Цветы и песни Глава 6

Следующая наша с Джоном встреча состоялась совершенно неожиданно для нас обоих – в тот жаркий июньский день мисс Дэйзвелл потащила меня к очередной своей знакомой, которых у нее, судя по всему, было море. Когда я спустилась в гостиную в своих джинсах и футболке, она одарила меня многозначительным взглядом, который едва не вызвал у меня смех. Конечно, для таких людей, как Дэйзвелл, которые живут в ожидании очередной встречи, и, причем, непременно важной, джинсы и футболки казались чем-то недопустимым. В любом случае, у меня не было желания снова надевать платье, поэтому я воспользовалась ее толерантностью, зная, что в этот раз критика в мой адрес все равно не прозвучит.
Когда мы вышли из дома, такси уже было на месте, поэтому у Дэйзвелл не было лишнего повода для нервов, тем более что мой внешний вид уже пошатнул ее нервную систему, и мысль эта каждый раз вызывала у меня смех, сдерживать который было все сложнее и сложнее. За всю нашу дорогу к ее знакомым я ни разу не почувствовала себя женщиной, скорее четырнадцатилетним подростком, для которого все из того, что делают взрослые – лишь повод для смеха.
Через какое-то время автомобиль остановился, и мы оказались у большого дома – одного из тех, что всем своим видом описывают финансовое состояние владельца, у которого помимо вкуса нет еще и меры. Впрочем, мое настроение было слишком прекрасным, чтобы обращать на это много внимания, поэтому я вела себя довольно-таки любезно, за исключением встречи с хозяйкой дома, которая и была знакомой Дэйзвелл. Мисс Мартин была миниатюрной брюнеткой, по возрасту, возможно, чуть моложе Дэйзвелл, но не намного; на ней было атласное платье голубого цвета, которое, по-видимому, стало причиной ее недоуменного взгляда, подаренного моей одежде.
– Кажется, это та самая молодежная мода, о которой говорили по радио, – заметила она, пытаясь звучать услужливо и вежливо, хотя взгляд явно выдавал ее реальные мысли.
– Прямиком с бедных английских улиц, – весело ответила я, подарив ей до ужаса широкую улыбку. – Уверена, Вы нечасто там бываете, поэтому никогда и не видели. Такой контраст по сравнению с Вами, правда?
– Ну что вы, – растерянно ответила мисс Мартин, все еще испуганно улыбаясь.
– Я тоже, если честно, рассчитывала, что Вы оденетесь поскромнее, мисс Мартин, – продолжала я, улыбаясь.
Когда мы вошли в дом, еще более безобразный, чем снаружи, я заметила, что мисс Дэйзвелл, точно так же как и мисс Мартин, выглядела озабоченной, но всячески скрывала это. В большой гостиной было около десяти-пятнадцати человек – может, больше, но первым, кого я увидела, показавшись в дверях, был Джон, выглядевший в тот день как никогда хорошо, вот только с бесконечно скучающим выражением на его спокойном лице. Закинув одну ногу на другую, он одиноко сидел в кресле, подперев ладонью щеку. Переведя на меня растерянный взгляд, Джон словно замер, после чего оживленно выпрямился, убрав от лица руку и даже встал с кресла, словно ученик в школе в момент, когда учитель появляется в классе.
Дэйзвелл и Мартин, появившихся следом, Джон, по-видимому, не замечал.
– О, здравствуйте, мистер Брайер! – Тут же воскликнула Дэйзвелл, будто посчитав, что Джон встал для того, чтобы поприветствовать ее. 
– Здравствуйте, – вежливо отозвался тот, уделив ей всего секунду времени, если не меньше.
– Вы, полагаю, не знакомы с Лизой? – осведомилась мисс Мартин, испуганно глядя на меня в ожидании очередного трюка, хотя совесть моя была чиста. – Наша иностранная гостья сегодня на редкость капризна и практически несносна.
Несколько человек рассмеялось, с интересом глядя на меня, в то время как Джон смотрел на меня уверенным взглядом, улыбаясь так, будто нас связывала какая-то общая тайна – причем, довольно-таки занятная.
– Правда? – он сделал шаг нам навстречу, тут же взяв мою ладонь и поцеловав ее. Его взгляд заставлял меня трепетать.
– Здравствуйте, мистер Брайер, – сказала я, глядя ему в глаза, пока мисс Мартин, по-видимому, не решила, что я и так заняла слишком много его времени.
