Солнечный луч

(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания".)

Сегодня был натруженный день: всё время звонил телефон – коммутатор путал связь, и доставалось мне. Вызывали Соколовского, Линиченко и Яковлева, супруга Зои Константиновны вызывали два раза, но я невинным голосом отвечал: «Вы не туда попали». Барышни строгим голосом переспрашивали меня, не тот ли я, но я упрямо отвечал – не тот. Однако мне надоело сидеть у телефона, желаемого звонка так и не было – я решил выйти на улицу, прогуляться. Вечер был синий, парк перегружен народом и мне пришлось уйти, хотя очень не хотелось.
У порога, я ещё снимал пальто, раздался вызов, телефон трещал как обезумевший. Я, всё ещё надеясь услышать желаемый голос, поднял трубку. Голос барышни куда-то пропал, а вместо него послышалось урчание. Мне стало интересно: день с причудами связи продолжился столь необыкновенным образом. После треска и жужжания послышался человеческий голос. Он поздоровался странно:
  - Я пришёл уведомить вас о недостойных действиях её величества королевы.
Я спросил довольно сухо:
  - Сударь, извольте представиться.
  - Нет, нет! Мне не нужно никаких ваших представлений, - и недовольным голосом продолжил, - я не намерен долго с вами разговаривать. Пообещайте мне, - тут он по-французски вставил слово, в переводе означающее «мой принц», - что никогда не будете затевать разлада в этом благопристойнейшем семействе.
Я бы мог обещать, но меня это никак не касалось, и я ответил:
  - Любезный господин, вы не представились, позвольте мне продолжить так вас называть. Я не являюсь искомым лицом, и ваша речь не затронула струны моего сознания. Я не являюсь принцем и ко двору не представлен.
Голос настойчиво меня перебил:
  - Позвольте, любезнейший, мне сейчас не до шуток, какие-то ваши струны я не задел, но заденут обстоятельства и вашему высочеству это не понравится. Я не говорю о смерти, нет, но она очень близко, мой принц.
Я больше не стал препираться: драгунский офицер должен помогать людям в беде, тем более королевской крови. Всё больше я думал о розыгрыше друзей, коих не так много ещё пребывало в сем мире, но сомнения были. Не так они досужи, чтоб устроить мне (в переводе с французского) «розыгрыш через палочку с подставой». Поэтому, немного разозлившись на себя, а больше на него, спросил, не стесняясь в выражениях:
  - Сударь! Какого чёрта вы мне указываете на какие-то обстоятельства? И смерть мне не угрожает, я не на войне, сударь!
  - Пока. Вы сейчас не можете всего знать, но придёт время, - голос умолк и молчал несколько минут, потом хриплый бас проговорил, - время кончено, сир, ваше время истекло, - и трубку повесили.
Нет, это не коммутатор, девушки соединяют, спрашивают, называют фамилии, но здесь связь другая. Куда я попал? А лучше: кто нашёл меня в этом пространстве? До меня не дозвонились, но звонки были, много звонков… Что-то со связью – решил я и, не задумываясь, лёг в постель - на четвёртой странице уснул.
Утро выдалось серым, дождь ещё не начинался, но вот-вот будет, об этом говорили серые тучи. Я нехотя встал, оделся: приведение себя в порядок заняло не меньше часа, как всегда. Дела состояли в объезде некоторых господ и вручения им предписания. Бумага важная, и мне надлежало лично, лицом к лицу, вручить оную господину из моего списка – лиц отчасти мне знакомых. Но и в это утро всё шло наперекосяк: одного нет дома, другой – давно уволен и давно не на службе, третий…, и так до седьмого, в списке он значился последним. Господин, имя которого не буду указывать, сослался на боль в спине, остался лежать, в то время как я стоял и вычитывал главное из сказанного на бумаге, за что получил его расписку. Дело считалось сделанным, и я собрался уходить. Вдруг ко мне обратился голос, не похожий на голос хозяина этой квартиры:
  - Вы здесь? Наконец-то, еле дождался!
  - Кто вы? – всё ещё не видя собеседника, спросил я.
  - Войдите в комнату. Не в эту, а в правой двери солнышко, видите?
  - Нет, не вижу. И правой двери нет.
  - Как нет? Вот же она! – и он толкнул дверь.
Это была не дверь, а маленькая скважина в ней. Ключ торчал, видимо, с другой стороны. Толчок отбросил ключ, и свет струйкой залил всё пространство, дверь открылась сама.
  - Входите, входите – жду.
Это был немолодой человек в фетровой шляпе с высокой тульей и узкими полями, цвет напоминал брусничный, иногда переливался до тёмно-синего. Шляпа передавала настроение хозяина: красно-бордовый – не удовольствие, так я определил впоследствии. Тёмный человек, а он был жёлт лицом до такой степени, что казался тёмным, голос скрипучий. Я испугался, когда подумал о вчерашнем телефонном разговоре. Несомненно, это тот человек. Он уловил моё замешательство.
  - Ничего, пришлось применить небольшую уловку, и вот увиделись. Вы всё ещё, мой принц, не доверяете мною сказанному предупреждению вашему высочеству. Понимаю, понимаю, вы до сих пор считали меня не тем, кому можно доверить истинное лицо, - он поклонился и продолжил, - но я не надеюсь, что ваше высочество выслушает меня до конца, поэтому припас, - он достал из-за пазухи свёрнутый конверт, - вот это.
  - Что это? – недоверчиво спросил я, протягивая руку к конверту.
  - Нет, позвольте мне, - и он открыл конверт, в нём значились буквы латинского алфавита в порядке слов, но прочесть мне их не удалось. Будто знаю, а прочесть не могу.
  - Что здесь написано?
  - Здесь написано, что вы король, будущий, конечно, - добавил он без тени иронии, - будущий, мой принц. Это завещание короля, завтра он умрёт, и вы останетесь наследовать всё королевство, - он обвёл вокруг рукой, - вот это всё.
Я снова подумал о розыгрыше, но ничего не сказал, ждал продолжения. Незнакомец помолчал, ожидая моей реакции, но увидев моё безразличие, принялся с жаром доказывать необходимость наследования престола, потом заявил:
  - Послушайте, мой принц, пока мы «чешим» с вами языками, происходит чудовищное преступление. Сегодня только было объявлено об окончании войны и вот уже армейские начали поход на столицу. Ваш батюшка, - он кхмыкнул в руку, будто проговорился, - не ожидает удара, он жаждет примирения, но войска требуют закончить войну с победой и захватом вражеской территории, - он помолчал, думая как лучше сказать, чтобы не выдать лишнего, - и вот теперь, когда король ослаб, защитников короны не так уж и много, - тут он снова сделал паузу и оживлённо продолжил, - его поддерживать не хотят, нет темперамента, бойцовской силы, характерной для королей, - но, всё более оседая, и замедляя речь, он закончил, - власть должна быть в руках у сильного человека. Я должен удалиться.
Спустя какое-то время я сидел позади кучера и обдумывал происходящее со мной: причём здесь луч солнца? Как я нашёл двери, если там их не было? Ключ упал, и дверь отворилась, да и свет разлился повсюду. Что-то в этом мне казалось отчуждённым от моего мира. Через несколько домов я слез, заплатил кучеру и пошёл к крыльцу, рассуждая всё о том же. Крыльца не оказалось, я шёл по неизвестной мне улице: все дома неизвестны и относительно стары по сравнению с привычными. Дом мой превратился в старинный сруб: наши плотники не кладут так брёвна и тешут не так. Улица всё больше превращалась в грязную, убогую, не прибранную: всюду виднелись обрывки тряпок с женской кровью, посеревшая бумага с написанными каракулями. Это были знакомые с виду буквы, но их значение не удавалось осознать. Я перестал всматриваться в буквы. Дома, будто, исчезли из видимости, я оказался вдруг на балконе дворца, это не наши дворцы с позолотой, изваяниями и т.д., дворец – по моему ощущению. Сокольничий, я определил по наряду, ходил взад и вперёд вдоль серой стены дворца. Позже я обнаружил солдат в таких же одеждах эпохи царя Иоанна, она была на всех марширующих вдоль стен дворца солдатах и, приглядевшись, увидел ещё несколько служивых разводящих. В доме-дворце чинно прохаживались слуги, послышались возгласы:
  - Ваше величество, ваше величество! – и троекратное приветствие, напоминающее русское «ура».
В комнату, напоминающую тронный зал, вошли трое мужчин. Один из них сед волосами и строг ликом, так и хотелось бы сказать мне, но я, вопреки действию, не вжился в роль средневековой жизни, и стоял, прислонившись к балконной двери, которая состояла из не тонких досок, срез был виден. «Не такие уж мастера, эти средневековые люди», - я подумал так, но разговор в зале стал интересовать меня больше. Начиналось всё с поклонов и речей о существах бытия:
  - Все, от мала до велика, существуют ради процветания и достоинства вашего величества, - и т.д.
