опе всего человечества! — лицо Ведущего перекосилось, камера сотрясалась, по экрану побежали серые полосочки.

— Выскочка! — выкрикнул кто-то из зала. — Выскочка! — подхватили другие.

— Вы понимаете, что своим поступком ставите под сомнение целый ряд мнений, которые не менее… — дальше только гул, всё отдаляющийся и упраздняющийся, и последний обрывок: — Я ваш Ведущий! И не может быть у вас других…

Экран погас, т.е. его никогда не было, равно как и небоскрёба. Только человек и Высота. Виктор стоял на коленях, его глаза были закрыты, а голова наклонена вперёд. Со стороны могло показаться, что он ничтожен и жалок. Но не с Высоты.

«Это не бред. Это зачатки смысла: я — человек. Я принадлежу этой плоти, этой тверди, и мне это не отменить. Это не то, что тревожит меня на высоте. Мне нужна истина. И ожидание её само по себе настолько истинно, что я готов поверить. И вот моя вера — я здесь и никуда не уйду.»

— Хорошо. Я буду говорить с тобой.

— Здравствуйте, Господин Высота. Я так долго ждал вашего голоса. Скажите мне всё.


— — — — — — — — —


«Когда я начинал работу над Высотой, я думал, что для меня это возможность получить ответ на главный вопрос: для чего я живу в этом мире, в чём моё предназначение? Но я не учёл, что Высота может хотеть от меня совсем не того, что я ожидаю. А узнать, что именно можно только полностью доверившись ей. И теперь я уверен, что она потребует от меня отдать мою жизнь. Да, моя судьба такова. И если вас влечет к Высоте, то будьте готовы отдать свою жизнь, но отдать жизнь — это не обязательно умереть. Можно умирать каждый день, живя ради других, ради того, чтобы хоть кто-то поднял свой взор к небу.

Если вы познаете Высоту, как бы это ни было трудно, спуститесь и живите в этом мире, пока Она сама не заберёт вас в свои чертоги.»

Ведомов Виктор Антонович вышел из храма в ранние декабрьские сумерки. Он посмотрел в глаза собаке, сидящей у ворот, и пошёл по чуть припорошенному снегом бульвару. Через год он устроится преподавателем на кафедру астрономии. А ещё через несколько лет выйдет в свет книга его брата Максима Ведомова «Высота», которая будет переведена на многие языки мира.