Когда Джон вернулся обратно в кресло, снова приняв ту же скучающую позицию, я присела на диван, где помимо меня сидел парень, по-видимому, мой ровесник, а рядом с ним – женщина средних лет в брючном костюме.
Оказалось, что все это время они обсуждали какие-то экономические новости, связанные с продажей и закупкой нефти, вот только кого и кому – я так и не поняла. Казалось, что каждый в комнате пытался заполучить внимание Джона, который, все так же подпирая ладонью лицо, смотрел то на одного, то на другого, ничего при этом не отвечая. Он страшно напоминал мне ребенка, который попал на взрослую встречу в надежде, что все будут обсуждать комиксы, в то время как все обсуждают политику, так что я снова почувствовала желание рассмеяться. Единственным человеком, который не обращал никакого внимания на Джона (кроме меня, конечно), был молодой парень со светлыми волосами, который все так же сидел на диване, не сводя с меня взгляда своих больших глаз необычного зеленоватого оттенка.
Когда я обернулась, он тут же спросил, откуда я. Ответив, что я из России, а именно – из Москвы, парень начал рассказывать мне о том, каких русских писателей он читал, а каких нет, но страшно желает прочесть, так что уже через пять минут я пожалела, что решила сесть именно на этот диван.
– А у тебя почти и не слышно акцента, – заметил он проницательно, продолжая смотреть на меня. – Странно, почему они называли его несносным…
Не зная, что на это ответить, я попыталась завести разговор с сидящим рядом на стуле пожилым мужчиной, который сделал комплимент моим джинсам, тем самым заставив меня проникнуться к нему симпатией. Какое-то время мы с ним говорили о музыке, пока парень, которого, как оказалось, звали Томас и ему было восемнадцать, услышав наш разговор, не начал тараторить мне о каком-то французском исполнителе, о котором я, как и пожилой мужчина рядом, никогда и даже и не слышала. Видимо, Томас считал своим долгом ознакомить меня с этим исполнителем едва ли не лично, вызвав у меня явные и отнюдь не беспочвенные подозрения, что еще немного – и он захочет воспроизвести некоторые его композиции.
Несмотря на все попытки Томаса, пускай даже и удачные, привлечь мое внимание, я мало когда действительно обращала на него внимание, лишь изредка поддерживая зрительный контакт, чтобы он видел, что я все же слушала его. Все чаще и чаще я оборачивалась туда, где сидел Джон – его поза не менялась, только вот взгляд стал еще более равнодушным, а ладонь на щеке делала его речь, которая и так была довольно-таки нечастой и даже вялой, еще менее живой. В нашем так называемом «кругу», где говорить, и говорить много и нудно, было позволено лишь Томасу, до меня долетали лишь обрывки фраз оттуда, где люди пытались вести беседу с Джоном. В конце концов, мне даже показалось, что их разговоры круто изменили тему – теперь они, судя по всему, обсуждали различные светские мероприятия, то и дело называя разные имена, ни одно из которых я не знала, в отличие от остальных, даже Джона.
Когда я повернулась в следующий раз, мисс Мартин, восседавшая в нескольких шагах от Джона на стуле с дымящейся сигаретой в пальцах, оживленно рассказывала что-то, глядя при этом только на Джона, словно не замечая его бесстрастного взгляда. Я услышала, как она сказала:
– Вы, наверное, уже слышали, что Смиты устраивают очередной прием завтра вечером?
Она так явно смотрела на Джона, что он тут же ответил, пытаясь звучать заинтересованно:
– Да?
Мартин тут же кивнула, растянув губы в ослепительной улыбке.
– Спасибо, что сказала, Джин, – весело отозвался Джон. – Теперь буду знать, какое место следует обходить стороной завтра вечером.
Его фраза так рассмешила меня, что я впервые за весь день не выдержала, тут же обратив на себя внимание всех присутствующих в комнате, даже Джона, лишь немногие из которых разделили мое веселье, бросая друг другу многозначительные улыбки. Пожилой мужчина, с которым я беседовала, тоже рассмеялся, в то время как Томас продолжал сидеть с довольно-таки мрачным видом, растерянно глядя по сторонам, и, видимо, думая о том, позволено ли ему было смеяться над этой шуткой. Меньше всего она пришлась по душе мисс Мартин и мисс Дэйзвелл, которые явно чувствовали себя задетыми и выглядели как никогда растерянными. Мне нравилось то, что на лице Джона снова была улыбка, хотя он и не смеялся, скорее наслаждаясь всеобщим весельем, которое спровоцировала его шутка, хотя, скорее всего, Джон вовсе и не шутил.