Это длилось минут пять, но король, очевидно, это был он, слушал с удовольствием и не прерывал. Однако слуга решил по-иному и стал излагать суть вещей:
  - Ваше величество, это не терпит отлагательства, надо решить сию же пору.
В этот момент в зал ворвался слуга с криком:
  - Победа, государь!
Король был разгневан, но сдержал гнев.
  - Рассказывай.
  - Повстанцы захватили северную часть острова, но верные вашему величеству войска освободили все прилегающие к морскому побережью земли. Враг уничтожен! – торжественно выкрикнул посланец.
  - Мерзавцы! Я же приказал не трогать никого! Там не должно быть битвы, это мои слуги, мои подданные. Всех к суду! – это он почти выкрикнул, но не потерял при этом достоинства. Присутствующие слушали молча, пока младший, воспользовавшись замешательством, отрывисто не сказал:
  - Ваше величество, вы не совсем поняли смысл: войска воюют не от вашего королевского, - он с почтением поклонился королю, - имени, войска идут под флагом принца, сын ваш занял престол.
Король опустился в кресло, голова безвольно повисла. Судорожно хватая воздух ртом, король произнёс:
  - Принц, мой сын…, - и умер, так показалось всем, но я подумал: «Он в беспамятстве». Однако через минуту-другую он пришёл в сознание и тихо, я еле расслышал, произнёс:
  - Он совершил кару, я не смог удержать, теперь погибнут, а мне, королю, плач.
Он уснул или тихо склонил голову на грудь. Трое слуг притихли, ждали следующего «возвращения» короля, но он умер – на этот раз навсегда. Поняв это, слуги стали распоряжаться. Тело унесли, тронный зал остался неосвещённым, с тихим шорохом пробежала мышь. Я стоял и думал о событиях, невольным свидетелем которых я сейчас оказался.
Картина сменилась полным спокойствием, это хоронят короля. Прекращена дробь барабанов, слуги несут гроб на плечах, воинских почестей не отдают – не достоин король. Принц на коне отдаёт честь, не спускаясь с лошади. Ритуал закончен, гроб с телом отца принц велел оставить в часовне.
  - На вторые сутки похороним, - сказал он слугам.
Траурная карета остановилась, гроб с телом короля был установлен, приказ выполнен. Принц с военной свитой отбыл из дворца, война продолжилась с ещё большим накалом. Трон занял наследный принц, но коронование отложил он сам – «до победы».
Настало время поразмыслить над случившимся. Король и вправду болел трусостью, но в этот раз он знал больше, чем сообщил сыну, а тот решил превзойти отца во всём и победил. Оставил лишь горстку сопротивляющихся людей, но они не сегодня-завтра будут взяты в плен или убиты. Триумф должен быть полным. Похороны короля больше не заботили принца, и слуги похоронили по обычаю предков, не предавая земле: в каменный грот поставлен был постамент, на него из камня установили саркофаг, тело переложили туда, накрыв последнее пристанище короля тяжёлой каменной плитой. Надпись гласила: «Здесь покоится король всех земель под небом». Было ли это так? Читателю не дано будет узнать, но тело умершего короля ещё не раз окажется в центре внимания. Почему? Неуспокоен прах, не сделано главное – король ушёл не в ту дверь.
Я ещё тогда не представлял себе всей сложности поставленной передо мной задачи. Дело выглядело так, что я, оказавшись в чужом мире, стал невольным свидетелем программы действия. Из неё следует, что король сам лишил наследного принца престола, назначив на его место меня. Моё имя вам, читатель, ничего не скажет: назовусь я Андреем, Егором, Александром или другим именем – к королевской семье не имел я отношения. Мои братья, я, отец и много-много предков по мужской и женской линии были служивыми людьми на благо царя и отечества. Царской крови не имел, а королевскую – откуда взять? Поколений пять не имели иноземного происхождения, только вот шестое, если взять отца, можно определить немецкую ветвь, но было ли это связано с этими событиями? Я решил оставить поиски связи, и направить мысль в направлении, сказанного мне чудаковатым господином. Что можно изменить в происходящем? Наследный принц – принц крови наследует за королём-отцом все земли, людей, корону. Я же – таинственный житель другого мира, с назначенной мне судьбой, вмешиваться в действия других людей – моих далёких предков? Скажите – мыслимо это? Нет! Я решался только наблюдать за происходящим.
Минули сутки как я в прошлом. Что за поступок мне уготован, ради которого я прибыл сюда? Вот идут люди, моя одежда сильно отличается от нарядов этой толпы, и они обращают на это внимание. Мне неудобно будет объясняться с ними, их языка я не знаю. Но он смутно напоминает английскую речь. Слова, произносимые так же, как в современном мне английском (его я знаю хорошо), я запоминаю и решаюсь оперировать в речи ими. Но люди вдруг потеряли ко мне интерес, кто-то уведомил их о брате короля и, состоящих на его службе, людей. Я подошёл под их описание. Толпа, именно так выглядели эти вооружённые люди для меня, замыкалась тремя охранниками королевской семьи, которые в отсутствии принца были без дела. Те лишь посмотрели, обмерив профессиональными взглядами мою фигуру (сложен я крепко, но под одеждой это скрывается хорошо) и прошли мимо. Угрозы я не выказывал, мой всегдашний румянец на лице вызывал симпатии и выглядел я добрячком, хотя доброту свою в жизни не проявляю без надобности. И на этот раз природный вид пошёл мне на пользу. Теперь пора прояснить ситуацию. Я не у себя дома: не поесть, не поспать. И бельё я менял ежедневно, теперь как в боевом порядке – когда случай выдастся. Я решил действовать быстро, не терять драгоценного времени. С принцем мне не удалось увидеться, да и вряд ли был бы допущен. Церемоний явных не было, но охрана следила за всеми, кто приближался к нему. Ехать за принцем, карающим повстанцев, было сродни безумству, но я всё же решился на это. Принц нужен сейчас, когда король, именно он, призвал меня. Я потомок, по его мнению, мог помочь в важном для страны деле и уже в отсутствии короля. Как же я объясню принцу весь ход событий? И что я не могу, и не собираюсь занимать королевский престол. Мои размышления прервал окрик:
  - Господин, вам лошадь?
