4. Органическая история. Дневник археолога

С тех пор, как на мировых биржах обесценились акции государственной имперской идеологии, отыскать копателя с уступом для археологической экспедиции редкая удача. Люди больше не работают за идеи. Люди трудятся за материальные блага, пищу и удовольствия. Насущные проблемы и человеческие страсти, вот, пожалуй, и всё, к чему можно взывать в наше время и чем манипулировать, чтобы уговорить человека долбить киркой слежавшийся грунт, катать под палящим солнцем тачку.
Всякая наша археологическая экспедиция, куда бы ни отправлялась, подтверждала истинность правила по найденным в земле артефактам. Гробницы и захоронения, эти рукотворные произведения, создавались людьми, вдохновленными двумя стимулами, всемогущими силами – божественного происхождения или материального. Просматривалась ещё третья тенденция, помесь божественного с материальным, прозванная в нашей среде археологов – халтурой.  Халтурные пласты истории в земле нестойки. Легко теряются между мощными культурными залежами и как правило разрушаются во время раскопок. Поэтому мы практически ничего о них не знаем сегодня.
Сам монастырь, расположился на узком выступе, напоминавшем полуостров между двумя большими озерами. Озера вытекали в речушку, через несколько километров впадавшую в Днепр. Во внутреннем дворе монастыря сто лет назад буйствовал фруктовый сад. Теперь на его месте расположилось футбольное поле ПТУ. Перейдя поле от ворот до ворот, я оказался на окраине полуострова, на его мысу. Тут рос камыш, гудели комары, квакали лягушки, бродили цапли, а в узких камышовых прогалинах просматривалась гладкая поверхность озера. На одной из таких прогалин и сидел спиной ко мне рыбак. Три камышовые удочки, заброшенные вдоль прогалин, лежали перед ним, а на чистой воде плёсов замерли поплавки.
- Как рыбалка? – поинтересовался я.
- Рыбалка, это страсть, - улыбнулся незнакомец, выпуская облако табачного дыма.
- А что такое страсть тут, в окрестностях монастыря?
- А вам как больше нравится?
- Меня устраивает равновесие.
- Понятно. Вы человек городской, во всем стремитесь к равновесию научного понимания мира. Физика, химия, математика, и конечно же идеология. А мы люди сельские, страстные. Тысячелетиями живем на озерах, в днепровских плавнях.
- У меня на лбу написано городское происхождение?
- Тут все друг друга знают и новости разлетаются мгновенно.
- А вы сами, что думаете о страсти?
- Что я думаю, не важно. Вот Гессе полагал, что страсть есть трение души с внешним миром. Красивое, но спорное утверждение. А ваше равновесие из Достоевского. У него борьба добра со злом внутри человека. Трение между животным и духовным началом. Идеальная формула двух страстных начал – равновесие.
- Ааа.. Значит, это вы, умная овца с чувством собственного достоинства, - догадался я, припомнив разговор с настоятелем.
- Меня уже успели отрекомендовать?
- Скорее, меня успели предупредить, не связываться с вами. Пригрозили высокими влиятельными покровителями.
- Вы напуганы?
- У меня не тот статус. Может быть, немного устал. Иногда предпочитаешь не связываться, ради собственного внутреннего комфорта.
- Осмелюсь поправить – ради внутреннего равновесия, - засмеялся рыбак.
- А вы едкий человек. Очевидно, создаете приличные неудобства местным церковникам.
- Да уж. У нас не любят называть вещи своими именами.  Тем более тех, кто рубит правду матку.
Внезапно один из поплавков завалился на бок и рыбак подсек удилищем снасть. Золотистое голое тельце крупной рыбины беспомощно затрепыхалось на берегу в траве.
- Ну, вот, а вы говорите равновесие, - засмеялся рыбак. – В состоянии равновесия и рыбу из озера не выловить. Должно применять действие, нарушающее равновесие.
- Если нужен результат, то, пожалуй.
- А вы зачем сюда приехали? Вам же то же нужен результат?
- Сложный вопрос. Не я начинал раскапывать курган. Результат нужен, для сохранения равновесия. Очевидно, раскопки и затевались для утверждения некой цели. Но не я был затейником. Я не гонюсь за непременным результатом.
Рыбак одел на крючок свежего червя и забросил снасть взмахом удилища.
- А я так думаю, ничего вы в кургане не найдете, - проговорил он между прочим, укладывая удилище на воду в камыше.
- Вы уверены?
- Совершенно. Древние не соблюдали равновесия. Они были страстными существами, жили в страстном состоянии. Что бы получить результат, необходимо проникнуться психологией древнего человека. Это в вашей истории на протяжении двух тысячелетий происходили эпохальные изменения. А для людей, которые тут живут в страстном состоянии общения с природой, за десять тысяч лет не изменилось ровным счетом ничего. Разве что Днепр обмелел.
- Существование обывателя не имеет отношение к истории.
- А я и не претендую на историю. Это вы сюда явились с лопатой, за артефактами. Перероете землю моих предков, пересеете, отберете ценные образцы из жизни моего племени и увезете в столицу, писать историю государства. И выйдут у вас, мои прадеды уже не охотники обыватели, а жестокие верховые лучники в крепких кожаных доспехах. Непременно подсунете нам гетмана, или лихого атамана, на худой конец гениального Аттилу. Двести лет назад народу пудрили мозги, сто лет назад народ утопили в крови, а как всё пройдет теперь? Придется постараться, чтобы заставить меня поверить в очередную ложь.
- Ну а если лжи не будет?!
- А что будет, правда? Чья правда, моя или ваша?  Всё равно соврете, не вы так кто-нибудь другой.
- Давайте выслушаем вашу правду.