Когда в проигрывателе заиграла медленная музыка, ее сделали чуть громче, после чего люди стали шуточно приглашать друг друга на танец, разбившись по парам. В какой-то момент Томас даже попытался пригласить меня на танец – его миленькое, нежное личико скромно улыбалось, глядя на меня, но я тут же услышала голос Джона за своей спиной:
– Извини, парень, но Лиза уже пообещала этот танец мне.
Когда я встала с дивана, Джон взял меня за руку и притянул к себе, так что я снова почувствовала аромат его одеколона, который вызывал у меня нежные и приятные чувства, о которых мало кому хотелось рассказывать.
– Так непривычно слышать, как ты называешь меня мистером Брайером, – сказал он негромко, глядя на меня сверху вниз своим нежным взглядом.
– Мне тоже, – я улыбнулась. – Так же, как и притворяться, будто мы вовсе не знакомы.
– Это все Джин, со своей особенностью не подпускать ко мне кого-либо, а в особенности, женщин. Кроме себя, конечно.
– Что ей надо? – спросила я, увидев из-за плеча, что мисс Мартин в этот момент была в объятиях какого-то мужчины, но взгляд ее при этом был прикован к нам с Джоном. – Вы деловые партнеры?
– Думаю, ее цели и предпочтения далеки от юриспруденции.
Конечно же, глядя на мисс Мартин, становилось абсолютно ясно, что именно интересовало ее в Джоне – наверное, то же, что интересовало в нем всех остальных женщин и даже мужчин.
– Она тоже не замужем?
– Замужем, – ответил Джон, подбородком касаясь моего виска. – Но это мало кого останавливает в погоне за жаждой наслаждений.
– Джин ведь предлагала тебе стать ее любовником? – спросила я непринужденно, на самом деле сгорая от интереса внутри.
– Да, – просто сказал Джон. – С ней всегда было трудно общаться, но еще труднее было говорить ей правду.
– Правду?
– Я никогда не испытывал к Джин достаточного количества симпатии, чтобы не хотеть свернуть в другую сторону, стоит только увидеть ее на горизонте. – Он помолчал. – Она молодая, красивая женщина, и притом, совсем не глупая, вот только… никак не может понять, что я не могу ответить ей взаимностью на все эти просьбы.
– Она действительно красива, – вслух заметила я, прижавшись к Джону и все еще чувствуя его подбородок на своем виске.
Когда мы продолжили танцевать, молча прижавшись друг к другу, я вдруг почувствовала в животе неприятное, пугающее чувство от мысли, что еще немного – и нам придется просто отпустить друг друга, сесть в разных концах комнаты – Джону среди хозяйки и ее друзей, мне – в компании приятного пожилого мужчины и Томаса, – продолжая делать вид, что мы вовсе не знакомы. Никогда еще в жизни я не чувствовала такого тепла, но и страха от мысли, что тепло это может закончиться, что все это может закончиться, как будто все мои чувства были всего лишь выдумкой, всего лишь моим детским воображением.
Я ощущала себя ребенком, я знала, что была ребенком в тот момент, когда Джон прижимал меня к себе, держал меня в своих надежных руках, не давая этим людям коснуться меня, даже видеть меня. Не знаю, от счастья, либо же от боли, но я просто закрыла глаза, прямо-таки зажмурилась, едва сдерживая гримасу испуганного ребенка, которого берет на руки заботливая мать, или отец, или же кто-то еще, кого он, несмотря на всю несознательность своего возраста, так сильно любит. Музыка была прекрасной – невероятно грустной, невероятно нежной, просто невероятной, так что я испугалась даже, что заплачу, тут же показав собственную детскую сущность, несмотря на все мои попытки быть женщиной. В тот момент мне не хотелось быть женщиной, не хотелось чувствовать себя ею, – мне хотелось быть ребенком, которого закрывал от внешнего мира своей любовью человек, имя которого было Джон.
– Я бы забрал тебя отсюда прямо сейчас, – тихо сказал он после долгой паузы. – Если бы я только мог – ох, черт возьми, если бы только они перестали смотреть на нас так.