Я очнулся. Вот ведь что? Здесь лошадей раздают всем желающим…. Я принял поводья и легко вскочил в седло, что вызвало некоторое удивление у слуг: слишком массивной казалась моя фигура, но, привычный к седлу, да на резвой лошадке вмиг догоню свиту принца – я заметил их неспешный отъезд, встречу их за пару миль отсюда и пришпорил лошадку. Однако свита «долго запрягала», но ехали быстро. Лошадь стала уставать, и я перешёл на рысь. Вдали послышались голоса: смена лошадей или непредвиденная остановка. Из осторожности я спешился и вдоль оврага прошёл, ведя под уздцы послушную лошадку. Она мотнула головой, показывая в сторону шума, ей хорошо слышимого, но до меня почти не достигающего. Наконец, я явственно услышал речь, они говорили на ломанном английском, перемежая непонятными фразами. Стоило хорошенько прислушаться, но времени на это уже не было: меня заметили. Лошадь остановилась, показывая мне, что это чужие, незнакомые для неё люди-запахи. Я вскочил в седло и доверил ей вывести меня из западни. Но лошадь, сообразив мой маневр, решила повести меня в бой и безоружного понесла прямо на чужое стойбище. Вместо анализа сложившейся ситуации, я попал в гущу события. «Меня здесь только не хватало», - подумал я и принял угрожающую позу, заведя руку за спину, будто в ней оружие. Мои противники не испугались, не успели: моя лошадь побывала в сражениях и была бойцом – лезла грудью на врагов. Я же мог бить только кулаком. Схватка была недолгой: меня стащили с лошади, не увидев оружия, загоготали. Я выглядел болваном в их понимании. Лошадь косила на меня глазом в недоумении, как же я так не поддержал её действия? Отпущенные мной поводья, она поняла по-своему – повела в бой. Я же стоял связанный и проклинал себя за промах, что может стоить жизни. Лошадь оставалась стоять не привязанная – я бы мог легко вскочить ей на спину. Седло сняли на моих глазах. Зачем им седло без лошади? – недоумевал я, но скоро всё прояснилось. Меня пленили не солдаты короля, а повстанцы – среди них были наёмники. Как могут простые обыватели, взбунтовавшиеся против королевской особы, нанимать иностранных солдат? Это не давало мне покоя. Вслушиваясь в горячий спор этих людей, я не мог ничего из сказанного понять. Это не английский, не французский и не смесь этих языков. Польский я знал хорошо: друзья – поляки, немецкий – как родной: учён с детства. Нет, не знаю, что-то бы напомнило, подсказало, но европейским не пахло. Ко мне не приближались, со мной не разговаривали и не боялись меня, принимая за сумасшедшего. Поодаль ещё пленные, их я узнал – свита, стояли, тесно прижавшись друг к другу. Трое лежали тут же – убитые, может, раненные, но крови нет. Что произошло, догадаться было не трудно. Короткая схватка: и вот убитые, а вот и пленение. Принца здесь нет: он ехал напрямик, а свита с повозками и личной охраной двигалась по дороге. Огорчились ли наёмники? Да. На лицах видно разочарование, но выкуп и с этого поимеют – смекнул я, но что с меня взять, коли у меня одна бумага, писанная королевской рукой? Бумагу я спрятал, но при тщательном обыске её найдут, а там…. Никого не допрашивали, не били, хотя, возможно, урон был с их стороны так же. Но ждали, видно было, ждали кого-то важного, кто и решит, и мою судьбу тоже. Я измерил расстояние до моей лошадки – два сильных прыжка со связанными руками, только улучить момент. Лошадь будто поняла мои мысли и, пощипывая траву, стала приближаться ко мне. Не слишком ли быстро? Могут заметить. Я отвернулся, войдя в роль «дурака». Шум приближающейся кареты, рессоры поскрипывали – ни с чем не спутаешь. Наёмники пошли встречать, не оставив даже охраны, что было удивительно для военных. Моё ожидание было бы непростительным: я как мог с силой оторвался от земли и лёг животом на спину, готовящейся к бегству, лошади. Из-за её нетерпения я чуть не сорвался, но она сумела меня удержать. Дальше, мы неслись от злополучного места, куда несли ноги мою спасительницу. За спиной ещё долго не слышалось погони, но, лошадь, чувствуя больше моего, не сбавляла шаг, а где-то, где позволяла местность, переходила на рысь. После того, как она оценила цепкость моего тела, она меняла рысь на галоп и шагом обходила опасные, на её взгляд, участки. Моя лошадка не была упитанной – сухое, выносливое лошадиное тело, с нещадно выставленным лошадиным хребтом, упирающимся мне в живот. Я терпел, мышцы ныли. Руки связаны за спиной так крепко, что без посторонней помощи их не развязать. Так что я ждал, куда меня занесёт моя спасительница, а там уже буду решать этот вопрос. Невдалеке послышался скрип колеса и плеск воды. Мельница? Да, похоже – звук приближался. Лошадь знала это место – шла спокойно. В стороне слышались голоса – погоня, скорей всего. Это была она – прошла мимо. Я вздохнул спокойно. Лошадь остановилась, ожидая, что я сползу на землю. Затёкшие мышцы отозвались болью. Помогая себе всем телом, я спустился на землю, встав на ноги. Я похвалил мою лошадь, «мою девочку», она что-то в ответ фыркнула и обмахнула меня хвостом в виде наивысшего одобрения. Теперь мы были квиты. Оставалось узнать: было ли это место для меня спасительным? Я потёрся о дерево, но верёвки не шелохнулись – нужна помощь, хотя бы острый нож, но ничего подобного поблизости я не увидел. Выходить к людям готовым пленником – не хотелось: «На, бери меня и делай, что хочешь». Лошадь, сделав свою часть работы, спокойно пощипывала траву: «Ну что, человек, как сможешь ты спасти себя? Свою часть я уже выполнила», - так бы она сказала мне, если б смогла. Я пошёл на шум воды, но из-за деревьев не показывался, открытые места избегал. Вдруг на крыльце дома-меленки, таких мельниц я раньше не видел, но принцип работы оценил сразу, появился человек. «Сто лет ему, не меньше», - подумал я в тот момент. Он меня заметил сразу, хотя я считал себя невидимым для него.
  - Выходи, человек, - он заорал зычным голосом, который не ожидаешь от столь убогого старика.
Я сомневался ещё, но лошадь подбодрила меня ржаньем. Я вышел из укрытия и решительным шагом пошёл к старику. Тот, ни слова не говоря, распутал мои верёвки. Руки занемели, кровь не хотела поступать в жилы. Разминая руки, я благодарил старика, прибавляя из моего словарного запаса выражения, которые характеризовали, на мой взгляд, его поступок, как услугу королю, будущему, добавил я. Он кивнул в ответ.
  - Кто они? – я махнул в сторону недавней схватки.
  - Не наши, - с ухмылкой ответил старик, - сюда не придут, здесь кругом болота.
  - Я не буду отсиживаться, старик, - я перешёл на современный английский, забыв об осторожности, но старик меня понимал.
  - Лошадь привезла, она и вывезет, - благодушно заключил он.
Я согласно кивнул. Старик ещё внимательней посмотрел на меня.
  - Кто ты? Не наш, вроде, говоришь по-нашему, но странно, - он говорил, кивая в такт своим мыслям.
  - Нет, дед, не свой, но и не врагом пришёл, помочь хочу. Где принц сейчас, не знаешь?
Старик махнул рукой на запад.
  - Там. День ходу, - и смерив мою лошадку взглядом, - твоя?
  - Дали.
  - Может больше, не знаю. Я здесь живу, не слежу за принцами, - это он сказал, взглянув на меня.
  - Ого, дед, да ты колдун? – я поправился, - ведун?
  - Может, - продолжать дед не стал и уже, совсем нехотя, добавил, - лошадку побереги эту, не одного так уже вынесла.
  - Поберегу, спасибо тебе, ведун, и за свободу, и за совет.
Я не расчувствовался, только поблагодарил на прощание, но дед понял по-своему:
  - Хорошо, дам тебе ружьё.
Из дома он вынес оружье, о котором в книгах не написано: ствол небольшого деревца, разрезанный напополам, ложбинка для стрелы, но без неё, вместо тетивы – другой кусок дерева. Это не был арбалет. Как «ружьё» работает, он показал на птице. Та, будто специально для этого села на ветку дерева и безучастно поглядывала на нас. Дед прицелился, конструкция из древесины приняла надлежащий вид на локте старика. Бесшумный выстрел, птица вспорхнула вначале вверх и потом камнем вниз.
  - Мой ужин, - довольно заключил дед, - на, это тебе.
Я так и не понял, что было вместо пули, и внимательно стал рассматривать «механизм». Потом вернул «оружие» хозяину.
  - Нет, дедушка, к этому привыкать надо, если есть, - я показал, рубанув по воздуху рукой, - такое возьму, а это оставь себе. Ловко ты себе ужин подстрелил.
Дед лукаво заулыбался, пришелец ему понравился.
  - Есть, дам.
Он опять ушёл в дом и вскоре вынес оттуда клинок, да такой, что и мне, бывалому воину, нечасто в руки попадался: острый, с крепкой сталью. Ножны отсутствовали, что несколько осложняло его ношение, но главное – оружие в моих руках. Я чуть не обнял старика, но удержался и, прижав руку к сердцу, поклонился. Старик ушёл в дом и больше не возвращался. Я подозвал лошадь, вскочил на спину, похлопыванием по шее развернул – сказал:
  - Иди.
И она пошла, петляя местами, ускоряя и замедляя шаг. Мы вышли на поляну, где топи не угрожали, и я направил мою лошадку строго на запад. Дороги не было, под ногами лошади сухая земля. Я не торопил, не подгонял – лошадь сама меняла шаг, находила обход сложных участков, зарослей и, похоже, ей начинала нравиться самостоятельность. Едва не превышая меру, она останавливалась, приглашая слезть с неё. Толи хотелось попастись, толи меня побаловать привалом. Пришлось доходчиво разъяснить, как подчинённому, до каких краёв ей позволено мной командовать. Лошадь согласилась, ведь должна она попробовать все возможности, выдаваемые хозяином. Дальнейший путь не омрачался недомолвками с моей стороны. Приказ идти был понятен моей лошади, как и обозначенное мной направление. Возможно оттого, что путь пролегал через лесной массив, минуя обходные дороги, доехал я уже к вечеру. Огни костров только разгорались, и видны они были издалека, что говорило о самоуверенности принца-наследника. Даже со слабым врагом так не стоило поступать, а этот враг недооценён втройне. Много ума не потребовалось, чтобы понять – принц в ловушке, но об этом не догадывается. Что собой представляла его свита, взятая в плен, я не знал. Возможно – товарищи по играм, но, возможно (я допускал), был и военачальник, которому должно быть место в войсках короля. То, что принц взял власть при жизни короля, наводило на мысль – а нет ли сообщников среди приближённых принца, склоняющих его к пагубным действиям? Увы! Количество наёмников превышает возможности простых повстанцев. Знает ли принц о возможностях противников? Была ли победа ловушкой для верных принцу людей? Сейчас мне предстояло это выяснить. Но как представлюсь принцу? Покажу бумагу, в которой я числюсь в наследниках короля? И что я попал сюда из России XIX века? Сошлёт как сумасшедшего или убьёт как преступника. И то и другое мне не подходило. Действовать пришлось на свой страх и риск. Я спустился с лошади, сказал ей: «Прости, мне пора самому действовать», - она послушно ушла в заросли, явно давая понять, что в случае чего, она здесь. Чудо-лошадку я назвал Симона, но ей это имя не приглянулось, а своё она не назвала.