- Правда, в том, что ещё 150 лет назад тут был приют для вдов. Артель на самоуправлении. В приют сходились те, кто успел много раз разочароваться и в боге и людях. А уж за тем, 25 лет спустя приют прибрала к рукам православная церковь. Вышел монастырь, историю которого мы обязаны отныне чтить и скрупулезно изучать, - язвительно заключил рыбак.
- Пусть так. Я не вижу ничего плохого в монастыре.
- В таком случае, что плохого в том, что монастырь большевики закрыли, монахинь и послушниц разогнали, а поселили детское ПТУ? Или то же скажете, что эти примеры не сопоставимы?
- Насколько они сопоставимы, мне трудно судить. А вы с легкостью судите.
- Череда насилия началась задолго до прихода большевиков, - убежденно выговорил он. – Однажды началось и не скоро остановится. Стены приюта будут переходить из рук в руки ещё не один раз, пока не превратятся в развалины.
- И развалины живут своей жизнью. Одно переходит в другое, некогда зародившаяся жизнь не исчезает бесследно.
- Вот! -  проговорил рыбак, чуть не подпрыгнув от удовольствия. – Но меня всегда возмущает, насколько самоуверенно «отцы основатели» подсовывают мне очередную халтуру, под видом истины в последней инстанции.
- Теперь, после войны, на руинах империи, никто ничего уже не подсунет.
- Ооо, как вы заблуждаетесь! Не просто подсунут, а устроят так, что вы сами откроете её, истину. Явитесь к себе на кафедру, а они с важным, сочувствующим видом изрекут – «вот, старина, сам видишь, как оно выходит, а по-другому никак. Никак, по-другому!»
- Есть ценности, не «отцов основателей», а от матерей к младенцу с грудным молоком.  А всё остальное, символика. Идеология. И что они значат теперь, после войны? Когда пошатнулись и разрушены все имперские условности. Может, стоит предположить, что правда каждого человека и есть основа нашей будущей государственности?
- Ладно. Повитайте в облаках, а мне пора. Я бы очень хотел, чтобы вы закончили раскопки и сами убедились, что курган пуст.
 
Странный разговор. Я много раз примечал для себя конфликт местного населения с памятниками истории. Человек живет в противостоянии укладу. В любой удобный, подходящий момент человек стремится разрушить уклад. Так происходило со всеми цивилизациями, а разрушителей история нарекла варварами. Обычные люди своеобразно, по-особенному оценивающие себя в окружающем мире, но варвары. И так будет всегда. Нельзя навязывать своё представление о мире людям. Придет время, и люди его разрушат. Вот и теперь я познакомился с человеком, чей род веками жил в этих местах и был по сути вне истории. Этих людей с их чувствами, жизнью, философией, не было до сих пор. В другое время и я бы его не заметил, прошел мимо. Но сейчас, после войны, после тотального опустошения, после гибели империи бывшей домом для миллионов, люди чувствуют себя осиротевшими. Вышвырнутыми на улицу дворнягами. Дворняжка заглядывает в глаза прохожему в надежде на сочувствие. Она лелеет надежду отыскать новый дом, нового хозяина. Случайная встреча, нечаянный разговор, способны внести перемены в нашу жизнь. Это происходит в те минуты, когда человек внутренне подготовлен к переменам. Тысячи дворняг с потерянным выражением на лицах бродили улицами города, но тут жил другой мир, вне истории империи. Тут жила иная история, органическая. Почва, чернозем, в постоянном движении, перерождении. Тут нет устоев, правил, из органической истории вырастает история государственная. Но как неблагодарный пасынок, официальная история вскоре забывает свои истоки и начинает жить своей собственной жизнью. И начинается противоречивое противостояние двух историй - государственной и органической. Именно поэтому люди с такой лёгкостью и без сожаления разрушают памятники официальной истории. 
Я внезапно осознал, каким образом моя работа вторгается в уклад сложившегося вокруг меня равновесия. Заявлял о себе характер. Это он, внутренний голос человеческих страстей, чувств, настойчиво требовал деятельности. И не простого, ничтожного критиканства, а полноценной деятельности с лопатой и уступом в руках. Впрочем, иногда, представляя себя Прометеями, первопроходцами, мы и не подозреваем, насколько искусно нами управляют, манипулируют.
Утром следующего дня, ко мне явился настоятель. Я увидел его в раскрытое окно прогуливающимся по тенистой аллее в сопровождении директора ПТУ. Миниатюрная рука торчала из рукава, тонкий указательный палец походил на изящный перст архангела. Настоятель с внушением размахивал им перед лицом директора ПТУ, что-то рассказывая своей скороговоркой.
- Да, да, какой грех, грех какой, - отвечал директор, поникнув головой.
- Святотатство, унижение чувств верующих. Нельзя допускать своевольства, - рассказывал настоятель. – Детям с малых лет следует внушать страх.
Ко мне настоятель вошел один. Долго говорил о погоде, комсомольцах, разрушивших обитель, трудных временах. Наконец, перешел к делу:
- Вам, очевидно, в одиночку будет трудно организовать работу. Мы заинтересованы в скорейшем окончании вашей миссии, так сказать. Предоставим всё необходимое и специалистов, и средства, какие понадобятся. Руководитель ПТУ меня поддержал, у них есть экскаваторщик, в работники обитель направит послушников. Инвентарь, какой потребуется, можно использовать. Приступайте.
Работа закипела на следующий же день. Слой за слоем я скапывал грунт с бортов раскопа, сметал кисточкой пыль очередного уступа, показавшегося из земли. Я чувствовал, как во мне вызревало важное решение. Интуитивно я соглашался с мнением рыбака. Скорее всего, курган был пуст. Нужно было изменить алгоритм поиска. Разрушить собственное понимание всего чему меня учили прежде, и что успел постигнуть сам в стенах университета.