Мои глаза были закрыты, но я понимала, о чем говорил Джон. Конечно, можно было поддаться безрассудству или чему бы там ни было еще, и просто сбежать от них, не боясь шквала сплетен, которые тут же посыпались бы за нашими спинами, но мы не могли позволить себе этого. Когда песня подошла к концу, я открыла глаза, и, поймав взгляд Джона, такой нежный и заботливый, что хотелось отвернуться, отпустила его руку, тут же изобразив притворный поклон, каким обменивались танцующие пары в 19-м веке. Все было так, как я и рассчитывала: минуты счастья подошли к концу вместе с музыкой, дав нам понять, что мы снова и снова должны были изображать, что общество это нам вовсе не противно.
Вернувшись на диван, где меня ожидала все та же компания – пожилой человек, Томас и женщина в брючном костюме – я оказалась полностью поглощена собственными мыслями, так что мне даже не хотелось снова заводить разговор с этим мужчиной, который достал из кармана пачку сигарет, тут же предложив ее женщине в брючном костюме и Томасу, который вежливо отказался.
– Вам не предлагаю, – обходительно сказал он, всего на мгновение подарив мне многозначительный взгляд, разгадать который было под силу лишь нам двоим.
– Неужели так заметно? – тихо спросила я.
– Что вы несовершеннолетняя? Конечно, нет, – он зажег сигарету. – Поверьте, это лишь потому, что я старик. Старикам всегда лучше видно, когда кто-то младше их.
Я продолжала молча смотреть на него, в то время как женщина в брючном костюме сразу оживилась, впервые за все это время подав голос:
– Несовершеннолетняя? Кто? – она с интересом посмотрела на меня. – Вы?
– Нет, я, – оборвал ее пожилой мужчина, имя которого было мистер Нельсон.
Я снова улыбнулась, на внутри меня все еще было беспокойство, смятение. Мистер Нельсон заметил это, сев на самый край стула, чтобы сказать как можно тише:
– Это вовсе не так заметно, как вам кажется, Лиза. Просто не говорите об этом с кем-либо, это лишь добавит вам ненужного смущения. Джону, однако, – он стряхнул пепел с сигареты. – Сказать можно.
– Не так заметно? – Переспросила я все так же тихо, внимательно глядя на мистера Нельсона, который в ответ покачал головой.
– В обществе встречаются куда более громкие случаи, и куда более заметные, чем ваш. Мне кажется, вам не о чем беспокоиться. Хотя в случае с Джоном Брайером ни в чем нельзя быть полностью уверенным – нужно быть, скажем так, начеку.
К сожалению, вскоре мистер Нельсон решил уехать, ссылаясь на какие-то срочные дела, хотя всем присутствующим, кроме, наверное, мисс Мартин, было абсолютно ясно, что человеку всего лишь хотелось поскорее смыться. Любопытная женщина в брючном костюме поднялась с дивана, отправившись в другой конец комнаты – туда, где хотя бы велись какие-то разговоры, оставив нас с Томасом одних. Поначалу он все пытался вывести меня на диалог, но я чувствовала себя чересчур безразличной к происходящему, то и дело поглядывая на часы и раздумывая о том, как долго они еще могли вести эти бессмысленные разговоры, не увлекающие никого, кроме, разве что, Мартин и Дэйзвелл, о присутствии которой я, кстати, совершенно забыла.
В какой-то момент Томас неуверенно предложил мне встретиться снова, и его умоляющий взгляд не дал мне выбора.
– Хорошо, – ответила я, улыбнувшись. Томас действительно казался мне очень милым, поэтому я говорила с ним вежливо, несмотря на то, что ни он, ни его слова, совершенно меня не интересовали.
Когда Дэйзвелл позвала меня, я почти моментально поднялась с дивана, готовая покинуть дом в любую секунду. К счастью, она имела в виду именно это, поэтому я подошла ближе, неловко попрощавшись с Томасом. В момент, когда мы уже было вышли из комнаты, он воскликнул:
– Я заеду за тобой в среду в одиннадцать утра.
– Да, – тупо ответила я, тут же поймав на себе взгляд Джона.
– До свидания, – сказал он по-обычному спокойным тоном.
– До свидания, – и, несмотря на то, что мои слова были адресованы одному Джону, в ответ послышался хор гостей, желавших попрощаться со мной.