Я направился в обход лагеря, там сновали люди, охрана в три человека была пьяна, но держалась ещё на ногах. Уныло я продолжил обход, но был встречен негромким окриком. Был ли это сторожевой отряд принца или шло окружение, рассуждать времени не было. По внешнему виду я определил их как разведчиков королевской особы, но повод насторожиться – был. Слишком неуверенно они изображали солдат короля и переигрывали, сами не замечая за собой промахи. Нет, похоже на разведку, но не королевскую. Однако я сделал вид, что поверил и стал излагать свою версию пребывания в зарослях кустарника. Язык их, отдалённо напоминающий английский, с неверным произношением и множеством незнакомых слов, произносимых легко будто родные. Речь я понимал с трудом, меня, было видно, они вообще не понимали. Мой язык жестов их развеселил и установил дружескую основу дальнейших действий. Меня увели дальше от лагеря, где допросили с пристрастием, как они это понимали. Связывать руки при этом мне не стали, оружия не нашли: я сумел сунуть нож в землю, как только услышал окрик. Но теперь из меня не делали дурачка – принимали всерьёз. Говорил со мной седой джентльмен приятной наружности, но не главный в небольшом отряде. Взглядом военного я определил главного, но тот делал вид, что сам выполняет приказы, допрашивающего меня человека. Я принял игру и всячески пытался убедить «начальника», что за пределами лагеря я оказался не по своей вине. Придуманная мной история могла меня охарактеризовать как похабника, сманивающего чужую красотку. В лагере они были: я видел цветные юбки и слышал женский смех. Другого ничего не пришло в голову, хотя мой респектабельный вид всё ещё «излучал» брезгливость к такому виду времяпрепровождения. Но я старался и, наконец, «главному» пришла в голову мысль меня проверить. Мне дали нож и привели к пленному одетому в мундир солдата королевской армии. Мне объяснили, что это не «повеса» вроде меня, а дезертир – я должен его убить.
  - Дезертира будет судить король, а я – не он.
Всех насмешило представление о короле, как о судье для дезертиров. Мой отказ убить без суда грозил мне самому расправой, но негоже мне начинать своё поприще миротворца с убийства невинного солдата, который, на мой взгляд, и не был солдатом: выправка офицерская, солдатский мундир слишком небрежно застёгнут, им такого не позволялось. Спектакль разыгран наспех и за дурачка меня теперь никто не считал, как и за повесу. Я отдал нож главному, как полагается – рукоятью к нему, что немало его удивило и больше насторожило. Я понял – здесь ножи так не подают – лезвием к себе. Моё воспитание и обученность сыграло со мной плохую шутку, но я не растерялся на этот раз.
  - Нож мне не пригодился, но это лишь на этот раз. Моя твёрдая рука будет верно служить новому королю.
Мой ответ, прекрасный во всех отношениях, всё же не понравился «главному», и я знал причину. Повстанцы, это были они, стояли рядом с лагерем принца, и ждали основные силы. Мне повезло быть безоружным и, на их взгляд, смешным до наивности. Меня всё ещё жалели, а беднягу убили на моих глазах, перерезав горло, буднично, без торжества над врагом. Я не вышел характером и одежда на мне не королевского кроя. Чувствовалась ли воинская выправка во мне – не знаю, но гражданским был в детстве и больше не помню этого состояния. Я не обратил внимания на упавшее тело, чем немного приободрил «главного», который явно мне благоволил. Расспрашивать о составе войск меня не стали: попытались, но видя мою полную неосведомлённость, не наигранную, решили, что к войскам отношения не имею, что было истинной правдой. За кого они меня приняли? Я бы мог подумать, что приняли меня за вельможу, если не за родственника принца, но без угрозы на наследование, судя по простоте моего обхождения с ними. Изъяснялись мы просто: часть слов из моего небольшого словарного запаса, жесты и мимика – то, что их неизменно смешило, довершало любой разговор. Я не был связан, но находился под постоянным присмотром. Окружающие меня люди, никто из них, не имели военную выправку. Наёмников среди них я не увидел, слишком громкий разговор вблизи позиций врага мог говорить о неопытности, а так же о бессмысленности сопротивляться им. Полное количество людей установить не удавалось: приходили всё новые, старые незаметно исчезали. Готовились к наступлению, костры не разжигались, но шум создавался такой, что мне уже стало казаться, что весь лагерь принца валялся пьяный у своих палаток. Отчасти так и было. Чуть забрезжил рассвет – началось наступление. Первые ряды угодили в капканы, их наставили опытные воины, не надеясь на безмятежного принца. Это и решило исход сражения. Замешательство наступающих было замечено и, не ожидая распоряжений принца, солдаты приняли бой. Военная выучка сделала своё дело: кто уцелел и смог скрыться, остальные пали на месте сражения. Все люди, меня окружавшие, были убиты, я видел их тела. Меня не тронули: я показал место, где ещё недавно было стянуто верёвками – пленный повстанцев их не интересовал. Зато у меня появился шанс проникнуть в лагерь и поговорить с принцем без церемоний.

II ЧАСТЬ

Не нашлось ни одного дружественного лица: все озабоченно ходили, озираясь, всё ещё не понимая, какую опасность не заметили вовремя. Командиры, служившие у короля, курили, выпуская клубы дыма. Они ясно понимали, к чему могло привести безрассудство принца. Но всё же они были верны ему, и приказы выполняли безукоризненно. Сам принц имел не менее озабоченный вид, что ему, его королевской персоне, явно не шло на пользу. Испуг, видно было, не прошёл: он ходил взад-вперёд внутри палатки, выходил наружу и продолжал прохаживаться. Вид его вызывал смутные подозрения у солдат, что ему не известны последствия им предпринятых шагов. Совет со старшими командирами принц считал недостойным своей особы королевской крови. Что ж, на этой невесёлой ноте я вынужден был напроситься на аудиенцию к наследному принцу, почти королю. Он не хотел меня видеть, ясно были слышны голоса, из чего следовало – король, он уже считал себя таковым, не примет никого из пленников и не намерен «раздаривать» свои аудиенции кому попало. Однако, при упоминании бумаги от его величества, писанной его рукой, заверенной подписью его царедворца, принц помолчал, затем сказал скороговоркой: «Пусть заходит, если это ни какая-нибудь глупость, так и быть, выслушаю». Меня завели к принцу в палатку, предварительно вывернув карманы. Бумагу я предусмотрительно держал в руках, забрать её не посмели. Я без долгих приветствий приступил к сути. Рассказал такой же скороговоркой, чем немало насмешил принца, о своих злоключениях и наёмниках, которые, на мой непредвзятый взгляд, представляли собой силу, неведомую принцу. Выслушав мой рассказ, прочитав королевский указ (он бросил его на стол), принц резко повернулся ко мне.
  - Вы это всерьёз?
  - Нет, - я, не таясь, поведал своё видение происходящего на моих глазах и закончил словами, - престол необязателен.
Мы оба расхохотались. Выглядело это действительно смешно. Принц не обладал навыками стратегии, на это я указал смело, высоко оценив при этом, действия военачальников, благодаря которым была одержана вторая победа, но сейчас по чистой случайности. Я описал ход сражения, как видел своими глазами. Принц хмурился, но я был неумолим.
  - Это не была победа, принц, - я намеренно не называл его королём, на что он ещё больше всматривался в мои черты, - вы и ваше доблестное войско попали в западню.
Ещё раз, но более красноречиво, я описал наёмников, их действия.
  - Если бы здесь были они, а не эти разудалые хлопцы, - я позволил себе это выражение, поскольку крестьянские бунты в России не в новинку и продолжил, - ваша армия уже бы не существовала.
Дальше я набрался смелости и поинтересовался, откуда могла исходить угроза захвата власти? Принц не хотел говорить со мной или сам не знал о существовании такой угрозы. Но предупреждение сработало – столица открыта для захвата, а принц даже не обличён королевским титулом, так спешил к очередной победе. И всё же было заметно, как трудно ему даются эти мысли. Его план не только не безупречен, но и губителен для королевской власти. Его отец прав и прав во всём, это не давало принцу успокоиться.
  - Что же делать? – вырвалось у него.
Хотя вряд ли вопрос был адресован мне, но я воспользовался:
  - Ваше королевское высочество, - я намеренно это подчеркнул, - вернитесь в столицу, войска нужны там, а после созовите воинский совет и выслушайте их мнение. Ваш батюшка-король сделал бы точно так.
