Капитан-директор

Ледяная штормовая волна накатывает на причал, бьет в высокую бетонную стенку. Море стало на «дыбы». Вертикально поднимаясь к зимнему, низко висящему небу над Ялтой, оно обрушивается с силой многотонного парового кузнечного молота. Намертво вмурованные кнехты, способные удерживать любое морское судно, скрылись под непрерывно накатывающим на них языком воды Черного моря.
      После полудня, когда простуженно, еле слышно из-за шума волн, прозвучал корабельный ревун, будто по взмаху невидимой руки Нептуна с трезубцем небо вдруг прояснилось. Черные мраморные тучи разошлись. На только что бушевавшее седое от гнева море хлынули целые потоки острых стрел – лучей солнца. Море успокоилось. Тумбы кнехтов снова стояли как ни в чем не бывало на прежнем месте и готовы были принять на свои могучие шеи пеньковые толстенные канаты швартовых. Множество чаек закружились над кораблями.
      Флотилия, состоящая из малых рыболовецких сейнеров, ожидающая окончания шторма «мористее» от береговой полосы. Суда, неуклюже раскачиваясь, пыхтя и постукивая дизелями, переваливаясь на волне, с низко сидящими бортами, как жирные сытые гуси, хлопая крыльями, шипя друг на друга за право первыми подойти к берегу. Сейнеры один за другим подваливали к причальной стенке.
      Первым по узкому скрипящему деревянному трапу, не касаясь по морской традиции руками за леера, сошел на землю маленький человечек. Он, пружинисто и слегка раскачиваясь, прогибаясь вперед, шел, словно по палубе, навстречу ветру. Стал ходить вперед-назад по причалу, внимательно наблюдая за швартовкой. Одет он был, как бывалый, походивший и повидавший «морской волк». На его плечах лежал широкий воротник морской куртки из чертовой кожи. На почти детской голове с оттопыренными ушами красовалась не по сезону черная летняя выгоревшая фуражка с высокой тульей и огромной потускневшей, позеленевшей от сырых ветров кокардой-крабом. Облезлый козырек обвивали такие же бронзово-зеленые дубовые листья ленты, знак принадлежности владельца этого головного убора к командному составу. На коротких ножках этого человечка были надеты черные лаковые ботиночки!
      Человек продолжал неспешно  прогуливаться по мокрым плитам. К нему подходили капитаны с только что закончивших швартовку судов. Они окружили маленького человечка в фуражке с большим крабом. Сквозь плотную толпу высоких широкоплечих моряков доносился его голосок подобно десятилетнему ребенку, но говорил он совсем «недетские» слова. Многие из окружавших только кряхтели и почтительно слушали. Некоторых он разносил солено, по-матросски забористо, на других топал в гневе маленькой ножкой в лаковом ботиночке. Никто из этих уверенных в себе капитанов, старпомов даже не помышлял что-либо возразить.
      Сейнеры, закончив лов хамсы в январе, ждали разгрузку. Трюмы были заполнены серебристой рыбешкой до самого верха лючин. Капитан-директор рыболовецкой флотилии, таковым являлся этот маленький человечек, подводил итоги по выполнению плана вылова здесь же на берегу. Он был самым авторитетным, опытным, с огромной, еще довоенной судоводительской практикой, капитаном.  Во время минувшей войны он через Керченский пролив переправлял раненых моряков на маленьком буксире с баржей под огнем с воздуха пикирующих германских самолетов. Его  знали во всем Черноморском советском пароходстве.
      Пошла выгрузка хамсы. Остро запахло свежей рыбой. Жены-рыбачки пришли из поселка встретить сейнеры. Рыбаки насыпали в принесенные ими ведра рыбу, смешивая с крупной морской солью. Местные коты и кошки, пронюхав любимое лакомство, подняв хвосты трубочками, стаями дружно, забыв на время ссоры и драки, примчались к причалу и, усевшись почти ровными рядами, словно в кинозале, придав пышным усам строго горизонтальное положение, аккуратно сложив вокруг себя пушистые разноцветные хвосты, терпеливо, с большим вниманием и заинтересованностью наблюдали за происходящим.
      Выгрузка закончилась. Причал опустел. Только капитан-директор все прохаживался по пирсу. Из крохотной рубки через открытую дверь доносилась с экрана черно-белого лампового телевизора «Рекорд» песня в исполнении Эдуарда Хиля: «Ах, море, море, волна под облака!»
       На мотороллере привезли для камбуза в больших сетках белокочанную капусту, макароны.
      - Опять одной капустой хотите кормить людей! – закричал капитан-директор, - У них скоро заячьи уши вырастут от этой капусты. Тушенку, сгущенку давайте! – кричал он на начпрода…
      Долго еще раздавался уносимый в море ветром детский голосок капитан-директора флотилии… А из рубки все лилась песня: «Ах, море, море, не может жить, не может жить без моряка…»