Дом Восходящего Солнца

   


   

      А вы помните, кто такие «Энималс»? Нет?! Тогда, простите великодушно, я обратился не по адресу. Наверное, вы жили в другое время, в другом городе и не могли слышать наши полуночные вопли. Во дворе, где прошло мое детство, было три гитары: на одной из них играл Нича, на другой – Толян. Третью, семиструнку,  можно не брать в расчет, на ней  «бацал» свою коронную «восьмерку» Олежик. Этому стильному, в то время, гитарному  бою я научился у него и лихо наигрывал большим и безымянным пальцем, за неимением гитары, на собственной штанине  даже во время школьных занятий.  Как только у меня появилась своя семиструнка, я сразу заиграл. Все наше «музицирование» ограничивалось тремя аккордами, с помощью которых исполнялся весь репертуар и мы бацали с Олежиком вместе, собирая вокруг себя пацанов и девчонок с нашего двора.
В общем, хрипели как могли, а наше натужное «на братских могилах не ставят крестов» хорошо было слышно сразу двум домам, в которых проживали железнодорожники. Разбуженные машинисты высовывались из окон и орали благим матом, чтобы мы убирались к чертовой матери, грозя разбить гитары о наши головы. Понятие «к чертовой матери» мы воспринимали по-своему и перелезали через забор в беседку  детского  сада, где  концерт продолжался.

      Наша с Олежиком «минута» славы заканчивалась, когда подваливали Нича и Толик. Отношение к семистрункам и нехитрым аккордам - «большой и малой звездочке» вместе с блатной восьмерочкой вызывал у «мэтров» нескрываемую иронию с долей некоторого презрения.
Они не спеша подтягивали колки на своих шестиструнках, давая понять всем, что пришли настоящие музыканты. Отложив в сторону настроенные гитары, так же неспешно, «забивали» папироску «Сальве» вперемежку с «травкой» и пускали по кругу. Каждому из особо приближенных к «артистам», хватало по несколько затяжек. Концерт  продолжался.

      Если кто-то не слышал «Дом Восходящего Солнца», то повторюсь, мы просто жили в разное время и в разных дворах. Впрочем, может, мы и были соседями, но когда папироса шла по кругу, вы  сидели перед телевизором и слушали концерт Людмилы Зыкиной или смотрели «Кабачок 13 стульев», а может, просто спали и видели второй сон.
      В увитой виноградом беседке детского сада звучали «битлы». Нам казалось, что Нича с Толиком поют лучше «ливерпульской четверки» и если бы сам Джон Леннон, заблудившись, заглянул в наш милый дворик, то постоял бы где-нибудь в тени и прослезился. Возможно, прослезился – перебор, но он точно бы послушал до конца. А еще, Джон мог бы подняться на последний этаж правой четырехэтажки и постоять у двери, откуда тоже доносилась его музыка. Там жил мой близкий друг Ковта. По ночам, когда меньше глушили, а его мать работала в третью смену, он слушал "вражьи голоса" на старенькой «Ригонде». Частенько мы слушали вместе Битлов и Роллингов.

      Концерт в беседке детского сада продолжался. Подхваченные всеми «Естэдэй» и «Елоу субмарин» вместе со сладковатым дымком «Сальве» уносились в сторону погашенных окон до тех пор, пока в одном из них не зажигался свет и мы слышали в свой адрес проклятия. Чтобы не доводить угрозы разбуженного железнодорожника до реальных действий, мы старались петь тише. И тогда, какая-нибудь романтичная юная слушательница просила спеть «Дом Восходящего Солнца».
В ночное небо с яркими звездами поднималась грустная мелодия с незамысловатыми, но очень трогательными  словами:

«...В Новом Орлеане есть место,
Называемое Дом Восходящего Солнца,
Там закончилась жизнь многих ребят
Из бедных кварталов
И,  видит Бог, я один из них...»


                ВМЕСТО  ЭПИЛОГА


      Прошли годы. Нича открыл свой маленький бизнес – небольшое кафе на железнодорожном вокзале. Как-то зимой по дороге домой его убили.

Толик работал проводником поезда Москва - Николаев, увлекался дайвингом и неожиданно умер от острой сердечной недостаточности.

Олежик стал геологом, защитил диссертацию и работал в НИИ. После второго инфаркта его сердце не выдержало.

Ковта стал химиком. Когда рванул Чернобыль, его срочно призвали на переподготовку и он командовал взводом химзащиты. Вместе со своими бойцами сбрасывал с крыши реактора куски радиоактивного графита и через несколько лет его не стало.

      Я пишу эти строки, а в голове продолжают звучать такие наивные и дорогие моему сердцу слова:

«...Там закончилась жизнь многих ребят
Из бедных кварталов
И,  видит Бог, я один из них...»
 

Посвящается памяти моих друзей:  Саши Нечаева, Толи Рышкова, Олега Богомазова и Вовки Ковтуна.