Принц согласно кивнул, сейчас он и сам так думал. Однако сделал он совсем по-другому. Мы расстались у палатки, я сделал прощальный поклон, полагающийся для королевской особы. Бумагу за подписью короля он не отдал мне, но взамен дал разрешительный документ, позволяющий мне находиться на ему подвластной территории. Подпись меня удивила и насторожила: это не король, не наследный принц, а простая закорюка. Зная, что с такой бумагой меня остановят на первом же посту, я оценил поступок принца по достоинству: он от меня избавлялся. Что ж, я, не скрываясь, шёл от королевской палатки, что б меня видели и пропустили посты. Задерживать не стали, но грозный вид принца, ясно дающий понять, что я не угоден, был опасен. Я удалился быстро, как мог. За спиной шум усиливался, из чего я понял – лагерь снимался с места. Догонять меня не спешили, значит, уходили в противоположную сторону. Принц шёл напролом. Мне оставалось подумать о собственной безопасности. Я быстро нашёл свой нож, он так и торчал из земли, подобрал к нему ножны, убитых было много. Были раненные, но на них я не стал обращать внимания: помогут себе сами. Я не поощритель повстанцев, их идеология в корне противоречит моей. Лошадь моя где-то здесь, я чувствую её, но не могу заметить. Я заржал тихо, как подзывали чужих коней мои солдаты. Из кустов выглянула голова Симоны, затем исчезла, обойдя кусты, она подошла ко мне и встала. Не надеясь разжиться седлом, я сел верхом, и на этот раз волю ей не дал. Мы направились во дворец. Столица уже пылала. Пока принц гонялся со всей армией за разрозненными группами повстанцев, столица была захвачена наёмниками и разграблялась.
Повстанцы не были едины, начальство удалялось от массы взбудораженного народа, и пыталась вести двоякую политику: за спиной мужика можно и хлеб посеять и смутой распорядиться с выгодой для себя. Таких «полководцев» водилось не один и не два, а один другого хитрей – много. Умирать «за народ» не шли, для такого «примера» брали средний слой повстанцев, огорчённых несправедливостями королевской власти и шли на битву, вдохновляемые лозунгами, придуманными для этого более умными и проворными «полководцами». На место, свергнутых посредством боя, героев-начальников, назначались другие, и до перемирия дело так бы и не дошло, если бы случилось эдакое, да я этому не помог. Теперь по порядку: я не смог урезонить короля, он им не стал оттого, что убили свои. Кто? Не стали дознаваться, чтобы случайно не обнаружить себя в их числе. Повстанцы остались виновниками, но их поблизости никто не видел. Трон свободен, править мог любой, кто хоть как-то подходил бы для этого. Нашлась моя бумага, которую хотели выбросить в топку, но остановила размашистая подпись короля: его руку узнавали все, кто служил при дворе. И в «короткой» свите принца состояли царедворцы из именитых фамилий королевства. Бросить в огонь документ, писанный, редко такое бывало, от начала и до завершающей подписи рукой самого короля, никто не решился. Принц, хоть и назывался королём и велел всем придворным и слугам называть себя королевским величеством, но присягу не давал, на королевском гербе не клялся. Со всем простодушием молодого вояки он ринулся в бой, дабы затмить подвигами славу отцов, но и здесь он просчитался: его военное образование не велось, слушать старших его не научили. Он принц и королевство со всеми своими богатствами лежит у его ног. Заблуждению не придавалось значения, пока отец ещё мог повлиять на сына, теперь же – поздно. Король умер, не дожив до потрясения, умер и его сын, не сумев справиться с королевским саном. Больше наследников у короля не оказалось. Я, упоминаемый в письме как граф Мечсовский Александр (на самом деле я наделён только именем, титул и фамилия мне не принадлежали), является полноправным наследником его, короля, величества. Почему письмо было отправлено именно мне, а не другому Александру, я расскажу позднее.
О моём визите в палатку принца было известно многим и меня быстро нашли у самых ворот столицы, сняли с лошади, чем очень её обидели. Я напомнил своим «ординарцам», что лошадь – собственность его величества и обязан её вернуть в королевскую конюшню. Это очень удивило моих «спасителей», но обсуждать моё задержание они не удосужились. Меня повезли верхом на стройной лошади, знающей себе цену. Расшитое седло говорило о принадлежности и особому статусу – быть второй или третьей по счёту в составе королевских лошадей. Такая честь мне оказывалась впервые. Симона осталась стоять, понурив голову, её «стать» под королевские мерки не подходила.
  - Прощай, Симона, - я махнул рукой на прощание.
Она сделала вид, что не расслышала. Сзади послышался топот, ехали несколько человек. Я спросил у сопровождающих:
  - Наши?
Те замотали головами.
  - К бою.
Короткая шеренга из шести человек построилась для сражения. Пули просвистели над нашими головами. Стреляли с лошадей – могли и промахнуться. Я скомандовал:
  - За мной!
Моя свита состояла, как выяснилось, из закалённых бойцов. Мы напали сразу, не раздумывая, не потеряв ни единого шанса уцелеть. Враг не ожидал нападения: готовились к преследованию и добиванию неприятеля. А мы сами добили их, только сблизились. Бой был коротким, но воодушевления мне не прибавило. Рядом с трупами вражеских солдат, это были наёмники, распласталась моя лошадка. Что она с ними делала? Как оказалась под пулей? Этого я не мог понять. Бежала, наверное, позади эскорта и пуля догнала, может, кто-то из нас и уцелел из-за её пробитой головы. Я спустился с лошади и погладил по голове мою лошадку:
  - Спи, Симона, пусть тебе снятся счастливые сны.
А боевым товарищам объяснил:
  - Она спасла мне жизнь.
Больше задерживаться было нельзя, следом могли приближаться другие всадники. Без надёжного подкрепления нам не выстоять, мы прибавили рыси. На хороших конях, да без опаски, доехали чуть за полдень. Разговор состоялся нелицеприятный: меня пытались унизить, допытывались – зачем мне трон. Я отвечал коротко, по-военному, как мне и полагается:
  - Не понимаю ваших претензий к королевской воле.
И:
  - Сейчас не время расспросов о моей семье.
Так же:
  - Если я не поведу вас в бой сию минуту, вы будете разбиты. Король умер, принц (я нажал на это слово) тоже, вам остаётся подчиниться королевскому указу, который не теряет своей силы и после его смерти.
Тон я выбрал прямой, это мои собеседники учли.
  - Командуйте! – был их вердикт.
  - Приказ…, - далее со всей воинской терминологией, которую пришлось бы объяснять людям вашего времени, я распорядился всему личному составу готовиться к бою. Собрав военачальников, среди которых был и убийца принца, я выслушал доклад каждого, задавая поминутно вопросы, которые уточняли поданную информацию. Пять тысяч воинов под началом одного, далее – в окружение попало ни много ни мало сорок человек, из которых больше половины не годны к службе от ранений. Я намеренно не интересовался убитыми. И так, личный состав другого – пятьдесят тысяч, из которых неверных присяге – сорок тысяч, они и составляют действующую силу «наёмников». Так вот, кто они! Наконец всё становилось по местам. Кто эти предатели, возглавившие бунт против королевской семьи? На этот вопрос пришлось искать ответ самому. Но уяснить пришлось одно – сейчас у них я подставное лицо, кто сядет на трон – вопрос обсуждён и это не я. Изучив лица военных чинов, я доверился одному, но пока тот молчал, заговорив, он перестал мне нравиться – желчь, скука, раздражение. Картину боя он представил как убийство своих своими, но при этом, не выходя за рамки подчинённого. Глаза загорались и тут же потухали. Среди всей воинской свиты, он казался самым разумным, но доверия у него я не вызывал.
  - Предлагайте, - заключил я его слова, - что вы бы сделали на моём месте?
 Он нахмурился ещё больше, но вызов принял:
  - Повстанцы, деревенское отродье, здесь ни при чём, - он потупился, не желая продолжать.
Я знал – среди нас кто-то виновный прямо, может, косвенно в происходящих событиях. А если не один? Кто мог заставить воина короля предать присягу, которую тот даёт на всю жизнь и в старости остаётся верен ей? Я отложил разговор и напрасно, больше с этим человеком не удалось увидеться – был убит сутками позже. Следующий доклад был «царедворский», его слушать я бы не стал, но речь в конце шла о военных потерях короля-отца – они были немалые за всю жизнь. Многие воины предали присягу королю по этой причине – их родственная связь с врагами короля была прямой. Шли служить к победившему королю, а это обида и месть. Многоязычие объяснялось просто – завоёванные народы на одной территории со своим языком и нравами. В конце я спросил напрямую:
  - Кто возглавил восстание против короля?
  - Принц!
Я не поверил своим ушам.
  - Принц? Наследный?
  - Не этот, - кивнув в сторону траурного катафалка, сказал седобородый вельможа с прекрасной осанкой, - тот от другой женщины, она ему не пара, король не женился на ней, но сына признал, воспитал и отдал иноку, чтоб смирению научил.
Здесь вельможа усмехнулся и продолжил:
  - Вот его-то слуги и устроили, стравили своих со своими. А сам поживает, говорят, в божием посте, - ещё раз усмехнулся, - нет-нет да заглянет краля к постнику нашему, говорят…, - он снова приосанился и замолчал.
Военный совет подходил к концу, когда разговор двух военачальников донёсся до моего слуха.
  - Я не буду первый, иди ты, засиделся…
Вероятно будущее сражение, но причём здесь их решение? Но, как выяснилось потом, решали они кому следовать за мной первым. Это вначале насторожило, потом насмешило меня. Я долго привыкал к почестям, оказываемым мне.
Две трети моего войска мне не принадлежало по причине измены. Но воевать с ними не хотелось ни мне, ни подчинённым мне людям. Однако и в стороне остаться нельзя – убьют. Наследный принц гонялся за повстанцами, а его армия таяла на глазах. Новый наследник престола появился, и армия присягает ему. Что будет, если меня, законного наследника престола, убьют? Его власть ничем не будет ограничена. Горстка солдат, не повинившихся и не присягнувших, будет убита. Враги его матери будут уничтожены вместе с семьями, и королевский престол его, со всеми атрибутами неограниченной власти. Что за человек – принц? На что могут рассчитывать люди доверившиеся ему? Принц-наследник тщеславен, но добр по-своему. Не великий стратег, не особенно умён, но напрасно кровь не проливал. За что убили? Эта мысль не выходила из головы.
  - Идём на столицу! – было заключительное моё решение. – Войска веду я, - далее я перечислял своих военачальников-генералов, и давал указания каждому. Постепенно усмешки на лицах исчезали, появлялось благополучное состояние полной сосредоточенности. Моя личная охрана состояла из десяти человек – рослые, крепкие солдаты, мне это понравилось. Но меня предупредил главный из моих подчинённых, что в бой лично принц не ходил, и мне не дадут. Я засомневался в своём превосходстве власти, но согласился. Вести войска и самому вставать под пули – не дно и тоже. Мой нелепый наряд признавали здесь как знак исключительности, что было на руку моему статусу наследника короля. Как будут вести себя солдаты, узнав, что у них намечен новый король? Но свита сделала свою работу быстро, и обученные солдаты вопросов не задавали. Шли в столицу, а у многих там семьи. Сбор протрубили, авангард ушёл вперёд. Боевая разведка, несколько групп пеших, ушла ещё раньше. Моё нововведение понравилось генералам, но их одобрения я не ждал. Основные силы под моим командованием, и замыкал – отряд прикрытия, составленный из солдат на моё усмотрение: я отличался прозорливостью в отношении своих подчинённых. Сюда вошли старослужащие: опытные, ответственные, со сноровкой не лобового удара, а хитростью – умением выждать, подкараулить. Им многие были обязаны жизнью там, в мою бытность на военной службе. Солдаты быстро поняли и оценили мой замысел. За старшего оставил офицера немногим старше себя: крепкий, мускулистый и даже красивый, умные глаза, пружинная походка. От его команды зависит жизнь не только его бойцов, но и всего арьергарда, он как раз и уходил картинно, по старинке. Обозы шли в обход безопасным путём: там были женщины и даже дети, чему я был немало удивлён. Охрану выделил скромную, пришлось вооружить и самих женщин. Они не сопротивлялись, но были расстроены. Во время движения я продолжал вести переговоры с генералами при помощи моих подручных-ординарцев и всегда был в курсе событий. Только охотники, разведка, шли, не давая о себе знать. Небольшая стычка была слышна в полумиле от меня: попали на разъезд неприятеля. Но стихло быстро, из чего я заключил, что попали не мы, а к нам. Тактика была выбрана идеально. Солдаты будто ходили в разведку всегда: были бесшумны и ловки. За весь путь дважды ещё натыкались на противника с тем же исходом, при отсутствии раненных и потерь с нашей стороны. Арьергард принял бой менее кровопролитный, чем был бы, не будь охотников, замкнувших кольцо и не дав врагу отступить. Карты местности, по которой я бы мог ориентироваться, мне не предоставили, возможно, их ещё не научились рисовать. Но по памяти я нарисовал все места, где только пролегал мой путь. Там где я не был, оставлял белое поле, так что с помощью своих ординарцев, указывающих, что располагается в незнакомых мне местах, карта постепенно заполнялась символами и значками, понятными мне. Вскоре и мои ординарцы, шустрые и сообразительные, стали понимать карту, но пока лишь известную её часть. Привычка сказывалась – с картой думается легче. А то, что рисовальщик я хоть куда, это ещё во время моей учёбы было отмечено. Теперь же, как никогда, пригодился мой дар и выучка. Ординарец, который никогда не отходил от меня – юноша, на мой взгляд, лет двадцати пяти, смотрел через моё плечо и одобрительно вздыхал. Теперь, используя карту, нужно нанести на неё силы противника, а с достоверностью здесь всегда было плохо. Поэтому я обозначил стрелками там, где был уверен в их присутствии и пунктиром, где следовало проверить. Карта пригодилась: по всем позициям противника был нанесён сокрушительный огонь. Но обо всём по порядку.
День клонился к закату. Первые ряды из добровольцев добрались до застав противника, но вступать в бой, а тем более обнаруживать себя приказом запрещалось. Пешим строем дошли до предположительного места концентрации противника и стали вести наблюдение. Так же мы действовали и в других направлениях. Наш противник был неплохо подготовлен к возможному сопротивлению. Войска не дремали, ждали подхода основных сил, но охотники поснимали передовые отряды и теперь без «глаз» и «ушей» над нами они были готовы к бою в контролируемой зоне. Но планы были иные: нельзя ударить «в лоб», если силы незначительны, втрое меньше, чем у принца-бастарда. Брать пришлось хитростью. Небольшие по численности отряды оставались на виду у противника, делая вид подготовки к сражению. Производили достаточно шума, чтобы можно было предполагать большое количество наступающих сил. Скрывались за деревьями и охранялись от разведчиков противника передовыми отрядами «охотников», которые убивали или брали в плен особо покладистых вражеских лазутчиков. Мне доложили о приближении малочисленного отряда, состоящего из двадцати хорошо вооружённых солдат противника. Цель выяснить не удалось. Пришлось приблизить их настолько, чтобы «заслон», отряд, замыкающий основные силы, мог подготовить их уничтожение, пленение тоже допускалось при условии несопротивления. Бой длился недолго. Первые конные солдаты пали, остальным было приказано сложить оружие. Наземь полетело оружие, солдаты спешились. У пленных не оказалось документов-донесений, они двигались в сторону предполагаемого сражения. На выяснение времени не было, их связали и отправили ко мне, «своему принцу». Устно передали: «Сопротивления не оказывали, допрос не производился». Времени на допрос у меня не было, но оставлять у себя в тылу солдат, хоть и связанных, было бы легкомысленно. Любой бывший сослуживец мог развязать и предать меня. Убивать королей и принцев у них входило в моду, никто ещё не был наказан. Я обошёл строй пленников.
  - Кто главный?
  - Убит.
  - Цель?
  - Идём на подмогу.
  - К кому?
  - К наследнику престола.
  - Я наследник.
Послышалось хмыканье. Я переспросил:
  - К бастарду? – намеренно не прибавляя «принц».
  - К нему.
  - Что ж, он мой враг и вы мои враги.
  - Расстрелять!
Приказ отдан, послышались щелчки, но не все: я не досчитался двух.
  - Где остальные?
Ординарец смущённо, понимая, о чём речь, смотрел на меня.
  - Проверить!
Через несколько минут самых отъявленных головорезов, как потом выяснилось, вели на верёвке.
  - Расстрелять при мне.
Приказ выполнили. Дело обстояло таким образом: пленные, эти двое, были хорошими друзьями нашим солдатам, тем, кто вошёл в расстрельную группу. Их не пришлось даже уговаривать не стрелять. Если бы мной не сосчитаны были выстрелы, то вражеская разведка пополнилась бы исчерпывающей информацией о состоянии сил принца-наследника, коим себя величал в угоду складывающейся обстановке. Далее приказ следовал: «Незамедлительно убрать в зону сражения виновных в неисполнении приказа». Ими пополнили ряды наступающих, чему те были рады. В других условиях это мог быть расстрел. Вся боевая операция могла быть сорвана из-за жалостливых солдат полупредателей. Мой поступок оценили не сразу, но последствия были бы не столь хороши, если бы я не пожалел своих и без того немногочисленных, таких же одурманенных ложью солдат, которые всё ещё не решались нарушить присягу, данную королю. Я являлся его «прямым» наследником согласно завещанию. Надо было это довести до сведения каждого солдата, идущего в бой. Решение я принял не сразу, но, подумав хорошенько, не стал откладывать. Я объехал все посты со своими ординарцами, но без охраны, показывал бумагу – последнюю волю короля и его подпись, делал наставления перед боем, хвалил за выправку. До поздней ночи под свет костра я рассказывал и показывал королевское завещание, как выяснилось потом – не напрасно. Некоторые, уже решившие сбежать к «правильному» принцу, передумали. Ни один солдат не покинул меня, в бой пошли все.
Утро занималось хмурое, было ветрено, то и дело накрапывал дождь. Ординарцы с приказами объезжали передовые отряды. Враг был рассредоточен – наступление ждали отовсюду, но мы выбрали левый фланг. Там была естественная брешь, в ходе боевых компаний был опыт, когда естественная преграда, которая, казалось, должна защищать от врага, становилась на его сторону, защищая и его от контратак. Решение это я принял самостоятельно, но умные генералы со мною согласились. Позиция, на первый взгляд, не выигрышная стала победоносной. В четыре утра штурм начался: по моей команде первые ряды спешившихся солдат пошли на штурм. Как я и предвидел: здесь менее всего нас ожидали. Бой происходил на моих глазах, и выглядело это как попеременное взятие и отступление. Предварительно, с генералом, атакующим эти позиции, мы договорились об этой тактике. Мы минимизировали потери за счёт огневой поддержке при запланированном отступлении. Только с третьего раза враг смекнул об уловке, но это уже не помогло. Кинув всю мощь, которая имелась на этом фланге, не зная в точности, какими силами владеем мы, они были разгромлены до последнего солдата. Пока подтягивались разрозненные силы противника, мы уже заняли укреплённые позиции врага, и приняли бой под защитой их укреплений. Враг всё ещё сомневался в нашем наступлении на левом фланге, чему я был рад несказанно. Подходившие части были так же перебиты. Солдаты короля уже чувствовали вкус победы и шли к ней, не сомневаясь, на чьей стороне правда. «Бастарды», вначале нахально-оживлённо штурмующие свои же укрепления, слыша бравые крики «за короля!», постепенно превращались в злую массу вооружённых людей, у которых цель оказалась ложью, и исправить её теперь невозможно. Потери у нас были, но не так велики, как у «бастардов», но преимущество всё ещё было на их стороне. Дальше следовала военная хитрость, которую я придерживал в секрете от остальных генералов, знал только мой помощник. Воинская доблесть на поле сражения – мечта каждого солдата, но есть подвиг, о котором могут не узнать. Теперь несколько слов о нём.
После кровопролития, собирая армию «по кусочкам», никто не думает о павших за то, чтобы армия могла вообще существовать – те небольшие группы выживших солдат, которые именовались и будут – армией короля. Центральный фланг, пять тысяч воинов, с седым генералом во главе, взял на себя роль центрального удара, и отвлёк на себя все силы принца-бастарда. Погибли все и дали возможность нам победить. Фланговым ударом мы опрокинули вражью конницу и добили основную силу бастарда. В живых не оставляли, пленных не было. Поняв мой маневр, бастард собирал оставшуюся часть войска, которая едва превышала нас по численности, для удара. Но предвидя эти действия, я приказал рассредоточиться и не дать принцу-бастарду завершить последнюю ротацию войск. Исход всё ещё не был ясен, силы примерно равны, но в бою свежие силы противника – у меня потрёпанные, усталые, даже раненные оставались в строю: в случае победы противника им не миновать расправы. Шли все, кто стоял на ногах, кто не мог идти – стреляли лёжа. Последнее изматывающее напряжение сил, но солдаты действовали строго по приказу, не давая себе послабления. Выполнив свой приказ, они тут же получали другой – это сказалось на бодрости духа. На меня дважды делалось покушение, но их упреждали мои верные телохранители. Свита так же поредела на несколько человек. В меня начинали верить. Я сидел на коне и, даже в окружении свиты и моих ординарцев, был виден моими солдатам. Это вселяло в них уверенность в правом деле. Того же самого у принца-бастарда не обнаруживалось, и видели вражеские солдаты только меня – в королевских доспехах и вымпелом над головой. Это давало разрушительную силу их воображению. И так, бой окончен. Воодушевлённые победоносным завершением кровопролитной схватки над основными силами бастарда, рассредоточившись на мобильные отряды численностью до двухсот воинов, конные и пешие поровну, стали атаковать прибывающие силы на марше, чем усложнили противнику задачу. Такая «мобильность» могла бы стоить королевского кресла не столько бастарду, сколько мне. Мобильные отряды я взял под своё руководство, временно отстранив генералов. Делалось это исключительно ради конечной цели – победы, но отстранением генералов я обидел. Группы были укомплектованы из выживших солдат. Их подчинённость меня мало интересовала, но генералы с этим моим подходом не согласились. Я своим приказом освободил от их почётной миссии командовать войсками, переложив груз ответственности на свои плечи, принца-наследника, тем самым прекратив споры, кому принадлежит тот или иной отряд. «До конца сражения», - успокоил я генералов. Поняли или нет военачальники мой замысел, но единство сохранилось, а мобильность приумножилась. Успех был окончательным, это стало ясно, когда вернулись солдаты со знаменем пойманного брата-бастарда (говорю так, потому что братом он являлся лишь отчасти).
У принца-наследника, моего предшественника, было малое поместье невдалеке от столицы, где когда-то проживала его покойная, к тому времени, супруга. Умерла при родах, за несколько дней до кончины своего мужа. Родился мальчик, известие посланное принцу, было перехвачено в пути, и мальчик уцелел благодаря няне, которая увезла младенца в неизвестном направлении. А поскольку няня была кормилицей, то и ребёнка назвала своим, ей поверили. Ребёнок с няней кочевал из поместья в поместье, не задерживаясь более двух дней на месте, что позволило «замести следы» окончательно. Но умная няня обзавелась бумагой, которая хранилась под платьем. В ней описывались все данные рождённого ребёнка: кто принимал роды, состояние роженицы, и сама кончина так же описывалась подробно. Кольцо умершей матери кормилица носила на пальце, показывая лишь оборотную сторону. Всё это имело последствия благоприятные для мальчика впоследствии. Но к этому мы ещё вернёмся. И так, пленённый бастард был явлен пред мои гневные очи. К тому времени спокойствие, в котором я находился во время боевых действий, завершилось гневом от рассказанных историй издевательств этого злодея над мирными гражданами, не выказывающих должного почтения к своему господину: им выкалывали глаза и «стригли» руки – отрубали кисти рук, чтобы не смели больше противиться его, пока ещё «высочеству», королём, к его чести, он пока себя не считал. До коронации расправу над принцем-бастардом я отложил, несмотря на душащий меня гнев, и доволен этим до сих пор. Наказание было суровым, но не горячным, как могло быть, учини я расправу тут же. Остатки его войска были перебиты в тот же день. Солдаты и сами не сдавались, предпочитая смерть в бою. Раненных, по моему приказу, добивали на месте, что тоже входило в разряд допустимого. К концу дня и началу следующего всё было кончено. Победа оказалась тяжёлой, но полной. Выжившие солдаты, строились неохотно, им не дали времени успокоиться, привести себя в порядок, но я приказал: сейчас, именно в это время я должен благодарить их за службу и верность. Потом будет отдых, почёт и награды, а сейчас я проеду по рядам, увижу их, оставшихся в живых героев, а они своего будущего короля. Без них королевской власти пришёл бы конец и на смену законной власти пришёл бы деспот, который, ещё не придя к власти, уничтожал и избивал свой народ, а после коронации – реки крови полились бы, и никакие повстанцы головы бы не подняли на своего правителя. Всё это было в моей голове, но сказал только:
  - Солдаты, доблестные офицеры и генералы! Я объехал вас до боя и сказал о своих правах на королевский трон. Теперь только часть из слушавших меня тогда, собраны в ряды. Не много, но те, что пали – в ваших рядах. Я благодарю всех вас за службу и верность престолу. Вы сохранили престол от поругания самозванцем. Да, он принц, незаконнорожденный от простой женщины. Зависть, присущая ему, выразилась бунтарством – убийством родного брата и отца. За это он понесёт наказание. Сегодня – последний день сражения, здесь не осталось и трети всех солдат, бившихся за короля, даже четверти, - уточнил я, окинув ряды ещё раз, - моя благодарность не имеет границ! Вы спасли не только мою жизнь, вы спасли целый народ от неправедной власти. Сейчас я отдам приказ на формирование новых частей под командование генералов, что с честью и храбростью приняли бой вместе с вами, солдаты! Каждый из вас получит именное оружие и будет носить приставку – «гвардеец»! Далее, будет выплачено денежное вознаграждение, возможно, не сразу, - я уточнил специально, поскольку ещё не знал состояние казны, что, скорей всего, была ограблена. Я надеялся отблагодарить солдат и деньгами тоже, не забыв, при этом, погибших – их отцов, матерей, жён и малолетних детей, что, судя по всему, принято не было, а потому было встречено одобрительным гулом. Однако, я ещё раз увидев сомнения на лицах генералов, подчеркнул – «по возможности казны» и «не сразу». – Чтобы не было сомнений, вам, каждому из вас, будет выдана бумага с королевской печатью (она всегда была при мне), в которой будет указана сумма и в момент выплаты, оставшаяся сумма будет выставлена до полного погашения.
  - Король будет у нас в долгу, - шутливо прокомментировал кто-то сбоку.
На что я ответил вполне серьёзно:
  - Король не признаёт долг лично за собой, этот долг страны перед своими героями. Я или другой законный представитель королевской династии будет признавать эти выплаты до полного исполнения обязательств.
Гул одобрения.
  - Мои генералы получат земли, имения и имущество, взятые у врагов королевского престола. Офицеры также будут вознаграждены.
Я знал – мои полномочия не так велики, я был наследником, но не королём. Я закончил словами: «Завтра состоится коронация, а сегодня – время для подготовки», - и я ещё раз поблагодарил солдат и офицеров, дал распоряжение о формировании частей по новому образцу, чем немало удивил генералов. Вельможи, привыкшие вступать в дело, когда война, превращались моим приказом в генералов не свободных от несения службы, обязанных быть в местах дислокации вверенных им частей. Умные, немало повидавшие, они не стали меня урезонивать сразу, но, переглянувшись, поняли друг друга с полуслова. Я не собирался ввязываться в дискуссию, полагая, что заботы не дадут генералам-вельможам расслабиться и жизнь заставит, а где и сам, принять верное решение: хочешь служить – выполняй приказ. Команда «вольно» и «разойдись» ещё не была принята в этом дисциплинированном войске, но командиры приняли командование на себя и парад, каким он вдруг оказался, из простого обращения принца-наследника, рядами под барабанный бой промаршировал мимо меня и свиты, состоящей из вельмож-генералов (они успели приодеться), ординарцев и телохранителей.
День уже подходил к концу, как ко мне привели человека, я узнал его сразу – казначей. Он разговаривал с королём и был с ним в момент смерти. Именно он отравил короля, каким образом – оставалось узнать мне. Через третьи лица он решил действовать и со мной, но план провалился. Я уже знал всю подноготную дворцового переворота с именами зачинщиков. Накануне мне были доставлены документы, найденные при бастарде – небольшой футляр с письмами, часть из которых носила частный характер, но пролистать я успел всё. Подчерк, местами неразборчивый, доказывал необходимость ликвидации королевских особ, включая возможного наследника. Указывалось местонахождение беременной супруги принца. Ответов нет, их можно найти при обыске заговорщиков. Все приказы я отдал, и теперь ко мне стекались все арестованные, найденные при них документы, лежали передо мной на столе – оставалось получить признание. Вошёл безжизненного вида человек: «На нём нет лица», - так можно сказать о нём. Разговор тихий, чуть вкрадчивый, отпираться не стал: « Да, находился на службе у его величества принца, писал письма-отчёты, советы давал, но исполнение не брал на себя…» - и всё в таком духе. Сличив подчерк, я указал на ложь в словах: именно он отравил короля. Отрава действовала не сразу – король приходил в сознание, перед тем как умереть. Именно это было в качестве хвастовства указано в победном отчёте. В хвалебном письме принца-бастарда указывалась роль злодея в обретении им престола. Подпись гласила: «Законный наследник престола – принц…, и по-королевски размашистая подпись».
  - С этой бумагой – прямо на плаху.
После усилий палача бывший казначей поведал историю отравления, где главным виновником был повар, замаскировавший «невкусную» отраву сладким соусом. Что так же оказалось ложью: повар умер в муках от своего же соуса, но немного позднее короля. Оказалось, доступ к яствам имели все, включая прислугу. Осторожность не была отличительной чертой короля. Допрошены были все свидетели живые на тот момент. Вырисовывалась картина общего заговора: все знали – король не сегодня-завтра умрёт, а когда это случилось, никто не был удивлён. Распутывать дальше я не стал: неискушённый в дворцовых злодеяниях, я испытал гадливость к каждому предателю короля, будь к молчаливому участнику или хладнокровному отравителю. Хотелось самому задушить подлого убийцу, но равновесие разума велело отдать в руки закона, и пусть суд решает судьбу изменника-убийцы. Деньги казны найдены не были до сих пор, но пройдя по следам принца-заговорщика, золото обнаружили в немалом количестве, что меня успокоило вполне: расчёт с солдатами мог состояться без сложностей с выплатами.
Подготовки к коронации не проводилось. Всё было, как мы бы сказали сейчас, сделано экспромтом, но не совсем. Я выделил особую роль отличившимся офицерам: они несли все необходимые атрибуты для коронации. Но прежде, под барабанный бой и со всеми воинскими почестями был захоронен король и его сын, принц-наследник. Это понравилось не только солдатам, но и простым людям. Свою коронацию я обставил строго по-военному, что было естественно для меня, но народ имел своё мнение на этот счёт. Но последующее моё действие, уже в качестве венценосного правителя успокоило их окончательно. Последовало за коронацией торжественное захоронение павших на поле битвы солдат. Несколько братских захоронений героев и больше – врагов. Списки погибших солдат были обнародованы, обещанное – сдержал. Враги ушли в землю безымянными, вдовы и близкие помощи не получили – таков закон победителей. Генералам подарены земли и имения побеждённых. Офицерам, наградой – повышение в чине и оклад, который недовольных не оставил. Королевство приходило в себя после потрясений: повстанцы исчезли сами собой, разошлись по домам и занялись работой. Гоняться за ними я и не думал, но спустя полгода припомнил битвы против королевских войск – отработали сполна. Два года зачинщики работали на королевство «за баланду», но потом были прощены и вернулись в свои дома. Эта справедливость укрепила королевскую власть, за время правления никто не осмелился бунтовать. Наоборот, каждый год в день битвы устраивались праздники по деревням. Я бы назвал это «Днём Примирения», но для них это было началом новых правил, законов жизни, по которым ты трудишься – значит у тебя в доме достаток. И королю хорошо: никто не воюет против него, а налог или подённая работа не так обременительны как при старом короле, хотя и он жестокостью к крестьянам не был отмечен. Если бы не принц-бастард бунта бы не было. Все, кто был причастен к заговору, поплатились жизнью: бастард первый лишён был головы, остальные – за ним. Все были казнены, причастные к смерти принца-наследника: их было несколько – самые близкие, доверенные люди. Один из отравителей короля, кто выбрал и изготовил отраву, был ею же отравлен прилюдно. Так совершилось справедливое возмездие. Спустя месяц после коронации отыскалась кормилица, которая к тому времени свыклась с ролью матери младенца. Она боялась, и совершенно напрасно, за его жизнь. Бедная женщина бросилась на солдат, желая защитить своего ребёнка, и еле успокоилась, когда ей объяснили суть нахождения сына принца: он сейчас единственный наследник короля и поэтому должен находиться под его защитой и покровительством. А она, его кормилица, будет жить в королевском дворце, и пожизненно будет получать от короля пенсию, как только услуги кормилицы перестанут быть необходимы. Верила ли бедная женщина увещеваниям? А что оставалось? Жизнь показала справедливость обещаний. Няня умерла в полном уединении через сорок лет после описываемых событий. Счастлива ли она была? Её младенец-принц – король уже много лет, а героическое спасение своё в младенчестве он помнил всегда и «матушку», как он называл её, чествовал как родную мать. Теперь обо мне.
Мне сорок лет было от начала истории, сейчас семьдесят. Всё это я описываю сидя в кресле в своём имении N-ской губернии в другой, совсем другой жизни. Действие сей пьесы, именно так я замыслил её в начале, разворачивается из-за солнечного луча. Думаете, я забыл? Нет, читатель, «солнечный луч» всему виной. Он осветил меня тогда и я прозрел. Стали иными истины, я понял цену воинскому подвигу. Мои матёрые хранители тайн, к вам обращаюсь: не таите, не держите «на потом», а вдруг эти тайны нужны сейчас? Должен признаться – была некоторая фантазия…. Думаете сейчас, что «король»? Фантазия – няня-кормилица, ведь как хорошо бы оказалось! Нет! Королём был я и прямых наследников после себя не оставил, но трон передал своему другу, сыну друга, которого в мою честь назвали Александром, воспитывали преемником и был мне сыном.
Ещё напоследок: я умер, сейчас мне ясно, но тогда – переход из одного, вполне мне ясного, состояния в другое, не менее, а даже более суровое, чем та, другая жизнь, было не охватить разумом, не оценить. Готовьтесь, не всем, конечно, «из огня да в полымя», но и в это возможно. Я был королём долгие тридцать два года, умер, упокоен. А сейчас раскачиваюсь в кресле и пишу об этой сокровенной тайне. Как я вернулся? Об этом потом. Потом….
Александр.
Год 2011 от Р.Х. или 42 от неизвестного читателю события.